Он медленно выпрямился, протянул руку и пробормотал:
— Кто сказал, что я джентльмен, моя милая?
Большой палец Ника заскользил по ее нежной щеке, задержался на ямочке посередине подбородка. Потом Ник крепко сжал пальцами подбородок девушки. Она быстро втянула в себя воздух, испуганно округлила глаза. Его рот накрыл ее губы и заглушил слабый протестующий возглас.
Он не ошибся. Ее рот определенно был создан для поцелуев. Мягкий, нежный, он показался Нику податливым, несмотря на протест девушки. Ник испытал соблазн преподать ей основательный урок, показать, как опасно провоцировать незнакомца, но его теперешнее настроение не располагало к этому. Кто-то яростно закричал на него из глубины зала. Ник неохотно оторвал свои губы от рта девушки, отпустил ее подбородок и сделал шаг назад, поворачиваясь.
К нему мчался разгневанный человек; Ник едва успел собраться. Обладая большим опытом кабацких драк, он слегка повернулся, парировал удар предплечьем и тотчас отбросил противника назад. Мужчина упал на пол, Ник быстро приблизился к нему, схватил за рубашку, резко поднял и замахнулся кулаком. В последний момент он остановил свою руку, увидев юное лицо, искаженное гримасой ненависти.
— Ну же, ударь меня. Человек, который готов воспользоваться беспомощностью юной леди, способен на все.
Разжав кулак, Ник отпустил молодого человека так внезапно, что тот с грохотом повалился на грязный пол.
— Я не дерусь с детьми. Черт возьми, что ты делаешь в этой таверне?
Юноша перекатился на колени, воинственно посмотрел на Ника и согнул руки в локтях, словно ожидая нового удара.
— Я пришел сюда защитить мою кузину — девушку, которую вы только что насиловали.
Ник скривил губы в насмешливой улыбке.
— Насилие заняло бы больше времени. Если ты хотел защитить кузину, тебе следовало оставить ее дома. — Он указал рукой на дверь. — А теперь уходите, пока здесь не началась заваруха.
Молодой человек неуверенно и настороженно поднялся на ноги.
— Я бы ушел, если бы она меня послушалась. — Он искоса посмотрел на девушку и нахмурил брови. — Ты понимаешь, Тори? Нам лучше уйти, пока ситуация не осложнилась.
Но было уже поздно. Кто-то громко выругался, потом раздался треск. Черт возьми! В таверне завязалась потасовка; Ник увидел, как высокий светловолосый священник рухнул со стула в бурлящую толпу окруживших его моряков. Гимны сменились криками и визгами.
Ник отреагировал мгновенно. Его голос разносился по всей задымленной таверне; он звучал среди грешников так же мощно и уверенно, как и среди набожных прихожан бостонских методистских церквей. Не один год увертываясь на техасских равнинах от бандитских пуль и индейских стрел, он отточил свои рефлексы до безупречного состояния. Схватив девушку за руку и игнорируя ее испуганный вопль, он направился в глубь таверны. Отчаянно вырываясь, она ударила Ника по лицу, и он выругался. Потом сжал ее запястье с такой силой, что Тори ахнула от боли.
— Не мешай мне — или я брошу тебя здесь и тебе придется несладко!
Он увлек ее за собой в темный зловонный коридор, тянувшийся за главным залом таверны. Однажды ему уже пришлось воспользоваться задней дверью, заваленной деревянными ящиками.
— Что вы… Куда вы меня ведете?
Отчаянное сопротивление сменилось всхлипыванием, сквозь которое прорывались угрозы. Ее родные накажут его, если он причинит ей вред.
— Мой дядя — влиятельный человек… Вас вздернут, если вы посмеете тронуть меня… Помогите!.. Если вы вздумаете… Где Син? Помогите! Эй, кто-нибудь!
Сжав рукой ее стан чуть ниже небольшого бюста, он оборвал поток бессвязных протестов и угроз. Глупая крошка.
Распахнув дверь, он вытащил девушку в переулок. Ее помятая шляпка съехала набок, развязавшийся шейный платок напоминал поникший флаг. Ник отпустил девушку.
Ник думал, что она оценит его усилия, но ошибся. Она набросилась на него, точно дикая кошка, царапаясь и награждая плевками. Ему пришлось снова схватить ее и держать, пока она, наконец, не затихла, жадно хватая ртом воздух. Раздраженный Ник слегка тряхнул ее:
— Ты можешь постоять спокойно одну минуту? Я никогда не встречал таких неблагодарных созданий. Похоже, ты предпочла бы остаться там. Большинство посетителей обрадовались бы этому, но твоему кузену пришлось бы несладко. Уверяю тебя, дикая кошка, если бы кому-то вздумалось развлечься с тобой, никто не стал бы спрашивать у тебя разрешения.
