А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Надевая халат, он улыбнулся ей своими голубыми глазами и направился ужинать.
Поужинав, он вышел на затянутую сеткой веранду подышать прохладным воздухом и выкурить сигару, скрученную из табака, выращенного на сухих землях Джафны. Ленивые мысли постепенно затихали под убаюкивающую ночную симфонию древесных лягушек.
Было еще совсем темно, когда он встал и направился навесам рядом с коптильней. С годами его сборщики каучука стали мастерами своего дела, хорошо усвоив, как важно соблюдать чистоту при сборе белоснежной жидкости. Сэвидж раздал ножи, чаши, скорлупу кокосовых орехов и ведра. Потом стал разливать в формы уксусную кислоту, зная, что сборщики скоро начнут возвращаться с латексом. Выдержанные в течение восемнадцати часов листы пропустят через вращающиеся цилиндры, после чего они станут шершавыми и не будут слипаться, а потом повесят на несколько дней в коптильню для просушки.
Работников, которые осваивали английский язык, выдвигали в надсмотрщики, вручая зонтик как символ должности. Леопард — так его звали и работающие на плантации — был строгим хозяином, правившим железной рукой. Он не терпел ничего вызывавшего его недовольство. Следовала скорая и суровая расправа. От него не ждали снисхождения или возможности исправиться. Однако к страху перед ним примешивалась изрядная доля уважения. На всей плантации не было дела, с которым бы он не справился сам, и делал это лучше других.
При голландцах на плантации работали только местные сингальцы. Люди приятные, но до крайности хитрые и ленивые. Если они в какой-то особый день не желали работать, никакая сила на земле не могла их заставить. Когда Адам жил в Индии, он был свидетелем, как туземцы по-своему обращались с англичанами. Они садились на порог и голодали, пока не добивались своего, или угрожали выпотрошить себя и даже размозжить головы своим детям.
Взяв управление в свои руки, Сэвидж распустил сингальских работников и заменил их более прилежными и трудолюбивыми темнокожими тамилами. Сэвидж позволял им придерживаться своих обычаев, если эти обычаи не оскорбляли его чувств. В противном случае он их запрещал. На Востоке, если женщина не родит сына, она считалась бесплодной, тогда ее мужу разрешалось брать вторую жену. Внебрачные связи считались нормальным явлением, так что он не вмешивался. Женщина должна была выходить замуж, как только достигала половой зрелости, иначе она становилась добычей всех мужчин своей касты.
Киринда была единственной сингалкой на плантации. В первую же неделю его пребывания на плантации ее, двенадцатилетнюю вдову, должны были сжечь вместе с мужем. Он спас ее от сожжения на погребальном костре, взяв в служанки.
Он немедленно отменил еще один обычай — убийство девочек при рождении. Сэвидж настоял на том, что их можно научить какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать деньги.
При первых проблесках света он покинул каучуковую плантацию и быстро зашагал к месту сбора рабочих, где они каждое утро получали дневное задание. С помощью многоязыкого надсмотрщика работа распределялась между полутора тысячами тамилов.
Затем Адам Сэвидж возвращался в бунгало завтракать. Потом седлал коня и объезжал все двадцать тысяч акров, осматривая урожай различных культур, которые он экспортировал в Англию. Его родина ненасытно требовала все, что только могли дать тропики.
Пробираясь сквозь рощу кокосовых пальм по пути к дому, он услышал жалобное повизгивание обезьянки. Она лежала на тропинке, неестественно изогнув маленькое тельце. Он сразу понял, что она сломала позвоночник, упав с верхушки высокой пальмы. Умоляющий взгляд глаз на маленькой розовой мордочке. К беспомощному созданию уже тянулась цепочка красных муравьев. Он понимал, что ей очень больно, однако знал, что в считанные минуты ее страдания тысячекратно возрастут. Вынув из кобуры пистолет, он выстрелил. Такая смерть была милосерднее, чем быть съеденной заживо полчищами красных муравьев. Прыжок Леопарда с трех сторон обступали джунгли. А в джунглях смерть была обыденным явлением.
За завтраком Адам был в подавленном настроении, посему Джон Булль подумал, что лучше ему кое о чем напомнить.
— Не забудьте о визите леди Лэмб. Я приготовлю свежее белье и ванну в четыре часа ровно.
