Она оставалась на ногах почти с рассвета и чувствовала, что вот-вот свалится. Подвинув кресло к кровати и устроив поудобнее усталые кости, она обеспокоенно взглянула на крохотный сверток на постели, потом перевела взгляд на мать.
Все это было слишком для миссис Томас. Она понимала, нужно что-то сделать, но не знала, что именно. Служанка смотрела на закрытые глаза Эмерелд и молилась, чтобы та уснула. Миссис Томас решила, что здесь она бессильна. Все в руках Господа.
Глава 33
Если Шон О'Тул не стоял у штурвала «Серы-1», то он мерил шагами палубу. К тому времени когда корабль подошел к лондонским докам, Килдэр проделал пешком половину пути до Англии. Он понимал, что состязается со временем, хотя нет никакой надежды, что ему удастся успеть до того, как у Эмерелд начнутся роды. Ему хотелось забрать ее из мавзолея на Портмен-сквер и отвезти в красивый дом на Олд-Парк-лейн, где они провели такие счастливые часы. Более того, ему хотелось присутствовать при рождении своих детей. Шон понимал, что обязан как-то исправить то, что сделал с ней. В жизни каждого мужчины есть свой решающий, поворотный момент, и теперь настал его час.
В два часа ночи «Сера-1» бросила якорь. В три часа огромный черный экипаж отвез троих пассажиров к дому Монтегью на Портмен-сквер. Шон выпрыгнул из кареты, взлетел вверх по ступеням, и его кулак обрушился на дверь. Белтон, заснувший в холле в ожидании Уильяма, вскочил на ноги так быстро, что налетел на медную стойку для зонтов. Ругаясь на чем свет стоит, дворецкий открыл дверь и, к своему ужасу, увидел перед собой не хозяина, мистера Монтегью, а его врага, горой нависшего над ним. И, что еще хуже, этот мужчина явно намеревался снова ворваться в дом, как он это уже проделал однажды.
— Вы не можете войти. Сейчас глубокая ночь!
О'Тул подавил рвавшееся наружу желание применить силу.
— Отойди в сторону, — спокойно произнес он. — У меня закладная на этот дом. Он принадлежит мне.
Белтон потерял дар речи и отступил, давая возможность войти не только О'Тулу, но и сопровождавшим его мужчине и женщине.
— Немедленно отведи меня к ней. — В приказании, отданном так спокойно, таилась смертельная угроза.
— Прошу вас сюда, милорд. — Лицо Белтона залила краска, потому что дочь хозяина дома находилась в помещении для прислуги.
Когда Шон вошел в крохотную комнату, его сердце упало. Он опоздал к рождению детей и, судя по всему, вообще опоздал. Его появление разбудило спящую служанку, но молодая женщина, привязанная к кровати, — ребенок дремал у ее груди — даже не шевельнулась. Почти сгоревшие свечи практически не давали света.
— Зажгите лампы, — приказал Шон служанке, а сам встал на колени рядом с кроватью и взял Эмерелд за руку. Вспыхнула лампа, и он увидел то, чего так страшился. Эмерелд больна. Она выглядела мертвенно-бледной. Шон отвел волосы с ее лба и почувствовал, как он горит в лихорадке под его пальцами.
Он пришел в ужас от того, что его любимая лежит на грязных простынях. Шон услышал, как у него за спиной Пэдди Берк воскликнул:
— Пресвятая матерь Божия!
В душе О'Тула росло желание убить, прикончить ее отца и мужа за то, что они совершили, как пренебрегли ею. Усилием воли Шон подавил ярость. Сейчас он обязан думать только об Эмерелд и их новорожденных детях.
Килдэр услышал, как судорожно выдохнула Кейт Кеннеди:
— Нам нужен священник. Эта малютка только что испустила последний вздох.
Ее слова заставили Шона действовать. Он выхватил маленький сверток из рук Кейт и посмотрел в крошечное посиневшее личико. Быстро прижавшись губами к ротику дочки, он с силой вдохнул в ее легкие воздух.
— Нам не требуется священник. Сегодня ночью никто не умрет!
Когда малютка снова начала борьбу за каждый вдох, Шон протянул ее обратно Кейт. Он развязал тряпки, привязывавшие Эмерелд к кровати, и торопливо произнес:
— Мы должны срочно увезти их отсюда.
Новорожденный мальчик, уснувший рядом с матерью, закричал. Шон вынул его из теплого кокона и передал Пэдди Берку.
