Твои манеры вызовут осуждение всего Корнуэлла. И боюсь, что тебя не захотят принимать в лучших домах Лондона. Все равно я не нарушу правил приличия. Мисс Джессами Лейн, разрешите представить Вам моего брата — Артур, лорд Вульфберн.
Глава 18
Я открыла рот от изумления. Не может быть!
Тристан крепко прижимал меня к себе и продолжал: «Артур — старший сын моего отца. Истинный наследник фамильного титула Вульфбернов и всего поместья».
Я все еще не могла поверить в реальность происходящего. Тот, кого он называл братом, был скорее животным, чем человеком. «Невероятно», — прошептала я скорее себе самой.
Он засмеялся отрывистым горьким смехом.
— К несчастью, это не только вероятно, но это есть, это действительность. Пойдемте в дом, Бог с ним, не будем ему мешать.
— Но…
Я не могла поверить, что он хочет оставить это существо на свободе, чтобы оно могло бродить, где вздумается, когда собаки вернутся на свое место и не будет фонарей. Кто знает, что оно может натворить? Но именно это Тристан собирался сделать. Несмотря на мои протесты, он увел меня от руин, предоставив их законному обитателю. Уилкинс последовал за нами, уводя собак, которые скулили и сопротивлялись не меньше меня.
Тристан не провел меня наверх, ни даже в свой кабинет, а привел в личную гостиную, где жарко потрескивали дрова в камине. Он подвинул кресло к огню, велел мне сесть и снять мокрые шлепанцы, а сам исчез в соседней комнате.
Я с радостью выполнила приказание. Теперь, когда опасность была позади, я поняла, как продрогла. Шаль миссис Пендавс висела на мне лохмотьями, правые рукава и у жакета, и у сорочки были разодраны до самых манжетов и запачканы кровью. Я содрогнулась при мысли о том, что могло случиться, если бы не появился Тристан.
— Слава Богу, что Уилкинс услышал меня, — сказала я, когда он вернулся.
Он принес одеяло и заботливо укутал меня.
— Его уже давно пугало, что Ваша настырность может принести Вам вред. Он пытался отпугнуть Вас, но не добился успеха.
Он озабоченно смотрел на меня, а мне стало стыдно, что я плохо думала об Уилкинсе.
— Более того — боюсь, что зовя меня, Вы — звали фактически Артура. Он хорошо знает свой титул. После смерти отца я его только так и называл — лорд Вульфберн. Сначала мне доставляло удовольствие поиздеваться над Генри и указать ему на его истинное место. После смерти Генри я делал это, чтобы не забывать, что живу под чужим именем.
— Но как получилось, что он таким родился? — меня распирало от вопросов. Казалось невозможным, чтобы один человек мог породить нормальных людей и это некое подобие человека.
Он задумался, глядя на огонь.
— Этого никто не знает. Правда, я думаю, в теории Дарвина должен быть ответ на этот вопрос. Полагаю, что судьба сыграла злую шутку и в лице брата отбросила человека в одно из первоначальных состояний, в раннюю стадию эволюции, или совсем до эволюции, когда он был больше зверем, чем человеком.
— И он живет в развалинах замка?
— Вы считаете, что я должен был посадить его на цепь или в клетку и держать там всю жизнь, не выпуская на волю, как в зоопарке? Он не сделал ничего плохого, если не считать, что он не похож на остальных людей. Можно было, конечно, отдать его для исследования в целях науки, как подопытного кролика. Но я не мог на это решиться.
Он придвинул кресло для себя поближе к моему, чтобы держать и гладить мою руку.
— И подумайте, какова была бы репутация и жизнь всей семьи Вульфбернов, если бы открылась правда. Какое будущее могло ожидать Генриетту и Анабел? Или Клариссу, когда она станет взрослой и выйдет замуж? Нет, я не мог этого допустить, находясь в здравом рассудке.
— Но он ведь опасен. Должно быть, это он нападал на овец и зверски убивал их.
Тристан вздрогнул.
— Его хорошо кормят, но иногда он выходит на охоту, чтобы напомнить себе, что он человек и хозяин природы.
— Но разве Вы исключаете возможность, что он может напасть на человека?
Тристан покачал головой и печально улыбнулся:
— У него, конечно, страшный вид, но он не опасен. Он нападает только на овец, и то редко. Я стараюсь, чтобы у фермеров не было причин для недовольства, они получают хорошее вознаграждение за ущерб.
— А если вдруг ему попадется человек?
