такие люди, как Озрик, не прощают оскорблений. А отец твой нанес их ему за последнее время уже дважды – во-первых, отозвав Алана с намерением сместить наставника и, во-вторых, отказав ему в твоей руке в первый раз.
Райс умолк, внимательно наблюдая, как на открытом личике Линет отображаются все ее раздумья, а перед полуприкрытыми глазами встают образы людей давно знакомых, но о которых она так мало знала. Успокаивать девушку принц по-прежнему боялся и посчитал за лучшее не вдаваться более ни в какие подробности, равно как и оставаться с Линет наедине. Осторожно отпустив ее руки, он быстро поднялся.
– Я должен пойти проверить людей, несущих стражу на восточной границе, – и с этими непонятными словами Райс вышел из дома не оглядываясь, так как боялся увидеть смертельно раненные его уходом медовые глаза.
С уходом принца Линет охватила даже не тоска, а жгучий страх за него, ибо могучий Уэльский Орел улетел туда, где поджидало его слишком много опасностей и бед. Упорство и гнев отца Линет знала слишком хорошо, и теперь она была абсолютно уверена, что он ни за что не отступится от своей цели увидеть принца Гриффина мертвым.
Но если несколько дней назад она могла реально что-то предпринять для спасения жизни возлюбленного, то теперь ей оставалось лишь молча и покорно ждать.
Глава 12
– Мы выглядим премилой парочкой! – слова Линет были ничуть не ядовитее обычных насмешек Райса. Одетая все в то же затрапезное домашнее платье, девушка уселась посередине деревянной скамьи напротив Грании, которая сидела сгорбившись, как будто она растеряла свою удивительную энергию.
День еще только начинался, но Оувейн уже снова явился в дом, чтобы опять увести Райса. Стычки на границе Рэдвелла и страны кимеров продолжались, то затухая, то вспыхивая вновь. Линет, знавшая, что отец скорее погибнет сам, чем отступится от намерения покончить с принцем Уэльским, заставила себя не думать об опасности, или же ее постоянными спутниками в течение долгих часов, а может, и дней будут тревога и ненужные слезы. Те же чувства испытывала и Грания, и всю долгую бесконечную ночь обе женщины провели в страхе за жизнь любимых и в тоске о несбыточной любви.
– Я восторгаюсь твоим решением вернуться в Ньювид-Фарм, несмотря на запреты Райса и даже Оувейна. – Линет решилась заговорить об единственном предмете, способном сейчас хотя бы как-то оживить Гранию. Она и действительно преклонялась перед ее силой воли и желанием во что бы то ни стало соединиться с любимым, родство с которым возвело между ними преграду, пожалуй еще более непреодолимую, чем между Линет и Райсом.
Поначалу Линет наивно удивлялась, почему эта пара просто-напросто не добьется папского разрешения на брак, но потом поняла, что это было далеко не так просто. Во-первых, вряд ли у них были деньги, чтобы купить это разрешение, а во-вторых, среди уэльсцев, в отличие от норманнов, слово папы едва ли являлось законом вообще, и потому, даже несмотря на высочайшую милость Рима, народ кимеров никогда не будет смотреть на союз мачехи с пасынком как на законный.
Грания тяжело подняла черные глаза, но в них не промелькнуло ни теплоты, ни энтузиазма. В свой последний короткий визит Оувейн ни разу не обратил на нее свой синий взгляд и не сказал ей ни слова; так продолжалось с того самого времени, как Грания, нарушив требования и брата и пасынка, все-таки перебралась на жительство в Ньювид-Фарм.
– Оувейн поклялся, что покинет дом сразу же после моего там появления, а сделал еще хуже! Он оставил там все свои вещи, но старается просто не замечать ни меня, ни Дэвида. Он уходит, когда я еще сплю, а возвращается лишь тогда, когда мы уже легли, – и неважно, сколько часов я просижу у очага в ожидании его возвращения.
Глаза Линет сурово потемнели, ведь она и сама точно так же страдала от холодности Райса; еще час назад она выбежала в зал, чтобы хоть на мгновение увидеть его в кровавой предрассветной дымке, – но напрасно! Лишь завидев ее, Райс резко поднялся и вышел, не подарив ей ни единого взгляда.
– И все же… – Линет снова обратилась к Грании своим самым мягким, самым задушевным тоном, – добиваясь своей цели, ты проявляешь такое мужество, о котором я и не мечтаю! Хотела бы я так храбро требовать любви у Райса!