— Очистите мне путь, — приказал он, поднимая Эмерелд на руки. Он снес ее вниз по лестнице и вышел через парадную дверь. Шон чувствовал себя так, словно обрел нечто очень дорогое, что потерял, а вернее, сам отшвырнул прочь. Он бережно устроил Эмерелд внутри экипажа.
Эмерелд открыла глаза, потом снова закрыла и прошептала:
— Больше не могу.
Эти слова обожгли Шону сердце. Он понимал, что молодая женщина уже не в силах бороться. Но его беспокоила не ее нога, он боялся за ее жизнь. О'Тул понимал, что Эмерелд расплачивается за совершенный им грех, и ему хотелось проклясть небеса за такую несправедливость.
Мистер Берк протянул Кейт ребенка, которого нес, и уселся рядом с кучером. Шон пристроился на полу кареты, пытаясь поддержать Эмерелд, охраняя ее от толчков. Недолгая дорога от Портмен-сквер заняла всего несколько минут, но для Шона, бросившего вызов времени, они показались часами.
Их приезд на Олд-Парк-лейн заставил всю челядь шевелиться очень быстро. Созвали абсолютно всех, и каждый получил свое задание. Одну из горничных послали за доктором, в каждой комнате зажгли камин, согрели воду, приготовили постели.
Шон положил свою драгоценную ношу на белоснежную льняную простыню. Он хрипло бормотал:
— Все будет хорошо, любовь моя. Поверь мне! — Как только он увидел Эмерелд и детей, то сразу понял, что надо делать в первую очередь. Тревожный взгляд его глаз обратился к Кейт и Пэдди. — Присмотрите за ними вместо меня. — У него разрывалось сердце от необходимости уступить уход за Эмерелд кому-то другому, но у него не оставалось выбора. Его силы нужны были в другом месте. — Мне нужно виски, — сказал он Берку.
Шон отнес безмолвный сверток к камину в гостиной и развернул его. Ледяное сердце О'Тула растаяло, стоило ему увидеть крошечное тельце дочери. Когда Берк принес бутылку ирландского виски, Шон налил немного себе в ладонь, согрел жидкость у огня и начал осторожно растирать ребенка.
Его осторожные пальцы массировали крохотную грудку и спинку, ручки и ножки его дочурки, крошечные ягодицы и снова возвращались к грудной клетке. Шон стимулировал кровообращение.
Спустя час ужасная синева начала исчезать. Через два часа кожа малютки стала пугающе красной. Шон обругал себя неуклюжим идиотом. Он явно перестарался. Положив ребенка на согнутую руку, О'Тул отправился на кухню.
— У нас есть молоко? — спросил он помощника повара.
— Молочница приносит молоко каждый день, милорд.
— Мне нужна чистая тряпочка. Лучше всего льняная.
Служанка, помогающая на кухне, поставила воду на огонь и достала льняную салфетку. Пока материя кипятилась, она сказала:
— С двумя малышами, милорд, вам понадобится кормилица.
— Как же я об этом не подумал! Вы сможете ее найти? — жадно спросил он.
Прислуга улыбнулась, радуясь тому, с какой готовностью он принял ее совет.
— Агентство, присылающее дворецких и домашних слуг, оказывает такую услугу. Английские дамы не кормят грудью своих детей, милорд.
Шон отнес чашку молока и льняную салфетку обратно в гостиную к огню. Он капнул немного дымчатого виски в молоко, потом смочил в нем уголок салфетки. Открыв ротик ребенка пальцами, он начал кормить дочку по одной капле в минуту.
Вдруг девочка начала задыхаться, и Шон тут же похолодел, ужаснувшись тому, что он наделал. Перевернув малышку, О'Тул пошлепал ее узкую спинку. И сразу же кусок слизи вылетел из горла новорожденной. Как только Шон удалил его из ротика девочки, она глубоко вздохнула и издала тонкий, трогательный писк.
— Хорошая девочка, папина девочка. Давай-ка, пора позавтракать.
Пэдди Берк подошел к двери в гостиную:
— Господь всемогущий, какой приятный звук. Если бы я только мог заставить помолчать паренька.
— На кухне есть молоко, а утром придет кормилица. Этот чертов доктор уже пришел?
— Он появится, когда рассветет. У врачей для богатых свои правила.
Пристальный взгляд Шона встретился с глазами Пэдди.
— Как она?
— Кейт говорит, что она потеряла много крови. Наша малышка слаба и измучена, но наконец-то она в чистоте. — Пэдди не сказал графу, что у Эмерелд жар и она начала бредить.
Только после того как Шон, капля за каплей, старательно скормил дочке четверть чашки молока, до него дошло, что второй ребенок — мальчик. Итак, у него и мальчик, и девочка! Во всяком случае, так оно было сегодня вечером.
