Он готов был на любую жертву и яростно повторял про себя, что, если любовь может исцелить, он окружит, наполнит ее любовью. Шон не знал, явь это или только плод его воображения, но ему показалось, что пальцы Эмерелд сжали его руку.
Долгие часы Шон просидел, обнимая ее. На смену ночи пришел рассвет, а утреннюю зарю сменил яркий свет дня. Его сын проснулся и закричал. Губы Шона дрогнули в улыбке, пока он наблюдал, как маленький бесенок выходил из себя, требуя еды и внимания.
Появилась Кейт и забрала его.
— Наконец-то пришла кормилица. Этот ребенок — ваша живая копия. Да поможет нам всем Господь!
— Может быть, нам следует пригласить кормилицу для каждого из них. — Он не смог подавить свой страх за жизнь Эмерелд. — Как вы думаете, Кейт?
— Сегодня у Эмерелд появится молоко. Она будет ужасно мучиться, если не станет кормить хотя бы одного из них. Возможно, сегодня к вечеру она уже почувствует себя достаточно хорошо.
Слова миссис Кеннеди подбодрили его и заставили действовать. Он должен напоить ее и обтирать водой каждый час. Если в человеческих силах остановить ее горячку, то Шон О'Тул преисполнился решимости сделать это.
Усилия всего дома были сосредоточены только на одном — чтобы мать и дети выжили. Мистер Берк ушел и вернулся с колыбелью. Двух горничных отправили по магазинам за детской одеждой, одеяльцами, пеленками, бутылочками и сосками. Кейт сидела с Эмерелд, пока Шон принимал ванну, переодевался и глотал какую-то еду. Потом он вернулся, чтобы снова обнять ее, поговорить с ней, протереть ее губкой и заставить попить.
День потускнел, наступили сумерки, и еще одна ночь вступила в свои права. Шон тихо сидел, прислонившись к спинке кровати, обняв Эмерелд. Его терзал страх, потому что она все еще не пришла в себя. И вдруг он почувствовал влагу на своем теле. Боясь ошибиться, он пощупал лоб Эмерелд, коснулся щеки, провел пальцами по шее. Молодая женщина была совершенно мокрой от пота. Ее лихорадка прошла!
Глава 34
Шон снова обтер Эмерелд мокрой губкой и на этот раз сам надел ей ночную рубашку, потом поднял молодую женщину, чтобы застелить свежие простыни. Он нежно говорил с ней, рассказывал, где она находится, объяснял, что рядом Кейт и Пэдди, готовые прийти ей на помощь.
— Не пытайся говорить, любимая, это только утомит тебя. Твое дело поправляться, а мы сделаем все остальное.
Хотя Эмерелд не отвечала ему, Шон знал, что она понимает его слова. Он часто улыбался, чтобы ободрить ее, но в его душе царила паника. Шон понимал, что только дети смогут по-настоящему успокоить Эмерелд. Но если она увидит дочку, то сойдет с ума от тревоги. Лихорадка прошла, но до полного выздоровления еще очень далеко, и Шон подозревал, что поправляться Эмерелд будет очень медленно.
О'Тул присел на край кровати и взял женщину за руку.
— Знаешь ли ты, что у тебя теперь сын и дочка? — Его сердце сжалось, когда ее губы тронула слабая улыбка, казалось, что даже это малейшее усилие подорвало ее силы. — Я их принесу по одному, и ты сама увидишь это чудо. — Шон подмигнул ей. — Не уходи, я сейчас вернусь.
Он отправился в одну из спален, превращенную в детскую, и обсудил все с Кейт Кеннеди. Та предложила свое решение:
— Чтобы она не волновалась, вы можете показать ей одного и того же младенца дважды.
Шон нахмурился. Это был выход. Правда огорчит и испугает ее, и все-таки он понимал, что больше никогда не должен обманывать Эмерелд, как бы велико ни было искушение.
— Нет, Кейт. — Он повернулся к молодой кормилице, явившейся Божьим даром в их ситуации. — Элис, моя дочь может сосать?
— Не очень хорошо, сэр. У нее едва хватает сил. Она глотнет пару раз и засыпает.
— Не давайте ей спать. Пусть бодрствует, пока не поест как следует. Кейт, помогите расшевелить ее, щекочите ей ножку или еще что-нибудь.
Мистера Берка Шон нашел в гостиной.
— Пэдди, вы протрете ковры, прогуливая их милость.
Управляющий улыбнулся:
— Это напоминает мне ваше детство. Бывало, Шеймус носил вас на руках ночами напролет.
— Дайте его мне, я отнесу мальчика матери.
Когда Эмерелд увидела сына, ее прекрасные зеленые глаза наполнились слезами.
