Внизу их поджидал Робин Беллингем.
— Я хотел с вами поговорить, — сказал он Эмме.
Ощущая спиной взгляд Колина, она остановилась и улыбнулась брату.
— Мы ведь, по сути дела, так и не познакомились, — неуверенно проговорил он. — А мне хочется узнать вас получше.
— Мне тоже, — тепло отозвалась Эмма. — Но теперь-то мы узнаем друг друга. Приезжайте ко мне в гости.
— Обязательно. Спасибо. — Робин вдруг вспыхнул. Казалось, у него на языке вертелось еще что-то. — Мне очень не нравилось, как отец с вами обошелся, — наконец выпалил он. — По-моему, это было несправедливо. Если бы я мог вам помочь, я обязательно бы это сделал. Честное слово. Но ведь мне… — Он умолк и стиснул кулаки.
— Но вам было только десять лет, — закончила за него Эмма. — Конечно, вы никак не могли мне помочь.
— Я мог хотя бы выразить свое несогласие, — сказал Робин. — Если бы понимал, что…
— Но вы и не могли понимать. Не надо себя казнить. — Эмма улыбнулась. — И вообще, все это было так давно. Зато теперь мы станем добрыми друзьями.
Лицо Робина посветлело.
— Я буду этому очень рад.
— Приезжайте в гости, — повторила Эмма.
Робин кивнул и долго еще стоял, провожая глазами сестру и Колина Уэрхема. И только когда их карета отъехала, он вспомнил, что так и не узнал ее адрес. Ну и болван же!
Глава 6
Эмма и Колин сочетались узами брака в церкви Святого Георгия солнечным июльским утром. На церемонии присутствовали только члены семей жениха и невесты и несколько друзей Колина со времен военной службы, и, тем не менее, как все было не похоже на ее первое поспешное и тайное бракосочетание: в церкви гремела музыка, и венчал их епископ, родственник Уэрхемов.
…А в тот далекий день Эмма с Эдвардом закрепили свой союз в маленькой конторе в присутствии только двух горничных из гостиницы, которых они попросили быть свидетелями. К тому времени восторг, который она поначалу испытывала от того, что сама распорядилась своей жизнью, уже несколько угас. Перед церемонией они несколько часов ехали по разбитой дороге, которая вконец измотала Эмму. К тому же она страшно боялась погони своего отца. Эдвард спешил скорее покончить с формальностями и злился из-за любой помехи. Она тогда радовалась этому, считая, что ему не терпится сделать ее своей женой. А он просто спешил завладеть ее состоянием. Его интересовали только ее деньга, к ней самой он был совершенно равнодушен…
Колин взял Эмму за руку: сейчас он наденет ей на палец кольцо… Не совершает ли она опять ужасную ошибку?
…Предыдущая неделя прошла в лихорадочных приготовлениях. Ей некогда было даже присесть и спокойно обдумать свое решение. Но настроение у нее без конца менялось. То Колин представал перед ней добрым и обаятельным, то вдруг становился чужим и едва слушал, что она говорит. Эмма обнаружила, что он обладал способностью как бы отгораживаться от всего и от всех. В такие моменты его лицо мрачнело и от него несло холодом.
Эмма окинула взглядом ряды скамей. В первом ряду расположился ее сияющий отец, рядом с ним — Робин, почти незнакомый ей младший брат. Позади сидели родственники ее покойной матери, которых она видела первый раз в жизни. С другой стороны прохода сидели мать Колина с отчужденным лицом, улыбающаяся Каролина с мужем, снисходительно-величественная тетя Силия и другие родственники Уэрхемов. Позади алели офицерские формы друзей Колина, которые одни только и были веселы.
Подошла минута сказать роковые слова. Еще не поздно передумать. Эмма посмотрела Колину в лицо. Он спокойно встретил ее вопросительный взгляд. Его сиреневые глаза были бесстрастны, и Эмме вдруг захотелось узнать, что же он на самом деле чувствует. Но он просто смотрел на нее, и пауза затягивалась. Эмма услышала перешептывание на скамьях. Ее отец трубно откашлялся, как испуганный слон. Колин поднял одну бровь. Уголок его рта дернулся в улыбке, но он продолжал молча смотреть ей в глаза. «Несмотря на частые приступы меланхолии, у него превосходное чувство юмора, — подумала Эмма. — Это обнадеживает. Человек, который склонен к шутке, не может сделать женщину несчастной!»
— Да, — выговорила она, наконец.