Все его принципы резко переменились. Когда Шон смотрел на маленький сверток на сгибе своей руки, он понимал, что Бог есть — это высшее существо, управляющее небом и землей. Он покачал головой, удивляясь собственному высокомерному безумию. Когда ты держишь на руках свое дитя и его жизнь висит на волоске, ты быстро признаешь существование Бога. Шон не только начал молиться, он делал это с жаром, умоляя о прощении, открывая свое сердце для любви Всевышнего.
Какой самоуверенной свиньей он был, когда утверждал, что в его душе нет места для любви. В это мгновение его сердце переполняла любовь, переливаясь через край. Он любил эту женщину и этих детей больше всего на свете, всеми своими помыслами, всем своим сердцем и всей душой. У него больше любви, чем они могут израсходовать за всю свою жизнь. Его любовь вечна, она никогда не кончится.
Когда его крошечная дочка заснула, Шон уютно запеленал ее. Он не обманывался насчет ее шансов на выживание. Она слишком маленькая и слишком хрупкая. Ей потребуются постоянная забота, любовь и внимание. И даже тогда ее шансы выжить останутся очень незначительными. Его собственная мать была одной из близнецов. Ее брат умер.
Шон отнес спящего младенца в спальню и уложил на широкой кровати. Его рука легла на плечо Кейт.
— Я хочу, чтобы вы немного отдохнули. Я здесь побуду.
Экономка тут же запротестовала.
— Кейт, я настаиваю. Вы не сможете ничем ей помочь, если будете валиться с ног от усталости.
— Пойду отдохну пару часов, — снизошла Кейт. — Рядом гора чистого постельного белья, и я велела одной из горничных разорвать фланелевые простыни на пеленки для малюток.
— Спасибо, Кейт.
— Ах да, я еще попросила вашего капризного шеф-повара приготовить немного ячменного отвара. Ничто так не помогает больным, как ячменный отвар. Вы не поверите, он не знает рецепта. Черт бы побрал этого парня! Я сама пойду и прослежу, чтобы он все сделал правильно.
Шон с тревогой посмотрел на Эмерелд. Ее лицо из бледного стало огненно-красным. Веки отяжелели и не поднимались. Она все время бормотала что-то нечленораздельное, а ее голова металась по подушке. Он приложил ладонь к ее щеке и убедился, что его любимая все еще горит в лихорадке. Хотя Кейт и вымыла ее, температура у Эмерелд не упала. Шон решил повторить процедуру.
Он поставил теплую воду у ее изголовья и взял губку. Обмывая горячее тело, граф разговаривал с Эмерелд:
— Кейт, вероятно, с трудом одела тебя в эту древнюю ночную рубашку, но долой ее, моя красавица. Тебе будет прохладнее, и только я знаю, что ты предпочитаешь спать голой. Вот, так-то лучше. — Он состроил гримасу, увидев испачканные повязки у нее на ноге. Если врач не придет к тому времени, когда он закончит с обтиранием, он сам снимет повязки.
С бесконечным терпением Шон снова и снова обтирал ее лицо и шею, пока ему не показалось, что кожа стала немного прохладнее. Тогда он протер ей плечи и руки. Шон заметил, что, когда он говорит с ней, Эмерелд успокаивается. Проводя губкой по ее грудям, он увидел, что материнство только подчеркнуло их естественную красоту. Большие, упругие и гладкие, как атлас, а соски порозовели и увлажнились.
— Ты редкая красавица, Эмерелд, любовь моя. Настоящая ирландская красотка! Я отвезу тебя домой сразу же, как только ты достаточно окрепнешь для путешествия. Ты отлично поработала, ирландка. Ты как-то сказала, что подаришь мне сына, но ты превзошла самое себя! Ты подарила мне не только парнишку, но и крохотную девочку.
Он нежно омыл ее живот, все еще большой и обвисший после беременности.
— Никаких растяжек я не вижу, спасибо волшебному маслу Тары.
Шон обтер ее здоровую ногу и насухо вытер льняным полотенцем. Теперь, когда он прикасался к ней, ему казалось, что жар немного спал. Шон оглядел грязные повязки и принял решение:
— Я постараюсь не причинить тебе боли, любимая. Я постараюсь больше никогда не причинять тебе боли.
Во время плавания он имел дело со сломанными костями, так что О'Тул не был новичком в этом деле. Он разбинтовал ногу и пристально изучил ее всю. Пальцами он промял бедро. Эмерелд не дрогнула, и Шон решил, что бедренные кости не пострадали и лубки не нужны.
