Однако даже по этому незаметному движению Линет догадалась о том впечатлении, которое произвело на принца признание маленькой девчонки, рискнувшей оседлать норовистого боевого коня. Не менее удивительно было и то, что она каким-то чудом сумела удержаться на нем, да так долго, что оказалась весьма далеко от дома. Райс упруго присел на корточках и заставил себя посмотреть на ситуацию совершенно спокойно.
– Именно поэтому ты обязана вернуться домой немедленно. Моя лошадь готова, и я сам отвезу тебя прямо к границе отцовских земель. Возвращайся домой еще ночью, пока никто не имеет оснований действительно назвать тебя предателем.
– Нет! Нет! Домой я не поеду! – Линет в ужасе тряхнула головой. – Ведь, если рассвет застанет меня уже в Рэдвелле, то в полдень я буду обручена с этим отвратительным саксом, и тогда осенью мне придется выйти за него замуж.
Насмешка молниеносно покинула лицо принца, и глаза его заледенели. Линет же безучастно, как мертвая, сложила на груди руки, и лишь дрожание тонких пальцев на грязных складках когда-то белого платья выдавало ее отчаяние, отчаяние не только из-за предстоящей помолвки, но и от той бестактности, которую она снова совершила в присутствии принца. Да что это за наказание, почему она вечно запутывается то в ногах, то языком, находясь рядом с этим надменным и лукавым уэльсцем? Вот и сейчас, назвав будущего жениха отвратительным саксом, она и не подумала объяснить Райсу, что речь идет о его дядюшке Озрике, половина чьей крови течет и в жилах Орла, а вовсе не о других представителях этой расы. Но принц, знавший дядю мало и видевший его со времени возвращения из Нормандии и того меньше, догадался и содрогнулся при мысли, что эта милая доверчивая коноплянка станет женой грязного несносного Озрика. Мысль о том, что Линет должна возвратиться в замок, совершенно его оставила; наоборот, теперь он сделает все, чтобы девушка никогда не досталась ленивой сакской свинье.
– Он совсем не такой, как ты, – неуклюже попыталась извиниться Линет, не замечая, как внимательно смотрит принц на ее грудь, все больше обнажающуюся под нервными движениями пальцев. Серебряная луна своим неверным светом ласкала шелковистую кожу, такую белую на фоне ярко-зеленой рубашки. – Совсем, совсем не такой! – Глаза ее светлели от мольбы и нежности.
– Весьма надеюсь, что это так. – Робкие извинения рассмешили Райса, но он по-прежнему не мог оторвать взгляда от округлой тугой груди девушки. – Озрик – один из тех, к кому я испытываю настоящее отвращение, – почти механически добавил он, пожирая глазами плоть, которую он видит, по всей вероятности, в последний раз.
И, не выдержав, он наклонился, опираясь на руки, над своей страстной девственницей, чье лицо, полузакрытое прядями распущенных волос, молило и призывало его. Затаив дыхание, принц перевел глаза с раскрытых губ на тонкое тело с вздымающейся грудью, украшенной твердыми девичьими сосками, – ах, слишком живо помнил он вкус этой кожи, гладкой, как цветочные лепестки!
Вся сжавшись от непонятного, неведомого желания, Линет почти со страхом смотрела прямо в блестящие глаза Райса, чувствуя, что даже за вечное прощение не отдала бы этих мгновений, связывающих их тела и души какими-то волшебно-сладостными узами.
Голова у принца совсем закружилась от аромата Линет, напоминавшего ему запах дикой розы и мучавшего не меньше, чем соблазнительные округлости под белой тканью, а потому, отбросив всякую волю к сопротивлению, он осторожно вытянулся на земле рядом и затем бережно накрыл своим телом исходящую нежным жаром ее хрупкую плоть.
Окунувшись в море непознанных ощущений, Линет щедро обвила руки вокруг возлюбленного, выражая блаженство телесного прикосновения тихим, едва слышным стоном. О, как радовалась она обжигающей мощи его широкой груди, прижатой к своей, и как сладостно было прижать его золотую голову к пересохшим губам! Язык его пробрался в сладкие глубины ее рта, одаряя медленным, глубоким и опытным поцелуем. Линет наяву оказалась в стране своих фантастических грез.