Ответом был облегченный вздох присутствующих, за которым, возможно, скрывались самые разнообразные чувства. В сиреневых глазах Колина мелькнула смешливая искорка, казалось, он понял, что за эти секунды передумали все присутствующие, включая Эмму. Она невольно улыбнулась в ответ, и тут епископ провозгласил их мужем и женой.
Джордж Беллингем устроил для приглашенных роскошный прием. Он хотел собрать гораздо больше гостей, и потребовались объединенные усилия Эммы и тети Силии, чтобы отговорить его от этого. В утешение себе он заказал самые изысканные блюда. Шампанское лилось рекой, что привело друзей Колина в неописуемый восторг.
Под неодобрительными, завистливыми, снисходительными или дружелюбными — в зависимости от темперамента — взглядами остальных гостей офицеры столпились в стороне от всех. Тост следовал за тостом, и вскоре они заразили всех молодых джентльменов из обоих лагерей.
Робин Беллингем, которого они охотно приняли в свою компанию, быстро пьянел. Подошло время и ему произнести тост в честь молодых. Он встал, чувствуя себя необыкновенно взрослым, сильным и уверенным в себе, и бодро заговорил, размахивая фужером. И вдруг с ужасом обнаружил, что у него заплетается язык. С большим трудом выговорив: «Желаю шчаштья моей шештре и ее шупругу», — он густо покраснел и хлопнулся на стул. Однако на стул он не попал, а свалился на пол под хохот офицеров и крики: «Вот это нализался!»
— Боже мой, — простонала Эмма, глядя, как Робину помогают подняться несколько офицеров, которые и сами едва держались на ногах.
И вдруг помощники повалились на пол вместе с Робином. Теперь они хохотали, чертыхаясь, еще заразительнее. Эмма была в ужасе. Колин, однако, тоже смеялся.
— Надо, чтобы кто-то взялся за Робина, — сказала она.
— Судя по выражению лица вашего отца, ему не поздоровится.
Взглянув на свирепо насупленное лицо отца, Эмма покачала головой:
— От этого он станет вести себя только еще хуже.
— Да что такого? Юноша, который делает первые самостоятельные шаги, частенько попадает впросак. В этом нет ничего страшного, — сказал Колин.
— Вы тоже так начинали?
— Наверное, начал бы, если бы не ушел в армию.
Эмма кивнула.
— То, что он выпил лишнего, меня особенно не волнует, — сказала она, когда Робин, шатаясь, добрался до кресла и плюхнулся в него с дурацкой ухмылкой на лице. — Но вот карты… Он так и не приехал ко мне в гости, как обещал.
Колин молча пил шампанское, глядя на своих друзей.
— Я хотела его предостеречь, хотела объяснить, к чему может привести чрезмерное увлечение картами, — продолжала Эмма.
Колин открыл было рот, но она не дала ему возразить:
— Но он вряд ли станет меня слушать.
— Да, молодые люди не любят, когда им читают нотации, — согласился Колин.
— Может быть, вы поговорите с ним? — попросила Эмма. — У вас под командой было столько молодых людей, наверняка вы умеете с ними разговаривать. Вас-то он послушает.
Колин посерьезнел.
— У вас есть полное право с ним поговорить — вы же ему теперь близкий родственник. Ваше мнение будет для него значить гораздо больше, чем мое…
— С какой это стати? — резко оборвал ее Колин.
Эмма с удивлением взглянула на него.
— Вряд ли ему понравится, что я вмешиваюсь в его жизнь, — добавил он.
— Но…
— Собственно говоря, я попытался сделать ему небольшое внушение, когда возвращал расписки, но он встал на дыбы.
— Теперь все изменилось. Вы теперь…
— У парня есть отец, друзья… сестра, в конце концов. Меня его дела абсолютно не касаются.
— Когда молодой человек. становится на опасный путь, это касается всех, — сердито сказала Эмма. — И отказывать ему в помощи…
— Я женился на вас, а не на всем вашем семействе, — отрезал Колин. — Убежден, что Робину и так не поздоровится от собравшихся в этом зале. Я к ним присоединяться не собираюсь.
Его тон заставил Эмму замолчать. Она выпрямилась в кресле и сжала губы. Так вот что значит рациональная брачная сделка, думала она. На одно она имеет право рассчитывать, а на другое — нет. И если она переступит эту невидимую черту, Колин не замедлит ей об этом напомнить. Эмме совсем не понравилась его отповедь, и с языка у нее рвались злые слова. Но публичных сцен в ее жизни было более чем достаточно, и что-что, а подавлять свои эмоции жизнь ее научила. Надо смириться, ведь барон Сент-Моур женился на ней не из великой любви — так какие могут быть претензии?!
