Но потом она вспомнила его угрозы, прикосновение пальцев к шее и велела себе опомниться. Да, было нужно.
– Конечно, мне очень жаль, что ваш хозяин в таком состоянии, но вы прекрасно знаете, что он сам виноват.
Голос Габби стал решительнее. Бичевать себя не имело смысла. Тем более что кто-то должен был сохранять голову на плечах.
Барнет бросил на нее укоризненный взгляд.
– Он весь горит, мисс. Эти коновалы сказали, что следует ожидать повышения температуры, но, мне кажется, тут что-то другое.
Габби кивнула.
– Тс-с… Все хорошо, – сказала она человеку, лежавшему на кровати.
Потом Габби убрала с лица Уикхэма пряди длинных черных волос и положила ладонь на его лоб, горячий как печь. Казалось, прикосновение прохладной женской руки проникло сквозь туман, окутавший сознание раненого, потому что он перестал метаться, замигал и открыл глаза. На мгновение Габби погрузилась в глубину его синих глаз.
– Консуэла, – прошептал Уикхэм так тихо, что она затаила дыхание, чтобы его расслышать. – Я пришел бы к тебе, но сейчас не могу. Я слегка… нездоров.
Габби отдернула руку так, словно он ее укусил. Веки Уикхэма снова опустились. Он тяжело вздохнул, уронил голову набок и, казалось, уснул.
– Он сам не знает, что говорит, мисс, – извиняющимся тоном произнес Барнет, у которого покраснели кончики ушей. Потом он осторожно отпустил Уикхэма и сел на край кровати. – Одно слово – бредит.
– Нужно сбить жар. – Габби решила не обращать внимания ни на слова хозяина, ни на извинения слуги. – Наверно, следует послать за врачом.
Барнет покачал головой.
– Нельзя, мисс. То, что он говорит, не предназначено для чужих ушей. Он может выболтать не только собственные тайны – в чем тоже не было бы ничего хорошего, – но и… другие вещи, которые не должны выйти наружу.
Он поднялся и встал рядом с кроватью. Габби скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.
– Какие другие вещи. Кто он, Барнет? Я имею право знать.
Казалось, Барнет заколебался.
– Вы называете его капитаном, – стояла на своем Габби. – Значит, он человек военный. Кроме того, ясно, что он знал моего брата. А теперь вы говорите про какие-то тайны. Мне было бы гораздо легче, если бы я знала правду. Иначе я могу представить себе самое худшее. Например, что вы сбежали из тюрьмы или сумасшедшего дома.
На усталом лице Барнета, словно высеченном из гранита, появилась слабая улыбка.
– Мисс, даю вам слово, все не так плохо. Но это дело капитана, а не мое. Если он захочет, то расскажет вам остальное.
– О боже, как жарко… Проклятое солнце. Как жарко… – Уикхэм снова начал метаться и бредить. – Воды. Пожалуйста, воды…
– Сейчас будет вода, – пообещала Габби. Несмотря на благие намерения, она вновь положила руку на пылающую щеку раненого, пытаясь вывести его из забытья, а потом посмотрела на Барнета. – Без врача нам не обойтись.
Барнет встретил ее взгляд, хотел что-то сказать, но только молча кивнул. Габби помогла слуге влить в рот Уикхэма несколько ложек воды, а потом ушла в себе в спальню. Там она дернула за шнур колокольчика и велела сонной Мэри послать лакея за Ормсби.
Спустя несколько минут она отправила второго лакея за ночевавшим на конюшне Джимом: вполне могло случиться так, что сил Барнета вновь не хватило бы. Затем Габби оделась, хотя едва начинало светать. Вспомнив про оставшиеся траурные платья, привезенные с собой из Йоркшира, она велела зевавшей Мэри принести их. Будет в чем ухаживать за раненым…
Джим появился еще до прихода Ормсби, и Барнет впустил грума в покои графа. Слуги обменялись враждебными взглядами и застыли на месте, как два злобных пса. Однако после резкого приказа Габби подошли к кровати и встали с противоположных сторон.
Габби коротко объяснила Джиму случившееся, но тот продолжал мрачно коситься на угрюмого Барнета. Едва он успел задать Габби несколько тихих тревожных вопросов, как прибыл Ормсби.
– Рана загноилась, – после короткого осмотра заявил врач. – Не стану скрывать, мадам, что положение вашего брата серьезное. И все же я не теряю надежды, – быстро добавил он, увидев выражение лица Габби и услышав сдавленный стон Барнета. – Если будут соблюдаться мои письменные предписания, он поправится. Каждые два часа рану следует обрабатывать с помощью теплых припарок из порошка, который я оставлю. Лекарство давать строго в определенное время, без пропусков. Он должен как можно больше пить, находиться в тепле и покое.
– Я прослежу за этим, – ответила Габби, потому что врач обращался именно к ней.
Ормсби пустил Уикхэму кровь, чтобы, как он выразился, «освободить скверные жидкости, вызывающие жар». Затем под присмотром врача Уикхэму влили в рот первую порцию лекарства, после чего Ормсби обработал рану и сменил повязку. При этом тело раненого обнажилось, и смущенная Габби ушла в угол комнаты, где начала готовить вино, смешанное с водой.
