Линет с трудом удержалась от желания ободрить брата, испытавшего столь незаслуженное оскорбление, – но это бы лишний раз подчеркнуло его юный возраст. Девушка поняла это сразу, но куда труднее было объяснить вдруг смягчившийся тон незнакомки и ее сожаление по поводу обиды мальчика. Линет никак не могла решить, почему это сердце, столь непримиримое по отношению к ней, смягчилось при дерзком поведении подростка.
– Так что, – красные губы снова сложились в злую усмешку, – лучше вам оставаться здесь, под охраной Орла. По крайней мере до тех пор, пока он не получит требуемого.
Слова эти также показались Линет несколько странными. Почему эта женщина все время называет своего мужа Орлом? Нарочно ли она постоянно отделяет себя от него, употребляя не имя, а прозвище? Неужели его измены заставляют ее ставить между ними этот бесполезный барьер? Но не успела Линет ответить и на один из этих вопросов, как дверь за ее спиной приоткрылась.
– Клянусь, это так – до тех пор, пока мои земли не будут мне возвращены.
Густой бархатный голос, раздавшийся прямо за спиной у девушки, заставил ее судорожно обернуться, но в тот же миг длинная юбка, обернувшись вокруг уродливо замотанных ног, потянула Линет к полу, и она бы непременно упала во второй раз, если бы мощная рука Орла бережно не поддержала ее за талию. Итак, он спас ее от вторичного падения, но не от унижения, вновь волной захлестнувшего девушку при этом доказательстве своей неуклюжести, и не от дрожи, пробежавшей по ее телу от его неожиданного объятия.
Чуть задержав девушку в своих сильных руках, Райс искоса взглянул в ее широко распахнутые медовые глаза, отененные длинными ресницами, и чуть заметно улыбнулся. Улыбка эта не покинула его лица даже при известии о предпринятом было юной парой неудачном побеге.
– Попытка ваша бессмысленна, ибо стража расставлена повсюду и убежать дальше наружной лестницы невозможно.
Всеми силами стараясь замять нелепый инцидент с падением, Линет, тем временем, старательно расправляла платье. Почему же случается так, что она постоянно выглядит перед этим человеком дурочкой? Хороша она, наверное, сейчас, с ногами, замотанными до колен в рваное тряпье, в разорванном платье и с волосами, разбросанными по плечам так, как едва ли подобает высокородной девице! Линет пыталась как-то оправдаться, найти более или менее достойный ответ, но, прежде чем она в этом преуспела, снова раздался голос темноволосой женщины.
– Пока твои земли не будут тебе возвращены? – В ее голосе звучала насмешка и горечь. – Еще одно доказательство того, что ты провел при норманнском дворе слишком много времени, Райс. Ты забыл, что уэльские принцы, в отличие от норманнских королей и баронов, не владеют землями своего народа.
– Нет, Грания, – порывисто обернулся к ней принц, – я не забыл ничего – ни за десять лет моего отсутствия, ни за пять – моего пребывания дома.
Улыбка сбежала с лица Райса, ставшего холодным и жестким: никогда еще с самого его возвращения на родину не сказала ему сестра ни одного ласкового слова. Конечно, когда его, высокородного и богатого заложника, отправили к норманнам, сестра была еще совсем неразумным ребенком и многого не понимала, но теперь это вовсе не служило оправданием ее постоянных упреков и укоров в том, что от него тогда никак не зависело.
– Ты, вероятно, забыла, что я был отправлен в Нормандию для безопасности кимерского народа и сохранения мира в нашей стране. – Голос Райса звучал все громче. – В той стране, которой я владею сейчас не только по праву рождения, но также по воле народа и по праву поединка!
Про Линет принц, казалось, совсем забыл, и девушка с ужасом чувствовала, как сжимаются на ее плечах стальные руки, а в черных глазах стекленеет лед. Превозмогая боль, она с тоской ждала подтверждения своей недавней разгадки: эти двое женаты, но, увы, как видно, не очень счастливо – и подтверждение этому действительно скоро последовало.
– А, кроме того, эти земли мои, еще и благодаря нашей связи.
– В который раз можно поднимать эту тему, Грания? – неожиданно разрядил повисшее напряжение третий голос. – Ты должна благодарить Райса уже за то, что он заставил этого скаредного графа понять ложность своих целей и увидеть Абергель-Фарм принадлежащим подлинным владельцам.