Грания посмотрела на девушку таким бездонным, таким черным взглядом, что Линет на мгновение показалось, что на нее смотрит сам принц.
– Но я все еще ничего не добилась!
– А твоя железная воля? – тут же отозвалась Линет.
– Воля… Впрочем, у меня есть один план. – И Грания почти с ненавистью посмотрела на свои дрожащие пальцы, бесцельно постукивающие по голому столу. – Если уж Оувейн решил дома лишь ночевать – а смятые простыни в его спальне говорят о том, что он все же когда-то спит, – то я стану ждать его прямо там, в спальне! в темноте! в постели!
Правда, опытная Грания знала, что такая тактика еще не обязательно должна привести к окончательной победе, а в лучшем случае явится лишь первым шагом к ней, но ей было нечего терять. Однако, взглянув на заалевшее лицо юной норманнки, она поняла: надо все-таки объяснить девушке, что за любой триумф обычно приходится платить весьма дорого.
– Делая свой выбор, я знаю, на что иду и что нарушаю, и до тех пор, пока Оувейн не обручится со мной, – а он этого, пожалуй, не сделает никогда, ибо такой брак есть великий грех, – он будет постоянно терзаться бесчестьем, нанесенными его гордости, его достоинству, его имени. Я, разумеется, знаю, что этот упрямый дурак любит меня ничуть не меньше, чем я его, но вот только я не боюсь ради нашей любви опозорить свое честное имя…
– О! – Линет посмотрела Грании прямо в лицо. – Как я тебя понимаю! И, знаешь, проведя столько ночей в безумных мечтах, я пришла к такому же решению. – И, увидев закаменевшее при этих ее словах лицо Грании, Линет горячо принялась настаивать на своем решении. – Да-да, я с радостью воспользуюсь такой же возможностью хоть сегодняшней ночью! Неужели я уйду в монастырь, так и не насладившись его объятиями и ласками? Подумай: всего одна, одна ночь любви и тепла, а затем вечное холодное одиночество…
Сердце Грании дрогнуло от нежности к этой самоотверженной малышке, и она поклялась про себя, что поможет ей, чем только сможет.
– И даже то, что ребенок, рожденный мной от твоего брата, не сможет стать наследником, – даже это не остановит меня теперь! Я буду любить малыша, и, как сын Райса, он будет достаточно силен, чтобы самому пробиться к славе, к удаче, как сделал, например, мой единокровный брат! – На ее янтарных глазах заблестели слезы. – Впрочем, что толку в моей решимости! – у меня нет твоей отчаянной храбрости, да и к тому же Оувейн любит тебя, и это облегчает дело. А Райс видит во мне, увы, лишь интересного собеседника, быть может, но уж никак не желанную женщину.
– Ты не права. Просто брат, как никто, умеет скрывать свои чувства – талант, который не раз спасал ему жизнь за долгое пребывание в стане врагов. Теперь этот же дар дает ему возможность уберечь и тебя и себя от лишних сплетен.
Линет смотрела на Гранию завороженным взглядом, боясь что-нибудь переспросить, чтобы не развеять сладкую, но, возможно, обманчивую надежду.
Грания жестко усмехнулась.
– Он смотрит, смотрит на тебя неотрывно, но так, что ты и не замечаешь, смотрит с таким пламенем в глазах, с каким никогда не смотрел ни на одну…
– Так, ты считаешь, мой план выполним?!
И Грания, уже решившая все в своем сердце, ободряюще улыбнулась этому отчаянному вопросу:
– Давай-ка лучше посерьезней обдумаем наши планы.
Серебристые глаза хищно вспыхнули на пробившемся сквозь седой туман солнце. Близился полдень, и скоро должен был быть подан обед – время, как подумал Марк, самое подходящее для возвращения и для выполнения того дела, на котором так настаивали мать и дядя.
Он пришпорил своего вороного коня и пустил его галопом, чтобы как можно быстрей перекрыть расстояние меж краем леса и виднеющимся вдалеке подъемным мостом. Простучав копытами по деревянному настилу, конь Марка въехал во двор. Марк тотчас же спешился и, не теряя времени, прошел в зал, где сразу увидел предмет своей спешки.
– Марк! – Мрачный Алан, увидев брата, расцвел радостной улыбкой и побежал через весь зал ему навстречу.
– Ты вернулся! Значит, Линет нашлась?