— Он бежит от людей. Как дикий зверь, он боится современных людей и сторонится их. Иногда он подходит к Холлу ближе, чем мне бы хотелось. Возможно, чувствует, что это его собственность. Но Кастора и Поллукса специально дрессировали, чтобы они его прогоняли, не причиняя вреда.
— А мисс Осборн? Она, наверное, пошла в замок и наткнулась на него?
— И сбежала, — ответил он, — натыкаясь на камни, уронив и разбив лампу.
— Когда свет погас, он не преследовал ее? Он отрицательно покачал головой:
— Скорее, он укрылся в своей берлоге.
— Но почему она не побежала в дом?
Он задумался, его красивое лицо приняло озабоченное выражение.
— У меня своя теория относительно людей типа мисс Осборн. Они настолько практичны и лишены воображения, что не верят ни во что, не согласующееся с их пониманием реальности.
С этим я могла, пожалуй, согласиться.
— Именно поэтому она не боялась воя собак по ночам. Она просто не могла представить, что по соседству может обитать кто-то, кроме кроликов, или, в худшем случае, в поместье мог забрести по ошибке человек, сбившийся с пути в тумане.
Он кивнул:
— Когда такие люди сталкиваются с чем-то, чего они не понимают, они теряют рассудок от страха. Их охватывает сомнение либо в собственном здравомыслии, либо в том, во что они верили. Я подозреваю, что она бросилась бежать именно под влиянием такого чувства, и бежала, пока не выбилась из сил. А когда наступило утро, ей уже не захотелось возвращаться.
— Но как Вы можете быть уверены, что он не погнался за ней, когда всего лишь час назад он охотился за мной?
— Вы сами позвали его, неужели Вам не понятно? Вернее, Вы звали лорда Вульфберна, а он подумал, что зовут его. Вас он видит не первый раз. Помните тот вечер, когда я не вернулся на ночь?
— Да, в ту ночь он стоял под моим окном, и я его позвала по имени, — сказала я, понимая, что тогда это был Артур. — Я его приняла за Вас.
— Почему же Вы ничего не сказали? — огорчился он.
— Я подумала, что Вам будет неприятно, что Вас видели под моим окном.
— Господь с Вами! — он стукнул кулаком по ручке кресла. — Неудивительно, что он стал часто подходить к дому в последнее время.
— Что вы говорите? — спросила я, подозревая, что он имеет в виду.
— А Вы не знали? Стоило лишь взглянуть в его глаза, чтобы догадаться, какие чувства им движут.
Да, этот взгляд я поняла: так же на меня смотрел Тристан. Именно потому я приняла Артура за него — тогда, в служебном холле.
Тристан заметил, как изменилось мое лицо.
— Так Вы поняли?
— Но почему же он выбрал именно меня? — прошептала я.
— Нетрудно догадаться. Подумайте только, какова его жизнь. Всегда один. Вообразите, какое одиночество он испытывает. Ему тоже, наверное, нужно общение, как и всем особям его типа. Я его хорошо понимаю. Лучше бы, конечно, мне было бы этого не осознавать, — проговорил он тихо, голосом, прерывавшимся от волнения.
— О Господи!
Тристан встал и подошел к окну, хотя он ничего не мог увидеть в кромешной тьме, кроме своего отражения в стекле.
— Пришло время Вам узнать все с самого начала, — сказал он, глядя в темноту, — так как теперь Ваша жизнь связана с ним так же, как моя.
Он тяжело вздохнул.
— Когда родился Артур, отец вынужден был отойти от дел, он не мог допустить, чтобы в обществе узнали о том, какой ребенок у него родился. Мистер Моррисон помогал ему хранить тайну. Добрый человек, его семья работала на нас почти два столетия. После смерти отца мистер Моррисон вел дела один и взял на себя полную ответственность за истинного наследника, освободив Генри и меня от забот. Но вот мистер Моррисон заболел сам и уже не мог справиться со всеми обязанностями. Он написал Генри, призывая его вернуться в Корнуэлл и взять поместье в свои руки. Это означало и присматривать за Артуром, пока новый управляющий не приступит к делам.
Генри не очень-то хотелось уезжать из Лондона. Трудно его винить, он ясно сознавал, какая унылая жизнь ожидала его семью. Он послал за мной в Оксфорд, настаивая, чтобы я бросил учебу и вернулся в Корнуэлл. Сначала он уверял, что это временная мера, но, свалив на меня дела и заботу о брате, больше не возвращался к этому вопросу.