— Он хорошенький, это правда, но характер у него редкостный. Когда он плачет, то производит столько шума, что нам повысят арендную плату.
Эмерелд улыбнулась сквозь слезы.
— У тебя появилось молоко. Хочешь покормить его, любовь моя?
Молодая женщина кивнула, он устроил ребенка рядом с ней и распахнул ворот ночной рубашки. Маленькому ротику не пришлось указывать дорогу к набухшему материнскому соску. Лицо Эмерелд, смотрящей на сына, засияло, и Шон ощутил, какое это счастье — быть свидетелем такой благословенной сцены.
Через некоторое время Шон переложил малыша на другую сторону кровати.
— Как мы назовем этого бесенка?
Эмерелд оторвала взгляд от сына и посмотрела в стальные глаза О'Тула.
— Джозеф, — прошептала она.
У Шона в горле встал ком, не позволивший ему сразу же ответить. Она по-прежнему оставалась самой щедрой женщиной на свете. Черт побери, что же он такого сделал, чтобы заслужить ее? Когда Джозеф начал дремать, Шон распеленал его теплый кокон, положил сына на свое широкое плечо и потер ему спинку, как учила его Кейт.
— У тебя осталось еще немножко сил, чтобы поздороваться с дочкой? — На самом деле Шону хотелось, чтобы Эмерелд заснула и еще один день не узнала правды. — Тогда подержись еще немного, я сейчас вернусь.
Когда Шон вышел из комнаты с сыном на руках, Эмерелд в отчаянии закрыла глаза. С того момента как у нее начались схватки, она все слышала. Она слышала разговор отца с доктором Слоуном и узнала, какую судьбу уготовили ее только что родившимся детям. Осознав, что один умирает, а второго неизвестно куда забирают, Эмерелд сдалась. Рождение близнецов отняло у нее все силы. Когда исчезла последняя надежда, молодая женщина замкнулась в себе и стала ждать смерти.
То, что произошло потом, напоминало сон. С небес спустился Ангел Смерти и унес ее. Значительно позже она поняла, что все происходит наяву и это Шон О'Тул появился на Портмен-сквер в облике ангела-мстителя. Его воля была так сильна, он не позволил ей умереть. Он заставил смерть отступить от ее дочери. Но Эмерелд не слишком надеялась. Она слышала, как два врача сказали, что ее девочка слишком слаба, чтобы выжить.
Ради нее Шон старался держаться бодро. Благодарность за все, что он сделал, переполняла Эмерелд. Он без устали боролся от зари до зари, вливая в них собственную силу, не желая даже думать о поражении. Эмерелд закрыла глаза и попросила Бога ниспослать ей силы, чтобы стойко встретить свое будущее.
Когда Шон вошел в спальню, он так бережно нес крошечный сверток, что у Эмерелд дрогнуло сердце.
— Она очень маленькая, Эмерелд. Я не хочу, чтобы ты тревожилась. Кормилица ее уже накормила, и малышка только что уснула. — Он положил девочку рядом с матерью, но не выпустил ребенка из рук.
И Эмерелд поняла, что не может разбить его надежды. Когда она опустила глаза, ее лицо озарилось нежностью, и она постаралась сдержать слезы, грозившие затопить ее печалью.
— Мы назовем ее Кэтлин, — тихо произнесла она.
Это так глубоко тронуло Шона, что ему захотелось плакать. И тогда он ясно увидел, как его любимая сдерживает слезы ради него. Он опустился на колени, чтобы приблизиться к ней. Когда их глаза встретились, притворяться уже не было нужды.
— Эмерелд, я на коленях клянусь тебе, что, если есть способ спасти нашу дочь, я сделаю все. Кэтлин — отличное имя. Может быть, моя мать станет ее ангелом-хранителем. — Он прикоснулся к малютке, уснувшей рядом с матерью, а потом оставил их одних на несколько минут.
Вернулся он с большой деревянной колыбелью и поставил ее рядом с кроватью. Потом он принес спящего Джозефа и уложил его туда. Шон приглушил свет и лег рядом с Эмерелд на широкой постели. Его рука, защищая, обняла посапывающего между ними крошечного ребенка. Они лежали, касаясь друг друга, и ощущали себя частью единого целого. Вновь обретя друг друга в эти темные ночные часы, они не могли расстаться.
Следующие две недели Шон не отходил от них. Джозеф прекрасно себя чувствовал. Его кормили и мать и Элис, он стал заметно прибавлять в весе.