Тайная любовь на мгновение растопила лед в глазах Марка, но он тут же печально и молча покачал головой.
– Но тогда ты снова поедешь на поиски, да? Марк, Марк, возьми меня с собой, ну пожалуйста! – Алан сыпал вопросами, не дожидаясь ответов, и заискивающе-робко гладил узкую руку брата.
– Я за этим и вернулся, Мышка. Знаешь, это просто нечестно оставлять тебя тут, когда все остальные мужчины заняты поисками. Хотя – но только между нами, ладно? – почти прошептал Марк, – я не верю, что Линет похищена или потерялась. Она вовсе не хочет, чтобы ее нашли, а потому никакие розыски никогда ни к чему не приведут.
Алан хмыкнул и признался брату в том, в чем не посмел открыться отцу, когда искали пропавшего Эдольфа:
– Я очень боялся, что отец спросит меня о Линет, но он не спросил, ну, я и не сказал ему ничего. А она сама рассказала мне, что хочет немного покататься верхом. И как я не заподозрил ничего, когда она вдруг решила взять Грома!
Брови Марка сдвинулись в одну линию.
– Грома?! – Исчезновение Линет еще никто не связывал с таинственной ночной скачкой дестриера. Но если теперь попробовать связать два эти факта, то выйдет, что, во-первых, здесь участвовал мужчина, ибо одной девушке невозможно оседлать тяжелого боевого коня, а во-вторых – подвигнуть ее на такой шаг могло лишь нечто сверхординарное и отчаянное. Если, конечно, не бабская глупость.
– Да, Грома. Но когда на следующее утро я увидел, что отец сам едет на нем, то успокоился и подумал, что Линет, конечно же, дома.
Марк нахмурился. Неужели он ошибся в своих предположениях и его единокровная сестра выехала на столь опасную ночную прогулку лишь для того, чтобы быть скинутой своенравной лошадью где-то в чащобах леса? И не лежит ли она теперь на сырой земле, покалеченная… или мертвая?
– Что-то случилось? – заволновался чуткий, как все дети, к малейшей смене настроений Алан.
– Все в порядке, Мышка! – Марк ласково взъерошил мягкие каштановые локоны брата и улыбнулся, ободряя заодно и себя. Разумеется, если Линет упала и расшиблась, ее непременно обнаружат; в конце концов, пустят по следу охотничьих собак. – И, тряхнув головой, Марк заставил себя не думать больше о девушке, которую и так никогда не мог полюбить.
– Слушай, а давай-ка мы сейчас просто улизнем в лес, и ты наконец сможешь мне показать твою знаменитую охоту без оружия, а?
Взрыв восторга последовал за этим заманчивым предложением, и Алан чуть не бросился брату на шею.
– О, неужели? Наконец-то! Давай же пойдем скорей! Ты сам все увидишь!
Вид мальчика, восторженно прыгающего с ноги на ногу, искренне рассмешил Марка.
– Ну если ты прекратишь этот удивительный танец, то мы сможем отправиться прямо сейчас.
В лесу, совсем неподалеку от того места, где маленький норманн расставлял силки, собираясь продемонстрировать брату свое уменье, человек, приказавший завлечь его в лес с весьма нехорошими намерениями, встречался теперь с другим заговорщиком. И в это же время еще один мальчик, двигавшийся неслышно и незаметно для обеих групп, внимательно наблюдал за обеими, не слыша, правда, при этом ни одного слова.
– Согласись, я обеспечил тебя весьма ценной информацией. – Улыбка Озрика была столь же лжива, как и лицо его собеседника.
– Информация, разумеется, ценная, но тебе-то она принесет куда больше. – Гаденькая улыбка зазмеилась в уголках губ принца Каудра.
– Охотно признаю сей факт. – Лицо сакса расплылось в улыбке. – Какой мне расчет уступать тебе большую часть?
Смех, раздавшийся в ответ и приглушенный густым кустарником, был отнюдь не безобиден, но Озрик решительно продолжил:
– Но я рад, что ты честно и откровенно согласился помогать мне, равно как и я тебе, в делах, идущих на пользу нам обоим.
Туман рассеялся и проглянувшее солнце неожиданно высветило седину на черноволосой голове, склоненной в вопросе. Тем не менее отвечать Каудр не торопился.
– У меня есть план, благодаря которому, соединив наши таланты и силы, мы добьемся цели, о которой оба мечтаем, – цели, которая обеспечит более чем роскошную добычу!