Уэрхема же слова Эммы повергли в мрачные воспоминания. Перед его мысленным взором вновь встали сцены сражений и, главное, лица — лица молодых людей, которыми он командовал и которые пали в этих сражениях. Хватит, он положил достаточно сил, чтобы благополучно провести юношей по бурным порогам жизни. Иногда он получал от этого удовлетворение, но чаще испытывал боль — боль, которая не оставила его до сих пор.
Он изо всех сил старался вырваться из лап мрачных кошмаров, но ему это плохо удавалось. В такие минуты Колин впадал в отчаяние. Украдкой посмотрев на Эмму, он снова задал себе вопрос, который мучил его все последние дни: не слишком ли много он на нее взваливает? Он честно рассказал ей о черной пелене, которую на него набросила война, но вряд ли эта прелестная женщина представляла, что эта пелена убила в нем всю радость жизни. Человек, не познавший войну, этого не поймет. Да, может быть, и хорошо, что не поймет, зачем пугать!
Пусть все остается, как есть. Он бросил к ее ногам аристократический титул и состояние, а теперь будет играть — в этой мирной жизни обязательно надо играть, играть разные роли.
Вдруг Колин почувствовал, что не в силах больше терпеть это шумное застолье.
— Нам пора ехать, — сказал он Эмме все с той же резкостью в голосе. — Уже почти четыре часа, а дорога до Корнуолла дальняя.
Эмма молча, не глядя на него, встала и взяла сумочку. Слегка нахмурившись, Колин подал ей руку. По-прежнему молча, Эмма положила на нее свою.
Шумная компания, состоявшая в основном из офицеров, проводила их до кареты.
Багаж был в нее загружен заранее, и молодым оставалось только занять свои места. Выкрики подвыпивших офицеров вогнали Эмму в краску.
Они сели в карету, и Колин стукнул палкой по потолку, давая кучеру сигнал трогаться.
Эмма помахала всем из окошка и откинулась на подушки сиденья. Карета тронулась с места и загрохотала по булыжной мостовой.
«Ну вот, — думала Эмма, — я совершила ту самую ошибку, которую тысячу раз зарекалась не совершать: вышла замуж за почти незнакомого человека. За те две недели, что я буду с ним наедине, я узнаю, что он на самом деле представляет собой, узнаю все его странности и причуды». Это, как она знала по опыту, удовольствия ей не доставит.
Колин, украдкой наблюдавший за ней, был поражен суровостью ее лица.
— Кажется, нам повезло с погодой, — только и сказал он.
Эмма буквально выдохнула что-то неопределенное — было ясно, что она не желает поддерживать разговор.
— Свадьба — утомительная церемония, — добавил Колин.
— У меня в этом мало опыта, я выходила замуж только два раза. — Эмма упорно смотрела в окно, словно ее страшно занимали сцены уличной жизни. — Да первый раз и церемонии-то не было, — вполголоса добавила она.
Колин не услышал ее последних слов.
— Мне, по крайней мере, так показалось, — продолжал он. — Все старались веселиться, но веселье получилось какое-то вымученное…
— Вот как? Вымученное?
— Ну, может, не вымученное, а напускное, — поправился Колин. — В большинстве случаев свадьба — это просто закрепление союза между двумя семьями. Порой жених и невеста едва знакомы. Зачем же тогда притворяться, что они в экстазе?
— Действительно, зачем?
Колин понял, что неудачно выразился.
— Я вовсе не хотел сказать, что и у нас…
— Можете не поправляться, милорд. Я вас отлично поняла.
— Вы же знаете, Эмма, что я очень доволен, что женился на вас.
— Довольны. Вот именно.
— Я имел в виду саму процедуру венчания. К нам это не имеет никакого отношения.
— Почему же? К нам ваши слова имеют самое непосредственное отношение. Мы ведь тоже едва знакомы.
— Мне казалось, что мы обо всем благополучно договорились, — возразил Колин.
— Благополучно? — взорвалась Эмма.
— Перестаньте повторять каждое мое слово. Что с вами?
Наконец Эмма повернулась к нему лицом:
— Со мной ничего. Это вы жалуетесь на утомление, милорд.
— Я не жаловался на утомление. Я только сказал…
— Если вы устали, поспите, — перебила его Эмма. — Обо мне можете не беспокоиться. Меня совсем не обязательно развлекать.