Но малышка Кэтлин не росла. У нее почти совсем не было аппетита, иногда она и вовсе отказывалась от пищи. Порой она начинала задыхаться, и ее розовая кожа становилась восковой. Когда бы это ни происходило, днем ли, ночью ли, Шон терпеливо массировал ее, пока у малютки не восстанавливалось кровообращение. У нее едва хватало сил кричать, и плакала она тихо и жалобно. Шон и Эмерелд, сменяя друг друга, держали ее на руках. Оба были убеждены в волшебной силе прикосновения.
Сама Эмерелд немного окрепла, но Шон понимал, что до прежнего здоровья ей еще очень далеко. Когда она выглядела неважно, Шон излучал нежность. Он вышел из дома на Олд-Парк-лейн только на третьей педеле. Яркие лучи февральского солнца заливали комнаты золотистым светом. Казалось, все лица в доме просветлели. Дела шли на поправку, и в воздухе витал дух оптимизма, они верили, что все кончится хорошо.
Шон вернулся с охапкой бледно-желтых нарциссов и раскидал их в ногах кровати. Он улыбнулся при виде прекрасной картины: Эмерелд, облокотившись на подушки, укачивает их маленькую дочку.
— Я знаю, что ты обожаешь цветы и охотно принимаешь их от меня… В отличие от драгоценностей, — мягко добавил он. Шон сел на кровать. — Есть кое-что еще, и я хочу, чтобы ты это тоже приняла. — Взяв ребенка, он протянул Эмерелд длинный конверт.
Открыв его и обнаружив купчую на дом на Олд-Парк-лейн, она подняла глаза от хрустящего документа:
— Ты купил его?
Шон кивнул:
— Я знаю, как ты любишь этот дом. Я купил его на твое имя, не на свое. Мне давно следовало это сделать.
— Спасибо. Это такой красивый, благородный жест.
— Я люблю тебя, Эмерелд.
— Не говори так, — спокойно отозвалась она.
«Значит, ты так и не простила меня», — подумал Шон. Он отлично ее понимал. Не ожидая прощения, О'Тул все-таки питал некоторую надежду. Он улыбнулся ей, показывая, что все понимает. Прошло слишком мало времени. Он будет ждать столько, сколько потребуется, а пока покажет ей своими поступками, своей преданностью и самоотверженностью, что любит ее всем сердцем.
Все четверо спали в одной спальне, и Эмерелд не возражала против этого, более того, он был уверен, что это ее успокаивает. Эмерелд позволяла ему купать и кормить себя, пока не окрепла настолько, чтобы есть самой, так что Шон не сомневался, что ее не раздражают его прикосновения. Он благодарил Бога за это, хотя Эмерелд и отвергла словесное выражение его любви.
О'Тул осторожно подбирал слова:
— Я не хочу торопить тебя, ты еще не готова, но пора подумать о возвращении домой, в Грейстоунс. — У него отлегло от сердца, когда он увидел, что Эмерелд не возражает.
— Если ты считаешь, что путешествие не причинит вреда Кэтлин, я готова отправиться в любое время, Шон.
Он сжал пальцы Эмерелд:
— Я никогда больше не стану лгать тебе… Дорогая, я не могу гарантировать, что она это выдержит.
— Я знаю об этом, — последовал негромкий ответ.
— Я буду держать ее на руках весь путь до Ирландии.
Ее губы дрогнули.
— А как же Джозеф?
— Черт, он достаточно взрослый, чтобы управлять кораблем!
Как приятно было видеть ее смеющейся! Шон не знал, что Эмерелд отчаянно стремилась уехать как можно дальше от Монтегью. Каждый день она думала о том, когда же граф Килдэрский снова возобновит свою вендетту. Он отлично держал себя в руках, не давая воли гневу и ненависти, но она понимала, что долго это не продлится. Пока она и дети для него главное, но Эмерелд понимала, что это не может продолжаться вечно и месть его будет ужасной.
Когда в очередной раз Шон обтирал Эмерелд губкой, он не стал скрывать своего беспокойства:
— Постельный режим не придаст тебе сил. Я не хочу, чтобы твои мускулы ослабели. Я думаю, что хороший ежедневный массаж пойдет тебе на пользу. Пройдет не менее трех недель, прежде чем ты сможешь встать на ноги.
— Меня это тоже беспокоит. Я все время лежу, но не чувствую себя крепче.
— Если мускулы не работают, они начинают атрофироваться. Я покажу тебе несколько упражнений в постели.
— Ах, Боже мой, мне известно, как ты изобретателен в смысле постельных упражнений, — поддразнила она.
— Ну, если твои мысли двинулись в этом направлении, это очень хороший знак.
Эмерелд отдала себя во власть его рук. После того как Шон обтер ее губкой, он смазал руки душистым маслом и размял каждый мускул ее тела. Она прикрыла глаза от блаженства.