Дыша тяжело и трудно, Райс продолжал нежить девушку, с ужасом понимая, какой ценой могут быть окуплены те ласки, которых требует сейчас от него эта невинная птичка, и, не давая ей поглотить его страсть без остатка, Райс осторожно отодвинулся и лег рядом, облокотившись на руку. Он знал, что никакое наслаждение, каким бы божественным оно ни было, не окупит потерю девичьей чести, и все же, несмотря на это, снова впал в ошибку, совершенную им уже столько раз, – он посмотрел прямо в темно-медовые глаза, которые молили о ласке, и на припухшие губы, жаждущие поцелуев. Голова у него закружилась.
– Всю прошлую ночь я не спал и грезил о тебе. О тебе… вот такой… вот так… – Бархатный голос принца обжигал горячее, чем ласки.
И Линет, погруженная в бездну мечтаний и желаний, становившихся все нетерпеливей, услышала это признание – и задохнулась в откровенно радостном стоне наслаждения, закружилась в водовороте золотых искр, льющихся из его черных безумных глаз.
Сдерживая себя из последних сил, Райс, избегая розового рта, медленно провел губами по прикрытым векам, по щекам и подбородку, но девушка, измученная желанием, властно притянула его к себе, не скрывая больше своих намерений. И тогда Райс, в глазах которого окончательно померк весь белый свет, последним разумным движением опрокинулся на спину, стиснул зубы и закрыл руками лицо.
Почувствовав себя неожиданно покинутой, Линет растерялась, но тут же, как весенняя вода, текущая с холмов, нахлынула на принца, упорно и настойчиво требуя того жара, что растопил наконец весь холод ее одинокой замкнутой жизни. Зарывшись лицом в углубление меж плечом и шеей, она уплывала на волнах его бурно вздымающейся груди, которую девушка бессознательно, но пылко ласкала. Вскоре это еще сильнее обострило ее голод, и, желая каким угодно способом заставить Райса открыть лицо, она, сама не понимая, что делает, стала расшнуровывать кожаные ремни его туники.
Преуспев наконец в этом предприятии и оставив возлюбленного наполовину обнаженным, Линет застыла над ним, бесстыдно разглядывая впервые увиденный ею мужской торс – выпуклый, мощный и ошеломляющий своей силой. Картина эта вновь погрузила девушку в море, о нет, в океан тех чувственных фантазий, о существовании которых она и не подозревала еще день назад. Все существо ее содрогнулось, и, не помня себя, она принялась срывать с принца то, что на нем еще оставалось, ощущая лишь его жар, бархатную кожу и что-то загадочное, железно-твердое внизу.
Под проворными пальчиками Линет кровь в жилах Райса давно уже бежала жидким огнем, но он изо всех сил старался лежать неподвижно, просто отдаваясь напору ее наивных полудетских желаний. К тому же он боялся, что любое неверное его движение навсегда испугает неопытную птичку и заставит его сожалеть об этом, может быть, всю жизнь.
Ласки Линет не прекращались. Райс не двигался, и обескураженная девушка в отчаянии припала к его горлу, осмелившись сама провести влажным языком по обжигающей коже.
У Райса перехватило дыхание от этой детской неумелой ласки, пронзившей его плоть сильнее вражеской стали, и теперь настал его черед. Повернувшись на бок, он умелой рукой провел по спине девушки зажигающим молниеносным движением от затылка до самых ног и прижал к себе ее податливое тело так, что Линет показалось, будто она растворилась в его бушующей плоти.
Глаза ее застыли. Широко открытые, они являли всю силу любви, желания и удивления перед свершающимся. Со слабым вскриком обвила Линет свои руки вокруг его широких плеч, и мир для нее замкнулся в этом прекрасном, все понимающем мужском теле. Руки его снова заскользили, остановившись на этот раз на узких бедрах, понуждая их раскрыться шире, как того хотелось и ему, и неосознанно – ей. Темная волна полного слияния уносила ее все дальше, заставляя хрупкое горло издавать хриплые бессвязные звуки. Дрожащий от возбуждения Райс почти грубо опрокинул девушку на мягкий лесной мох и единым движением разорвал драгоценное кружево, отдавая своему взгляду все ее маленькое точеное тело и наслаждаясь его созерцанием до тех пор, пока великая жизненная сила не бросила его к тугой порозовевшей груди.