— Вы… вы… безжалостный негодяй!
Ник рассмеялся.
— Конечно, ты права, хотя у тебя нет оснований для такого вывода. Ты не вправе высказывать свое мнение, не узнав меня получше.
Золотисто-каштановые волосы закрывали ее лицо и глаза; она сердито убрала пряди под измятую шляпку и бросила на Ника разъяренный взгляд.
— Я не желаю тратить время на то, чтобы узнать вас получше… Вы повредили мне руку, вы тащили меня силой. Я даже не знаю, где мой кузен, все ли с ним в порядке.
Она посмотрела на Ника. Ее глаза, казавшиеся на фоне побледневшей персиковой кожи темно-фиолетовыми драгоценными камнями, округлились, губы дрожали.
— Я должна вернуться и найти Сина! Вдруг он пострадал или…
Ник поднял руку, покачал головой.
— Ты только подольешь масла в огонь, если снова появишься там. Твое платье порвано. А то, что находится под ним, покажется любому матросу весьма соблазнительным.
Она опустила глаза и ахнула, положив руку на лиф платья, где из большой дыры выглядывала нежная кожа. Очаровательная картинка, подумал Ник, когда она снова вздернула голову и разгневанно посмотрела на него.
— Вы могли бы раньше сказать мне об этом!
— И лишиться такого приятного зрелища? Я не настолько галантен. Не пытайся меня ударить. Мы оба знаем, к чему это приведет. Если ты пропустишь мимо ушей мое предупреждение, я снова тебя поцелую. Возможно, ты не знаешь, куда это нас заведет, но мне это отлично известно.
Тори вспыхнула и отступила на шаг, по-прежнему придерживая пальцами разорванные края лифа. Ник еле заметно улыбнулся. Обнаженная кожа выглядела бы более соблазнительно, если бы принадлежала зрелой женщине, но этой крошке было лет пятнадцать-шестнадцать, и она лишь обещала стать славной добычей.
— Я найду твоего кузена. Подожди здесь… если только ты не питаешь слабости к матросам.
Повернувшись, он нырнул в таверну, но в царившем там бедламе трудно было что-то разглядеть, к тому же Ник почти не помнил, как выглядел молодой человек. В любом случае вскоре стало ясно, что кузен девушки отсюда уже ушел. Когда Ник вернулся в переулок, девушки там не оказалось. Он возмущенно покачал головой. Вот награда за альтруизм. Ему следовало быть умнее. Ни одно доброе дело не остается без наказания.
О, теперь она в безопасности, у нее хватило смелости покинуть убежище в переулке за таверной; к счастью, она тотчас наткнулась на кузена, который искал ее перед заведением среди уличной толпы. Кто-то вызвал полицию, повсюду синели мундиры, свистки пронзали воздух, дубинки обрушивались на головы дерущихся.
Син старался побыстрее увезти ее отсюда. Таверна превратилась в руины. Когда Син посадил Тори в наемный экипаж, девушка успела увидеть через сорванную с петель дверь кабака царивший внутри разгром. Столы и стулья годились лишь на дрова; мужчины с окровавленными головами стонали на полу или лежали снаружи у входа.
Преподобный Гидеон сидел на камне, растерянно прижимая руку к груди, но Син крепко схватил Тори за плечо и не позволил ей приблизиться к священнику.
— Даже не думай об этом. Ты останешься со мной. Тебе мало неприятностей?
Он был прав. Его суровый тон и невысказанный упрек заставили Тори вздрогнуть. Они оказались здесь по ее вине, и она не находила слов оправдания.
Син не стал дожидаться остальных и громко приказал кучеру двигаться. Экипаж устремился вперед, колеса застучали по камням набережной. Когда коляска подъехала к дому на Бикон-Хилл, Тори все еще дрожала. Ей казалось, что она очень долго пряталась за баком для дождевой воды возле таверны. Она видела, как ее… спаситель?., похититель?., снова показался в переулке. Он ужасно напугал ее, хотя Тори никогда не призналась бы ему в этом. Как ни странно, поцелуй вызвал у нее более сильный страх, нежели грубое обращение и драка в таверне. Тори еще никогда не целовали по-настоящему — только несколько раз незрелые юнцы с влажными дрожащими руками едва прикасались своими ртами к ее губам. Поцелуй этого незнакомца был совсем другим — страстным, пугающим, опасным.