— Это та-а-ак приятно, — пробормотала Эмерелд, потягиваясь, словно ленивая кошка. Она любовалась им сквозь полуопущенные ресницы, не в силах отвести глаза.
Ее взгляд заинтересованно скользнул вниз по его телу, и она осталась довольна увиденным.
— Хорошие знаки повсюду, — распутно произнесла она.
— Отлично. Говорят, что ожидание — это самое лучшее, а воздержание полезно для души.
Стараясь сохранить на лице такое же серьезное выражение, как у Шона, Эмерелд спросила:
— Это очень тяжело?
— Ирландка, ты даже представить себе не можешь.
Эмерелд потянулась и охватила рукой его напряженную плоть.
— Ты дразнишь моего петушка, — беззаботно произнес Шон.
— Просто проверяю. Мускулы, которыми не пользуются, начинают атрофироваться. — Она призывно взглянула на него. — Как насчет небольшой оральной стимуляции?
Шон убрал руку с ее бедра, толкнул ее обратно на подушки и пристально взглянул в веселые зеленые глаза:
— Ты отлично наслаждаешься этой игрой за мой счет. Под оральной стимуляцией, я подозреваю, имеются в виду поцелуи, хотя ты и заставляешь меня думать иначе.
Она слегка шлепнула Шона по щеке:
— Прекрати читать мои мысли, ты, дьявол.
— Когда ты выполнишь свои упражнения, я тебя поцелую, но не раньше.
Так, поддразнивая друг друга, они проделали весь гимнастический комплекс упражнений, призванный вернуть силы ослабевшим мышцам Эмерелд. Вошла Кейт с ребенком на руках:
— А вот и мы, уже выкупаны и готовы к объятиям.
Шон подмигнул ей:
— Я готов, Кейт, если вы не против.
— Осторожно, — засмеялась Эмерелд, — у него игривое настроение.
— Ха! Что-то, наверное, есть в весеннем воздухе. У Пэдди Берка кровь играет и все остальное тоже.
Они оба уставились на экономку, не веря своим ушам, но как только она вышла, разразились неудержимым хохотом.
— Нам действительно пора возвращаться домой. Эти двое слишком много времени проводят вместе.
В эту последнюю ночь в доме на Олд-Парк-лейн Шон выбрался из кровати, чтобы осторожно положить Кэтлин в колыбель рядом с ее спящим братом.
— Что ты делаешь? — шепнула Эмерелд.
— Я хочу ненадолго обнять тебя. Она вернется к тебе через час.
Он нырнул обратно в кровать и лег, почти касаясь ее. Потом Шон привстал, опершись на локоть, и взглянул на Эмерелд. Вечером он вымыл ей голову, и удовольствие от этой процедуры все еще жило в нем.
— Твои волосы хороши как никогда. Они стали еще шелковистее и пышнее, чем раньше. — Его пальцы подняли одну прядку, и Шон потерся о нее щекой.
— Это, наверное, связано с рождением детей.
Его рука скользнула к ее грудям. Подушечки пальцев нежно очертили их контуры, потом нырнули в глубокую ложбинку.
— Ты такая налитая и зрелая.
Уголки ее губ приподнялись.
— Как запретный плод.
— Действительно запретный. Мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как мы занимались любовью. Я понимаю, что ты еще недостаточно окрепла, чтобы развлекаться на полную катушку, но как насчет того, чтобы немного пошалить?
— Разве у меня есть выбор? Я твоя пленница. Я даже не могу убежать от тебя, — пошутила Эмерелд. — Во всяком случае, пока.
— Не поиграть ли нам в похитителя и его пленницу? — хрипло спросил он, его возбужденный член скользнул по ее бедру.
— Это очень актуально, во всяком случае, до тех пор пока моя нога не заживет.
Его губы прижались к ее губам, ему необходимо было ощутить ее вкус, хотя он наслаждался их словесной прелюдией к любви.
— А что потом?
— Потом я сбегу с твоими деньгами, — поклялась она. — Я исчезну так быстро, что ты даже не узнаешь, кто нанес тебе удар.
— Я догоню тебя, охваченный страстью, пылающий и неутомимый.
— Пылающий и неутомимый? — Ее прохладная рука скользнула между его бедрами. — Очень правдивое описание. Ммм, ты очень соблазнителен, но я все-таки сбегу.
— Но только не сегодня ночью, моя маленькая пленница, только не сегодня ночью. — Его рот завладел ее устами и наглядно продемонстрировал ей, как действует похититель, когда жертва оказывается у него в руках. И Эмерелд, его добровольная пленница, придумала, как удовлетворить все его желания.
