Он со вздохом вспоминал о Лхобе и Вангди, Зуке и Ямсо, о жизни в пещере, задумывался о настоящих родителях.
Как-то раз он шутливо предложил Дарье изучать язык кангми. Она рассмеялась и некоторое время прилежно повторяла за ним странно звучавшие слова и фразы, стараясь их запомнить: «ту» — там, «гау» — амулет, «лга» — теперь, «бод-рха» — пусть так будет…
— Данг-чи-канг! — важно произнес Дангу и ткнул себя пальцем в грудь.
— Данг-чи-канг! — с улыбкой повторила Дарья. — Никита, Дангу. Сколько у тебя имен! Ты — как бог. — Она вздохнула и прижалась к его груди. — Как я люблю тебя, мой милый! — Она нежно поцеловала его.
Григорий между тем готовился организовать свое торговое дело. Он часто беседовал об этом с ювелиром, и тот дал ему много ценных советов. Парвезу и его домочадцам нравился этот добрый русский купец с открытой душой. Наконец настал день, когда Григорий вместе с Нанди отправился на Бори-Базар.
Россиянин подошел ко входу в маленькую палатку, пытаясь прочитать надпись на тряпке. Из палатки вылез Николас Кондрелл. Они молча уставились друг на друга. Англичанин несколько секунд как бы ощупывал глазами Григория, а потом, обернувшись, крикнул:
— Эй, Джон! Выйди-ка, тут, кажется, европеец объявился, черт меня побери! — И потом обратился к Григорию: — Mister… em-mm… what country are you from?
Видя, что тот не понимает, он перешел на урду:
— Кис мульк сэ бабуджи?
— Расейский я, купец, Григорий Семенов прозывать, скитаюсь по разным странам, — бойко заговорил тот на урду. — В армии служил, у его величества Петра Алексеевича, в казачьих войсках, да в полон взяли бусурмане-трухменцы. Так вот! — Он улыбнулся.
— Oh! This is what, Russian! — разочарованно протянул Николас. — Moscowite! — Сморкнулся в сторону, и лицо его передернулось.
В это время из тамбу, покачиваясь, выполз детина в белой грязной рубахе, клетчатой юбке и высоких кожаных ботинках на шнуровке. Он был слегка навеселе и что-то дожевывал, вытирая замасленные губы рукой.
— Джон Гиб… Гиб… сон! — представился он. — Приятно встретить европейца в такой дыре! Не хотите ли опрокинуть пиалку виски по этому случаю?
— Благодарствую! Пока нет, — вежливо отклонил предложение Григорий.
— Николас Кондрелл! — прогнусавил человек с морщинистым лицом, ткнув себя пальцем в грудь. И захихикал, обнажив рот, полный гнилых зубов. — Мы из Англии, торгуем здесь, а ты что продаешь, что покупаешь?
— Так вот шафран надобно купить. У вас, вижу, много…
Он снял с плеча котомку, вынул мешочек с золотыми монетами и подбросил на руке:
— Есть чем расплатиться! — Потом подошел к связкам шафрана, лежавшим под большим навесом, и стал щупать, отщипнул немного сушеной массы, потер в пальцах, поднес к носу, понюхал, чихнул, попробовал на вкус. По всему было видно, что он новичок в этом деле.
Николас и Джон, наблюдавшие за ним, быстро перекинулись между собой несколькими фразами на всякий случай по-шотландски.
— Мистер Григорио! — начал Кондрелл. — Мы можем продать тебе вот это, — он поставил ногу на большой тюк.
Дело заключалось в том, что хитрые кашмирцы подсунули англичанам один тюк негодного, пережженного шафрана, что могли распознать только большие знатоки. Надо было от него как-то избавляться, и тут словно сам Господь Бог послал покупателя. Англичане решили обдурить доверчивого россиянина.
Григорий осмотрел тюк, хмыкнул удовлетворенно и сказал:
— Хороший шафран! Почем просите, господа?
— Шафран отличный! Десять рупий за сер, уважаемый! — хрипло пробурчал Кондрелл и незаметно подмигнул Гибсону. Им шафран обошелся всего по пять рупий. — Здесь сто серов!
— По восемь возьму, согласны? — ответил Григорий, развязывая мешочек с золотом.
— По рукам! — радостно крикнул Николас. При виде золота его глаза жадно засверкали. Гибсон нырнул под полог тамбу и через несколько секунд выбрался обратно, держа в одной руке бутылку шотландского виски, а в другой три пиалы.
— Выпьем за сделку! — воскликнул он, раздавая пиалы Николасу и Григорию и наливая спиртное.
— Отчего ж нет! Вот теперь выпьем, господа! — ответил россиянин. Он, не отрываясь, осушил пиалу, звучно выдохнул, хрустнул, закусывая куском жареной рыбы, вытер рукой усы и сказал:
— Господа англичане! Я могу купить у вас всю партию шафрана оптом по семь рупий за сер. Я хочу организовать торговое дело в Дели. Кроме того, я скупил бы у вас и кашмирские шали. О цене договоримся.