Найти второго такого управляющего, как мистер Моррисон, было практически невозможно. Всегда оставался риск, что человек, который не провел в имении столько лет, сколько верный старик, и не был так предан семье, разгласит секрет или постарается использовать его в целях наживы. К счастью, попался Уилкинс. Но у него нет ни должного образования, ни знаний, чтобы управлять таким поместьем.
— Поэтому Вы вынуждены здесь жить.
— И поддерживать версию, что исключен из Оксфорда, чтобы не отвечать на вопрос, почему я не продолжаю учиться.
Тайну Вульфбернхолла он хранил надежно. От всех. Никто не знал о ней, кроме его жены и дочери.
— Вам известно, что когда Клариссе было шесть, она видела в окне Артура? Это он ее так напугал.
— Я так и думал. Но она никогда не возвращалась впоследствии к этому событию. Я надеялся, что она либо выбросила его из головы, либо поверила, когда я пытался убедить ее, что ей померещилось это в тумане.
— Почему Вы не сказали ей правду?
— Как я мог поступить? Подвести ее к нему и сказать: «Кларисса, это твой дядя»? Ей было всего шесть лет, потрясение могло убить ее, как убило ее мать. Моя жена не могла видеть меня: в моих чертах ей мерещилось его лицо. Она всюду чувствовала наше сходство, это лишало ее воли к жизни. Ее слабое здоровье не выдержало напряжения.
— Но то, что вообразила Кларисса, было еще хуже, — решилась я. — Она приняла его за Вас. И вообразила, что перемена в Вас связана с замком, но не сомневалась, что это — Вы. Из ее отдельных замечаний я поняла: она думает, что поскольку она Ваша дочь и похожа на Вас, она тоже может измениться, если войдет в развалины.
Он встрепенулся.
— Почему Вы не сказали об этом раньше?
— До меня это дошло только тогда, когда я сама его увидела. А она свои сомнения не поверяет никому, кроме Матильды. Она не осмеливается, боясь причинить Вам страдания.
— Боже Праведный! В шесть лет она уже думала о том, как меня защитить, — в его глазах появились слезы. После долгого молчания он спросил: — Вы уверены?
— У меня не было возможности проверить мои подозрения, но учитывая ее слова, мою реакцию…
— Вашу?
— Когда я увидела его в окне, я тоже была уверена, что это Вы.
— Вы видели его и не побоялись выйти?
— Я должна была сказать Вам — что бы с Вами ни случилось, какие бы злые силы Вас ни преследовали, для меня это не имеет значения, я Вас все равно буду любить не меньше.
Он отвернулся, пытаясь справиться с волнением.
— Боже Праведный! — произнес он еле внятно. — Я и в самом деле недооценил Вас. Хотя это открытие пришло слишком поздно.
— Почему же? — я застыла от холодности этих слов.
Он застонал.
— Вам нужно немедленно отсюда уехать, Джессами. Если кому-то Артур и может причинить вред, так это Вам. Он тоскует по Вас так же, как я, и даже попытался утащить Вас в свою нору. Он не убьет Вас, но вряд ли Вас это успокоит, ведь Вы предпочтете смерть, чем жизнь на положении его супруги.
Меня бросило в дрожь при мысли об этом. Тристан кивнул.
— Я этого не допущу, не бойтесь. Отослав Вас из дома, я убью сразу двух зайцев. Кларисса любит Вас и доверяет Вам. Вы возьмете ее с собой. Я дам Вам денег, и вы уедете во Францию, где будете жить нормальной жизнью.
— Без Вас?
— Другого выхода нет.
В его тоне была решимость, возражения были бесполезны. Я встала с кресла и подошла к нему. Он не повернулся. Я обняла его за талию и прижалась щекой к его спине. Все тело его напряглось, я ощутила силу мышц. Решив не отпускать его, я сцепила пальцы.
— Можно найти другое решение, — прошептала я. — Придумать что-нибудь, чтобы не разлучаться.
— Если такое решение существует, мне оно не известно, — пробормотал он. — Я перебрал все варианты.
— Уилкинс вполне может проследить, чтобы Артура хорошо кормили и чтобы фермерам своевременно платили за убитых овец.
— А если Артур заболеет или однажды не вернется в свою пещеру? Найдутся сотни причин поставить на карту наше будущее. Уилкинс не справится с ними. Он недостаточно умен, чтобы понять, как лучше действовать в каждом конкретном случае.
— Может быть, можно довериться еще кому-нибудь?