Впервые Шон уснул раньше нее. А она по обыкновению, появившемуся у нее за долгие дни и ночи вынужденного бездействия, вновь задумалась о прошлом и будущем. Она вспоминала, как беспечно отнеслась к скрытым предостережениям Шона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Долгие часы Шон просидел, обнимая ее. На смену ночи пришел рассвет, а утреннюю зарю сменил яркий свет дня. Его сын проснулся и закричал. Губы Шона дрогнули в улыбке, пока он наблюдал, как маленький бесенок выходил из себя, требуя еды и внимания.
Появилась Кейт и забрала его.
— Наконец-то пришла кормилица. Этот ребенок — ваша живая копия. Да поможет нам всем Господь!
— Может быть, нам следует пригласить кормилицу для каждого из них. — Он не смог подавить свой страх за жизнь Эмерелд. — Как вы думаете, Кейт?
— Сегодня у Эмерелд появится молоко. Она будет ужасно мучиться, если не станет кормить хотя бы одного из них. Возможно, сегодня к вечеру она уже почувствует себя достаточно хорошо.
Слова миссис Кеннеди подбодрили его и заставили действовать. Он должен напоить ее и обтирать водой каждый час. Если в человеческих силах остановить ее горячку, то Шон О'Тул преисполнился решимости сделать это.
Усилия всего дома были сосредоточены только на одном — чтобы мать и дети выжили. Мистер Берк ушел и вернулся с колыбелью. Двух горничных отправили по магазинам за детской одеждой, одеяльцами, пеленками, бутылочками и сосками. Кейт сидела с Эмерелд, пока Шон принимал ванну, переодевался и глотал какую-то еду. Потом он вернулся, чтобы снова обнять ее, поговорить с ней, протереть ее губкой и заставить попить.
День потускнел, наступили сумерки, и еще одна ночь вступила в свои права. Шон тихо сидел, прислонившись к спинке кровати, обняв Эмерелд. Его терзал страх, потому что она все еще не пришла в себя. И вдруг он почувствовал влагу на своем теле. Боясь ошибиться, он пощупал лоб Эмерелд, коснулся щеки, провел пальцами по шее. Молодая женщина была совершенно мокрой от пота. Ее лихорадка прошла!
Глава 34
Шон снова обтер Эмерелд мокрой губкой и на этот раз сам надел ей ночную рубашку, потом поднял молодую женщину, чтобы застелить свежие простыни. Он нежно говорил с ней, рассказывал, где она находится, объяснял, что рядом Кейт и Пэдди, готовые прийти ей на помощь.
— Не пытайся говорить, любимая, это только утомит тебя. Твое дело поправляться, а мы сделаем все остальное.
Хотя Эмерелд не отвечала ему, Шон знал, что она понимает его слова. Он часто улыбался, чтобы ободрить ее, но в его душе царила паника. Шон понимал, что только дети смогут по-настоящему успокоить Эмерелд. Но если она увидит дочку, то сойдет с ума от тревоги. Лихорадка прошла, но до полного выздоровления еще очень далеко, и Шон подозревал, что поправляться Эмерелд будет очень медленно.
О'Тул присел на край кровати и взял женщину за руку.
— Знаешь ли ты, что у тебя теперь сын и дочка? — Его сердце сжалось, когда ее губы тронула слабая улыбка, казалось, что даже это малейшее усилие подорвало ее силы. — Я их принесу по одному, и ты сама увидишь это чудо. — Шон подмигнул ей. — Не уходи, я сейчас вернусь.
Он отправился в одну из спален, превращенную в детскую, и обсудил все с Кейт Кеннеди. Та предложила свое решение:
— Чтобы она не волновалась, вы можете показать ей одного и того же младенца дважды.
Шон нахмурился. Это был выход. Правда огорчит и испугает ее, и все-таки он понимал, что больше никогда не должен обманывать Эмерелд, как бы велико ни было искушение.
— Нет, Кейт. — Он повернулся к молодой кормилице, явившейся Божьим даром в их ситуации. — Элис, моя дочь может сосать?
— Не очень хорошо, сэр. У нее едва хватает сил. Она глотнет пару раз и засыпает.
— Не давайте ей спать. Пусть бодрствует, пока не поест как следует. Кейт, помогите расшевелить ее, щекочите ей ножку или еще что-нибудь.
Мистера Берка Шон нашел в гостиной.
— Пэдди, вы протрете ковры, прогуливая их милость.
Управляющий улыбнулся:
— Это напоминает мне ваше детство. Бывало, Шеймус носил вас на руках ночами напролет.
— Дайте его мне, я отнесу мальчика матери.
Когда Эмерелд увидела сына, ее прекрасные зеленые глаза наполнились слезами.
— Он хорошенький, это правда, но характер у него редкостный. Когда он плачет, то производит столько шума, что нам повысят арендную плату.