Николас и Джон переглянулись.
— Подожди! Мы сейчас посмотрим, сколько у нас шалей. Эй! Джон! Ну-ка лезь на склад и посчитай, — и Николас многозначительно подтолкнул его. — Да и я тоже, пожалуй, проверю, — и они оба исчезли за пологом большой палатки.
— Слушай, Джон! У него в мешочке не меньше пятидесяти тысяч. Ты понял? — зашептал Кондрелл.
— Да, сэр! Маленькая операция трик! И денежки будут наши!
— Ты правильно понял!
— Да, сэр! Вы мне дайте только знак.
— Ладно! Московит нам в Дели не нужен. Хоть и болван, но будет мешать. Давай, действуй! Я отвлеку его.
— Да, сэр!
— Мы согласны, мы согласны! — закричал Николас, вылезая наружу. — Но сначала давай рассчитаемся за этот тюк шафрана. А потом договоримся о другом товаре. Давай выкладывай денежки на стол. Ровно восемьсот рупий и ни пайсой меньше! — Он захохотал, отпил немного виски прямо из бутылки и уставился на Григория. Джон с постной физиономией уселся рядом.
— Я беру! — повторил россиянин.
Он не торопясь запустил руку в мешочек с монетами и начал их выкладывать в две стопки, громко считая. Выложив требуемую сумму, сказал:
— Вот, восемь монет, каждая по сто рупий одна к одной, проверь-ка!
Вдруг Николас дико вскрикнул и нырнул под стол, хватаясь за ногу:
— Меня, кажется, укусил скорпион! Вот тут, смотри! — и застонал, изображая укушенного. Григорий тоже нагнулся и на несколько секунд переключил свое внимание на хитрого англичанина. Этого было вполне достаточно, чтобы Гибсон неуловимым движением опытного шулера подменил монету на столе. Держась руками за ногу и громко охая, Николас скосился на Джона. Тот подмигнул: дело сделано. Кондрелл тут же перестал причитать и проговорил:
— Сейчас мы проверим твои деньги! — и принялся за монеты.
Григорий и Джон внимательно наблюдали за ним. Первый, чтобы удостовериться в правильности счета, второй — ожидая, когда напарник доберется до фальшивой монеты.
— Одна, две, три, четыре, пять, — приговаривал Николас, перекладывая монеты. Вдруг он замолчал, разглядывая одну из них, попробовал на зуб, сплюнул, потом стукнул по столу кулаком, вскочил и завопил: — Ты, вонючий московит! Ты обманщик! Фальшивая монета, вот!
— Yes! Yes! — поддержал его Гибсон. — Swindle! Swindle!
Николас схватил россиянина за горло и начал душить, выкрикивая ругательства.
— Что ты, что ты! — задыхаясь хрипел Григорий, пытаясь освободиться от цепких рук. — Я честный человек, это ошибка!
Они повалились, колотя друг друга, пыхтя, ругаясь, — и покатились по земле. Гибсон улучил момент, по-воровски ловко подхватил упавшую с плеча Григория котомку и закинул ее под полог палатки. Дерущиеся опрокинули стол, и монеты рассыпались по земле. Григорий и Николас все еще дрались, а Гибсон начал собирать деньги и засовывать в карманы, затем подскочил к зазывале, который, раскрыв рот от удивления, смотрел, как дерутся фаренги, и крикнул:
— Эй ты, дурак! Крути трещотку, вызывай сипаев!
Соседям по базару было пока не до того, что происходило у палаток фаренги до тех пор, пока не зазвучала трещотка. «Трр-р-р-р, трр-р-р-р, трр-р-р-р!» — понесся над базаром громкий, полный тревоги призывный ритмический треск…
«…Тр-р-р-р, трр-р-р-р!» — неистовствовала трещотка в руках зазывалы. Торговцы, расположившиеся по соседству, повскакивали с мест и, вытягивая шеи и оживленно переговариваясь, всматривались в сторону доносившихся звуков, пытаясь определить, что там произошло. Постепенно вокруг тамбу англичан собралась толпа любопытных.
Через несколько минут к месту происшествия прибыл смотритель базара с тремя сипаями. Грубо расталкивая столпившихся зевак: «Пошли вон, бездельники!» — сипаи растащили дерущихся и подвели к смотрителю, который важно уселся в тени зонтика на коврике.
— Мусульмане? — грозно спросил смотритель.
— Нет, нет — мы англичане! — угодливо заныл Николас, переводя дух и вытирая вспотевшее лицо рукавом рубахи.
— А я православный, русский! — ответил Григорий с достоинством, поправляя растерзанный халат.