Но ее голень рассказала ему совсем другую историю. Она распухла от колена до лодыжки. Совершенно ясно, что Эмерелд сломала большую берцовую кость, и Шон надеялся и молился, чтобы перелом оказался чистым. Медленно, осторожно он протер и обсушил ногу. Потом разорвал льняную простыню на полосы. Все время проверяя, чтобы не сдавить слишком сильно, крепко забинтовал голень льняными тряпками, пока не зафиксировал кость в безопасном положении, чтобы она не смогла сдвинуться. Когда спадет отек, повязку можно будет сделать туже.
Пэдди Берк впустил врача и провел его в спальню, где лежала больная. Доктор Брукфилд представился, бегло осмотрел ногу и пришел к выводу, что о ней как следует позаботились.
— Кость либо срастется, либо нет. — Врач видел, что граф Килдэрский не примет полуправды. — Если она не будет наступать на ногу в течение шести недель, все будет в порядке.
— У нее жар, доктор. Что я могу сделать, чтобы с этим справиться?
Брукфилд пощупал пульс Эмерелд.
— Родовая горячка — довольно частое явление. Обычно, если за женщинами хорошо ухаживают и содержат в чистоте, у них больше шансов выздороветь. Если же ими не заниматься, то они умирают. Но иногда случается прямо противоположное.
Шону пришлось побороть желание схватить доктора за горло и вытрясти из него все эти банальные глупости. Брукфилд явно не собирался ничего предпринимать, он пришел просто высказать свое мнение. Врач продолжал, говоря Шону то, что тот уже знал:
— Роды оказались трудными, потому что это двойня. У нее было кровотечение. Если она не поправится…
Килдэр прервал его:
— Она поправится, Брукфилд. Скажите мне, что надо делать, чтобы ускорить выздоровление.
— Вы можете попробовать попоить ее, и я оставлю успокоительное. И раз уж я здесь, я могу взглянуть и на новорожденных.
И вдруг Шону не захотелось выслушивать его напыщенное мнение о своих детях.
— С ними все будет в порядке, доктор. Сколько я вам должен?
Врач взглянул на маленький жалкий сверток на широкой кровати.
— В порядке? Мне так не кажется. Килдэр, вы образованный человек. Один из тех, я уверен, кто смотрит фактам в лицо. Когда рождается двойня, один обычно выкарабкивается, а другому это не удается. Смертность среди новорожденных высока, даже среди здоровых, нормальных детей. Вы должны быть готовы к неизбежному. Эта крошка не выживет. Иногда смерть — это благо в другом обличье.
— Убирайтесь, — коротко приказал Шон. Он закрыл глаза. «Господи, смогу ли я пережить эту ночь и обойтись без насилия?» — подумалось ему. — Пэдди! — проревел он. Мистер Берк немедленно появился и уложил уснувшего младенца на кровать. — Проводи доктора к выходу, пока он еще цел, — спокойно велел Шон.
Он молился, чтобы слова Брукфилда не проникли в забытье Эмерелд. Со слухом у нее все было в порядке, она реагировала на его голос. Шон присел рядок и стал успокаивать ее уверенным голосом, хотя никакой уверенности он не чувствовал:
— Наши дети здесь, с нами. Они поели и теперь спят. Я пойду и принесу тебе попить, у тебя губы совсем пересохли.
Он начнет с холодной воды. Если Эмерелд это удержит, тогда придет очередь ячменного отвара. О'Тул принес по чашке того и другого, поставил рядом с кроватью и задумался, как ему напоить ее, чтобы она не поперхнулась жидкостью. Убрав подушку у нее из-под головы, он сел, прислонившись к спинке кровати, бережно приподнял ее за плечи и прижал к своей груди.
Голова Эмерелд удобно покоилась на его плече. Шон поднес чашку к ее губам и заставил сделать глоток, приговаривая:
— Вот славно, вот хорошо! Ты так хочешь пить, и никто тебе не дал. Отдохни теперь, переведи дух.
С бесконечным терпением и уговорами ему удалось скормить Эмерелд полчашки ячменного отвара. Когда он почувствовал, что она не может проглотить больше ни капли, Шон отставил чашку и нежно обнял молодую женщину. Она по-прежнему горела в жару, но, казалось, успокоилась в его объятиях.
Шон надеялся, что Эмерелд чувствует его близость, понимает, что он вернулся к ней. Его любимая должна осознавать, что это именно он прижимает ее к своему сердцу. О'Тул осторожно вложил свой изуродованный палец в ее ладонь. Прикоснувшись к его изувеченной руке, она будет знать, что это Шон О'Тул, и никто другой.