— А я-то полагал, что у вас достаточно ума, чтобы не обижаться на общие фразы.
— Меня нисколько не обидело ваше мнение о бракосочетаниях, — запальчиво сказала Эмма. — Я ничуть не сомневаюсь в его справедливости.
— Тогда что же на вас нашло? Я еще не видел вас такой колючей.
— Не видели? Что ж, в течение ближайших дней нам обоим предстоит узнать друг о друге много нового, — резко бросила Эмма и с силой вцепилась в край окошка кареты. Она кипела от злости. Собственно говоря, Колин этого не заслужил, но Эмма ничего не могла с собой поделать.
Колин вглядывался в ее лицо. Гнев в нем поднимался медленно, но и стихал трудно и долго. Ему надоело слушать колкости Эммы.
— Если мы и впредь будем так же бессмысленно препираться, мы ничего друг о друге не узнаем. Скажите прямо, что вас рассердило?
— Ничего! — вскричала Эмма, сама удивляясь своей ярости. — Оставьте меня в покое, вот и все!
В карете наступила тишина. Стук копыт по мостовой, крики уличных разносчиков вдруг показались обоим оглушительно громкими. Вскоре лошади пошли резвее, и Эмма решила, что они выехали на Южную дорогу. Через какое-то время в окне стали мелькать пригородные дома, а потом взору открылись просторы полей. Постепенно гнев Эммы остывал, и она подумала, что, пожалуй, обошлась с Колином слишком резко. Ну, разве можно ожидать, чтобы человек в день свадьбы согласился взять на себя ответственность за непутевого юношу-родственника, с которым он только что познакомился? Она слишком многого от него потребовала. И ей вовсе не хотелось, чтобы ее семейная жизнь начиналась со взаимных обид и перебранок. Она вспомнила, что Колин употребил слово товарищество. На этом был основан весь их брачный уговор, и она полностью его поддерживала. Неужели за несколько часов все разлетелось вдребезги?
Эмме было страшно обернуться и посмотреть на Колина. Она боялась увидеть на его лице то же самое враждебное выражение, которое видела на лице Эдварда, когда она на что-нибудь жаловалась или что-нибудь от него требовала. Ей стало нехорошо от одной этой мысли.
— Мне кажется, что в Треваллане вам понравится, — спокойно сказал Колин безо всякого раздражения в голосе.
Эмма вздохнула с облегчением.
— Он стоит на высоком скалистом берегу, — продолжал Колин, — и построен из камня. Во время штормов приятно сознавать, что ты хорошо защищен от стихии.
Эмма откинулась на спинку сиденья и положила руки на колени.
— Но климат там не такой уж плохой, — продолжал Колин. — Вы, наверное, удивитесь — там сейчас тепло. Хотя, конечно, время от времени океан нагоняет непогоду.
Эмма посмотрела ему в лицо. Он ответил ей серьезным взглядом, но уголок его рта дернулся в выдержанной улыбке, и одна бровь вопросительно поднялась.
— Перемирие? — спросил он.
Эмму словно отпустило. Нет, она не совершила второй роковой ошибки. Она уже не глупая своевольная девчонка. Она заключила осмысленную сделку и будет выполнять свои обязательства. Оба они вполне способны сдерживать свои эмоции.
— А деревня поблизости есть? — спросила она.
Колин помедлил, словно собираясь заговорить о чем-то другом, но потом просто молча кивнул.
Через несколько часов Эмма очнулась от дремоты и увидела, что на западе уже гаснет поздний летний закат. Стая грачей взлетела с огромного придорожного дуба, мельтеша и кружась, как черные конфетти, на фоне пурпурной полосы на горизонте. Карета вдруг свернула на узкую дорожку, и через несколько минут подъездная аллея привела их к большому каменному особняку.
— Что это? — спросила Эмма.
— Это дом моего друга. Мы здесь заночуем.
— Визит новобрачных? — с опаской спросила Эмма.
— Нет-нет. Ральфа нет дома. Он просто предложил мне остановиться у него на ночь.
— Вместо гостиницы?
— Я и не собирался провести первую брачную ночь в какой-то захудалой гостинице, — высокомерно заявил Колин.
Его тон удивил Эмму.
— Прошу прощения, милорд, — проговорила она.
Колин усмехнулся:
— Не хватало еще, чтобы слуги стучались в дверь, спрашивая, не надо ли нам того или другого, или чтобы пьяная компания внизу начала драть глотки… в самый неподходящий момент.
Эмма внутренне сжалась. Он и не представляет, как точно описал обстановку, в которой она провела свою первую брачную ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Я хотел с вами поговорить, — сказал он Эмме.