Линет увидела, как лицо Грании при этих словах побелело, и, обернувшись, обнаружила, что принадлежат они тому самому смуглому бородачу, который помогал принцу привести заложников прошлой ночью. Девушка выпрямилась и чуть было не рванулась ему навстречу, сжигаемая желанием ответить на оскорбление в адрес отца, но Райс, сразу же почувствовавший у себя под руками движение ее хрупкого тела, заговорил сам, прежде чем Линет успела раскрыть рот.
– Оувейн говорит правду. Земли, которые я требую у графа, были приданым Грании, а до того – приданым ее матери, и много лет назад граф Рэдвелл поклялся не применять силы и лишь честью действовать на этих территориях.
Янтарные глаза вспыхнули изумлением, и, довольный, Райс перевел взгляд на Оувейна, одарив его милостивой улыбкой.
– Я очень доволен, что даже без моего напоминания Оувейн говорит только на том языке, что понятен тебе и брату. Пусть лучше ты будешь знать правду, как бы горька она ни была. Поступить иначе – значило бы посеять в тебе подозрения, которые, как известно, имеют обыкновение множиться, подобно растущим в темноте грибам.
Бородач нахмурил тяжелые брови и одобрительно кивнул.
Разумеется, Линет тоже сразу оценила возможность вести разговор на одном языке, тем более что тема его – приданое и клятва – весьма ее заинтриговала. Она украдкой взглянула на лицо черноволосой женщины – его ледяные застывшие черты, казалось, полностью подтверждали все, что было сказано принцем о принадлежащих ему землях. Линет нахмурилась. Вероятно, здесь кроется какая-то ошибка; пусть она знает немногое, но то, что ее отец – человек чести и не может быть заподозрен ни в каких клятвопреступлениях, она знает наверняка. Эту уверенность в ней не поколебать никаким доводам принца и его окружения. А доводы продолжались.
– Клянусь тебе, граф Годфри письменно обещал в свое время признать и не нарушать никогда оговоренных границ. – Видя на бледном личике девушки упрямое неверие, Райс начал горячиться. – А сейчас он захватил Абергель, жестоко убив при этом неповинного старика! Вот до чего довело его стремление позабыть клятву и потерять честь!
Но, пока Линет лихорадочно подыскивала какие-нибудь надменные и веские слова, которые опровергли бы это абсурдное и лживое обвинение, в разговор горячо ворвался Алан.
– Да как вы смеете говорить о нашем отце такую гнусную ложь! – И не успела девушка остановить брата, как мальчик налетел на принца и начал молотить по его спине кулаками, не забывая и о пинках.
Райс спокойно протянул назад руку и, схватив ребенка за шиворот, приподнял на некоторое расстояние от пола.
– Оувейн, убери-ка этого злобного лорденка куда-нибудь подальше. – И насмешливо добавил, обращаясь уже к мальчику: – Надеюсь, что вскоре ты научишься более пристойным манерам, включая и оказание уважения человеку, дающему тебе хлеб и кров. – Лицо Алана покраснело от нового оскорбления, но принц не дал ему наговорить лишнего. – Не забывай, что я вполне мог бы обращаться с тобой как с заключенным, каким ты на самом деле и являешься. Я бы мог заковать тебя – да и твою сестру в придачу – в тяжелые цепи и поместить в убогую дыру, где вашими друзьями были бы только свиньи. Я…
– Да мы предпочли бы компанию благородных животных твоей, мерзкий сарыч! – Не задумываясь, Алан смело говорил не только за себя, но и за сестру. – Какой ты орел – ты просто канюк, издевающийся над слабыми!
– Так… Значит, я канюк, а твой батюшка – немощная жертва, а? – Райс не мог удержаться от улыбки. – Я весьма сомневаюсь, что он одобрит подобную защиту своего доброго имени, тем более любимым сыном и единственным наследником.
При этих словах Райс и Оувейн обменялись понимающими усмешками, что довело Алана до последней степени ярости, и он, как мог, продолжал сопротивляться бережной, но чудовищно-крепкой хватке Оувейна.
Напоследок Райс покачал головой и напутствовал соратника следующими словами:
– Будем надеяться, что компания твоего брата вполне развлечет этого строптивого – о нет, скорее, заблуждающегося! – отрока.