— Это большой риск. От этого зависит много жизней, — он отрицательно покачал головой.
Я была в отчаянии.
— Раньше я не могла поверить, что Вам не хватает разума или чувства ответственности. Теперь я хотела бы, чтобы это было так.
Он повернулся и обнял меня. Я приникла к его груди, стараясь удержать в памяти это мгновение, ощущение тепла его рук, нежно гладивших мою спину, твердости его мускулов и запах хорошего мыла, исходивший от него. Но этого было мало, если времени и расстоянию предстояло разлучить нас. Я подняла лицо.
Он поцеловал меня. Это был горячий долгий поцелуй, в котором слились его отчаяние, боль и желание, я ответила таким же страстным поцелуем. Губами я стремилась передать всю силу своей нежности, раскрыв их навстречу его страсти. Он раздвинул их языком, меня охватило горячее тепло, разлившееся по всему телу. Ноги подкосились, и я совсем обмякла в его руках, но он крепко держал меня.
Наконец, он оторвался от моих губ, задыхаясь, ловя воздух и давая мне возможность тоже передохнуть. На этот раз в глазах его не было упрека, и он больше не искал моих поцелуев.
Неохотно он выпустил меня из объятий.
— Вам нужно уйти сейчас же, иначе я не отпущу Вас до утра.
— А я вовсе не хочу уходить, — прошептала я.
— Джессами, не нужно этого делать.
— Тогда выгоните меня отсюда, по своей воле я не уйду.
Я обняла его. Он пытался оторвать меня от себя, но не смог, не потому что не хватило сил, а потому что ему не хотелось этого делать. Он притянул меня к себе, и губы его снова жадно слились с моими. Я прижалась к нему крепко всем телом, надеясь, что на этот раз он не станет пытаться отослать меня обратно. Мне это удалось.
Тело его напряглось, дыхание стало прерывистым. Молча он стянул с моих плеч шаль, и она упала к ногам. Затем он нетерпеливо развязал ленты моей ночной кофты и, задыхаясь, снял ее, сбросив на шаль. Заметив сквозь разорванный рукав царапины на плече, он нежно погладил их пальцем.
Я вся задрожала и почувствовала, как напряглись соски под ночной рубашкой. Тристан улыбнулся и, приподняв одну за другой мои груди, начал страстно целовать их, прикасаясь к ним сквозь тонкую ткань. Я застонала, забыв обо всем на свете, о том, что почти голая стою в объятиях человека, который не является моим мужем.
То немногое, что на мне было одето, было быстро снято. Без слова извинения Тристан разорвал на мне рубашку от шеи до пят. Я вскрикнула, но не протестовала. С той же улыбкой он сорвал рубашку с себя, пуговицы оторвались и разлетелись по ковру.
Огонь в камине играл, отражаясь бликами на его широкой груди и освещая покрывавший ее густой покров темных волос. Я подошла ближе, хотелось ощутить силу его тела, прижаться к нему.
Расстегнув ремень, он выскользнул из оставшейся одежды и прижал свое обнаженное тело к моему. Я задрожала, чувствуя, как его затвердевший член пульсирует, прижимаясь к моему телу. Такого сладостного восторга я даже в воображении не могла представить. Он гладил мою грудь, подождал, пока соски снова напряглись под его пальцами, и начал гладить мой живот, вызывая стоны восторга из моей груди.
Пальцы его нежно коснулись бедер и скользнули между ног. Я вся отдалась ощущению не испытанного ранее удовольствия, которым наполняли меня движения его требовательных пальцев, и почувствовала, что из глубины моего существа изливается влажное тепло. Если бы мне сказали, что простым смертным дано испытать подобное физическое вожделение, я бы не поверила.
Затем он убрал руку. Я просила его не останавливаться, но он думал о другом. Скрестив руки под моими ягодицами, он приподнял меня и велел скрестить ноги на его талии. Я повиновалась, и с мгновение он держал меня в этом положении. Потом медленно опустил меня на твердо торчавшую мужскую плоть.
Дюйм за дюймом он проникал в меня, опуская меня все ниже. Я вскрикнула, но не оттолкнула его; он не прекратил движения, пока не вошел так глубоко, как мог. Затем он начал скользить вверх и вниз внутри меня, сначала медленно, затем все быстрее, сильными глубокими рывками. Я уже не думала ни о чем, кроме этих сладостных толчков, отвечая движением на движение. Внезапно все ощущения слились в одно, я откинула голову и закричала громко и пронзительно.