Эмерелд улыбнулась сквозь слезы.
— У тебя появилось молоко. Хочешь покормить его, любовь моя?
Молодая женщина кивнула, он устроил ребенка рядом с ней и распахнул ворот ночной рубашки. Маленькому ротику не пришлось указывать дорогу к набухшему материнскому соску. Лицо Эмерелд, смотрящей на сына, засияло, и Шон ощутил, какое это счастье — быть свидетелем такой благословенной сцены.
Через некоторое время Шон переложил малыша на другую сторону кровати.
— Как мы назовем этого бесенка?
Эмерелд оторвала взгляд от сына и посмотрела в стальные глаза О'Тула.
— Джозеф, — прошептала она.
У Шона в горле встал ком, не позволивший ему сразу же ответить. Она по-прежнему оставалась самой щедрой женщиной на свете. Черт побери, что же он такого сделал, чтобы заслужить ее? Когда Джозеф начал дремать, Шон распеленал его теплый кокон, положил сына на свое широкое плечо и потер ему спинку, как учила его Кейт.
— У тебя осталось еще немножко сил, чтобы поздороваться с дочкой? — На самом деле Шону хотелось, чтобы Эмерелд заснула и еще один день не узнала правды. — Тогда подержись еще немного, я сейчас вернусь.
Когда Шон вышел из комнаты с сыном на руках, Эмерелд в отчаянии закрыла глаза. С того момента как у нее начались схватки, она все слышала. Она слышала разговор отца с доктором Слоуном и узнала, какую судьбу уготовили ее только что родившимся детям. Осознав, что один умирает, а второго неизвестно куда забирают, Эмерелд сдалась. Рождение близнецов отняло у нее все силы. Когда исчезла последняя надежда, молодая женщина замкнулась в себе и стала ждать смерти.
То, что произошло потом, напоминало сон. С небес спустился Ангел Смерти и унес ее. Значительно позже она поняла, что все происходит наяву и это Шон О'Тул появился на Портмен-сквер в облике ангела-мстителя. Его воля была так сильна, он не позволил ей умереть. Он заставил смерть отступить от ее дочери. Но Эмерелд не слишком надеялась. Она слышала, как два врача сказали, что ее девочка слишком слаба, чтобы выжить.
Ради нее Шон старался держаться бодро. Благодарность за все, что он сделал, переполняла Эмерелд. Он без устали боролся от зари до зари, вливая в них собственную силу, не желая даже думать о поражении. Эмерелд закрыла глаза и попросила Бога ниспослать ей силы, чтобы стойко встретить свое будущее.
Когда Шон вошел в спальню, он так бережно нес крошечный сверток, что у Эмерелд дрогнуло сердце.
— Она очень маленькая, Эмерелд. Я не хочу, чтобы ты тревожилась. Кормилица ее уже накормила, и малышка только что уснула. — Он положил девочку рядом с матерью, но не выпустил ребенка из рук.
И Эмерелд поняла, что не может разбить его надежды. Когда она опустила глаза, ее лицо озарилось нежностью, и она постаралась сдержать слезы, грозившие затопить ее печалью.
— Мы назовем ее Кэтлин, — тихо произнесла она.
Это так глубоко тронуло Шона, что ему захотелось плакать. И тогда он ясно увидел, как его любимая сдерживает слезы ради него. Он опустился на колени, чтобы приблизиться к ней. Когда их глаза встретились, притворяться уже не было нужды.
— Эмерелд, я на коленях клянусь тебе, что, если есть способ спасти нашу дочь, я сделаю все. Кэтлин — отличное имя. Может быть, моя мать станет ее ангелом-хранителем. — Он прикоснулся к малютке, уснувшей рядом с матерью, а потом оставил их одних на несколько минут.
Вернулся он с большой деревянной колыбелью и поставил ее рядом с кроватью. Потом он принес спящего Джозефа и уложил его туда. Шон приглушил свет и лег рядом с Эмерелд на широкой постели. Его рука, защищая, обняла посапывающего между ними крошечного ребенка. Они лежали, касаясь друг друга, и ощущали себя частью единого целого. Вновь обретя друг друга в эти темные ночные часы, они не могли расстаться.
Следующие две недели Шон не отходил от них. Джозеф прекрасно себя чувствовал. Его кормили и мать и Элис, он стал заметно прибавлять в весе.
Но малышка Кэтлин не росла. У нее почти совсем не было аппетита, иногда она и вовсе отказывалась от пищи. Порой она начинала задыхаться, и ее розовая кожа становилась восковой. Когда бы это ни происходило, днем ли, ночью ли, Шон терпеливо массировал ее, пока у малютки не восстанавливалось кровообращение. У нее едва хватало сил кричать, и плакала она тихо и жалобно. Шон и Эмерелд, сменяя друг друга, держали ее на руках. Оба были убеждены в волшебной силе прикосновения.