Линет почти потеряла сознание от неизведанного наслаждения, когда одна широкая ладонь гладила и сжимала набухшую грудь, а другая скользила вниз, к раскрытым бедрам. Ее стало трясти, и, чтобы как-то унять эту дрожь, она судорожно вонзила ногти в смуглые мускулистые плечи…
– Райс, где ты? – откуда-то долетел громкий шепот, полный раздражения и тревоги. – С тобой все в порядке?
Со звериным рыком принц отпрыгнул от девушки, всем телом чувствуя ее недоумение и проклиная себя за слабость, которой, конечно же, не суждено будет повториться.
– Я здесь, Оувейн.
Из-за глухой стены леса, шагая беззвучно, как и подобает опытному воину, показалась тяжелая фигура бородача, мгновенно остановившаяся на краю поляны при виде открывшегося ему зрелища. Однако он лишь хмуро наморщил лоб и не проронил ни слова, предпочитая, чтобы принц сам объяснил ему все, что считает нужным.
– Линет пробралась сюда, чтобы предупредить нас о новой шутке, которая должна обрушиться на мою многострадальную голову. – Сухая усмешка все же не могла скрыть в хриплом голосе следы недавней страсти.
– Она? Сейчас? – Оувейн с любопытством уставился на девушку, распростертую за спиной друга, и многозначительно наклонил голову. – А как ты сюда попала?
Но не успела Линет, лихорадочно запахивающая на голом теле разорванное платье, ничего ответить, как Райс недовольно сказал:
– Она прискакала верхом на отцовском дестриере.
Синие глаза недоверчиво сверкнули.
– На отцовском дестриере? – протянул Оувейн, смотря на Линет уже совсем иначе. – Неужели?
Линет молча кивнула, и каштановые волосы, падая на узкие плечи, заблестели в лунном свете подобно искрящемуся водопаду.
В ответ бородач, пораженный как смелостью девушки, так и неожиданно открывшимся ему очарованием, сказал совершенно о другом:
– Но я никак не мог подумать, миледи, что тебе известна дорога в эти богом забытые места, в места, где именно и хотят захлопнуть ловушку.
Теперь изумиться по-настоящему пришла очередь Линет:
– Так здесь и произойдет битва?! В душе Оувейна внезапно зародились недобрые подозрения.
– Так ты примчалась сюда на отцовском коне предупредить врага – и не имела ни малейшего представления о том, что здесь поставлен капкан?
В коня бородач еще как-то поверил, может быть, потому, что ему сказал об этом сам принц, но место… место!
– Выехать на наши позиции можно было только чудом. – В голосе Оувейна уже явно зазвучало подозрение, делавшее его слова острыми как клинок.
– Мне кажется, что Гром, ну отцовский конь, просто знал сюда дорогу, поскольку, неуправляемый, нес меня куда хотел. – Линет, покраснев, посмотрела на недоверчивого уэльсца, вынудившего ее к такому постыдному признанию.
Однако это не убедило его и лишь усугубило неприятные сомнения в честности намерений этой норманнки. А может быть, ею руководила идея отомстить за свой недавний плен? А может, она послана отцом как шпионка, чтобы разведать их укрепления? Впрочем, менять что-либо все равно уже было поздно, каковы бы ни были тайные замыслы этой девицы.
– Райс, восток светлеет, и час сражения близок. Я боялся, что ты попался в лапы одного из графских наемников, хотя они мирно проводят эту ночь на развалинах дома Грании и даже не подозревают о нашем присутствии.
Линет, услышав о том, что отец, несмотря на все клятвы, не выполнил свою часть договора и даже не начал выводить войска, была горестно поражена. Вот оно, объяснение тому, как собирался он ввести в бой перепившихся элем солдат – ведь его главные силы так и не покидали своих позиций.
Погруженная в тяжкие раздумья о бесчестье отца, девушка и не заметила, как, приведя себя в порядок, Райс поднялся и теперь протягивал ей руку. Не раздумывая, вложила она свою маленькую ладонь в его твердую и широкую, поднялась на ноги и прижалась к человеку, который отныне стал для нее единственной опорой.
Обняв маленькую норманнку и уже не стесняясь старинного друга, Райс сказал, глядя прямо в синие недоверчивые глаза:
– Время пришло, и мы должны быть готовы. Поднимай людей и проследи, чтобы они заняли отведенные им позиции, а я тем временем найду какое-нибудь укрытие, где наша гостья сможет дождаться конца битвы.