Ослабев, все еще дрожа всем телом, я припала к нему в изнеможении. «Теперь Вы не сможете отослать меня из Холла», — прошептала я, произнося свои мысли вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Глава 18
Я открыла рот от изумления. Не может быть!
Тристан крепко прижимал меня к себе и продолжал: «Артур — старший сын моего отца. Истинный наследник фамильного титула Вульфбернов и всего поместья».
Я все еще не могла поверить в реальность происходящего. Тот, кого он называл братом, был скорее животным, чем человеком. «Невероятно», — прошептала я скорее себе самой.
Он засмеялся отрывистым горьким смехом.
— К несчастью, это не только вероятно, но это есть, это действительность. Пойдемте в дом, Бог с ним, не будем ему мешать.
— Но…
Я не могла поверить, что он хочет оставить это существо на свободе, чтобы оно могло бродить, где вздумается, когда собаки вернутся на свое место и не будет фонарей. Кто знает, что оно может натворить? Но именно это Тристан собирался сделать. Несмотря на мои протесты, он увел меня от руин, предоставив их законному обитателю. Уилкинс последовал за нами, уводя собак, которые скулили и сопротивлялись не меньше меня.
Тристан не провел меня наверх, ни даже в свой кабинет, а привел в личную гостиную, где жарко потрескивали дрова в камине. Он подвинул кресло к огню, велел мне сесть и снять мокрые шлепанцы, а сам исчез в соседней комнате.
Я с радостью выполнила приказание. Теперь, когда опасность была позади, я поняла, как продрогла. Шаль миссис Пендавс висела на мне лохмотьями, правые рукава и у жакета, и у сорочки были разодраны до самых манжетов и запачканы кровью. Я содрогнулась при мысли о том, что могло случиться, если бы не появился Тристан.
— Слава Богу, что Уилкинс услышал меня, — сказала я, когда он вернулся.
Он принес одеяло и заботливо укутал меня.
— Его уже давно пугало, что Ваша настырность может принести Вам вред. Он пытался отпугнуть Вас, но не добился успеха.
Он озабоченно смотрел на меня, а мне стало стыдно, что я плохо думала об Уилкинсе.
— Более того — боюсь, что зовя меня, Вы — звали фактически Артура. Он хорошо знает свой титул. После смерти отца я его только так и называл — лорд Вульфберн. Сначала мне доставляло удовольствие поиздеваться над Генри и указать ему на его истинное место. После смерти Генри я делал это, чтобы не забывать, что живу под чужим именем.
— Но как получилось, что он таким родился? — меня распирало от вопросов. Казалось невозможным, чтобы один человек мог породить нормальных людей и это некое подобие человека.
Он задумался, глядя на огонь.
— Этого никто не знает. Правда, я думаю, в теории Дарвина должен быть ответ на этот вопрос. Полагаю, что судьба сыграла злую шутку и в лице брата отбросила человека в одно из первоначальных состояний, в раннюю стадию эволюции, или совсем до эволюции, когда он был больше зверем, чем человеком.
— И он живет в развалинах замка?
— Вы считаете, что я должен был посадить его на цепь или в клетку и держать там всю жизнь, не выпуская на волю, как в зоопарке? Он не сделал ничего плохого, если не считать, что он не похож на остальных людей. Можно было, конечно, отдать его для исследования в целях науки, как подопытного кролика. Но я не мог на это решиться.
Он придвинул кресло для себя поближе к моему, чтобы держать и гладить мою руку.
— И подумайте, какова была бы репутация и жизнь всей семьи Вульфбернов, если бы открылась правда. Какое будущее могло ожидать Генриетту и Анабел? Или Клариссу, когда она станет взрослой и выйдет замуж? Нет, я не мог этого допустить, находясь в здравом рассудке.
— Но он ведь опасен. Должно быть, это он нападал на овец и зверски убивал их.
Тристан вздрогнул.
— Его хорошо кормят, но иногда он выходит на охоту, чтобы напомнить себе, что он человек и хозяин природы.
— Но разве Вы исключаете возможность, что он может напасть на человека?
Тристан покачал головой и печально улыбнулся:
— У него, конечно, страшный вид, но он не опасен. Он нападает только на овец, и то редко. Я стараюсь, чтобы у фермеров не было причин для недовольства, они получают хорошее вознаграждение за ущерб.
— А если вдруг ему попадется человек?
— Он бежит от людей. Как дикий зверь, он боится современных людей и сторонится их. Иногда он подходит к Холлу ближе, чем мне бы хотелось. Возможно, чувствует, что это его собственность. Но Кастора и Поллукса специально дрессировали, чтобы они его прогоняли, не причиняя вреда.