Итак, сакский лорд говорил, а Уэльский принц слушал. Затем они поменялись ролями, и сговор продолжался. Сделка была заключена лишь тогда, когда лес накрыли тени, а низкое солнце окрасило небо на западе всеми цветами – от нежно-розового до ярко-оранжевого.
Удовлетворение сияло в светлых глазах Озрика, когда он выехал к вечеру из леса; цель его была близка, так близка, что он уже ощущал ее острую сладость. Семена одной обиды взросли, и вот уже вспахана земля под другую. И пусть трудно будет казаться спокойным и равнодушным, пока она созреет, но плоды вознаградят его за долгое ожидание. А пока он будет срывать ее цветы, наблюдая, как растет страх Годфри…
Ничто, казалось, не могло нарушить злобной радости Озрика до тех пор, пока он не вошел в главный зал Рэдвеллского замка, – но тут его ждала совершенно непредвиденная вещь: за высоким столом, улыбаясь и болтая, сидели оба брата, Марк и Алан! Сакс сурово оглядел их обоих. Итак, этот дурак Марк потерял такую блестящую возможность убрать с дороги то единственное препятствие, которое, как с детских лет учила его Морвена, стояло на пути обладания им графством Рэдвелл! Упустив этот шанс, Марк поставил под удар и другого чертова племянничка, принца Кимерского. Озрику оставалось лишь отправиться к сестре и проследить, чтобы она как следует отчитала своего непутевого сына.
Глава 13
Дрожащими руками Линет прикрыла за собой дверь и в изнеможении прислонилась к ней спиной. С отчаянием и страхом вглядывалась она в полутьму спальни Уэльского принца, совершенно не замечая необыкновенного богатства ее убранства. Высокая кровать на резных ножках была застлана расшитыми шелками, небрежно свешивавшимися с одной стороны прямо на пол, а на ней, безмятежно раскинувшись, лежал тот, чью честь и порядочность собиралась она этой страшной ночью похитить.
Бледный лунный свет падал на кровать сквозь широко раскрытые ставни, и Линет с замиранием сердца смотрела на обнаженную широкую грудь, открытую соскользнувшими к узким бедрам покровами. Темное золото кудрей, мирно покоившихся на загорелых плечах, едва шевелило ровное, почти неслышное дыхание. Линет, содрогаясь от сладкого ужаса, обвела глазами это мощное прекрасное мужское тело и наконец остановилась там, где оно прикрывалось смятыми синими шелками. Девушка судорожно вздохнула и медленно направилась к спящему.
Идея Грании пробраться к Оувейну, когда тот забудется после тяжелого военного дня, показалась соблазнительной и Линет. Она понимала, что это ее единственный шанс отведать запретного плода, который станет еще более запретным, если не сказать недосягаемым, когда она присоединится к сестрам обители Св. Анны, и мысли о монастыре и одинокой жизни еще более укрепляли девушку в решении любой ценой хотя бы раз насладиться запретным счастьем.
И Грании Линет сказала правду: она готова была отдать свою девственность в обмен на воспоминания об одной-единственной ночи, полной тайных радостей и запретных наслаждений, которые, кроме Райса, не в силах дать ей никто другой. И вот с распущенными волосами, в длинной рубашке стоит она, готовая ко всему, в тишине мужской спальни, решив для начала навеки запечатлеть в своей памяти это смуглое золотое, соблазнительно раскинутое тело.
Линет затаила дыхание, не в силах оторвать взгляда от спящего принца – да теперь она и не хотела этого делать, бесстыдно отдаваясь своему желанию и обрубив за собой все, что связывало ее с прежней жизнью. Неопытная в делах соблазнений, она все же твердо рассчитывала на то, что неожиданная атака, застающая неприятеля врасплох, как правило, приносит успех, что подтверждалось и внезапностью похищения Райсом ее самой.
Останавливал ее теперь лишь один-единственный факт: если Грания и Оувейн действительно были без ума друг от друга, то Линет считала себя не настолько глупой, чтобы поверить словам другой женщины об ответном чувстве принца. Грания, возможно, сказала их лишь для того, чтобы успокоить ее, но Линет, по здравому размышлению, которое никогда не мешало ей быть в то же время и романтической мечтательницей, решила, что Райс всего лишь испытывает к ней простое телесное влечение, вызванное отсутствием у него в данный момент другой женщины.
Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Девушка продолжала медленно подбираться к спящему, каким-то шестым чувством понимая, что единственное слабое место ее противника и ее единственное оружие – это его желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Райс умолк, внимательно наблюдая, как на открытом личике Линет отображаются все ее раздумья, а перед полуприкрытыми глазами встают образы людей давно знакомых, но о которых она так мало знала. Успокаивать девушку принц по-прежнему боялся и посчитал за лучшее не вдаваться более ни в какие подробности, равно как и оставаться с Линет наедине. Осторожно отпустив ее руки, он быстро поднялся.
– Я должен пойти проверить людей, несущих стражу на восточной границе, – и с этими непонятными словами Райс вышел из дома не оглядываясь, так как боялся увидеть смертельно раненные его уходом медовые глаза.
С уходом принца Линет охватила даже не тоска, а жгучий страх за него, ибо могучий Уэльский Орел улетел туда, где поджидало его слишком много опасностей и бед. Упорство и гнев отца Линет знала слишком хорошо, и теперь она была абсолютно уверена, что он ни за что не отступится от своей цели увидеть принца Гриффина мертвым.
Но если несколько дней назад она могла реально что-то предпринять для спасения жизни возлюбленного, то теперь ей оставалось лишь молча и покорно ждать.
Глава 12
– Мы выглядим премилой парочкой! – слова Линет были ничуть не ядовитее обычных насмешек Райса. Одетая все в то же затрапезное домашнее платье, девушка уселась посередине деревянной скамьи напротив Грании, которая сидела сгорбившись, как будто она растеряла свою удивительную энергию.
День еще только начинался, но Оувейн уже снова явился в дом, чтобы опять увести Райса. Стычки на границе Рэдвелла и страны кимеров продолжались, то затухая, то вспыхивая вновь. Линет, знавшая, что отец скорее погибнет сам, чем отступится от намерения покончить с принцем Уэльским, заставила себя не думать об опасности, или же ее постоянными спутниками в течение долгих часов, а может, и дней будут тревога и ненужные слезы. Те же чувства испытывала и Грания, и всю долгую бесконечную ночь обе женщины провели в страхе за жизнь любимых и в тоске о несбыточной любви.
– Я восторгаюсь твоим решением вернуться в Ньювид-Фарм, несмотря на запреты Райса и даже Оувейна. – Линет решилась заговорить об единственном предмете, способном сейчас хотя бы как-то оживить Гранию. Она и действительно преклонялась перед ее силой воли и желанием во что бы то ни стало соединиться с любимым, родство с которым возвело между ними преграду, пожалуй еще более непреодолимую, чем между Линет и Райсом.
Поначалу Линет наивно удивлялась, почему эта пара просто-напросто не добьется папского разрешения на брак, но потом поняла, что это было далеко не так просто. Во-первых, вряд ли у них были деньги, чтобы купить это разрешение, а во-вторых, среди уэльсцев, в отличие от норманнов, слово папы едва ли являлось законом вообще, и потому, даже несмотря на высочайшую милость Рима, народ кимеров никогда не будет смотреть на союз мачехи с пасынком как на законный.
Грания тяжело подняла черные глаза, но в них не промелькнуло ни теплоты, ни энтузиазма. В свой последний короткий визит Оувейн ни разу не обратил на нее свой синий взгляд и не сказал ей ни слова; так продолжалось с того самого времени, как Грания, нарушив требования и брата и пасынка, все-таки перебралась на жительство в Ньювид-Фарм.
– Оувейн поклялся, что покинет дом сразу же после моего там появления, а сделал еще хуже! Он оставил там все свои вещи, но старается просто не замечать ни меня, ни Дэвида. Он уходит, когда я еще сплю, а возвращается лишь тогда, когда мы уже легли, – и неважно, сколько часов я просижу у очага в ожидании его возвращения.
Глаза Линет сурово потемнели, ведь она и сама точно так же страдала от холодности Райса; еще час назад она выбежала в зал, чтобы хоть на мгновение увидеть его в кровавой предрассветной дымке, – но напрасно! Лишь завидев ее, Райс резко поднялся и вышел, не подарив ей ни единого взгляда.
– И все же… – Линет снова обратилась к Грании своим самым мягким, самым задушевным тоном, – добиваясь своей цели, ты проявляешь такое мужество, о котором я и не мечтаю! Хотела бы я так храбро требовать любви у Райса!