— Я буду, — заверил слугу Адам, отказываясь от дополнительного кофе и фруктов. — Некогда. До четырех еще много дел.
Ему не было нужды обговаривать детали обеда в честь гостьи: здесь Джон Булль был непревзойден.
Сэвидж оседлал одного из своих арабских скакунов и направился к холмистому участку, засаженному чайными кустами. Сборщиками были мужчины, женщины и мальчики и девочки постарше. Их ярко окрашенные хлопчатобумажные одежды представляли собой экзотическое зрелище. За спинами бамбуковые корзины, висящие на протянутых по лбу веревках. Между кустами сновали юные подносчики с мешками, в которые сборщики опорожняли корзины.
Зрелые чайные кусты давали урожай побегов каждые две недели. Побег представлял собой нежную почку и два листика. Надсмотрщики с зонтами непрерывно следили за тем, чтобы кусты очищались от непродуктивных стеблей и чтобы в корзины не попадали огрубевшие листья.
Подсчитывая фунты собранного чая, Сэвидж любовался работой женщин. Они работали лучше, чем мужчины. Их ни с чем не сравнимые руки нежно порхали над кустами, набирая горсти побегов и непринужденно бросая их через плечо в корзину, не повредив ни одной нежной почки.
Сэвидж двинулся к дальнему концу участка, где формировали крону кустов. Обрезчики, учитывая их квалификацию, зарабатывали больше. Кусты должны обрезаться в строгой последовательности, так, чтобы они давали урожай полтора года до следующей обрезки.
Для очистки дренажных канав, труб и водоотстойников требовались десятки других работников. Гордостью плантации был лесной заповедник с идущими на дрова быстрорастущими деревьями, работники разделывали древесину и перетаскивали ее в коптильни латекса и на четырехъярусную чайную фабрику, где выполнялись пять операций: завяливание, скручивание, ферментация, сушка и сортировка.
Адам в тысячный раз благодарил провидение за то, что во время своих дурно пахнущих поездок в Китай с контрабандой он заинтересовался выращиваемой там замечательной культурой. Подсчитав, сколько чая можно поместить в трюме, и узнав, какие нелепые цены англичане готовы платить за этот ставший модным напиток, он не раздумывая воспользовался случаем. Затем позднее, когда он наскреб денег на покупку плантации на Цейлоне, он купил сотни хрупких сеянцев, осторожными руками посадил в землю каждый росток, потом любовно ухаживал и нежно заботился о чае, как о собственном ребенке. Забота, так щедро проявленная к этим первым нежным чайным кустикам на Цейлоне, окупилась тысячекратно. На следующий год он проделал то же самое с привезенными из Бирмы каучуковыми деревьями.
Плантации постоянно угрожали те или иные непредвиденные стихийные бедствия. Около полудня Адам осматривал рощицы — нет ли заболеваний на стволах и корнях. Его внимание отвлекли птицы. Их щебет и мелькание на верхушках деревьев вызывали бурю чувств. Ласточки собирались в стаи, чтобы вернуться в Англию. И его охватила такая тоска по родине, что он понял, что если не вернется, то станет жертвой «дулалли», граничащего с безумием состояния, вызванного длительным пребыванием в условиях одиночества и тропической жары.
Сэвидж подумал о строящемся доме. Он был вершиной всех его мечтаний, завершением его тяжелого труда. Он приехал в индийские владения с наивными надеждами юнца раздобыть древесины для расширения отцовского дела. В голове роились картины обеспеченной жизни, планы покупки небольшого домика в приличном районе, подальше от грязного сырого двора рядом с Темзой, где размещалась мебельная мастерская отца.
Смерть отца разрушила все надежды и оставила чувство вины. По сей день он считал, что, останься он там, чтобы вылечить отца от хронического бронхита, и сделай все, чтобы выбраться из предательской нищеты, отец, возможно, был бы жив.
Сэвидж превозмог горе и чувство вины, преисполнившись твердой решимости разбогатеть. Если он не отступит от своего решения и преодолеет стоящие на пути препятствия — а он поклялся сделать все для достижения своей цели, не останавливаясь перед убийством, — ничто на земле не помешает ему добиться своего. И он добился. О, это было нелегко. Двигавшее им честолюбивое стремление толкало его на путь зла и несправедливости. Он дорого платил за каждую совершенную ошибку. Но медленно, постепенно замысел приобрел очертания.