Сама Эмерелд немного окрепла, но Шон понимал, что до прежнего здоровья ей еще очень далеко. Когда она выглядела неважно, Шон излучал нежность. Он вышел из дома на Олд-Парк-лейн только на третьей педеле. Яркие лучи февральского солнца заливали комнаты золотистым светом. Казалось, все лица в доме просветлели. Дела шли на поправку, и в воздухе витал дух оптимизма, они верили, что все кончится хорошо.
Шон вернулся с охапкой бледно-желтых нарциссов и раскидал их в ногах кровати. Он улыбнулся при виде прекрасной картины: Эмерелд, облокотившись на подушки, укачивает их маленькую дочку.
— Я знаю, что ты обожаешь цветы и охотно принимаешь их от меня… В отличие от драгоценностей, — мягко добавил он. Шон сел на кровать. — Есть кое-что еще, и я хочу, чтобы ты это тоже приняла. — Взяв ребенка, он протянул Эмерелд длинный конверт.
Открыв его и обнаружив купчую на дом на Олд-Парк-лейн, она подняла глаза от хрустящего документа:
— Ты купил его?
Шон кивнул:
— Я знаю, как ты любишь этот дом. Я купил его на твое имя, не на свое. Мне давно следовало это сделать.
— Спасибо. Это такой красивый, благородный жест.
— Я люблю тебя, Эмерелд.
— Не говори так, — спокойно отозвалась она.
«Значит, ты так и не простила меня», — подумал Шон. Он отлично ее понимал. Не ожидая прощения, О'Тул все-таки питал некоторую надежду. Он улыбнулся ей, показывая, что все понимает. Прошло слишком мало времени. Он будет ждать столько, сколько потребуется, а пока покажет ей своими поступками, своей преданностью и самоотверженностью, что любит ее всем сердцем.
Все четверо спали в одной спальне, и Эмерелд не возражала против этого, более того, он был уверен, что это ее успокаивает. Эмерелд позволяла ему купать и кормить себя, пока не окрепла настолько, чтобы есть самой, так что Шон не сомневался, что ее не раздражают его прикосновения. Он благодарил Бога за это, хотя Эмерелд и отвергла словесное выражение его любви.
О'Тул осторожно подбирал слова:
— Я не хочу торопить тебя, ты еще не готова, но пора подумать о возвращении домой, в Грейстоунс. — У него отлегло от сердца, когда он увидел, что Эмерелд не возражает.
— Если ты считаешь, что путешествие не причинит вреда Кэтлин, я готова отправиться в любое время, Шон.
Он сжал пальцы Эмерелд:
— Я никогда больше не стану лгать тебе… Дорогая, я не могу гарантировать, что она это выдержит.
— Я знаю об этом, — последовал негромкий ответ.
— Я буду держать ее на руках весь путь до Ирландии.
Ее губы дрогнули.
— А как же Джозеф?
— Черт, он достаточно взрослый, чтобы управлять кораблем!
Как приятно было видеть ее смеющейся! Шон не знал, что Эмерелд отчаянно стремилась уехать как можно дальше от Монтегью. Каждый день она думала о том, когда же граф Килдэрский снова возобновит свою вендетту. Он отлично держал себя в руках, не давая воли гневу и ненависти, но она понимала, что долго это не продлится. Пока она и дети для него главное, но Эмерелд понимала, что это не может продолжаться вечно и месть его будет ужасной.
Когда в очередной раз Шон обтирал Эмерелд губкой, он не стал скрывать своего беспокойства:
— Постельный режим не придаст тебе сил. Я не хочу, чтобы твои мускулы ослабели. Я думаю, что хороший ежедневный массаж пойдет тебе на пользу. Пройдет не менее трех недель, прежде чем ты сможешь встать на ноги.
— Меня это тоже беспокоит. Я все время лежу, но не чувствую себя крепче.
— Если мускулы не работают, они начинают атрофироваться. Я покажу тебе несколько упражнений в постели.
— Ах, Боже мой, мне известно, как ты изобретателен в смысле постельных упражнений, — поддразнила она.
— Ну, если твои мысли двинулись в этом направлении, это очень хороший знак.
Эмерелд отдала себя во власть его рук. После того как Шон обтер ее губкой, он смазал руки душистым маслом и размял каждый мускул ее тела. Она прикрыла глаза от блаженства.
— Это та-а-ак приятно, — пробормотала Эмерелд, потягиваясь, словно ленивая кошка. Она любовалась им сквозь полуопущенные ресницы, не в силах отвести глаза.