Грания посмотрела на девушку таким бездонным, таким черным взглядом, что Линет на мгновение показалось, что на нее смотрит сам принц.
– Но я все еще ничего не добилась!
– А твоя железная воля? – тут же отозвалась Линет.
– Воля… Впрочем, у меня есть один план. – И Грания почти с ненавистью посмотрела на свои дрожащие пальцы, бесцельно постукивающие по голому столу. – Если уж Оувейн решил дома лишь ночевать – а смятые простыни в его спальне говорят о том, что он все же когда-то спит, – то я стану ждать его прямо там, в спальне! в темноте! в постели!
Правда, опытная Грания знала, что такая тактика еще не обязательно должна привести к окончательной победе, а в лучшем случае явится лишь первым шагом к ней, но ей было нечего терять. Однако, взглянув на заалевшее лицо юной норманнки, она поняла: надо все-таки объяснить девушке, что за любой триумф обычно приходится платить весьма дорого.
– Делая свой выбор, я знаю, на что иду и что нарушаю, и до тех пор, пока Оувейн не обручится со мной, – а он этого, пожалуй, не сделает никогда, ибо такой брак есть великий грех, – он будет постоянно терзаться бесчестьем, нанесенными его гордости, его достоинству, его имени. Я, разумеется, знаю, что этот упрямый дурак любит меня ничуть не меньше, чем я его, но вот только я не боюсь ради нашей любви опозорить свое честное имя…
– О! – Линет посмотрела Грании прямо в лицо. – Как я тебя понимаю! И, знаешь, проведя столько ночей в безумных мечтах, я пришла к такому же решению. – И, увидев закаменевшее при этих ее словах лицо Грании, Линет горячо принялась настаивать на своем решении. – Да-да, я с радостью воспользуюсь такой же возможностью хоть сегодняшней ночью! Неужели я уйду в монастырь, так и не насладившись его объятиями и ласками? Подумай: всего одна, одна ночь любви и тепла, а затем вечное холодное одиночество…
Сердце Грании дрогнуло от нежности к этой самоотверженной малышке, и она поклялась про себя, что поможет ей, чем только сможет.
– И даже то, что ребенок, рожденный мной от твоего брата, не сможет стать наследником, – даже это не остановит меня теперь! Я буду любить малыша, и, как сын Райса, он будет достаточно силен, чтобы самому пробиться к славе, к удаче, как сделал, например, мой единокровный брат! – На ее янтарных глазах заблестели слезы. – Впрочем, что толку в моей решимости! – у меня нет твоей отчаянной храбрости, да и к тому же Оувейн любит тебя, и это облегчает дело. А Райс видит во мне, увы, лишь интересного собеседника, быть может, но уж никак не желанную женщину.
– Ты не права. Просто брат, как никто, умеет скрывать свои чувства – талант, который не раз спасал ему жизнь за долгое пребывание в стане врагов. Теперь этот же дар дает ему возможность уберечь и тебя и себя от лишних сплетен.
Линет смотрела на Гранию завороженным взглядом, боясь что-нибудь переспросить, чтобы не развеять сладкую, но, возможно, обманчивую надежду.
Грания жестко усмехнулась.
– Он смотрит, смотрит на тебя неотрывно, но так, что ты и не замечаешь, смотрит с таким пламенем в глазах, с каким никогда не смотрел ни на одну…
– Так, ты считаешь, мой план выполним?!
И Грания, уже решившая все в своем сердце, ободряюще улыбнулась этому отчаянному вопросу:
– Давай-ка лучше посерьезней обдумаем наши планы.
Серебристые глаза хищно вспыхнули на пробившемся сквозь седой туман солнце. Близился полдень, и скоро должен был быть подан обед – время, как подумал Марк, самое подходящее для возвращения и для выполнения того дела, на котором так настаивали мать и дядя.
Он пришпорил своего вороного коня и пустил его галопом, чтобы как можно быстрей перекрыть расстояние меж краем леса и виднеющимся вдалеке подъемным мостом. Простучав копытами по деревянному настилу, конь Марка въехал во двор. Марк тотчас же спешился и, не теряя времени, прошел в зал, где сразу увидел предмет своей спешки.
– Марк! – Мрачный Алан, увидев брата, расцвел радостной улыбкой и побежал через весь зал ему навстречу.
– Ты вернулся! Значит, Линет нашлась?
Тайная любовь на мгновение растопила лед в глазах Марка, но он тут же печально и молча покачал головой.