Глава 9
Предрассветное небо отливало хмурым свинцом и не сулило ничего доброго, но сюрприз, ожидавший графа Годфри, вышедшего во двор замка, мгновенно выветрил из его головы подобные сентиментальные глупости.
Оседланный Гром с болтающимися поводьями стоял у опущенного подъемного моста, тяжело поводя взмыленными боками, как после дикой скачки. Густые пепельные брови норманна сдвинулись в одну ломаную линию, и он решительно шагнул к лошади, оставив на лестнице, ведущей на грязный утоптанный двор, старшего сына и сакского лорда. Беспокойство мешалось в нем с гневом на человека, осмелившегося взять его дестриера и загнать благородное животное, которое граф ценил куда выше, чем многих людей в его домене.
Какой дурак дерзнул вывести коня? Неужели грум настолько потерял разум, что взобрался на боевую лошадь? Но нет, Арн жался к группе челяди, которая прослышав о необыкновенном происшествии, высыпала на двор, и во все глаза глядел на Грома, не менее удивленный, чем граф. Кроме того, было видно, что парень ужасно боится наказания. Тогда Годфри подумал о своем сквайре, но тут же отмел и это предположение. Взъерошенный после попойки, молодой человек мутными глазами смотрел на оседланного коня, которого полагалось оседлать именно ему самому, и, глядя на Бивина, граф пришел к двум следующим выводам: во-первых, сквайр пил всю ночь напролет, ибо долговязый мальчишка уже прекрасно выучился искусству пития и безделья, а во-вторых, именно по этой причине он никак не мог взобраться на лошадь сеньора и немало проскакать по окрестным холмам.
Но тогда кто же? Кто? Тяжелое лицо графа сделалось совсем злым. Негодяя непременно должен был заметить часовой. Карие глаза, наливаясь негодованием, медленно поднялись от коня к поднятым решеткам перед опущенным мостом. Еще одна странность. Годфри резко обернулся и жестко посмотрел на столпившихся за его спиной людей, совершенно подавленных таинственно оседланным Громом и растущим гневом хозяина.
– Эдольфа ко мне! – Но никто не сдвинулся с места. – Да черт бы вас побрал, бесхребетные черви, сейчас же привести его сюда!
– Он исчез, милорд. – Гордо задрав подбородок и выпятив узкую грудь, из толпы вышел на шаг сэр Байзел, капитан стражи. Отвечать на подобные вопросы было его обязанностью, равно как и следить за обороной замка. С обязанностью этой сегодня он явно не справился, о чем свидетельствовали открытые ворота и пропавший часовой. Командир потерял управление своим войском, и, всячески пытаясь скрыть свой страх перед грядущим наказанием, сэр Байзел утешал себя тем, что исчезнувший Эдольф поплатится за свое исчезновение куда значительней, чем он, начальник стражи.
– Исчез? Исчез?! – От громового голоса графа вздрогнул даже его дестриер, привыкший стоять неподвижно в самом разгаре жестоких сражений.
– Клянусь, – пробормотал сэр Байзел. – Я открыл это совсем недавно и сразу же направил людей на поиски, во всяком случае тех, кто был в состоянии. Но, поскольку всем известно, что мы выступаем утром, у них не было достаточно времени для настоящего расследования, и они вернулись, так ничего и не узнав об Эдольфе.
Все это был детский лепет, и Годфри не стал даже его обсуждать, ибо час выступления пробил и откладывать его было нельзя, несмотря на измученную лошадь и пропавшего стражника. Тщательно отобранные заранее люди уже ждали его приказаний, и Годфри обязан был дать их, воплощая в жизнь столь кропотливо разработанный план. Однако необходимо было все же дать понять этим сервам, что наказание за разгильдяйство неминуемо.
– Сэр Байзел, поднимай гарнизон – окати их ледяной водой, если потребуется, – и проследи, чтобы в поисках Эдольфа приняли участие все. Никаких передышек, пока он не будет найден. И кстати, напомни ему о том наказании, которое ждет его по моем возвращении.
Капитан подобострастно закивал, но Годфри уже не смотрел на него, устремив все внимание на ожидавших команды людей.
– По коням! И не забудьте телеги.
Все это время граф ни разу не обернулся в сторону сына и ненавистного, но необходимого сакса, без которого с удовольствием обошелся бы в сегодняшней битве, где не нужны были лишние свидетели. Слишком долго и часто мешал ему этот надоедливый родственник и слишком о многом напоминал.