Ощущая спиной взгляд Колина, она остановилась и улыбнулась брату.
— Мы ведь, по сути дела, так и не познакомились, — неуверенно проговорил он. — А мне хочется узнать вас получше.
— Мне тоже, — тепло отозвалась Эмма. — Но теперь-то мы узнаем друг друга. Приезжайте ко мне в гости.
— Обязательно. Спасибо. — Робин вдруг вспыхнул. Казалось, у него на языке вертелось еще что-то. — Мне очень не нравилось, как отец с вами обошелся, — наконец выпалил он. — По-моему, это было несправедливо. Если бы я мог вам помочь, я обязательно бы это сделал. Честное слово. Но ведь мне… — Он умолк и стиснул кулаки.
— Но вам было только десять лет, — закончила за него Эмма. — Конечно, вы никак не могли мне помочь.
— Я мог хотя бы выразить свое несогласие, — сказал Робин. — Если бы понимал, что…
— Но вы и не могли понимать. Не надо себя казнить. — Эмма улыбнулась. — И вообще, все это было так давно. Зато теперь мы станем добрыми друзьями.
Лицо Робина посветлело.
— Я буду этому очень рад.
— Приезжайте в гости, — повторила Эмма.
Робин кивнул и долго еще стоял, провожая глазами сестру и Колина Уэрхема. И только когда их карета отъехала, он вспомнил, что так и не узнал ее адрес. Ну и болван же!
Глава 6
Эмма и Колин сочетались узами брака в церкви Святого Георгия солнечным июльским утром. На церемонии присутствовали только члены семей жениха и невесты и несколько друзей Колина со времен военной службы, и, тем не менее, как все было не похоже на ее первое поспешное и тайное бракосочетание: в церкви гремела музыка, и венчал их епископ, родственник Уэрхемов.
…А в тот далекий день Эмма с Эдвардом закрепили свой союз в маленькой конторе в присутствии только двух горничных из гостиницы, которых они попросили быть свидетелями. К тому времени восторг, который она поначалу испытывала от того, что сама распорядилась своей жизнью, уже несколько угас. Перед церемонией они несколько часов ехали по разбитой дороге, которая вконец измотала Эмму. К тому же она страшно боялась погони своего отца. Эдвард спешил скорее покончить с формальностями и злился из-за любой помехи. Она тогда радовалась этому, считая, что ему не терпится сделать ее своей женой. А он просто спешил завладеть ее состоянием. Его интересовали только ее деньга, к ней самой он был совершенно равнодушен…
Колин взял Эмму за руку: сейчас он наденет ей на палец кольцо… Не совершает ли она опять ужасную ошибку?
…Предыдущая неделя прошла в лихорадочных приготовлениях. Ей некогда было даже присесть и спокойно обдумать свое решение. Но настроение у нее без конца менялось. То Колин представал перед ней добрым и обаятельным, то вдруг становился чужим и едва слушал, что она говорит. Эмма обнаружила, что он обладал способностью как бы отгораживаться от всего и от всех. В такие моменты его лицо мрачнело и от него несло холодом.
Эмма окинула взглядом ряды скамей. В первом ряду расположился ее сияющий отец, рядом с ним — Робин, почти незнакомый ей младший брат. Позади сидели родственники ее покойной матери, которых она видела первый раз в жизни. С другой стороны прохода сидели мать Колина с отчужденным лицом, улыбающаяся Каролина с мужем, снисходительно-величественная тетя Силия и другие родственники Уэрхемов. Позади алели офицерские формы друзей Колина, которые одни только и были веселы.
Подошла минута сказать роковые слова. Еще не поздно передумать. Эмма посмотрела Колину в лицо. Он спокойно встретил ее вопросительный взгляд. Его сиреневые глаза были бесстрастны, и Эмме вдруг захотелось узнать, что же он на самом деле чувствует. Но он просто смотрел на нее, и пауза затягивалась. Эмма услышала перешептывание на скамьях. Ее отец трубно откашлялся, как испуганный слон. Колин поднял одну бровь. Уголок его рта дернулся в улыбке, но он продолжал молча смотреть ей в глаза. «Несмотря на частые приступы меланхолии, у него превосходное чувство юмора, — подумала Эмма. — Это обнадеживает. Человек, который склонен к шутке, не может сделать женщину несчастной!»
— Да, — выговорила она, наконец.