– Но тогда ты снова поедешь на поиски, да? Марк, Марк, возьми меня с собой, ну пожалуйста! – Алан сыпал вопросами, не дожидаясь ответов, и заискивающе-робко гладил узкую руку брата.
– Я за этим и вернулся, Мышка. Знаешь, это просто нечестно оставлять тебя тут, когда все остальные мужчины заняты поисками. Хотя – но только между нами, ладно? – почти прошептал Марк, – я не верю, что Линет похищена или потерялась. Она вовсе не хочет, чтобы ее нашли, а потому никакие розыски никогда ни к чему не приведут.
Алан хмыкнул и признался брату в том, в чем не посмел открыться отцу, когда искали пропавшего Эдольфа:
– Я очень боялся, что отец спросит меня о Линет, но он не спросил, ну, я и не сказал ему ничего. А она сама рассказала мне, что хочет немного покататься верхом. И как я не заподозрил ничего, когда она вдруг решила взять Грома!
Брови Марка сдвинулись в одну линию.
– Грома?! – Исчезновение Линет еще никто не связывал с таинственной ночной скачкой дестриера. Но если теперь попробовать связать два эти факта, то выйдет, что, во-первых, здесь участвовал мужчина, ибо одной девушке невозможно оседлать тяжелого боевого коня, а во-вторых – подвигнуть ее на такой шаг могло лишь нечто сверхординарное и отчаянное. Если, конечно, не бабская глупость.
– Да, Грома. Но когда на следующее утро я увидел, что отец сам едет на нем, то успокоился и подумал, что Линет, конечно же, дома.
Марк нахмурился. Неужели он ошибся в своих предположениях и его единокровная сестра выехала на столь опасную ночную прогулку лишь для того, чтобы быть скинутой своенравной лошадью где-то в чащобах леса? И не лежит ли она теперь на сырой земле, покалеченная… или мертвая?
– Что-то случилось? – заволновался чуткий, как все дети, к малейшей смене настроений Алан.
– Все в порядке, Мышка! – Марк ласково взъерошил мягкие каштановые локоны брата и улыбнулся, ободряя заодно и себя. Разумеется, если Линет упала и расшиблась, ее непременно обнаружат; в конце концов, пустят по следу охотничьих собак. – И, тряхнув головой, Марк заставил себя не думать больше о девушке, которую и так никогда не мог полюбить.
– Слушай, а давай-ка мы сейчас просто улизнем в лес, и ты наконец сможешь мне показать твою знаменитую охоту без оружия, а?
Взрыв восторга последовал за этим заманчивым предложением, и Алан чуть не бросился брату на шею.
– О, неужели? Наконец-то! Давай же пойдем скорей! Ты сам все увидишь!
Вид мальчика, восторженно прыгающего с ноги на ногу, искренне рассмешил Марка.
– Ну если ты прекратишь этот удивительный танец, то мы сможем отправиться прямо сейчас.
В лесу, совсем неподалеку от того места, где маленький норманн расставлял силки, собираясь продемонстрировать брату свое уменье, человек, приказавший завлечь его в лес с весьма нехорошими намерениями, встречался теперь с другим заговорщиком. И в это же время еще один мальчик, двигавшийся неслышно и незаметно для обеих групп, внимательно наблюдал за обеими, не слыша, правда, при этом ни одного слова.
– Согласись, я обеспечил тебя весьма ценной информацией. – Улыбка Озрика была столь же лжива, как и лицо его собеседника.
– Информация, разумеется, ценная, но тебе-то она принесет куда больше. – Гаденькая улыбка зазмеилась в уголках губ принца Каудра.
– Охотно признаю сей факт. – Лицо сакса расплылось в улыбке. – Какой мне расчет уступать тебе большую часть?
Смех, раздавшийся в ответ и приглушенный густым кустарником, был отнюдь не безобиден, но Озрик решительно продолжил:
– Но я рад, что ты честно и откровенно согласился помогать мне, равно как и я тебе, в делах, идущих на пользу нам обоим.
Туман рассеялся и проглянувшее солнце неожиданно высветило седину на черноволосой голове, склоненной в вопросе. Тем не менее отвечать Каудр не торопился.
– У меня есть план, благодаря которому, соединив наши таланты и силы, мы добьемся цели, о которой оба мечтаем, – цели, которая обеспечит более чем роскошную добычу!