Ее взгляд заинтересованно скользнул вниз по его телу, и она осталась довольна увиденным.
— Хорошие знаки повсюду, — распутно произнесла она.
— Отлично. Говорят, что ожидание — это самое лучшее, а воздержание полезно для души.
Стараясь сохранить на лице такое же серьезное выражение, как у Шона, Эмерелд спросила:
— Это очень тяжело?
— Ирландка, ты даже представить себе не можешь.
Эмерелд потянулась и охватила рукой его напряженную плоть.
— Ты дразнишь моего петушка, — беззаботно произнес Шон.
— Просто проверяю. Мускулы, которыми не пользуются, начинают атрофироваться. — Она призывно взглянула на него. — Как насчет небольшой оральной стимуляции?
Шон убрал руку с ее бедра, толкнул ее обратно на подушки и пристально взглянул в веселые зеленые глаза:
— Ты отлично наслаждаешься этой игрой за мой счет. Под оральной стимуляцией, я подозреваю, имеются в виду поцелуи, хотя ты и заставляешь меня думать иначе.
Она слегка шлепнула Шона по щеке:
— Прекрати читать мои мысли, ты, дьявол.
— Когда ты выполнишь свои упражнения, я тебя поцелую, но не раньше.
Так, поддразнивая друг друга, они проделали весь гимнастический комплекс упражнений, призванный вернуть силы ослабевшим мышцам Эмерелд. Вошла Кейт с ребенком на руках:
— А вот и мы, уже выкупаны и готовы к объятиям.
Шон подмигнул ей:
— Я готов, Кейт, если вы не против.
— Осторожно, — засмеялась Эмерелд, — у него игривое настроение.
— Ха! Что-то, наверное, есть в весеннем воздухе. У Пэдди Берка кровь играет и все остальное тоже.
Они оба уставились на экономку, не веря своим ушам, но как только она вышла, разразились неудержимым хохотом.
— Нам действительно пора возвращаться домой. Эти двое слишком много времени проводят вместе.
В эту последнюю ночь в доме на Олд-Парк-лейн Шон выбрался из кровати, чтобы осторожно положить Кэтлин в колыбель рядом с ее спящим братом.
— Что ты делаешь? — шепнула Эмерелд.
— Я хочу ненадолго обнять тебя. Она вернется к тебе через час.
Он нырнул обратно в кровать и лег, почти касаясь ее. Потом Шон привстал, опершись на локоть, и взглянул на Эмерелд. Вечером он вымыл ей голову, и удовольствие от этой процедуры все еще жило в нем.
— Твои волосы хороши как никогда. Они стали еще шелковистее и пышнее, чем раньше. — Его пальцы подняли одну прядку, и Шон потерся о нее щекой.
— Это, наверное, связано с рождением детей.
Его рука скользнула к ее грудям. Подушечки пальцев нежно очертили их контуры, потом нырнули в глубокую ложбинку.
— Ты такая налитая и зрелая.
Уголки ее губ приподнялись.
— Как запретный плод.
— Действительно запретный. Мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как мы занимались любовью. Я понимаю, что ты еще недостаточно окрепла, чтобы развлекаться на полную катушку, но как насчет того, чтобы немного пошалить?
— Разве у меня есть выбор? Я твоя пленница. Я даже не могу убежать от тебя, — пошутила Эмерелд. — Во всяком случае, пока.
— Не поиграть ли нам в похитителя и его пленницу? — хрипло спросил он, его возбужденный член скользнул по ее бедру.
— Это очень актуально, во всяком случае, до тех пор пока моя нога не заживет.
Его губы прижались к ее губам, ему необходимо было ощутить ее вкус, хотя он наслаждался их словесной прелюдией к любви.
— А что потом?
— Потом я сбегу с твоими деньгами, — поклялась она. — Я исчезну так быстро, что ты даже не узнаешь, кто нанес тебе удар.
— Я догоню тебя, охваченный страстью, пылающий и неутомимый.
— Пылающий и неутомимый? — Ее прохладная рука скользнула между его бедрами. — Очень правдивое описание. Ммм, ты очень соблазнителен, но я все-таки сбегу.
— Но только не сегодня ночью, моя маленькая пленница, только не сегодня ночью. — Его рот завладел ее устами и наглядно продемонстрировал ей, как действует похититель, когда жертва оказывается у него в руках. И Эмерелд, его добровольная пленница, придумала, как удовлетворить все его желания.
Впервые Шон уснул раньше нее. А она по обыкновению, появившемуся у нее за долгие дни и ночи вынужденного бездействия, вновь задумалась о прошлом и будущем. Она вспоминала, как беспечно отнеслась к скрытым предостережениям Шона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42