– Не теряйте ни минуты и подчиняйтесь всем моим командам, ибо сегодня наконец мы за все отомстим этому ненавистному уэльсцу, который всегда уходит от честного боя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Именно поэтому ты обязана вернуться домой немедленно. Моя лошадь готова, и я сам отвезу тебя прямо к границе отцовских земель. Возвращайся домой еще ночью, пока никто не имеет оснований действительно назвать тебя предателем.
– Нет! Нет! Домой я не поеду! – Линет в ужасе тряхнула головой. – Ведь, если рассвет застанет меня уже в Рэдвелле, то в полдень я буду обручена с этим отвратительным саксом, и тогда осенью мне придется выйти за него замуж.
Насмешка молниеносно покинула лицо принца, и глаза его заледенели. Линет же безучастно, как мертвая, сложила на груди руки, и лишь дрожание тонких пальцев на грязных складках когда-то белого платья выдавало ее отчаяние, отчаяние не только из-за предстоящей помолвки, но и от той бестактности, которую она снова совершила в присутствии принца. Да что это за наказание, почему она вечно запутывается то в ногах, то языком, находясь рядом с этим надменным и лукавым уэльсцем? Вот и сейчас, назвав будущего жениха отвратительным саксом, она и не подумала объяснить Райсу, что речь идет о его дядюшке Озрике, половина чьей крови течет и в жилах Орла, а вовсе не о других представителях этой расы. Но принц, знавший дядю мало и видевший его со времени возвращения из Нормандии и того меньше, догадался и содрогнулся при мысли, что эта милая доверчивая коноплянка станет женой грязного несносного Озрика. Мысль о том, что Линет должна возвратиться в замок, совершенно его оставила; наоборот, теперь он сделает все, чтобы девушка никогда не досталась ленивой сакской свинье.
– Он совсем не такой, как ты, – неуклюже попыталась извиниться Линет, не замечая, как внимательно смотрит принц на ее грудь, все больше обнажающуюся под нервными движениями пальцев. Серебряная луна своим неверным светом ласкала шелковистую кожу, такую белую на фоне ярко-зеленой рубашки. – Совсем, совсем не такой! – Глаза ее светлели от мольбы и нежности.
– Весьма надеюсь, что это так. – Робкие извинения рассмешили Райса, но он по-прежнему не мог оторвать взгляда от округлой тугой груди девушки. – Озрик – один из тех, к кому я испытываю настоящее отвращение, – почти механически добавил он, пожирая глазами плоть, которую он видит, по всей вероятности, в последний раз.
И, не выдержав, он наклонился, опираясь на руки, над своей страстной девственницей, чье лицо, полузакрытое прядями распущенных волос, молило и призывало его. Затаив дыхание, принц перевел глаза с раскрытых губ на тонкое тело с вздымающейся грудью, украшенной твердыми девичьими сосками, – ах, слишком живо помнил он вкус этой кожи, гладкой, как цветочные лепестки!
Вся сжавшись от непонятного, неведомого желания, Линет почти со страхом смотрела прямо в блестящие глаза Райса, чувствуя, что даже за вечное прощение не отдала бы этих мгновений, связывающих их тела и души какими-то волшебно-сладостными узами.
Голова у принца совсем закружилась от аромата Линет, напоминавшего ему запах дикой розы и мучавшего не меньше, чем соблазнительные округлости под белой тканью, а потому, отбросив всякую волю к сопротивлению, он осторожно вытянулся на земле рядом и затем бережно накрыл своим телом исходящую нежным жаром ее хрупкую плоть.
Окунувшись в море непознанных ощущений, Линет щедро обвила руки вокруг возлюбленного, выражая блаженство телесного прикосновения тихим, едва слышным стоном. О, как радовалась она обжигающей мощи его широкой груди, прижатой к своей, и как сладостно было прижать его золотую голову к пересохшим губам! Язык его пробрался в сладкие глубины ее рта, одаряя медленным, глубоким и опытным поцелуем. Линет наяву оказалась в стране своих фантастических грез.
Дыша тяжело и трудно, Райс продолжал нежить девушку, с ужасом понимая, какой ценой могут быть окуплены те ласки, которых требует сейчас от него эта невинная птичка, и, не давая ей поглотить его страсть без остатка, Райс осторожно отодвинулся и лег рядом, облокотившись на руку. Он знал, что никакое наслаждение, каким бы божественным оно ни было, не окупит потерю девичьей чести, и все же, несмотря на это, снова впал в ошибку, совершенную им уже столько раз, – он посмотрел прямо в темно-медовые глаза, которые молили о ласке, и на припухшие губы, жаждущие поцелуев. Голова у него закружилась.