— А мисс Осборн? Она, наверное, пошла в замок и наткнулась на него?
— И сбежала, — ответил он, — натыкаясь на камни, уронив и разбив лампу.
— Когда свет погас, он не преследовал ее? Он отрицательно покачал головой:
— Скорее, он укрылся в своей берлоге.
— Но почему она не побежала в дом?
Он задумался, его красивое лицо приняло озабоченное выражение.
— У меня своя теория относительно людей типа мисс Осборн. Они настолько практичны и лишены воображения, что не верят ни во что, не согласующееся с их пониманием реальности.
С этим я могла, пожалуй, согласиться.
— Именно поэтому она не боялась воя собак по ночам. Она просто не могла представить, что по соседству может обитать кто-то, кроме кроликов, или, в худшем случае, в поместье мог забрести по ошибке человек, сбившийся с пути в тумане.
Он кивнул:
— Когда такие люди сталкиваются с чем-то, чего они не понимают, они теряют рассудок от страха. Их охватывает сомнение либо в собственном здравомыслии, либо в том, во что они верили. Я подозреваю, что она бросилась бежать именно под влиянием такого чувства, и бежала, пока не выбилась из сил. А когда наступило утро, ей уже не захотелось возвращаться.
— Но как Вы можете быть уверены, что он не погнался за ней, когда всего лишь час назад он охотился за мной?
— Вы сами позвали его, неужели Вам не понятно? Вернее, Вы звали лорда Вульфберна, а он подумал, что зовут его. Вас он видит не первый раз. Помните тот вечер, когда я не вернулся на ночь?
— Да, в ту ночь он стоял под моим окном, и я его позвала по имени, — сказала я, понимая, что тогда это был Артур. — Я его приняла за Вас.
— Почему же Вы ничего не сказали? — огорчился он.
— Я подумала, что Вам будет неприятно, что Вас видели под моим окном.
— Господь с Вами! — он стукнул кулаком по ручке кресла. — Неудивительно, что он стал часто подходить к дому в последнее время.
— Что вы говорите? — спросила я, подозревая, что он имеет в виду.
— А Вы не знали? Стоило лишь взглянуть в его глаза, чтобы догадаться, какие чувства им движут.
Да, этот взгляд я поняла: так же на меня смотрел Тристан. Именно потому я приняла Артура за него — тогда, в служебном холле.
Тристан заметил, как изменилось мое лицо.
— Так Вы поняли?
— Но почему же он выбрал именно меня? — прошептала я.
— Нетрудно догадаться. Подумайте только, какова его жизнь. Всегда один. Вообразите, какое одиночество он испытывает. Ему тоже, наверное, нужно общение, как и всем особям его типа. Я его хорошо понимаю. Лучше бы, конечно, мне было бы этого не осознавать, — проговорил он тихо, голосом, прерывавшимся от волнения.
— О Господи!
Тристан встал и подошел к окну, хотя он ничего не мог увидеть в кромешной тьме, кроме своего отражения в стекле.
— Пришло время Вам узнать все с самого начала, — сказал он, глядя в темноту, — так как теперь Ваша жизнь связана с ним так же, как моя.
Он тяжело вздохнул.
— Когда родился Артур, отец вынужден был отойти от дел, он не мог допустить, чтобы в обществе узнали о том, какой ребенок у него родился. Мистер Моррисон помогал ему хранить тайну. Добрый человек, его семья работала на нас почти два столетия. После смерти отца мистер Моррисон вел дела один и взял на себя полную ответственность за истинного наследника, освободив Генри и меня от забот. Но вот мистер Моррисон заболел сам и уже не мог справиться со всеми обязанностями. Он написал Генри, призывая его вернуться в Корнуэлл и взять поместье в свои руки. Это означало и присматривать за Артуром, пока новый управляющий не приступит к делам.
Генри не очень-то хотелось уезжать из Лондона. Трудно его винить, он ясно сознавал, какая унылая жизнь ожидала его семью. Он послал за мной в Оксфорд, настаивая, чтобы я бросил учебу и вернулся в Корнуэлл. Сначала он уверял, что это временная мера, но, свалив на меня дела и заботу о брате, больше не возвращался к этому вопросу.