— Проклятые кафиры! Вы почему нарушаете порядок и спокойствие на моем базаре, а?
— Мухтарам! — снова загнусил Николас. — Этот негодяй, — он показал пальцем на Григория, — пытался всучить мне фальшивую монету.
Гибсон закивал, поддерживая компаньона:
— Yes, yes, Siг! Это так! Он фальшивомонетчик! Вот! Вот эта монета! — Он сунул руку в карман, вынул горсть монет, порылся в ней и выудил одну. — Он покупал у нас шафран, мухтарам, и пытался обмануть.
— А ты что скажешь в свое оправдание? — спросил, нахмурившись, смотритель.
— Мухтарам! Я не виноват. У меня не было фальшивых монет. Все свои деньги я получил от личного ювелира субедара Мансур-хана — почтенного Парвеза за проданный ему бриллиант, — степенно ответил россиянин.
— Дай-ка сюда монету, — проговорил тимардар, протягивая руку Гибсону.
— Here you are!
Тимардар повертел монету, поскреб ножом, попробовал на зуб, сплюнул. Верно, фальшивая.
— Он хотел открыть свою торговлю шафраном и шалями в Дели, — добавил Кондрелл.
— Негодяй! Откуда ты и есть ли у тебя фирман на торговлю? — Тимардар подошел к Григорию и тряхнул его за ворот.
— Я пришел из Кашгара, мухтарам, а вообще я родом из России, Северной державы. И фирмана у меня нет.
— А у нас есть фирман, подписанный Его Величеством падишахом Фаррухом Сийяром, и есть дастак, его подписал мир — и — арз. — И Кондрелл вынул из кармана камзола два небольших свитка.
Смотритель базара взял документы, внимательно прочитал и тщательно обследовал. Печати и подписи были в положенных местах. Подлинность фирмана и дастака не вызывала сомнений. Тимардар приложил их ко лбу, потом поцеловал подписи и почтительно вернул свитки Николасу.
— Воля несравненного владыки для нас закон! Мира тебе и удачи, досточтимый фаренги! Хвала Аллаху, ему одному!
Потом он повернулся к Григорию:
— У тебя и дастака нет?
— Нет, мухтарам!
— Проклятый фальшивомонетчик! Ты будешь посажен на кол! Взять его!
— Постойте, постойте! — закричал Григорий. — Я не фальшивомонетчик! Деньги мне дал уважаемый Парвез джи, ювелир, который…
Ему не дали договорить. Повалили на землю, связали за спиной руки и поволокли, избивая, к выходу. Россиянин упирался, кричал, но все было бесполезно.
Николас злорадно хихикал, следуя некоторое время за Григорием и его конвоирами, пнул беднягу напоследок и вернулся к палаткам.
— Джон! Мы обзавелись золотишком и товар сохранили Гип, гип ура! А ты все монеты собрал после этого русского болвана? — спросил он, подозрительно поглядывая на Гибсона.
— Да, сэр! Вот они, все здесь, — и он протянул мешочек с золотом Николасу.
Тот высыпал содержимое на стол и начал сосредоточенно вслух пересчитывать монеты:
— Одна, две, три, пять, десять… сто… двести… пятьсот… шестьсот… по сто рупий каждая, итого шестьдесят тысяч! Ты слышал? Черт подери, шестьдесят тысяч!
Николас высыпал монеты обратно в мешочек, завязал его и подбросил в воздух.
— Джон! Вот так надо делать дела! — Он довольно ухмыльнулся, подергивая плечами, прищурился, так что лицо его стало похоже на печеное яблоко. — А славно я ему навалял тумаков, а? И ты хорошо справился. Ловко подменил монету. Опытный жулик. Я знал, кого брать в компаньоны!
Гибсон подобострастно захихикал в тон хозяйской ухмылке.
Внезапно Кондрелл посерьезнел и сказал:
— Послушай, старина! Мне показалось, что у этого дуралея был на плече мешок. Не ты ли его стащил и припрятал в палатку, а, воровское отродье? Давай-ка его сюда, я посмотрю, что там, а иначе, — и он повертел грязным кулаком перед лицом притихшего Гибсона.
Тот нехотя встал и, недовольно ворча, полез в тамбу. Обдурить хозяина не удалось. Джон уже хорошо познакомился с его мстительным злобным характером. Кроме того, сейчас он полностью зависел от Николаса. Порывшись немного внутри палатки, он откинул полог, высунулся и протянул котомку Григория Николасу. Тот жадно схватил ее, намереваясь развязать, и вдруг, покачав в руках, сказал:
— Эге! Тяжеловата что-то! Знаешь, давай-ка залезем в тамбу. Там посмотрим. Безопаснее. Кругом любопытных много.
И видя, что Гибсон не слишком торопится, Николас подтолкнул его под зад — давай же быстрей, ты, баран шотландский!