Это был честолюбивый замысел, великолепный замысел и, самое главное, достойный замысел. Возможно, в этом состоял секрет успеха. Мало было хотеть чего-то. Пока ты этого не заслужил, не стремись получить.
Величественный дом в Англии был только частью этого замысла. Он был средством достижения цели. Без дополнительных атрибутов Адам никогда не достигнет достойной его цели. Венчающим штрихом его английского поместья была бы такая женщина, как Эвелин Лэмб. У нее даже был титул. При такой очаровательной и любезной хозяйке, как леди Лэмб, его честолюбивые замыслы осуществились бы в два раза скорее.
Он решил больше не терять времени. Сегодня же начнет ухаживать. Придется немного потерпеть. Она не ляжет сразу с ним в постель, как какая-то девица для утех, да он этого и не хотел бы, но он должен сломать разделяющие их классовые барьеры, которые помешали бы более близким отношениям.
Сэвидж вернулся в бунгало пораньше, принял ванну и переоделся, так что в назначенный час, в пять, он стоял на ступенях веранды, когда подъехал открытый экипаж, которым управлял сипай, служащий в Компании. Она была затянута в черный шелк, изящные локоны красивых белокурых волос прихвачены черепаховыми гребнями.
— Добрый вечер, мистер Сэвидж, — официально обратилась она к нему, помня о присутствии солдата.
— Добрый вечер, леди Лэмб. — Его улыбка не соответствовала церемонной интонации. Он улыбался редко, но, когда улыбался, обезображенная губа придавала ему угрожающий вид. — Я обещал показать вам чайную фабрику. До заката еще час.
Она согласно кивнула, и сипай, сойдя на землю, передал поводья Сэвиджу. На Адаме были бежевые бриджи, кремовая рубашка и пиджак. Последний был особой уступкой гостье. Ничего тяжелее рубашки он обычно не носил.
Он подал ей руку, помогая сойти с фаэтона, заметив под шуршащим шелком высокие кожаные сапожки.
— Я в ужасе от ползучих тварей, — пояснила она, очаровательно скривив губки.
Взяв за руку, он повел ее по фабрике.
— Три верхних этажа всего лишь площадки для завяливания. Эти опахала гоняют воздух, подсушивая листья. — Спускаясь на первый этаж, он сильной рукой придержал ее за локоть. — Четыре барабана выжимают масло. Оно липкое, золотисто-зеленого цвета. На этом этаже постоянно прохладно — видите, по стенам течет вода. Нос подскажет вам, когда ферментация закончилась и чай можно загружать в сушильную печь.
Он провел ее в продуваемую воздухом пристройку, наполненную приятным пикантным ароматом, исходящим от груд черного хрустящего чая.
— Готов к разборке, резке, просеиванию, сортировке и расфасовке.
Эвелин дотронулась до сложенных вдоль стены ящиков.
— Когда англичане смакуют «орандж пекоу» или «су-шонг», они не имеют ни малейшего представления, сколько в него вложено времени и труда.
— Они хорошо платят за удовольствие, так что я не в претензии.
Деньги! Именно за ними гналась Эвелин. Она должна действовать с умом, но не теряя времени, сломать разделяющие их барьеры, что привело бы к более близким отношениям.
Глава 4
Адам снова подсадил Еву в открытый экипаж и подъехал к озеру. Потом пригласил ее пройтись. Темная синева неба приобретала шафранный оттенок с блестящими золотыми проблесками. На ветвях резвилась стая бородатых макак, забрасывая фруктовой кожурой погрузившихся в воду буйволов. Синие, как сапфир, зимородки и золотистые иволги носились над водой, подхватывая на лету насекомых. Стая фламинго поднялась на крыло.
Пока они брели по берегу, небо стало багрово-красным. В его отсветах белоснежная кожа Евы как бы запылала розовым цветом. Она разглядывала из-под ресниц загорелую дочерна шею Адама, контрастировавшую с кремовой рубашкой. Сладко затрепетало в груди. Адам Сэвидж держался гордо и повелительно. Это, как она знала, проистекало от величайшей уверенности в себе и своих способностях.
Эвелин привыкла жить по-своему. Выйдя за Лэмба, избежала замужества с властным мужчиной и в результате распоряжалась в своем хозяйстве как императрица, но в настоящее время этот сильный, властный человек был для нее завидной добычей. Она его привлекала, он был еще свободен, и, самое важное, он был богат.