Волнующим.
— С тобой все в порядке?
Син положил свою ладонь на ее руки, чтобы унять охватившую их дрожь. Она кивнула в ответ, посмотрела на него и хрипло прошептала:
— Да. Да. Со мной все будет в порядке. Просто я здорово испугалась.
Син плотно сжал губы, его глаза напоминали сейчас голубые льдинки.
— Я известил власти, и сейчас полиция разыскивает его. Надеюсь, он будет найден.
— Полиция? Ищет его? Син, он ничего не сделал. Он лишь спас меня, хотя и странным образом — о нет, ты не допустишь, чтобы его арестовали. Он просто пытался мне помочь!
— Послушай, он вытащил тебя из таверны, верно? Ты кричала и боролась — Господи, я и сейчас вижу эту картину. Я не мог ничего сделать, потому что какой-то вонючий матрос ударил меня…
Син торопливо втянул в себя воздух, и Тори прикусила губу. На лице кузена темнели следы ударов. Она почувствовала себя виноватой. Конечно, она поступила неправильно, отказавшись внять его предостережениям, когда он говорил, что туда опасно идти даже большой компанией. Преподобному Гидеону сломали руку, двум женщинам порвали одежду, на них обрушились грубые издевки. Господи, Син был прав, утверждая, что она никогда никого не слушает и поступает, как ей заблагорассудится. Ей следовало внять его словам.
— Но сейчас с нами все в порядке, Син, и ты знаешь, что этот человек не сделал мне ничего плохого.
— Да, сейчас мы это знаем. Но тогда я решил, что он похищает тебя. В любом случае человек, посещающий подобные заведения, может быть только негодяем, Тори. Так что, как бы ни обошлась с ним полиция, он этого заслуживает. — Глаза Сина помрачнели. — Дерзкий тип.
На следующий день, когда Тори лежала на диване в нижней гостиной, она слышала, как дядя Симес сообщил Сину, что власти арестовали того мужчину. Его посадили на корабль и отправили в Техас. Больше он никогда не появится в Бостоне.
Вздрогнув, Тори закрыла глаза. Слава Богу. Он исчез, и ей никогда больше не доведется его увидеть. Она даже не могла вспомнить цвет его глаз, разглядывавших ее, — кажется, они были карими, светло-карими, почти желтыми, как у волка. Странно, что ей не удается вспомнить, как он выглядел. Он порождал в ее сознании образ ловкого и опасного зверя, мускулистого и голодного хищника.
И волнующего. Донесшийся из глубины души тихий голос напомнил Тори о том, что она не имела ничего против поцелуя незнакомца. Она никому не расскажет об этом и скоро все забудет. Да, забудет. Это даже не будет неприятным воспоминанием.
Глава 1
Бостон
Май 1846 года
Аккуратный маленький конверт, адресованный Симесу Райену и сопровождавший посылку, был доставлен в красивый кирпичный дом с утренней почтой. Узнав почерк брата и не будучи уверен в том, что письмо содержит хорошие новости, Симес Райен не стал тотчас вскрывать конверт. Патрик умел изумить или встревожить его несколькими строчками, и это послание не стало исключением из правила.
Неохотно разорвав конверт, Симес отправился искать свою жену. Кэтрин находилась в гостиной, пол которой был залит солнечным светом, проникавшим в комнату через завешенные кружевными шторами окна.
— Письмо от Патрика.
Симес показал послание жене, сидевшей перед окном за письменным столом.
Кэтрин подняла голову, и перо застыло в воздухе над материалом для очередной лекции о правах женщин; рассеянный солнечный свет, пройдя через оконное стекло и кружевную штору, создавал вокруг ее волос золотистый нимб.
— Он не просит, чтобы Виктория вернулась домой?
Покачав головой, Симес улыбнулся:
— Нет. В Калифорнии сейчас неспокойно. Скоро начнется война с Мексикой, и Монтерей окажется в самом пекле. Нет, Патрик отправился по делам в Новый Орлеан; он пишет, что его нынешний проект обещает принести денег в десять раз больше, чем он заработал, будучи морским капитаном. Его агент прибудет в Бостон в следующем месяце. Патрик предлагает мне вложить деньги и надеется, что я доверю ему большую сумму. По его словам, эта инвестиция принесет значительную прибыль за короткий срок.
— Ты сделаешь это?