Ответом был облегченный вздох присутствующих, за которым, возможно, скрывались самые разнообразные чувства. В сиреневых глазах Колина мелькнула смешливая искорка, казалось, он понял, что за эти секунды передумали все присутствующие, включая Эмму. Она невольно улыбнулась в ответ, и тут епископ провозгласил их мужем и женой.
Джордж Беллингем устроил для приглашенных роскошный прием. Он хотел собрать гораздо больше гостей, и потребовались объединенные усилия Эммы и тети Силии, чтобы отговорить его от этого. В утешение себе он заказал самые изысканные блюда. Шампанское лилось рекой, что привело друзей Колина в неописуемый восторг.
Под неодобрительными, завистливыми, снисходительными или дружелюбными — в зависимости от темперамента — взглядами остальных гостей офицеры столпились в стороне от всех. Тост следовал за тостом, и вскоре они заразили всех молодых джентльменов из обоих лагерей.
Робин Беллингем, которого они охотно приняли в свою компанию, быстро пьянел. Подошло время и ему произнести тост в честь молодых. Он встал, чувствуя себя необыкновенно взрослым, сильным и уверенным в себе, и бодро заговорил, размахивая фужером. И вдруг с ужасом обнаружил, что у него заплетается язык. С большим трудом выговорив: «Желаю шчаштья моей шештре и ее шупругу», — он густо покраснел и хлопнулся на стул. Однако на стул он не попал, а свалился на пол под хохот офицеров и крики: «Вот это нализался!»
— Боже мой, — простонала Эмма, глядя, как Робину помогают подняться несколько офицеров, которые и сами едва держались на ногах.
И вдруг помощники повалились на пол вместе с Робином. Теперь они хохотали, чертыхаясь, еще заразительнее. Эмма была в ужасе. Колин, однако, тоже смеялся.
— Надо, чтобы кто-то взялся за Робина, — сказала она.
— Судя по выражению лица вашего отца, ему не поздоровится.
Взглянув на свирепо насупленное лицо отца, Эмма покачала головой:
— От этого он станет вести себя только еще хуже.
— Да что такого? Юноша, который делает первые самостоятельные шаги, частенько попадает впросак. В этом нет ничего страшного, — сказал Колин.
— Вы тоже так начинали?
— Наверное, начал бы, если бы не ушел в армию.
Эмма кивнула.
— То, что он выпил лишнего, меня особенно не волнует, — сказала она, когда Робин, шатаясь, добрался до кресла и плюхнулся в него с дурацкой ухмылкой на лице. — Но вот карты… Он так и не приехал ко мне в гости, как обещал.
Колин молча пил шампанское, глядя на своих друзей.
— Я хотела его предостеречь, хотела объяснить, к чему может привести чрезмерное увлечение картами, — продолжала Эмма.
Колин открыл было рот, но она не дала ему возразить:
— Но он вряд ли станет меня слушать.
— Да, молодые люди не любят, когда им читают нотации, — согласился Колин.
— Может быть, вы поговорите с ним? — попросила Эмма. — У вас под командой было столько молодых людей, наверняка вы умеете с ними разговаривать. Вас-то он послушает.
Колин посерьезнел.
— У вас есть полное право с ним поговорить — вы же ему теперь близкий родственник. Ваше мнение будет для него значить гораздо больше, чем мое…
— С какой это стати? — резко оборвал ее Колин.
Эмма с удивлением взглянула на него.
— Вряд ли ему понравится, что я вмешиваюсь в его жизнь, — добавил он.
— Но…
— Собственно говоря, я попытался сделать ему небольшое внушение, когда возвращал расписки, но он встал на дыбы.
— Теперь все изменилось. Вы теперь…
— У парня есть отец, друзья… сестра, в конце концов. Меня его дела абсолютно не касаются.
— Когда молодой человек. становится на опасный путь, это касается всех, — сердито сказала Эмма. — И отказывать ему в помощи…
— Я женился на вас, а не на всем вашем семействе, — отрезал Колин. — Убежден, что Робину и так не поздоровится от собравшихся в этом зале. Я к ним присоединяться не собираюсь.
Его тон заставил Эмму замолчать. Она выпрямилась в кресле и сжала губы. Так вот что значит рациональная брачная сделка, думала она. На одно она имеет право рассчитывать, а на другое — нет. И если она переступит эту невидимую черту, Колин не замедлит ей об этом напомнить. Эмме совсем не понравилась его отповедь, и с языка у нее рвались злые слова. Но публичных сцен в ее жизни было более чем достаточно, и что-что, а подавлять свои эмоции жизнь ее научила. Надо смириться, ведь барон Сент-Моур женился на ней не из великой любви — так какие могут быть претензии?!