Они внезапно остановились, услышав в нескольких сотнях ярдов рев диких буйволов. Она в изумлении наблюдала за стремительной яростной схваткой. Один бык ударил другого с такой силой, что тот взлетел в воздух и словно мертвый шлепнулся в грязь. Потом победитель покрыл ожидавшую рядом корову. Это была эффектная вакханалия сексуального наслаждения. У мужчины такое зрелище возбудило первобытный инстинкт.
Ева охнула и отпрянула назад, прижавшись к Адаму. Он решительно обнял ее и жадно прижался губами к ее губам. В животе ее словно разлилась жидкая ртуть, она напряглась, ощутив грудью и нижней частью живота твердость его тела, от груди донизу. Он овладел ею языком, и она застонала, ощущая его во рту на ощупь и на вкус.
Ее охватило чувство вины. Оно не имело отношения к недавней кончине мужа. Секс всегда оставлял у нее ощущение вины и грязи. Ева с отвращением отнеслась к совершенно животному акту, но опасалась, что примитивная случка, да к тому же присутствие такого мужчины, как Сэвидж, может ее сексуально возбудить.
Она оказалась на очень зыбкой почве. Из-за Сэвиджа она могла потерять над собой контроль, а этого Ева не хотела. Она должна удержаться. И она немедленно подавила физическое влечение.
Адама удивило, когда она неожиданно отстранилась от него и стала с пылающими щеками оглядываться вокруг, будто кто-то их заметил. Он насмешливо подумал, что, случись такое, она действительно потеряла бы голову со страху. Она пошла к фаэтону, вернувшись к прежнему официальному обращению.
Подъехав к конюшне, Адам передал поводья конюху. Его поручения вызывали у нее беспокойство.
— Я не могу поздно оставаться… — И тихо добавила: — Слуги без конца сплетничают.
— Как угодно, — спокойно ответил он, но, как бы она того ни желала, поцелуй смел многие барьеры, которые он не даст ей воздвигнуть снова.
Когда они проходили через парадный зал, Рупи, увидев незнакомку и отступив в задний угол клетки, громко произнес:
— Грешница! Покайся!
Джон Булль облегченно вздохнул, услышав, что птица на сей раз выбрала безобидные библейские слова, потому что в Библии белого человека и репертуаре Рупи было немало не таких уж приличных слов. Ева же, будь ее воля, швырнула бы в скворца камнем.
Хотя на окнах и дверях столовой висели пропускающие ветерок жалюзи, на полу, скрестив ноги, сидел слуга, дергавший за шнурок подвешенного под потолком опахала.
Рядом с тарелкой Эвелин Адам Сэвидж положил экзотическую орхидею. Ее черные бархатистые лепестки пронизывали золотые и алые прожилки.
— Какая прелесть, — прошептала она, и Адаму вдруг захотелось увидеть цветок на фоне светлого золота ее волос. На этот раз он удержался и пододвинул для нее стул.
За столом в безукоризненно белых куртке и панталонах не бросаясь в глаза, не произнося ни слова, прислуживал Джон Булль. Адам знал, какой выдержки это стоило Джону Буллю, и подумал, что нужно не забыть его похвалить.
Несмотря на скромные манеры слуги, леди Лэмб не отрывала глаз от его малинового тюрбана. Тюрбан как тюрбан, если бы не… В центре его красовался рубин величиной с ноготь большого пальца мужчины. Она подозревала, что Сэвидж — богатый человек, но не думала, что он настолько богат, чтобы осыпать слуг драгоценными камнями.
Рубин заставил Еву изменить тактику. Нужно завести разговор о деньгах — по ее опыту, сильный, властный мужчина лучше клевал на образ слабой, беззащитной женщины.
Адам следил, как она делает вид, что ест. Проглотив пару крошечных кусочков, она стала ковырять в тарелке, наполненной изысканной едой. Ева находила индийскую пищу отвратительной и была рада этому. Воздержание от еды было практически единственным способом сохранить стройную фигуру. Адам подумал, что к ней еще не вернулся аппетит после потери мужа.
— Ева, тебе нужен кто-то, с кем можно поговорить? — спросил он тихо. И увидел в ее взгляде облегчение.
— О да… Мне нужна твоя помощь… твой совет, — быстро поправилась она. — Я больше не буду получать жалованье Расселла от Ост-Индской компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56