– Всю прошлую ночь я не спал и грезил о тебе. О тебе… вот такой… вот так… – Бархатный голос принца обжигал горячее, чем ласки.
И Линет, погруженная в бездну мечтаний и желаний, становившихся все нетерпеливей, услышала это признание – и задохнулась в откровенно радостном стоне наслаждения, закружилась в водовороте золотых искр, льющихся из его черных безумных глаз.
Сдерживая себя из последних сил, Райс, избегая розового рта, медленно провел губами по прикрытым векам, по щекам и подбородку, но девушка, измученная желанием, властно притянула его к себе, не скрывая больше своих намерений. И тогда Райс, в глазах которого окончательно померк весь белый свет, последним разумным движением опрокинулся на спину, стиснул зубы и закрыл руками лицо.
Почувствовав себя неожиданно покинутой, Линет растерялась, но тут же, как весенняя вода, текущая с холмов, нахлынула на принца, упорно и настойчиво требуя того жара, что растопил наконец весь холод ее одинокой замкнутой жизни. Зарывшись лицом в углубление меж плечом и шеей, она уплывала на волнах его бурно вздымающейся груди, которую девушка бессознательно, но пылко ласкала. Вскоре это еще сильнее обострило ее голод, и, желая каким угодно способом заставить Райса открыть лицо, она, сама не понимая, что делает, стала расшнуровывать кожаные ремни его туники.
Преуспев наконец в этом предприятии и оставив возлюбленного наполовину обнаженным, Линет застыла над ним, бесстыдно разглядывая впервые увиденный ею мужской торс – выпуклый, мощный и ошеломляющий своей силой. Картина эта вновь погрузила девушку в море, о нет, в океан тех чувственных фантазий, о существовании которых она и не подозревала еще день назад. Все существо ее содрогнулось, и, не помня себя, она принялась срывать с принца то, что на нем еще оставалось, ощущая лишь его жар, бархатную кожу и что-то загадочное, железно-твердое внизу.
Под проворными пальчиками Линет кровь в жилах Райса давно уже бежала жидким огнем, но он изо всех сил старался лежать неподвижно, просто отдаваясь напору ее наивных полудетских желаний. К тому же он боялся, что любое неверное его движение навсегда испугает неопытную птичку и заставит его сожалеть об этом, может быть, всю жизнь.
Ласки Линет не прекращались. Райс не двигался, и обескураженная девушка в отчаянии припала к его горлу, осмелившись сама провести влажным языком по обжигающей коже.
У Райса перехватило дыхание от этой детской неумелой ласки, пронзившей его плоть сильнее вражеской стали, и теперь настал его черед. Повернувшись на бок, он умелой рукой провел по спине девушки зажигающим молниеносным движением от затылка до самых ног и прижал к себе ее податливое тело так, что Линет показалось, будто она растворилась в его бушующей плоти.
Глаза ее застыли. Широко открытые, они являли всю силу любви, желания и удивления перед свершающимся. Со слабым вскриком обвила Линет свои руки вокруг его широких плеч, и мир для нее замкнулся в этом прекрасном, все понимающем мужском теле. Руки его снова заскользили, остановившись на этот раз на узких бедрах, понуждая их раскрыться шире, как того хотелось и ему, и неосознанно – ей. Темная волна полного слияния уносила ее все дальше, заставляя хрупкое горло издавать хриплые бессвязные звуки. Дрожащий от возбуждения Райс почти грубо опрокинул девушку на мягкий лесной мох и единым движением разорвал драгоценное кружево, отдавая своему взгляду все ее маленькое точеное тело и наслаждаясь его созерцанием до тех пор, пока великая жизненная сила не бросила его к тугой порозовевшей груди.
Линет почти потеряла сознание от неизведанного наслаждения, когда одна широкая ладонь гладила и сжимала набухшую грудь, а другая скользила вниз, к раскрытым бедрам. Ее стало трясти, и, чтобы как-то унять эту дрожь, она судорожно вонзила ногти в смуглые мускулистые плечи…
– Райс, где ты? – откуда-то долетел громкий шепот, полный раздражения и тревоги. – С тобой все в порядке?