Уэрхема же слова Эммы повергли в мрачные воспоминания. Перед его мысленным взором вновь встали сцены сражений и, главное, лица — лица молодых людей, которыми он командовал и которые пали в этих сражениях. Хватит, он положил достаточно сил, чтобы благополучно провести юношей по бурным порогам жизни. Иногда он получал от этого удовлетворение, но чаще испытывал боль — боль, которая не оставила его до сих пор.
Он изо всех сил старался вырваться из лап мрачных кошмаров, но ему это плохо удавалось. В такие минуты Колин впадал в отчаяние. Украдкой посмотрев на Эмму, он снова задал себе вопрос, который мучил его все последние дни: не слишком ли много он на нее взваливает? Он честно рассказал ей о черной пелене, которую на него набросила война, но вряд ли эта прелестная женщина представляла, что эта пелена убила в нем всю радость жизни. Человек, не познавший войну, этого не поймет. Да, может быть, и хорошо, что не поймет, зачем пугать!
Пусть все остается, как есть. Он бросил к ее ногам аристократический титул и состояние, а теперь будет играть — в этой мирной жизни обязательно надо играть, играть разные роли.
Вдруг Колин почувствовал, что не в силах больше терпеть это шумное застолье.
— Нам пора ехать, — сказал он Эмме все с той же резкостью в голосе. — Уже почти четыре часа, а дорога до Корнуолла дальняя.
Эмма молча, не глядя на него, встала и взяла сумочку. Слегка нахмурившись, Колин подал ей руку. По-прежнему молча, Эмма положила на нее свою.
Шумная компания, состоявшая в основном из офицеров, проводила их до кареты.
Багаж был в нее загружен заранее, и молодым оставалось только занять свои места. Выкрики подвыпивших офицеров вогнали Эмму в краску.
Они сели в карету, и Колин стукнул палкой по потолку, давая кучеру сигнал трогаться.
Эмма помахала всем из окошка и откинулась на подушки сиденья. Карета тронулась с места и загрохотала по булыжной мостовой.
«Ну вот, — думала Эмма, — я совершила ту самую ошибку, которую тысячу раз зарекалась не совершать: вышла замуж за почти незнакомого человека. За те две недели, что я буду с ним наедине, я узнаю, что он на самом деле представляет собой, узнаю все его странности и причуды». Это, как она знала по опыту, удовольствия ей не доставит.
Колин, украдкой наблюдавший за ней, был поражен суровостью ее лица.
— Кажется, нам повезло с погодой, — только и сказал он.
Эмма буквально выдохнула что-то неопределенное — было ясно, что она не желает поддерживать разговор.
— Свадьба — утомительная церемония, — добавил Колин.
— У меня в этом мало опыта, я выходила замуж только два раза. — Эмма упорно смотрела в окно, словно ее страшно занимали сцены уличной жизни. — Да первый раз и церемонии-то не было, — вполголоса добавила она.
Колин не услышал ее последних слов.
— Мне, по крайней мере, так показалось, — продолжал он. — Все старались веселиться, но веселье получилось какое-то вымученное…
— Вот как? Вымученное?
— Ну, может, не вымученное, а напускное, — поправился Колин. — В большинстве случаев свадьба — это просто закрепление союза между двумя семьями. Порой жених и невеста едва знакомы. Зачем же тогда притворяться, что они в экстазе?
— Действительно, зачем?
Колин понял, что неудачно выразился.
— Я вовсе не хотел сказать, что и у нас…
— Можете не поправляться, милорд. Я вас отлично поняла.
— Вы же знаете, Эмма, что я очень доволен, что женился на вас.
— Довольны. Вот именно.
— Я имел в виду саму процедуру венчания. К нам это не имеет никакого отношения.
— Почему же? К нам ваши слова имеют самое непосредственное отношение. Мы ведь тоже едва знакомы.
— Мне казалось, что мы обо всем благополучно договорились, — возразил Колин.
— Благополучно? — взорвалась Эмма.
— Перестаньте повторять каждое мое слово. Что с вами?
Наконец Эмма повернулась к нему лицом:
— Со мной ничего. Это вы жалуетесь на утомление, милорд.
— Я не жаловался на утомление. Я только сказал…
— Если вы устали, поспите, — перебила его Эмма. — Обо мне можете не беспокоиться. Меня совсем не обязательно развлекать.
— А я-то полагал, что у вас достаточно ума, чтобы не обижаться на общие фразы.