Бородач, с легкостью перекидывая извивающегося мальчика через плечо, хмыкнул в ответ нечто похожее одновременно и на смех, и на рычание:
– Ну, для Дэвида это будет достойная компания! – И с этими словами он унес мальчика прочь из дома, где под надзором Орла оставалась его растерянная сестра.
Чувствуя, как последняя надежда на освобождение покидает ее сердце, Линет пристально следила через плечо своего похитителя, куда ужасный человек уносит ее бедного брата. Сквозь раскрывшуюся дверь она увидела и третьего человека из вчерашней компании – юноша с обнаженным мечом и длинным кинжалом на поясе нес свой дозор прямо у наружной лестницы. Увы, он был теперь не нужен, ибо бежать без Алана девушка и не помышляла. Неужели хитрый Орел специально разъединил ее с братом, чтобы предотвратить даже попытки к бегству?
– Так он отверг мое предложение! – задыхаясь от гнева, прорычал Озрик. Раздраженный до последней степени, он кидал свое крупное тело от одной стены крошечного домика, выбранного его сестрой для жилья по какому-то странному вдохновению, до другой. Его когда-то светлые, а теперь тронутые сединой и потемневшие волосы падали на мощные плечи, ходившие ходуном от возмущения. – Да я ославлю его на весь христианский мир! Надо же, посметь заявить, что время прошло, что отец Бертран мертв и моим словам никто не поверит!
Морвена тихо сидела на колченогом стуле, готовом развалиться и рассыпаться в любую минуту, как и она сама, сумасшедшая и с нечесаными седыми волосами. Глаза ее были дики, руки дрожали, но в лице светилось выражение разумности. Действительно, нельзя было сказать, что рассудок напрочь оставил ее, скорее, он просто стал несколько странным и был направлен лишь на какие-то определенные цели.
– Больше того, – продолжал Озрик свои гневные жалобы, – он забрал своего наследника, находившегося у меня на воспитании, якобы для того, чтобы отправить сопливого щенка в Нормандию!
– Да, ты страдаешь, я вижу, но какое дело мне до твоих страданий? – Морвена вперила в говорившего взор, от которого Озрику всегда становилось не по себе, особенно от той его замутненности, которая делала глаза почти невидимыми на фоне мертвенно-бледного лица. – Ведь ты пришел по моей просьбе и ради моих целей.
– Но какая от меня теперь польза, сестра, когда дело сделано? – Озрик обеими пухлыми ладонями оперся на шаткий столик и старался не отводить взгляда от проникающих прямо ему в душу глаз сестры. – Теперь я ничего не могу сделать, кроме того как признать, что Господь все же покарал его за все причиненное нам зло.
Подобно птице, наблюдавшей за червяком, Морвена быстро склонила голову набок.
– Месть будет сладка, но ценой моего участия в любом придуманном тобой плане я ставлю только справедливость.
– То, что для тебя будет справедливостью, я буду воспринимать как высшую кару, и мы оба добьемся от него того, что ищем. – Озрик выдвинул стул и, предварительно опробовав, осторожно уселся. Этот рахитичный предмет обстановки вновь пробудил его раздражение, вызванное убогостью мерзкой лачуги. Внизу, в долине, достаточно удобных деревянных домов, вполне пригодных для проживания владелицы земли и народа, ее населяющего, но упрямая старуха живет там лишь тогда, когда навестить ее приезжает сын, а Марк делает это крайне редко.
Морвена опустила глаза на остатки эля в простой глиняной кружке, и немигающий их взгляд с каждым словом брата разгорался все большей ненавистью.
– В то время как я собирался к тебе, чтобы вместе подать наши голоса против общего заклятого врага, прибыли новости, новости, которые мы вполне сможем использовать к нашей выгоде! – Озрик плотоядно потер руки, словно в предвкушении обильной трапезы.
– Новости? Какие новости? – Морвена взглянула на брата и подалась к нему, каждой чертой своего лица выдавая происходившую в ней борьбу подозрительности и любопытства.
– Боюсь, что наш племянничек перешел нам дорогу. – Озрик надуманно нахмурился. – Но, кажется, лучшего нам и желать трудно – Райс похитил не только дочь Годфри, но и его наследника!!!
Блеклые глаза Морвены резко мигнули – в первый раз с начала этого долгого разговора.