Со звериным рыком принц отпрыгнул от девушки, всем телом чувствуя ее недоумение и проклиная себя за слабость, которой, конечно же, не суждено будет повториться.
– Я здесь, Оувейн.
Из-за глухой стены леса, шагая беззвучно, как и подобает опытному воину, показалась тяжелая фигура бородача, мгновенно остановившаяся на краю поляны при виде открывшегося ему зрелища. Однако он лишь хмуро наморщил лоб и не проронил ни слова, предпочитая, чтобы принц сам объяснил ему все, что считает нужным.
– Линет пробралась сюда, чтобы предупредить нас о новой шутке, которая должна обрушиться на мою многострадальную голову. – Сухая усмешка все же не могла скрыть в хриплом голосе следы недавней страсти.
– Она? Сейчас? – Оувейн с любопытством уставился на девушку, распростертую за спиной друга, и многозначительно наклонил голову. – А как ты сюда попала?
Но не успела Линет, лихорадочно запахивающая на голом теле разорванное платье, ничего ответить, как Райс недовольно сказал:
– Она прискакала верхом на отцовском дестриере.
Синие глаза недоверчиво сверкнули.
– На отцовском дестриере? – протянул Оувейн, смотря на Линет уже совсем иначе. – Неужели?
Линет молча кивнула, и каштановые волосы, падая на узкие плечи, заблестели в лунном свете подобно искрящемуся водопаду.
В ответ бородач, пораженный как смелостью девушки, так и неожиданно открывшимся ему очарованием, сказал совершенно о другом:
– Но я никак не мог подумать, миледи, что тебе известна дорога в эти богом забытые места, в места, где именно и хотят захлопнуть ловушку.
Теперь изумиться по-настоящему пришла очередь Линет:
– Так здесь и произойдет битва?! В душе Оувейна внезапно зародились недобрые подозрения.
– Так ты примчалась сюда на отцовском коне предупредить врага – и не имела ни малейшего представления о том, что здесь поставлен капкан?
В коня бородач еще как-то поверил, может быть, потому, что ему сказал об этом сам принц, но место… место!
– Выехать на наши позиции можно было только чудом. – В голосе Оувейна уже явно зазвучало подозрение, делавшее его слова острыми как клинок.
– Мне кажется, что Гром, ну отцовский конь, просто знал сюда дорогу, поскольку, неуправляемый, нес меня куда хотел. – Линет, покраснев, посмотрела на недоверчивого уэльсца, вынудившего ее к такому постыдному признанию.
Однако это не убедило его и лишь усугубило неприятные сомнения в честности намерений этой норманнки. А может быть, ею руководила идея отомстить за свой недавний плен? А может, она послана отцом как шпионка, чтобы разведать их укрепления? Впрочем, менять что-либо все равно уже было поздно, каковы бы ни были тайные замыслы этой девицы.
– Райс, восток светлеет, и час сражения близок. Я боялся, что ты попался в лапы одного из графских наемников, хотя они мирно проводят эту ночь на развалинах дома Грании и даже не подозревают о нашем присутствии.
Линет, услышав о том, что отец, несмотря на все клятвы, не выполнил свою часть договора и даже не начал выводить войска, была горестно поражена. Вот оно, объяснение тому, как собирался он ввести в бой перепившихся элем солдат – ведь его главные силы так и не покидали своих позиций.
Погруженная в тяжкие раздумья о бесчестье отца, девушка и не заметила, как, приведя себя в порядок, Райс поднялся и теперь протягивал ей руку. Не раздумывая, вложила она свою маленькую ладонь в его твердую и широкую, поднялась на ноги и прижалась к человеку, который отныне стал для нее единственной опорой.
Обняв маленькую норманнку и уже не стесняясь старинного друга, Райс сказал, глядя прямо в синие недоверчивые глаза:
– Время пришло, и мы должны быть готовы. Поднимай людей и проследи, чтобы они заняли отведенные им позиции, а я тем временем найду какое-нибудь укрытие, где наша гостья сможет дождаться конца битвы.
Глава 9
Предрассветное небо отливало хмурым свинцом и не сулило ничего доброго, но сюрприз, ожидавший графа Годфри, вышедшего во двор замка, мгновенно выветрил из его головы подобные сентиментальные глупости.