Может быть, его тело сможет принять на себя часть ее жара и вдохнуть в нее свою силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Все это было слишком для миссис Томас. Она понимала, нужно что-то сделать, но не знала, что именно. Служанка смотрела на закрытые глаза Эмерелд и молилась, чтобы та уснула. Миссис Томас решила, что здесь она бессильна. Все в руках Господа.
Глава 33
Если Шон О'Тул не стоял у штурвала «Серы-1», то он мерил шагами палубу. К тому времени когда корабль подошел к лондонским докам, Килдэр проделал пешком половину пути до Англии. Он понимал, что состязается со временем, хотя нет никакой надежды, что ему удастся успеть до того, как у Эмерелд начнутся роды. Ему хотелось забрать ее из мавзолея на Портмен-сквер и отвезти в красивый дом на Олд-Парк-лейн, где они провели такие счастливые часы. Более того, ему хотелось присутствовать при рождении своих детей. Шон понимал, что обязан как-то исправить то, что сделал с ней. В жизни каждого мужчины есть свой решающий, поворотный момент, и теперь настал его час.
В два часа ночи «Сера-1» бросила якорь. В три часа огромный черный экипаж отвез троих пассажиров к дому Монтегью на Портмен-сквер. Шон выпрыгнул из кареты, взлетел вверх по ступеням, и его кулак обрушился на дверь. Белтон, заснувший в холле в ожидании Уильяма, вскочил на ноги так быстро, что налетел на медную стойку для зонтов. Ругаясь на чем свет стоит, дворецкий открыл дверь и, к своему ужасу, увидел перед собой не хозяина, мистера Монтегью, а его врага, горой нависшего над ним. И, что еще хуже, этот мужчина явно намеревался снова ворваться в дом, как он это уже проделал однажды.
— Вы не можете войти. Сейчас глубокая ночь!
О'Тул подавил рвавшееся наружу желание применить силу.
— Отойди в сторону, — спокойно произнес он. — У меня закладная на этот дом. Он принадлежит мне.
Белтон потерял дар речи и отступил, давая возможность войти не только О'Тулу, но и сопровождавшим его мужчине и женщине.
— Немедленно отведи меня к ней. — В приказании, отданном так спокойно, таилась смертельная угроза.
— Прошу вас сюда, милорд. — Лицо Белтона залила краска, потому что дочь хозяина дома находилась в помещении для прислуги.
Когда Шон вошел в крохотную комнату, его сердце упало. Он опоздал к рождению детей и, судя по всему, вообще опоздал. Его появление разбудило спящую служанку, но молодая женщина, привязанная к кровати, — ребенок дремал у ее груди — даже не шевельнулась. Почти сгоревшие свечи практически не давали света.
— Зажгите лампы, — приказал Шон служанке, а сам встал на колени рядом с кроватью и взял Эмерелд за руку. Вспыхнула лампа, и он увидел то, чего так страшился. Эмерелд больна. Она выглядела мертвенно-бледной. Шон отвел волосы с ее лба и почувствовал, как он горит в лихорадке под его пальцами.
Он пришел в ужас от того, что его любимая лежит на грязных простынях. Шон услышал, как у него за спиной Пэдди Берк воскликнул:
— Пресвятая матерь Божия!
В душе О'Тула росло желание убить, прикончить ее отца и мужа за то, что они совершили, как пренебрегли ею. Усилием воли Шон подавил ярость. Сейчас он обязан думать только об Эмерелд и их новорожденных детях.
Килдэр услышал, как судорожно выдохнула Кейт Кеннеди:
— Нам нужен священник. Эта малютка только что испустила последний вздох.
Ее слова заставили Шона действовать. Он выхватил маленький сверток из рук Кейт и посмотрел в крошечное посиневшее личико. Быстро прижавшись губами к ротику дочки, он с силой вдохнул в ее легкие воздух.
— Нам не требуется священник. Сегодня ночью никто не умрет!
Когда малютка снова начала борьбу за каждый вдох, Шон протянул ее обратно Кейт. Он развязал тряпки, привязывавшие Эмерелд к кровати, и торопливо произнес:
— Мы должны срочно увезти их отсюда.
Новорожденный мальчик, уснувший рядом с матерью, закричал. Шон вынул его из теплого кокона и передал Пэдди Берку.
— Очистите мне путь, — приказал он, поднимая Эмерелд на руки. Он снес ее вниз по лестнице и вышел через парадную дверь. Шон чувствовал себя так, словно обрел нечто очень дорогое, что потерял, а вернее, сам отшвырнул прочь. Он бережно устроил Эмерелд внутри экипажа.