– Так зови своего сына домой, посылай за ним немедленно! – Озрик радостно хлопнул в ладоши. – Час мести и справедливости недалек! – И тучный лорд решительно умолк на то время, пока Морвена писала письмо, которое должно было отправиться далеко-далеко, на самый запад Уэльса.
Глава 4
– Прошу вас, разрешите мне вам помочь, – с тихой мольбой Линет поднялась с кресла, где сидела в прошлую ночь и где Райс так умело перевязывал ей израненные ноги. Кресло было почти вплотную придвинуто к полукруглому камину, дававшему тепло и уют, но лишавшему девушку малейшей возможности чем-нибудь заняться. А для первой леди замка, редко сидевшей сложа руки, это было настоящей пыткой. Нервно перебирая пальцами свое грубое домашнее платье, Линет медленно подошла к Грании, стоявшей к ней спиной и. не обращая никакого внимания на просьбы девушки, продолжавшей накрывать на стол.
Как раньше, бывало, юная хозяйка замка проклинала дни, заполненные беспрерывной суетой повседневных обязанностей, так теперь она ненавидела свое безделье и всеми силами стремилась помочь Грании, на плечи которой с отъездом пышной и румяной стряпухи, по имени Юнид, свалилось все домашнее хозяйство.
Несмотря на то что обе женщины всегда говорили в присутствии Линет только на родном языке, девушка кое-как все же сумела понять, что Грания никогда не исполняла такой работы, но, поскольку у Юнид опасно заболел кто-то из ее многочисленных детей, она была на некоторое время отпущена домой. Как выяснилось, Юнид слыла одной из первых лекарок по всему Уэльсу и потому, кроме ведения домашнего хозяйства принца, занималась еще и лечением всех жителей кимерской страны.
Остановившись неподалеку от так и не раскрывшей рта Грании, девушка вдруг с тоской ощутила, что, несмотря на постоянное присутствие рядом с ней этой молчаливой женщины – за исключением ночных часов, проводимых в спальне, – она никогда еще столь сильно не страдала от одиночества. Юнид порой разговаривала с ней, вернее, быстро и сквозь зубы бросала что-то в ответ, но Грания – почти никогда, если не считать того первого разговора при неудавшемся побеге.
Словом, если бы не Пайвел, то Линет оказалась бы осужденной на бесконечную пытку молчанием, но, к счастью, неотложные дела нередко требовали, чтобы Грания покинула дом, и, чтобы не рисковать, она призывала для охраны пленницы молодого человека, ежедневно стоявшего на карауле у наружной лестницы.
Таким образом, юный и стройный помощник Орла уже несколько раз вынужден был проводить время в обществе заложницы. Юноша довольно бегло говорил по-английски, а освободившись от тяжелого подавляющего присутствия своего господина, оказался весьма жизнерадостным и болтливым собеседником. Слова лились у него бесконечным потоком, и Линет порой не в силах была даже приостановить их; впрочем, она быстро прекратила свои попытки, ибо Пайвел рассказал ей об Орле столько, сколько она никогда даже не надеялась узнать.
Первым делом Линет узнала о том, что Пайвел – сын Юнид и языку саксов обучен своим ментором Майло, хранителем конюшни; затем – что он обожает своего принца горячо и бескорыстно, как, впрочем, и все остальные жители страны кимеров. Последующие беседы состояли, в основном, из легенд о героических делах Орла, о его помощи раненым и страждущим и о той справедливости, которую он постоянно выказывал тем, кого побеждал в многочисленных схватках за свою корону Уэльского принца. Только о последних делах и битвах своего повелителя юноша упрямо молчал, чем возбуждал в Линет все большее любопытство, зародившееся еще в то утро побега, когда Орел лишь намеками упоминал о них в разговоре с Гранией.
И все-таки, как бы ни утешали пленницу визиты и разговоры веселого Пайвела, настоящим счастьем в череде унылых дней плена были случайные короткие встречи с самим златокудрым Орлом. Несмотря на все благие намерения и все угрызения совести, Линет по-прежнему не могла не заглядываться на этого прекрасного и таинственного человека.
Искренне веря, что ложь даже самому себе есть величайший грех, девушка в глубине души призналась, что сопротивляться чарам своего похитителя она не в силах – чары эти были столь велики, что в борьбе с ними не помогало ни осознание своей вины перед отцом, ни чувство вины перед женой принца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34