Они уселись на ковер, нетерпеливо развязали котомку, вырывая ее друг у друга, и вытряхнули содержимое, надеясь поживиться. Но их жадное любопытство постепенно сменялось унылым разочарованием. Опытные глаза мошенников сразу определили, что здесь не было ничего ценного. Николас переворошил всю кучу, выудил из нее пистолет с радостным восклицанием, засунул себе за пояс, полистал книги, хмыкнул, отбросил их в сторону. Джон тем временем развернул тряпки со съестными припасами и брезгливо отодвинул их. Вот узелок с нитками, иголками и пуговицами, а вот кожаная коробочка с нюхательным табаком, вот поясок с красивой пряжкой, какой-то платок… наперсный крест… стоящего — ничего! Николас вздохнул с сожалением и начал было уже собирать все и засовывать обратно в котомку, как вдруг заметил среди тряпок небольшой, туго завязанный кожаный мешочек.
— А ну-ка! А ну-ка! Посмотрим, что здесь, — забормотал он, принимаясь его развязывать. — Вдруг там монеты!
Гибсон, уже высунувшийся наполовину из палатки и больше озабоченный тем, как бы еще хлебнуть виски, навострил уши при слове «монеты» и вернулся.
— Что там? — просипел он. — Дай-ка мне!
— Пошел! — огрызнулся Николас, отталкивая его протянутую руку. Он просунул пальцы в горловину мешочка и вытащил оттуда что-то плотно обернутое тряпкой и перевязанное шнурком. Прошло еще несколько секунд и… «Ааа-а-а-а-х!» — громкий двойной вопль изумления потряс тамбу. Кондрелл и Гибсон застыли как истуканы, не сводя завороженных глаз с бриллианта, сиявшего в полутьме, словно глаз неведомого животного.
— Пресвятая Дева Мария! — только и смог прошептать Николас, а Джон беззвучно открывал и закрывал рот, страшно выпучив глаза, словно в горле у него застрял кусок.
— Ты когда-нибудь видел такое, а? — шепотом спросил Николас Джона, словно их кто-нибудь мог услышать.
— Нет, сэр, никогда!
— И я никогда. И даже не слышал о таких. Он размером с куриное яйцо.
— Да, сэр!
— За него можно купить пол-Англии.
— Да, сэр! — и Гибсон сглотнул слюну, по-прежнему не сводя глаз с этого чуда.
— А вот и еще один цыпленочек! — шепнул Николас, вынимая маленький камень. — Тоже хорош, дьявол! — Он повертел бриллианты в пальцах, любуясь игрой света, потом бережно завернул их, вложил обратно в мешочек и засунул себе за пазуху, во внутренний карман камзола.
— Слушай, Джон! — так же шепотом продолжал он. — Нам отсюда надо немедленно смыться. Быстро все собрать и отвалить в Дели. К черту шафран и шали. Мы теперь богаче любого короля или падишаха. Этого русского осла могут отпустить, и он явится сюда.
— Да, сэр!
— Ну ладно, быстро пошли складывать вещи и собирать караван.
И они полезли прочь из тамбу. Внезапно Николас остановился:
— Слушай, нет! К черту вещи и товар! Здесь долго оставаться опасно. Давай бросим все, возьмем по две лошади на смену, и сейчас же на перевал. Для отвода глаз оставим обе палатки и скажем караван-баши, что мы ненадолго отлучимся и к ночи вернемся.
Через полчаса англичане выехали с Бори-Базара. Они очень спешили, подгоняли лошадей и часто оглядывались. Сипаи открыли им базарные ворота и обратили внимание, что фаренги свернули по падишахской дороге на перевал Пир-Панджал.
ВСЕ ПРОПАЛО
Нанди, задыхаясь, вбежал во двор дома Парвеза и крикнул:
— Эй, люди! Григо джи на базаре схватили сипаи и куда-то повели.
— В чем дело, что ты болтаешь? — сердито ответил Парвез, быстро спускаясь со второго этажа.
— Григо джи хотел купить шафран и шали, а другие фаренги закричали, что он жулик и поби… поби… ли его. Потом пришел тимардар джи и при… казал, — Нанди все не мог отдышаться, — схватить Григо джи!
Юношу уже обступили домочадцы, слуги, подбежали Дангу и Дарья.
— Правду ли ты говоришь? — Парвез схватил Нанди за рубашку и затряс.
— Да! Да! Все так, клянусь Аллахом!
Дангу сжал кулаки и поднял вверх руки. Лицо его побагровело.
— Я пойду его выручать! Где мой колчан с дротиками? — Он повернулся и двинулся было к дому, но его шею обвили руки Дарьи.
— Ой, любый, нет, не ходи! Это опасно! Ты еще не знаешь, какие коварные и злые бывают люди. Ты можешь попасть в беду! Ты еще плохо знаешь человеческие обычаи.