Итак, сакский лорд говорил, а Уэльский принц слушал. Затем они поменялись ролями, и сговор продолжался. Сделка была заключена лишь тогда, когда лес накрыли тени, а низкое солнце окрасило небо на западе всеми цветами – от нежно-розового до ярко-оранжевого.
Удовлетворение сияло в светлых глазах Озрика, когда он выехал к вечеру из леса; цель его была близка, так близка, что он уже ощущал ее острую сладость. Семена одной обиды взросли, и вот уже вспахана земля под другую. И пусть трудно будет казаться спокойным и равнодушным, пока она созреет, но плоды вознаградят его за долгое ожидание. А пока он будет срывать ее цветы, наблюдая, как растет страх Годфри…
Ничто, казалось, не могло нарушить злобной радости Озрика до тех пор, пока он не вошел в главный зал Рэдвеллского замка, – но тут его ждала совершенно непредвиденная вещь: за высоким столом, улыбаясь и болтая, сидели оба брата, Марк и Алан! Сакс сурово оглядел их обоих. Итак, этот дурак Марк потерял такую блестящую возможность убрать с дороги то единственное препятствие, которое, как с детских лет учила его Морвена, стояло на пути обладания им графством Рэдвелл! Упустив этот шанс, Марк поставил под удар и другого чертова племянничка, принца Кимерского. Озрику оставалось лишь отправиться к сестре и проследить, чтобы она как следует отчитала своего непутевого сына.
Глава 13
Дрожащими руками Линет прикрыла за собой дверь и в изнеможении прислонилась к ней спиной. С отчаянием и страхом вглядывалась она в полутьму спальни Уэльского принца, совершенно не замечая необыкновенного богатства ее убранства. Высокая кровать на резных ножках была застлана расшитыми шелками, небрежно свешивавшимися с одной стороны прямо на пол, а на ней, безмятежно раскинувшись, лежал тот, чью честь и порядочность собиралась она этой страшной ночью похитить.
Бледный лунный свет падал на кровать сквозь широко раскрытые ставни, и Линет с замиранием сердца смотрела на обнаженную широкую грудь, открытую соскользнувшими к узким бедрам покровами. Темное золото кудрей, мирно покоившихся на загорелых плечах, едва шевелило ровное, почти неслышное дыхание. Линет, содрогаясь от сладкого ужаса, обвела глазами это мощное прекрасное мужское тело и наконец остановилась там, где оно прикрывалось смятыми синими шелками. Девушка судорожно вздохнула и медленно направилась к спящему.
Идея Грании пробраться к Оувейну, когда тот забудется после тяжелого военного дня, показалась соблазнительной и Линет. Она понимала, что это ее единственный шанс отведать запретного плода, который станет еще более запретным, если не сказать недосягаемым, когда она присоединится к сестрам обители Св. Анны, и мысли о монастыре и одинокой жизни еще более укрепляли девушку в решении любой ценой хотя бы раз насладиться запретным счастьем.
И Грании Линет сказала правду: она готова была отдать свою девственность в обмен на воспоминания об одной-единственной ночи, полной тайных радостей и запретных наслаждений, которые, кроме Райса, не в силах дать ей никто другой. И вот с распущенными волосами, в длинной рубашке стоит она, готовая ко всему, в тишине мужской спальни, решив для начала навеки запечатлеть в своей памяти это смуглое золотое, соблазнительно раскинутое тело.
Линет затаила дыхание, не в силах оторвать взгляда от спящего принца – да теперь она и не хотела этого делать, бесстыдно отдаваясь своему желанию и обрубив за собой все, что связывало ее с прежней жизнью. Неопытная в делах соблазнений, она все же твердо рассчитывала на то, что неожиданная атака, застающая неприятеля врасплох, как правило, приносит успех, что подтверждалось и внезапностью похищения Райсом ее самой.
Останавливал ее теперь лишь один-единственный факт: если Грания и Оувейн действительно были без ума друг от друга, то Линет считала себя не настолько глупой, чтобы поверить словам другой женщины об ответном чувстве принца. Грания, возможно, сказала их лишь для того, чтобы успокоить ее, но Линет, по здравому размышлению, которое никогда не мешало ей быть в то же время и романтической мечтательницей, решила, что Райс всего лишь испытывает к ней простое телесное влечение, вызванное отсутствием у него в данный момент другой женщины.
Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Девушка продолжала медленно подбираться к спящему, каким-то шестым чувством понимая, что единственное слабое место ее противника и ее единственное оружие – это его желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34