Эмерелд открыла глаза, потом снова закрыла и прошептала:
— Больше не могу.
Эти слова обожгли Шону сердце. Он понимал, что молодая женщина уже не в силах бороться. Но его беспокоила не ее нога, он боялся за ее жизнь. О'Тул понимал, что Эмерелд расплачивается за совершенный им грех, и ему хотелось проклясть небеса за такую несправедливость.
Мистер Берк протянул Кейт ребенка, которого нес, и уселся рядом с кучером. Шон пристроился на полу кареты, пытаясь поддержать Эмерелд, охраняя ее от толчков. Недолгая дорога от Портмен-сквер заняла всего несколько минут, но для Шона, бросившего вызов времени, они показались часами.
Их приезд на Олд-Парк-лейн заставил всю челядь шевелиться очень быстро. Созвали абсолютно всех, и каждый получил свое задание. Одну из горничных послали за доктором, в каждой комнате зажгли камин, согрели воду, приготовили постели.
Шон положил свою драгоценную ношу на белоснежную льняную простыню. Он хрипло бормотал:
— Все будет хорошо, любовь моя. Поверь мне! — Как только он увидел Эмерелд и детей, то сразу понял, что надо делать в первую очередь. Тревожный взгляд его глаз обратился к Кейт и Пэдди. — Присмотрите за ними вместо меня. — У него разрывалось сердце от необходимости уступить уход за Эмерелд кому-то другому, но у него не оставалось выбора. Его силы нужны были в другом месте. — Мне нужно виски, — сказал он Берку.
Шон отнес безмолвный сверток к камину в гостиной и развернул его. Ледяное сердце О'Тула растаяло, стоило ему увидеть крошечное тельце дочери. Когда Берк принес бутылку ирландского виски, Шон налил немного себе в ладонь, согрел жидкость у огня и начал осторожно растирать ребенка.
Его осторожные пальцы массировали крохотную грудку и спинку, ручки и ножки его дочурки, крошечные ягодицы и снова возвращались к грудной клетке. Шон стимулировал кровообращение.
Спустя час ужасная синева начала исчезать. Через два часа кожа малютки стала пугающе красной. Шон обругал себя неуклюжим идиотом. Он явно перестарался. Положив ребенка на согнутую руку, О'Тул отправился на кухню.
— У нас есть молоко? — спросил он помощника повара.
— Молочница приносит молоко каждый день, милорд.
— Мне нужна чистая тряпочка. Лучше всего льняная.
Служанка, помогающая на кухне, поставила воду на огонь и достала льняную салфетку. Пока материя кипятилась, она сказала:
— С двумя малышами, милорд, вам понадобится кормилица.
— Как же я об этом не подумал! Вы сможете ее найти? — жадно спросил он.
Прислуга улыбнулась, радуясь тому, с какой готовностью он принял ее совет.
— Агентство, присылающее дворецких и домашних слуг, оказывает такую услугу. Английские дамы не кормят грудью своих детей, милорд.
Шон отнес чашку молока и льняную салфетку обратно в гостиную к огню. Он капнул немного дымчатого виски в молоко, потом смочил в нем уголок салфетки. Открыв ротик ребенка пальцами, он начал кормить дочку по одной капле в минуту.
Вдруг девочка начала задыхаться, и Шон тут же похолодел, ужаснувшись тому, что он наделал. Перевернув малышку, О'Тул пошлепал ее узкую спинку. И сразу же кусок слизи вылетел из горла новорожденной. Как только Шон удалил его из ротика девочки, она глубоко вздохнула и издала тонкий, трогательный писк.
— Хорошая девочка, папина девочка. Давай-ка, пора позавтракать.
Пэдди Берк подошел к двери в гостиную:
— Господь всемогущий, какой приятный звук. Если бы я только мог заставить помолчать паренька.
— На кухне есть молоко, а утром придет кормилица. Этот чертов доктор уже пришел?
— Он появится, когда рассветет. У врачей для богатых свои правила.
Пристальный взгляд Шона встретился с глазами Пэдди.
— Как она?
— Кейт говорит, что она потеряла много крови. Наша малышка слаба и измучена, но наконец-то она в чистоте. — Пэдди не сказал графу, что у Эмерелд жар и она начала бредить.
Только после того как Шон, капля за каплей, старательно скормил дочке четверть чашки молока, до него дошло, что второй ребенок — мальчик. Итак, у него и мальчик, и девочка! Во всяком случае, так оно было сегодня вечером.