— Да, ми — люди не похожи на кангми из моего племени, — криво усмехнулся Дангу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Как-то раз он шутливо предложил Дарье изучать язык кангми. Она рассмеялась и некоторое время прилежно повторяла за ним странно звучавшие слова и фразы, стараясь их запомнить: «ту» — там, «гау» — амулет, «лга» — теперь, «бод-рха» — пусть так будет…
— Данг-чи-канг! — важно произнес Дангу и ткнул себя пальцем в грудь.
— Данг-чи-канг! — с улыбкой повторила Дарья. — Никита, Дангу. Сколько у тебя имен! Ты — как бог. — Она вздохнула и прижалась к его груди. — Как я люблю тебя, мой милый! — Она нежно поцеловала его.
Григорий между тем готовился организовать свое торговое дело. Он часто беседовал об этом с ювелиром, и тот дал ему много ценных советов. Парвезу и его домочадцам нравился этот добрый русский купец с открытой душой. Наконец настал день, когда Григорий вместе с Нанди отправился на Бори-Базар.
Россиянин подошел ко входу в маленькую палатку, пытаясь прочитать надпись на тряпке. Из палатки вылез Николас Кондрелл. Они молча уставились друг на друга. Англичанин несколько секунд как бы ощупывал глазами Григория, а потом, обернувшись, крикнул:
— Эй, Джон! Выйди-ка, тут, кажется, европеец объявился, черт меня побери! — И потом обратился к Григорию: — Mister… em-mm… what country are you from?
Видя, что тот не понимает, он перешел на урду:
— Кис мульк сэ бабуджи?
— Расейский я, купец, Григорий Семенов прозывать, скитаюсь по разным странам, — бойко заговорил тот на урду. — В армии служил, у его величества Петра Алексеевича, в казачьих войсках, да в полон взяли бусурмане-трухменцы. Так вот! — Он улыбнулся.
— Oh! This is what, Russian! — разочарованно протянул Николас. — Moscowite! — Сморкнулся в сторону, и лицо его передернулось.
В это время из тамбу, покачиваясь, выполз детина в белой грязной рубахе, клетчатой юбке и высоких кожаных ботинках на шнуровке. Он был слегка навеселе и что-то дожевывал, вытирая замасленные губы рукой.
— Джон Гиб… Гиб… сон! — представился он. — Приятно встретить европейца в такой дыре! Не хотите ли опрокинуть пиалку виски по этому случаю?
— Благодарствую! Пока нет, — вежливо отклонил предложение Григорий.
— Николас Кондрелл! — прогнусавил человек с морщинистым лицом, ткнув себя пальцем в грудь. И захихикал, обнажив рот, полный гнилых зубов. — Мы из Англии, торгуем здесь, а ты что продаешь, что покупаешь?
— Так вот шафран надобно купить. У вас, вижу, много…
Он снял с плеча котомку, вынул мешочек с золотыми монетами и подбросил на руке:
— Есть чем расплатиться! — Потом подошел к связкам шафрана, лежавшим под большим навесом, и стал щупать, отщипнул немного сушеной массы, потер в пальцах, поднес к носу, понюхал, чихнул, попробовал на вкус. По всему было видно, что он новичок в этом деле.
Николас и Джон, наблюдавшие за ним, быстро перекинулись между собой несколькими фразами на всякий случай по-шотландски.
— Мистер Григорио! — начал Кондрелл. — Мы можем продать тебе вот это, — он поставил ногу на большой тюк.
Дело заключалось в том, что хитрые кашмирцы подсунули англичанам один тюк негодного, пережженного шафрана, что могли распознать только большие знатоки. Надо было от него как-то избавляться, и тут словно сам Господь Бог послал покупателя. Англичане решили обдурить доверчивого россиянина.
Григорий осмотрел тюк, хмыкнул удовлетворенно и сказал:
— Хороший шафран! Почем просите, господа?
— Шафран отличный! Десять рупий за сер, уважаемый! — хрипло пробурчал Кондрелл и незаметно подмигнул Гибсону. Им шафран обошелся всего по пять рупий. — Здесь сто серов!
— По восемь возьму, согласны? — ответил Григорий, развязывая мешочек с золотом.
— По рукам! — радостно крикнул Николас. При виде золота его глаза жадно засверкали. Гибсон нырнул под полог тамбу и через несколько секунд выбрался обратно, держа в одной руке бутылку шотландского виски, а в другой три пиалы.
— Выпьем за сделку! — воскликнул он, раздавая пиалы Николасу и Григорию и наливая спиртное.
— Отчего ж нет! Вот теперь выпьем, господа! — ответил россиянин. Он, не отрываясь, осушил пиалу, звучно выдохнул, хрустнул, закусывая куском жареной рыбы, вытер рукой усы и сказал:
— Господа англичане! Я могу купить у вас всю партию шафрана оптом по семь рупий за сер. Я хочу организовать торговое дело в Дели. Кроме того, я скупил бы у вас и кашмирские шали. О цене договоримся.