Оседланный Гром с болтающимися поводьями стоял у опущенного подъемного моста, тяжело поводя взмыленными боками, как после дикой скачки. Густые пепельные брови норманна сдвинулись в одну ломаную линию, и он решительно шагнул к лошади, оставив на лестнице, ведущей на грязный утоптанный двор, старшего сына и сакского лорда. Беспокойство мешалось в нем с гневом на человека, осмелившегося взять его дестриера и загнать благородное животное, которое граф ценил куда выше, чем многих людей в его домене.
Какой дурак дерзнул вывести коня? Неужели грум настолько потерял разум, что взобрался на боевую лошадь? Но нет, Арн жался к группе челяди, которая прослышав о необыкновенном происшествии, высыпала на двор, и во все глаза глядел на Грома, не менее удивленный, чем граф. Кроме того, было видно, что парень ужасно боится наказания. Тогда Годфри подумал о своем сквайре, но тут же отмел и это предположение. Взъерошенный после попойки, молодой человек мутными глазами смотрел на оседланного коня, которого полагалось оседлать именно ему самому, и, глядя на Бивина, граф пришел к двум следующим выводам: во-первых, сквайр пил всю ночь напролет, ибо долговязый мальчишка уже прекрасно выучился искусству пития и безделья, а во-вторых, именно по этой причине он никак не мог взобраться на лошадь сеньора и немало проскакать по окрестным холмам.
Но тогда кто же? Кто? Тяжелое лицо графа сделалось совсем злым. Негодяя непременно должен был заметить часовой. Карие глаза, наливаясь негодованием, медленно поднялись от коня к поднятым решеткам перед опущенным мостом. Еще одна странность. Годфри резко обернулся и жестко посмотрел на столпившихся за его спиной людей, совершенно подавленных таинственно оседланным Громом и растущим гневом хозяина.
– Эдольфа ко мне! – Но никто не сдвинулся с места. – Да черт бы вас побрал, бесхребетные черви, сейчас же привести его сюда!
– Он исчез, милорд. – Гордо задрав подбородок и выпятив узкую грудь, из толпы вышел на шаг сэр Байзел, капитан стражи. Отвечать на подобные вопросы было его обязанностью, равно как и следить за обороной замка. С обязанностью этой сегодня он явно не справился, о чем свидетельствовали открытые ворота и пропавший часовой. Командир потерял управление своим войском, и, всячески пытаясь скрыть свой страх перед грядущим наказанием, сэр Байзел утешал себя тем, что исчезнувший Эдольф поплатится за свое исчезновение куда значительней, чем он, начальник стражи.
– Исчез? Исчез?! – От громового голоса графа вздрогнул даже его дестриер, привыкший стоять неподвижно в самом разгаре жестоких сражений.
– Клянусь, – пробормотал сэр Байзел. – Я открыл это совсем недавно и сразу же направил людей на поиски, во всяком случае тех, кто был в состоянии. Но, поскольку всем известно, что мы выступаем утром, у них не было достаточно времени для настоящего расследования, и они вернулись, так ничего и не узнав об Эдольфе.
Все это был детский лепет, и Годфри не стал даже его обсуждать, ибо час выступления пробил и откладывать его было нельзя, несмотря на измученную лошадь и пропавшего стражника. Тщательно отобранные заранее люди уже ждали его приказаний, и Годфри обязан был дать их, воплощая в жизнь столь кропотливо разработанный план. Однако необходимо было все же дать понять этим сервам, что наказание за разгильдяйство неминуемо.
– Сэр Байзел, поднимай гарнизон – окати их ледяной водой, если потребуется, – и проследи, чтобы в поисках Эдольфа приняли участие все. Никаких передышек, пока он не будет найден. И кстати, напомни ему о том наказании, которое ждет его по моем возвращении.
Капитан подобострастно закивал, но Годфри уже не смотрел на него, устремив все внимание на ожидавших команды людей.
– По коням! И не забудьте телеги.
Все это время граф ни разу не обернулся в сторону сына и ненавистного, но необходимого сакса, без которого с удовольствием обошелся бы в сегодняшней битве, где не нужны были лишние свидетели. Слишком долго и часто мешал ему этот надоедливый родственник и слишком о многом напоминал.
– Не теряйте ни минуты и подчиняйтесь всем моим командам, ибо сегодня наконец мы за все отомстим этому ненавистному уэльсцу, который всегда уходит от честного боя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34