Все его принципы резко переменились. Когда Шон смотрел на маленький сверток на сгибе своей руки, он понимал, что Бог есть — это высшее существо, управляющее небом и землей. Он покачал головой, удивляясь собственному высокомерному безумию. Когда ты держишь на руках свое дитя и его жизнь висит на волоске, ты быстро признаешь существование Бога. Шон не только начал молиться, он делал это с жаром, умоляя о прощении, открывая свое сердце для любви Всевышнего.
Какой самоуверенной свиньей он был, когда утверждал, что в его душе нет места для любви. В это мгновение его сердце переполняла любовь, переливаясь через край. Он любил эту женщину и этих детей больше всего на свете, всеми своими помыслами, всем своим сердцем и всей душой. У него больше любви, чем они могут израсходовать за всю свою жизнь. Его любовь вечна, она никогда не кончится.
Когда его крошечная дочка заснула, Шон уютно запеленал ее. Он не обманывался насчет ее шансов на выживание. Она слишком маленькая и слишком хрупкая. Ей потребуются постоянная забота, любовь и внимание. И даже тогда ее шансы выжить останутся очень незначительными. Его собственная мать была одной из близнецов. Ее брат умер.
Шон отнес спящего младенца в спальню и уложил на широкой кровати. Его рука легла на плечо Кейт.
— Я хочу, чтобы вы немного отдохнули. Я здесь побуду.
Экономка тут же запротестовала.
— Кейт, я настаиваю. Вы не сможете ничем ей помочь, если будете валиться с ног от усталости.
— Пойду отдохну пару часов, — снизошла Кейт. — Рядом гора чистого постельного белья, и я велела одной из горничных разорвать фланелевые простыни на пеленки для малюток.
— Спасибо, Кейт.
— Ах да, я еще попросила вашего капризного шеф-повара приготовить немного ячменного отвара. Ничто так не помогает больным, как ячменный отвар. Вы не поверите, он не знает рецепта. Черт бы побрал этого парня! Я сама пойду и прослежу, чтобы он все сделал правильно.
Шон с тревогой посмотрел на Эмерелд. Ее лицо из бледного стало огненно-красным. Веки отяжелели и не поднимались. Она все время бормотала что-то нечленораздельное, а ее голова металась по подушке. Он приложил ладонь к ее щеке и убедился, что его любимая все еще горит в лихорадке. Хотя Кейт и вымыла ее, температура у Эмерелд не упала. Шон решил повторить процедуру.
Он поставил теплую воду у ее изголовья и взял губку. Обмывая горячее тело, граф разговаривал с Эмерелд:
— Кейт, вероятно, с трудом одела тебя в эту древнюю ночную рубашку, но долой ее, моя красавица. Тебе будет прохладнее, и только я знаю, что ты предпочитаешь спать голой. Вот, так-то лучше. — Он состроил гримасу, увидев испачканные повязки у нее на ноге. Если врач не придет к тому времени, когда он закончит с обтиранием, он сам снимет повязки.
С бесконечным терпением Шон снова и снова обтирал ее лицо и шею, пока ему не показалось, что кожа стала немного прохладнее. Тогда он протер ей плечи и руки. Шон заметил, что, когда он говорит с ней, Эмерелд успокаивается. Проводя губкой по ее грудям, он увидел, что материнство только подчеркнуло их естественную красоту. Большие, упругие и гладкие, как атлас, а соски порозовели и увлажнились.
— Ты редкая красавица, Эмерелд, любовь моя. Настоящая ирландская красотка! Я отвезу тебя домой сразу же, как только ты достаточно окрепнешь для путешествия. Ты отлично поработала, ирландка. Ты как-то сказала, что подаришь мне сына, но ты превзошла самое себя! Ты подарила мне не только парнишку, но и крохотную девочку.
Он нежно омыл ее живот, все еще большой и обвисший после беременности.
— Никаких растяжек я не вижу, спасибо волшебному маслу Тары.
Шон обтер ее здоровую ногу и насухо вытер льняным полотенцем. Теперь, когда он прикасался к ней, ему казалось, что жар немного спал. Шон оглядел грязные повязки и принял решение:
— Я постараюсь не причинить тебе боли, любимая. Я постараюсь больше никогда не причинять тебе боли.
Во время плавания он имел дело со сломанными костями, так что О'Тул не был новичком в этом деле. Он разбинтовал ногу и пристально изучил ее всю. Пальцами он промял бедро. Эмерелд не дрогнула, и Шон решил, что бедренные кости не пострадали и лубки не нужны.