Николас и Джон переглянулись.
— Подожди! Мы сейчас посмотрим, сколько у нас шалей. Эй! Джон! Ну-ка лезь на склад и посчитай, — и Николас многозначительно подтолкнул его. — Да и я тоже, пожалуй, проверю, — и они оба исчезли за пологом большой палатки.
— Слушай, Джон! У него в мешочке не меньше пятидесяти тысяч. Ты понял? — зашептал Кондрелл.
— Да, сэр! Маленькая операция трик! И денежки будут наши!
— Ты правильно понял!
— Да, сэр! Вы мне дайте только знак.
— Ладно! Московит нам в Дели не нужен. Хоть и болван, но будет мешать. Давай, действуй! Я отвлеку его.
— Да, сэр!
— Мы согласны, мы согласны! — закричал Николас, вылезая наружу. — Но сначала давай рассчитаемся за этот тюк шафрана. А потом договоримся о другом товаре. Давай выкладывай денежки на стол. Ровно восемьсот рупий и ни пайсой меньше! — Он захохотал, отпил немного виски прямо из бутылки и уставился на Григория. Джон с постной физиономией уселся рядом.
— Я беру! — повторил россиянин.
Он не торопясь запустил руку в мешочек с монетами и начал их выкладывать в две стопки, громко считая. Выложив требуемую сумму, сказал:
— Вот, восемь монет, каждая по сто рупий одна к одной, проверь-ка!
Вдруг Николас дико вскрикнул и нырнул под стол, хватаясь за ногу:
— Меня, кажется, укусил скорпион! Вот тут, смотри! — и застонал, изображая укушенного. Григорий тоже нагнулся и на несколько секунд переключил свое внимание на хитрого англичанина. Этого было вполне достаточно, чтобы Гибсон неуловимым движением опытного шулера подменил монету на столе. Держась руками за ногу и громко охая, Николас скосился на Джона. Тот подмигнул: дело сделано. Кондрелл тут же перестал причитать и проговорил:
— Сейчас мы проверим твои деньги! — и принялся за монеты.
Григорий и Джон внимательно наблюдали за ним. Первый, чтобы удостовериться в правильности счета, второй — ожидая, когда напарник доберется до фальшивой монеты.
— Одна, две, три, четыре, пять, — приговаривал Николас, перекладывая монеты. Вдруг он замолчал, разглядывая одну из них, попробовал на зуб, сплюнул, потом стукнул по столу кулаком, вскочил и завопил: — Ты, вонючий московит! Ты обманщик! Фальшивая монета, вот!
— Yes! Yes! — поддержал его Гибсон. — Swindle! Swindle!
Николас схватил россиянина за горло и начал душить, выкрикивая ругательства.
— Что ты, что ты! — задыхаясь хрипел Григорий, пытаясь освободиться от цепких рук. — Я честный человек, это ошибка!
Они повалились, колотя друг друга, пыхтя, ругаясь, — и покатились по земле. Гибсон улучил момент, по-воровски ловко подхватил упавшую с плеча Григория котомку и закинул ее под полог палатки. Дерущиеся опрокинули стол, и монеты рассыпались по земле. Григорий и Николас все еще дрались, а Гибсон начал собирать деньги и засовывать в карманы, затем подскочил к зазывале, который, раскрыв рот от удивления, смотрел, как дерутся фаренги, и крикнул:
— Эй ты, дурак! Крути трещотку, вызывай сипаев!
Соседям по базару было пока не до того, что происходило у палаток фаренги до тех пор, пока не зазвучала трещотка. «Трр-р-р-р, трр-р-р-р, трр-р-р-р!» — понесся над базаром громкий, полный тревоги призывный ритмический треск…
«…Тр-р-р-р, трр-р-р-р!» — неистовствовала трещотка в руках зазывалы. Торговцы, расположившиеся по соседству, повскакивали с мест и, вытягивая шеи и оживленно переговариваясь, всматривались в сторону доносившихся звуков, пытаясь определить, что там произошло. Постепенно вокруг тамбу англичан собралась толпа любопытных.
Через несколько минут к месту происшествия прибыл смотритель базара с тремя сипаями. Грубо расталкивая столпившихся зевак: «Пошли вон, бездельники!» — сипаи растащили дерущихся и подвели к смотрителю, который важно уселся в тени зонтика на коврике.
— Мусульмане? — грозно спросил смотритель.
— Нет, нет — мы англичане! — угодливо заныл Николас, переводя дух и вытирая вспотевшее лицо рукавом рубахи.
— А я православный, русский! — ответил Григорий с достоинством, поправляя растерзанный халат.
— Проклятые кафиры! Вы почему нарушаете порядок и спокойствие на моем базаре, а?