Симес заколебался, нахмурился, потом медленно покачал головой:
— Нет, у нас с Патриком всегда возникают разногласия относительно бизнеса. Лучше я буду заниматься моими делами, не влезая в его. — Похлопав длинным конвертом по ладони, Симес добавил: — Как обычно, он вложил в конверт отдельное письмо для Тори.
Кэтрин слегка нахмурилась и сжала тонкими пальцами черную лакированную ручку. Ее красивое лицо стало тревожным. Она боялась, что Патрик потребует возвращения дочери в Калифорнию. Когда-то он прислал ее сюда для того, чтобы она получила образование и приобрела светские манеры. Кэтрин блестяще справилась с этой задачей. Виктория получила разносторонние познания, научилась правильно вести себя в любом обществе, говорила по-французски и понимала латынь. Немалое достижение, с гордостью думал Симес, для этого времени, не требовавшего, чтобы женщины были образованными. Патрику хватило дальновидности понять, что роль женщин в обществе изменится. Кэтрин положила перо и вздохнула:
— Я всегда боюсь, что в очередном письме он вызовет дочь к себе. Она прожила с нами столько времени, что я стала считать ее членом нашей семьи.
Симес подошел к окну и обнял жену за плечи.
— Я тоже отношусь к Тори, как к нашей дочери. Это естественно, ведь она приехала сюда, когда ей не было и десяти лет. А сейчас — сейчас она уже молодая леди. Ей скоро исполнится восемнадцать. Она почти взрослая…
Почти. Но не совсем. Иногда сквозь тонкую вуаль из отшлифованных манер Тори пробивалась детская непосредственность. Она вырывалась наружу в самые неожиданные моменты, когда всем уже казалось, что девушка переросла ее.
— Я не думаю, что Патрик планировал оставить ее здесь на такой длительный срок. — Симес вспомнил младшего брата, вечно забывавшего о своей дочери. — Насколько мне известно, она пишет ему, что счастлива здесь.
— Тебе не кажется странным, — резким тоном произнесла Кэтрин, — что он совершает деловые поездки, но обходит стороной Бостон, не навещает свою дочь? Он всегда присылает своего агента, а сам здесь не появляется. По-моему, он равнодушный отец, хотя я никогда не стала бы высказывать при посторонних свое мнение о твоем брате.
Симес, покачиваясь на каблуках, посмотрел в окно. Причина нежелания брата приезжать в Бостон оставалась загадкой. Несомненно, Патрик не мог до сих пор вздыхать по Порции Уикер. Это разочарование погребено в далеком прошлом, когда он был всего лишь капитаном американского торгового судна. Впоследствии он, похоже, не стремился возвратиться в Бостон, и родные много лет ничего о нем не слышали. Потом Патрик сообщил в письме, что женился на дочери испанского алькальда, родившей ему дочь и сына.
Обаятельная, своенравная и необыкновенно красивая Виктория была на несколько лет старше своего брата. Симес улыбнулся, вспомнив, как выглядела Тори прошлой весной в своем первом бальном платье, когда она с нетипичной для нее застенчивостью остановилась на лестнице, словно боясь, что самообладание неожиданно покинет ее.
Очарование этого момента нарушил Син, который был старше Тори на два года. Посмотрев снизу вверх на кузину, он продекламировал: «Ее сравню я с утренней звездой. Она любого ослепит своею красотой».
Тори наградила Сина за эту цитату нежнейшей улыбкой и спустилась вниз по ступеням; точно королева, она протянула ему свою руку и позволила проводить до экипажа. Темные волосы девушки были стянуты на макушке в сверкающий узел; несколько вьющихся медных прядей обрамляли маленькое личико, напоминавшее по форме сердечко. На первый взгляд Тори казалась воплощением мягкости, но округлый подбородок с ямочкой посередине говорил об упрямстве, а очаровательная улыбка, блуждавшая на полных губах, могла вмиг смениться гримасой гнева. Но самое сильное впечатление производили ее глаза — большие, почти фиолетовые, густо обрамленные длинными темными ресницами.
— Они похожи на весенние фиалки, — с восхищением сказала однажды Кэтрин.
— Или на грозовые облака над морем, — добавил Син с нотой отчаяния в голосе.
«Иногда, — подумал Симес, — старший сын и наследник держится так, будто влюблен в Тори». Конечно, это невозможно. Она доводилась ему кузиной, хотя между ними не было никакого внешнего сходства. Вероятно, она унаследовала свою экзотическую внешность от матери, которую они никогда не видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41