— Меня нисколько не обидело ваше мнение о бракосочетаниях, — запальчиво сказала Эмма. — Я ничуть не сомневаюсь в его справедливости.
— Тогда что же на вас нашло? Я еще не видел вас такой колючей.
— Не видели? Что ж, в течение ближайших дней нам обоим предстоит узнать друг о друге много нового, — резко бросила Эмма и с силой вцепилась в край окошка кареты. Она кипела от злости. Собственно говоря, Колин этого не заслужил, но Эмма ничего не могла с собой поделать.
Колин вглядывался в ее лицо. Гнев в нем поднимался медленно, но и стихал трудно и долго. Ему надоело слушать колкости Эммы.
— Если мы и впредь будем так же бессмысленно препираться, мы ничего друг о друге не узнаем. Скажите прямо, что вас рассердило?
— Ничего! — вскричала Эмма, сама удивляясь своей ярости. — Оставьте меня в покое, вот и все!
В карете наступила тишина. Стук копыт по мостовой, крики уличных разносчиков вдруг показались обоим оглушительно громкими. Вскоре лошади пошли резвее, и Эмма решила, что они выехали на Южную дорогу. Через какое-то время в окне стали мелькать пригородные дома, а потом взору открылись просторы полей. Постепенно гнев Эммы остывал, и она подумала, что, пожалуй, обошлась с Колином слишком резко. Ну, разве можно ожидать, чтобы человек в день свадьбы согласился взять на себя ответственность за непутевого юношу-родственника, с которым он только что познакомился? Она слишком многого от него потребовала. И ей вовсе не хотелось, чтобы ее семейная жизнь начиналась со взаимных обид и перебранок. Она вспомнила, что Колин употребил слово товарищество. На этом был основан весь их брачный уговор, и она полностью его поддерживала. Неужели за несколько часов все разлетелось вдребезги?
Эмме было страшно обернуться и посмотреть на Колина. Она боялась увидеть на его лице то же самое враждебное выражение, которое видела на лице Эдварда, когда она на что-нибудь жаловалась или что-нибудь от него требовала. Ей стало нехорошо от одной этой мысли.
— Мне кажется, что в Треваллане вам понравится, — спокойно сказал Колин безо всякого раздражения в голосе.
Эмма вздохнула с облегчением.
— Он стоит на высоком скалистом берегу, — продолжал Колин, — и построен из камня. Во время штормов приятно сознавать, что ты хорошо защищен от стихии.
Эмма откинулась на спинку сиденья и положила руки на колени.
— Но климат там не такой уж плохой, — продолжал Колин. — Вы, наверное, удивитесь — там сейчас тепло. Хотя, конечно, время от времени океан нагоняет непогоду.
Эмма посмотрела ему в лицо. Он ответил ей серьезным взглядом, но уголок его рта дернулся в выдержанной улыбке, и одна бровь вопросительно поднялась.
— Перемирие? — спросил он.
Эмму словно отпустило. Нет, она не совершила второй роковой ошибки. Она уже не глупая своевольная девчонка. Она заключила осмысленную сделку и будет выполнять свои обязательства. Оба они вполне способны сдерживать свои эмоции.
— А деревня поблизости есть? — спросила она.
Колин помедлил, словно собираясь заговорить о чем-то другом, но потом просто молча кивнул.
Через несколько часов Эмма очнулась от дремоты и увидела, что на западе уже гаснет поздний летний закат. Стая грачей взлетела с огромного придорожного дуба, мельтеша и кружась, как черные конфетти, на фоне пурпурной полосы на горизонте. Карета вдруг свернула на узкую дорожку, и через несколько минут подъездная аллея привела их к большому каменному особняку.
— Что это? — спросила Эмма.
— Это дом моего друга. Мы здесь заночуем.
— Визит новобрачных? — с опаской спросила Эмма.
— Нет-нет. Ральфа нет дома. Он просто предложил мне остановиться у него на ночь.
— Вместо гостиницы?
— Я и не собирался провести первую брачную ночь в какой-то захудалой гостинице, — высокомерно заявил Колин.
Его тон удивил Эмму.
— Прошу прощения, милорд, — проговорила она.
Колин усмехнулся:
— Не хватало еще, чтобы слуги стучались в дверь, спрашивая, не надо ли нам того или другого, или чтобы пьяная компания внизу начала драть глотки… в самый неподходящий момент.
Эмма внутренне сжалась. Он и не представляет, как точно описал обстановку, в которой она провела свою первую брачную ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35