— Мухтарам! — снова загнусил Николас. — Этот негодяй, — он показал пальцем на Григория, — пытался всучить мне фальшивую монету.
Гибсон закивал, поддерживая компаньона:
— Yes, yes, Siг! Это так! Он фальшивомонетчик! Вот! Вот эта монета! — Он сунул руку в карман, вынул горсть монет, порылся в ней и выудил одну. — Он покупал у нас шафран, мухтарам, и пытался обмануть.
— А ты что скажешь в свое оправдание? — спросил, нахмурившись, смотритель.
— Мухтарам! Я не виноват. У меня не было фальшивых монет. Все свои деньги я получил от личного ювелира субедара Мансур-хана — почтенного Парвеза за проданный ему бриллиант, — степенно ответил россиянин.
— Дай-ка сюда монету, — проговорил тимардар, протягивая руку Гибсону.
— Here you are!
Тимардар повертел монету, поскреб ножом, попробовал на зуб, сплюнул. Верно, фальшивая.
— Он хотел открыть свою торговлю шафраном и шалями в Дели, — добавил Кондрелл.
— Негодяй! Откуда ты и есть ли у тебя фирман на торговлю? — Тимардар подошел к Григорию и тряхнул его за ворот.
— Я пришел из Кашгара, мухтарам, а вообще я родом из России, Северной державы. И фирмана у меня нет.
— А у нас есть фирман, подписанный Его Величеством падишахом Фаррухом Сийяром, и есть дастак, его подписал мир — и — арз. — И Кондрелл вынул из кармана камзола два небольших свитка.
Смотритель базара взял документы, внимательно прочитал и тщательно обследовал. Печати и подписи были в положенных местах. Подлинность фирмана и дастака не вызывала сомнений. Тимардар приложил их ко лбу, потом поцеловал подписи и почтительно вернул свитки Николасу.
— Воля несравненного владыки для нас закон! Мира тебе и удачи, досточтимый фаренги! Хвала Аллаху, ему одному!
Потом он повернулся к Григорию:
— У тебя и дастака нет?
— Нет, мухтарам!
— Проклятый фальшивомонетчик! Ты будешь посажен на кол! Взять его!
— Постойте, постойте! — закричал Григорий. — Я не фальшивомонетчик! Деньги мне дал уважаемый Парвез джи, ювелир, который…
Ему не дали договорить. Повалили на землю, связали за спиной руки и поволокли, избивая, к выходу. Россиянин упирался, кричал, но все было бесполезно.
Николас злорадно хихикал, следуя некоторое время за Григорием и его конвоирами, пнул беднягу напоследок и вернулся к палаткам.
— Джон! Мы обзавелись золотишком и товар сохранили Гип, гип ура! А ты все монеты собрал после этого русского болвана? — спросил он, подозрительно поглядывая на Гибсона.
— Да, сэр! Вот они, все здесь, — и он протянул мешочек с золотом Николасу.
Тот высыпал содержимое на стол и начал сосредоточенно вслух пересчитывать монеты:
— Одна, две, три, пять, десять… сто… двести… пятьсот… шестьсот… по сто рупий каждая, итого шестьдесят тысяч! Ты слышал? Черт подери, шестьдесят тысяч!
Николас высыпал монеты обратно в мешочек, завязал его и подбросил в воздух.
— Джон! Вот так надо делать дела! — Он довольно ухмыльнулся, подергивая плечами, прищурился, так что лицо его стало похоже на печеное яблоко. — А славно я ему навалял тумаков, а? И ты хорошо справился. Ловко подменил монету. Опытный жулик. Я знал, кого брать в компаньоны!
Гибсон подобострастно захихикал в тон хозяйской ухмылке.
Внезапно Кондрелл посерьезнел и сказал:
— Послушай, старина! Мне показалось, что у этого дуралея был на плече мешок. Не ты ли его стащил и припрятал в палатку, а, воровское отродье? Давай-ка его сюда, я посмотрю, что там, а иначе, — и он повертел грязным кулаком перед лицом притихшего Гибсона.
Тот нехотя встал и, недовольно ворча, полез в тамбу. Обдурить хозяина не удалось. Джон уже хорошо познакомился с его мстительным злобным характером. Кроме того, сейчас он полностью зависел от Николаса. Порывшись немного внутри палатки, он откинул полог, высунулся и протянул котомку Григория Николасу. Тот жадно схватил ее, намереваясь развязать, и вдруг, покачав в руках, сказал:
— Эге! Тяжеловата что-то! Знаешь, давай-ка залезем в тамбу. Там посмотрим. Безопаснее. Кругом любопытных много.
И видя, что Гибсон не слишком торопится, Николас подтолкнул его под зад — давай же быстрей, ты, баран шотландский!