Найти второго такого управляющего, как мистер Моррисон, было практически невозможно. Всегда оставался риск, что человек, который не провел в имении столько лет, сколько верный старик, и не был так предан семье, разгласит секрет или постарается использовать его в целях наживы. К счастью, попался Уилкинс. Но у него нет ни должного образования, ни знаний, чтобы управлять таким поместьем.
— Поэтому Вы вынуждены здесь жить.
— И поддерживать версию, что исключен из Оксфорда, чтобы не отвечать на вопрос, почему я не продолжаю учиться.
Тайну Вульфбернхолла он хранил надежно. От всех. Никто не знал о ней, кроме его жены и дочери.
— Вам известно, что когда Клариссе было шесть, она видела в окне Артура? Это он ее так напугал.
— Я так и думал. Но она никогда не возвращалась впоследствии к этому событию. Я надеялся, что она либо выбросила его из головы, либо поверила, когда я пытался убедить ее, что ей померещилось это в тумане.
— Почему Вы не сказали ей правду?
— Как я мог поступить? Подвести ее к нему и сказать: «Кларисса, это твой дядя»? Ей было всего шесть лет, потрясение могло убить ее, как убило ее мать. Моя жена не могла видеть меня: в моих чертах ей мерещилось его лицо. Она всюду чувствовала наше сходство, это лишало ее воли к жизни. Ее слабое здоровье не выдержало напряжения.
— Но то, что вообразила Кларисса, было еще хуже, — решилась я. — Она приняла его за Вас. И вообразила, что перемена в Вас связана с замком, но не сомневалась, что это — Вы. Из ее отдельных замечаний я поняла: она думает, что поскольку она Ваша дочь и похожа на Вас, она тоже может измениться, если войдет в развалины.
Он встрепенулся.
— Почему Вы не сказали об этом раньше?
— До меня это дошло только тогда, когда я сама его увидела. А она свои сомнения не поверяет никому, кроме Матильды. Она не осмеливается, боясь причинить Вам страдания.
— Боже Праведный! В шесть лет она уже думала о том, как меня защитить, — в его глазах появились слезы. После долгого молчания он спросил: — Вы уверены?
— У меня не было возможности проверить мои подозрения, но учитывая ее слова, мою реакцию…
— Вашу?
— Когда я увидела его в окне, я тоже была уверена, что это Вы.
— Вы видели его и не побоялись выйти?
— Я должна была сказать Вам — что бы с Вами ни случилось, какие бы злые силы Вас ни преследовали, для меня это не имеет значения, я Вас все равно буду любить не меньше.
Он отвернулся, пытаясь справиться с волнением.
— Боже Праведный! — произнес он еле внятно. — Я и в самом деле недооценил Вас. Хотя это открытие пришло слишком поздно.
— Почему же? — я застыла от холодности этих слов.
Он застонал.
— Вам нужно немедленно отсюда уехать, Джессами. Если кому-то Артур и может причинить вред, так это Вам. Он тоскует по Вас так же, как я, и даже попытался утащить Вас в свою нору. Он не убьет Вас, но вряд ли Вас это успокоит, ведь Вы предпочтете смерть, чем жизнь на положении его супруги.
Меня бросило в дрожь при мысли об этом. Тристан кивнул.
— Я этого не допущу, не бойтесь. Отослав Вас из дома, я убью сразу двух зайцев. Кларисса любит Вас и доверяет Вам. Вы возьмете ее с собой. Я дам Вам денег, и вы уедете во Францию, где будете жить нормальной жизнью.
— Без Вас?
— Другого выхода нет.
В его тоне была решимость, возражения были бесполезны. Я встала с кресла и подошла к нему. Он не повернулся. Я обняла его за талию и прижалась щекой к его спине. Все тело его напряглось, я ощутила силу мышц. Решив не отпускать его, я сцепила пальцы.
— Можно найти другое решение, — прошептала я. — Придумать что-нибудь, чтобы не разлучаться.
— Если такое решение существует, мне оно не известно, — пробормотал он. — Я перебрал все варианты.
— Уилкинс вполне может проследить, чтобы Артура хорошо кормили и чтобы фермерам своевременно платили за убитых овец.
— А если Артур заболеет или однажды не вернется в свою пещеру? Найдутся сотни причин поставить на карту наше будущее. Уилкинс не справится с ними. Он недостаточно умен, чтобы понять, как лучше действовать в каждом конкретном случае.
— Может быть, можно довериться еще кому-нибудь?
— Это большой риск. От этого зависит много жизней, — он отрицательно покачал головой.
Я была в отчаянии.