Но ее голень рассказала ему совсем другую историю. Она распухла от колена до лодыжки. Совершенно ясно, что Эмерелд сломала большую берцовую кость, и Шон надеялся и молился, чтобы перелом оказался чистым. Медленно, осторожно он протер и обсушил ногу. Потом разорвал льняную простыню на полосы. Все время проверяя, чтобы не сдавить слишком сильно, крепко забинтовал голень льняными тряпками, пока не зафиксировал кость в безопасном положении, чтобы она не смогла сдвинуться. Когда спадет отек, повязку можно будет сделать туже.
Пэдди Берк впустил врача и провел его в спальню, где лежала больная. Доктор Брукфилд представился, бегло осмотрел ногу и пришел к выводу, что о ней как следует позаботились.
— Кость либо срастется, либо нет. — Врач видел, что граф Килдэрский не примет полуправды. — Если она не будет наступать на ногу в течение шести недель, все будет в порядке.
— У нее жар, доктор. Что я могу сделать, чтобы с этим справиться?
Брукфилд пощупал пульс Эмерелд.
— Родовая горячка — довольно частое явление. Обычно, если за женщинами хорошо ухаживают и содержат в чистоте, у них больше шансов выздороветь. Если же ими не заниматься, то они умирают. Но иногда случается прямо противоположное.
Шону пришлось побороть желание схватить доктора за горло и вытрясти из него все эти банальные глупости. Брукфилд явно не собирался ничего предпринимать, он пришел просто высказать свое мнение. Врач продолжал, говоря Шону то, что тот уже знал:
— Роды оказались трудными, потому что это двойня. У нее было кровотечение. Если она не поправится…
Килдэр прервал его:
— Она поправится, Брукфилд. Скажите мне, что надо делать, чтобы ускорить выздоровление.
— Вы можете попробовать попоить ее, и я оставлю успокоительное. И раз уж я здесь, я могу взглянуть и на новорожденных.
И вдруг Шону не захотелось выслушивать его напыщенное мнение о своих детях.
— С ними все будет в порядке, доктор. Сколько я вам должен?
Врач взглянул на маленький жалкий сверток на широкой кровати.
— В порядке? Мне так не кажется. Килдэр, вы образованный человек. Один из тех, я уверен, кто смотрит фактам в лицо. Когда рождается двойня, один обычно выкарабкивается, а другому это не удается. Смертность среди новорожденных высока, даже среди здоровых, нормальных детей. Вы должны быть готовы к неизбежному. Эта крошка не выживет. Иногда смерть — это благо в другом обличье.
— Убирайтесь, — коротко приказал Шон. Он закрыл глаза. «Господи, смогу ли я пережить эту ночь и обойтись без насилия?» — подумалось ему. — Пэдди! — проревел он. Мистер Берк немедленно появился и уложил уснувшего младенца на кровать. — Проводи доктора к выходу, пока он еще цел, — спокойно велел Шон.
Он молился, чтобы слова Брукфилда не проникли в забытье Эмерелд. Со слухом у нее все было в порядке, она реагировала на его голос. Шон присел рядок и стал успокаивать ее уверенным голосом, хотя никакой уверенности он не чувствовал:
— Наши дети здесь, с нами. Они поели и теперь спят. Я пойду и принесу тебе попить, у тебя губы совсем пересохли.
Он начнет с холодной воды. Если Эмерелд это удержит, тогда придет очередь ячменного отвара. О'Тул принес по чашке того и другого, поставил рядом с кроватью и задумался, как ему напоить ее, чтобы она не поперхнулась жидкостью. Убрав подушку у нее из-под головы, он сел, прислонившись к спинке кровати, бережно приподнял ее за плечи и прижал к своей груди.
Голова Эмерелд удобно покоилась на его плече. Шон поднес чашку к ее губам и заставил сделать глоток, приговаривая:
— Вот славно, вот хорошо! Ты так хочешь пить, и никто тебе не дал. Отдохни теперь, переведи дух.
С бесконечным терпением и уговорами ему удалось скормить Эмерелд полчашки ячменного отвара. Когда он почувствовал, что она не может проглотить больше ни капли, Шон отставил чашку и нежно обнял молодую женщину. Она по-прежнему горела в жару, но, казалось, успокоилась в его объятиях.
Шон надеялся, что Эмерелд чувствует его близость, понимает, что он вернулся к ней. Его любимая должна осознавать, что это именно он прижимает ее к своему сердцу. О'Тул осторожно вложил свой изуродованный палец в ее ладонь. Прикоснувшись к его изувеченной руке, она будет знать, что это Шон О'Тул, и никто другой.
Может быть, его тело сможет принять на себя часть ее жара и вдохнуть в нее свою силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42