Они уселись на ковер, нетерпеливо развязали котомку, вырывая ее друг у друга, и вытряхнули содержимое, надеясь поживиться. Но их жадное любопытство постепенно сменялось унылым разочарованием. Опытные глаза мошенников сразу определили, что здесь не было ничего ценного. Николас переворошил всю кучу, выудил из нее пистолет с радостным восклицанием, засунул себе за пояс, полистал книги, хмыкнул, отбросил их в сторону. Джон тем временем развернул тряпки со съестными припасами и брезгливо отодвинул их. Вот узелок с нитками, иголками и пуговицами, а вот кожаная коробочка с нюхательным табаком, вот поясок с красивой пряжкой, какой-то платок… наперсный крест… стоящего — ничего! Николас вздохнул с сожалением и начал было уже собирать все и засовывать обратно в котомку, как вдруг заметил среди тряпок небольшой, туго завязанный кожаный мешочек.
— А ну-ка! А ну-ка! Посмотрим, что здесь, — забормотал он, принимаясь его развязывать. — Вдруг там монеты!
Гибсон, уже высунувшийся наполовину из палатки и больше озабоченный тем, как бы еще хлебнуть виски, навострил уши при слове «монеты» и вернулся.
— Что там? — просипел он. — Дай-ка мне!
— Пошел! — огрызнулся Николас, отталкивая его протянутую руку. Он просунул пальцы в горловину мешочка и вытащил оттуда что-то плотно обернутое тряпкой и перевязанное шнурком. Прошло еще несколько секунд и… «Ааа-а-а-а-х!» — громкий двойной вопль изумления потряс тамбу. Кондрелл и Гибсон застыли как истуканы, не сводя завороженных глаз с бриллианта, сиявшего в полутьме, словно глаз неведомого животного.
— Пресвятая Дева Мария! — только и смог прошептать Николас, а Джон беззвучно открывал и закрывал рот, страшно выпучив глаза, словно в горле у него застрял кусок.
— Ты когда-нибудь видел такое, а? — шепотом спросил Николас Джона, словно их кто-нибудь мог услышать.
— Нет, сэр, никогда!
— И я никогда. И даже не слышал о таких. Он размером с куриное яйцо.
— Да, сэр!
— За него можно купить пол-Англии.
— Да, сэр! — и Гибсон сглотнул слюну, по-прежнему не сводя глаз с этого чуда.
— А вот и еще один цыпленочек! — шепнул Николас, вынимая маленький камень. — Тоже хорош, дьявол! — Он повертел бриллианты в пальцах, любуясь игрой света, потом бережно завернул их, вложил обратно в мешочек и засунул себе за пазуху, во внутренний карман камзола.
— Слушай, Джон! — так же шепотом продолжал он. — Нам отсюда надо немедленно смыться. Быстро все собрать и отвалить в Дели. К черту шафран и шали. Мы теперь богаче любого короля или падишаха. Этого русского осла могут отпустить, и он явится сюда.
— Да, сэр!
— Ну ладно, быстро пошли складывать вещи и собирать караван.
И они полезли прочь из тамбу. Внезапно Николас остановился:
— Слушай, нет! К черту вещи и товар! Здесь долго оставаться опасно. Давай бросим все, возьмем по две лошади на смену, и сейчас же на перевал. Для отвода глаз оставим обе палатки и скажем караван-баши, что мы ненадолго отлучимся и к ночи вернемся.
Через полчаса англичане выехали с Бори-Базара. Они очень спешили, подгоняли лошадей и часто оглядывались. Сипаи открыли им базарные ворота и обратили внимание, что фаренги свернули по падишахской дороге на перевал Пир-Панджал.
ВСЕ ПРОПАЛО
Нанди, задыхаясь, вбежал во двор дома Парвеза и крикнул:
— Эй, люди! Григо джи на базаре схватили сипаи и куда-то повели.
— В чем дело, что ты болтаешь? — сердито ответил Парвез, быстро спускаясь со второго этажа.
— Григо джи хотел купить шафран и шали, а другие фаренги закричали, что он жулик и поби… поби… ли его. Потом пришел тимардар джи и при… казал, — Нанди все не мог отдышаться, — схватить Григо джи!
Юношу уже обступили домочадцы, слуги, подбежали Дангу и Дарья.
— Правду ли ты говоришь? — Парвез схватил Нанди за рубашку и затряс.
— Да! Да! Все так, клянусь Аллахом!
Дангу сжал кулаки и поднял вверх руки. Лицо его побагровело.
— Я пойду его выручать! Где мой колчан с дротиками? — Он повернулся и двинулся было к дому, но его шею обвили руки Дарьи.
— Ой, любый, нет, не ходи! Это опасно! Ты еще не знаешь, какие коварные и злые бывают люди. Ты можешь попасть в беду! Ты еще плохо знаешь человеческие обычаи.
— Да, ми — люди не похожи на кангми из моего племени, — криво усмехнулся Дангу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33