— Раньше я не могла поверить, что Вам не хватает разума или чувства ответственности. Теперь я хотела бы, чтобы это было так.
Он повернулся и обнял меня. Я приникла к его груди, стараясь удержать в памяти это мгновение, ощущение тепла его рук, нежно гладивших мою спину, твердости его мускулов и запах хорошего мыла, исходивший от него. Но этого было мало, если времени и расстоянию предстояло разлучить нас. Я подняла лицо.
Он поцеловал меня. Это был горячий долгий поцелуй, в котором слились его отчаяние, боль и желание, я ответила таким же страстным поцелуем. Губами я стремилась передать всю силу своей нежности, раскрыв их навстречу его страсти. Он раздвинул их языком, меня охватило горячее тепло, разлившееся по всему телу. Ноги подкосились, и я совсем обмякла в его руках, но он крепко держал меня.
Наконец, он оторвался от моих губ, задыхаясь, ловя воздух и давая мне возможность тоже передохнуть. На этот раз в глазах его не было упрека, и он больше не искал моих поцелуев.
Неохотно он выпустил меня из объятий.
— Вам нужно уйти сейчас же, иначе я не отпущу Вас до утра.
— А я вовсе не хочу уходить, — прошептала я.
— Джессами, не нужно этого делать.
— Тогда выгоните меня отсюда, по своей воле я не уйду.
Я обняла его. Он пытался оторвать меня от себя, но не смог, не потому что не хватило сил, а потому что ему не хотелось этого делать. Он притянул меня к себе, и губы его снова жадно слились с моими. Я прижалась к нему крепко всем телом, надеясь, что на этот раз он не станет пытаться отослать меня обратно. Мне это удалось.
Тело его напряглось, дыхание стало прерывистым. Молча он стянул с моих плеч шаль, и она упала к ногам. Затем он нетерпеливо развязал ленты моей ночной кофты и, задыхаясь, снял ее, сбросив на шаль. Заметив сквозь разорванный рукав царапины на плече, он нежно погладил их пальцем.
Я вся задрожала и почувствовала, как напряглись соски под ночной рубашкой. Тристан улыбнулся и, приподняв одну за другой мои груди, начал страстно целовать их, прикасаясь к ним сквозь тонкую ткань. Я застонала, забыв обо всем на свете, о том, что почти голая стою в объятиях человека, который не является моим мужем.
То немногое, что на мне было одето, было быстро снято. Без слова извинения Тристан разорвал на мне рубашку от шеи до пят. Я вскрикнула, но не протестовала. С той же улыбкой он сорвал рубашку с себя, пуговицы оторвались и разлетелись по ковру.
Огонь в камине играл, отражаясь бликами на его широкой груди и освещая покрывавший ее густой покров темных волос. Я подошла ближе, хотелось ощутить силу его тела, прижаться к нему.
Расстегнув ремень, он выскользнул из оставшейся одежды и прижал свое обнаженное тело к моему. Я задрожала, чувствуя, как его затвердевший член пульсирует, прижимаясь к моему телу. Такого сладостного восторга я даже в воображении не могла представить. Он гладил мою грудь, подождал, пока соски снова напряглись под его пальцами, и начал гладить мой живот, вызывая стоны восторга из моей груди.
Пальцы его нежно коснулись бедер и скользнули между ног. Я вся отдалась ощущению не испытанного ранее удовольствия, которым наполняли меня движения его требовательных пальцев, и почувствовала, что из глубины моего существа изливается влажное тепло. Если бы мне сказали, что простым смертным дано испытать подобное физическое вожделение, я бы не поверила.
Затем он убрал руку. Я просила его не останавливаться, но он думал о другом. Скрестив руки под моими ягодицами, он приподнял меня и велел скрестить ноги на его талии. Я повиновалась, и с мгновение он держал меня в этом положении. Потом медленно опустил меня на твердо торчавшую мужскую плоть.
Дюйм за дюймом он проникал в меня, опуская меня все ниже. Я вскрикнула, но не оттолкнула его; он не прекратил движения, пока не вошел так глубоко, как мог. Затем он начал скользить вверх и вниз внутри меня, сначала медленно, затем все быстрее, сильными глубокими рывками. Я уже не думала ни о чем, кроме этих сладостных толчков, отвечая движением на движение. Внезапно все ощущения слились в одно, я откинула голову и закричала громко и пронзительно.
Ослабев, все еще дрожа всем телом, я припала к нему в изнеможении. «Теперь Вы не сможете отослать меня из Холла», — прошептала я, произнося свои мысли вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29