– …сколько крови. О боже, Маркус! Маркус…
Видимо, очистка раны была болезненной, потому что Уикхэм наполовину очнулся, мучительно вскрикнул и стал вырываться из пут. Джим и Барнет помогали врачу. Уикхэм метался и кричал, и Барнета начали одолевать дурные предчувствия. Тревога Габби становилась сильнее с каждой минутой. Больной мог наговорить лишнего.
– Проклятие, эта маленькая ведьма выстрелила в меня! – наконец пробормотал Уикхэм, и молодая женщина виновато вспыхнула. А когда он еще раз упомянул про Маркуса и кровь, Габби утешила себя тем, что врач, незнакомый с их семьей, не поймет значения сказанного.
Однако она ошиблась.
– Прошу прощения, леди Габриэлла, – сказал Ормсби, собирая свои инструменты и готовясь уйти. – Э-э… мне казалось, что его светлость зовут Маркусом.
В жилах Габби похолодела кровь, но она сумела сохранить спокойствие.
– Вы правы, – сказала она, борясь с желанием спросить, какое ему до этого дело.
– Но он, не переставая, бредит о Маркусе, которого не то ранили, не то убили… – Увидев взгляд Габби, он нахмурился и осекся. – Впрочем, это не имеет значения. Мне просто пришло в голову… Не обращайте внимания.
– Лучшего друга моего брата тоже звали Маркусом. К сожалению, несколько месяцев назад этот человек погиб в результате несчастного случая. Мой брат был свидетелем этого.
Было необходимо подавить подозрения врача в зародыше.
– О, тогда все ясно, – с облегчением сказал врач. Габби заставила себя улыбнуться и проводила Ормсби до дверей спальни.
– Мы чуть не попались, – сказал Барнет, когда Ормсби ушел.
По иронии судьбы, теперь, когда в комнате остался лишь узкий круг посвященных, Уикхэм, измученный болезненной процедурой, умолк и, казалось, уснул. Укоризненно глядя на Габби, Барнет продолжил:
– Разве я не предупреждал вас, что капитан может выдать нас? Не знаю, как вы, а с меня за это время сошло семь потов.
– Олух, при чем тут «нас»? – возмущенно сказал Джим, стоявший по другую сторону кровати. – Речь идет только о вас, двух преступниках. Моя бедная хозяйка помогает вам лишь по своей доброте.
– Замолчи, коротышка, а то… – Барнет сжал кулаки.
– Прекратите! – Габби смерила забияк грозным взглядом. – Больше никаких ссор! Нравится вам это или нет, но теперь мы должны быть заодно, если не хотим крупных неприятностей. Барнет, когда вы спали в последний раз?
Чуть смягчившийся Барнет задумчиво нахмурил брови:
– Я немного подремал на стуле. Как раз перед тем, как разбудил вас, мисс.
– Тогда вы окажете мне большую услугу, если ляжете. И вернетесь через восемь часов.
– Мисс, но… – Барнет быстро покосился на мирно спавшего Уикхэма.
– До вашего возвращения с ним буду либо я, либо Джим. По-моему, ясно, что ухаживать за больным можем только мы трое. Вы правы, в бреду он может наговорить лишнего. Поэтому не следует доверять его заботам человека, который не… не знает ситуации.
Джим напрягся и посмотрел на хозяйку, как на сумасшедшую.
Барнет мрачно посмотрел на Джима и ответил:
– Мисс, если вы не станете возражать, то я не уйду. Хотя благодарен вам за заботу о моем здоровье.
– Стану возражать! – бросила Габби. – Будьте добры делать то, что вам велят. Должна сказать, ваше здоровье меня мало волнует. Мне нужно, чтобы ваш хозяин выжил.
Барнет встревожился.
– Мисс, но…
– Вы не сможете ухаживать за ним, если будете падать с ног от усталости. Идите. Вы смело можете оставить его на наше с Джимом попечение.
– Да, мисс, – ответил смирившийся Барнет.
– Ступайте.
Барнет попятился к двери, не сводя глаз с хозяина. Потом он круто повернулся и угрожающе посмотрел на Джима:
– Если в мое отсутствие с ним что-нибудь случится…
– Ступайте! – прервала его Габби. Понимая, что возражать бесполезно, Барнет повиновался и вышел из спальни.
– Так ему и надо! – торжествующе выпалил Джим, когда они остались одни.
– Джим, если ты не хочешь, чтобы у меня началась истерика, перестань враждовать с Барнетом. Разве ты не понимаешь, что мы зависим от него и этого человека, – спросила Габби, кивнув в сторону неподвижного Уикхэма, – так же, как они зависят от нас?
14
Прошло два дня, но состояние раненого не улучшалось. Кожа вокруг раны воспалилась и припухла, жар не спадал, повязки пропитывались гноем и кровью. Уикхэм был без сознания и продолжал бредить.
«Возможно, оно и к лучшему», – подумала Габби, в который раз за последние три часа прижимая к его боку дымящуюся припарку. По крайней мере, он не сознает того, что с ним делают. Ее скромность страдала. Если бы Уикхэм был в сознании и мог следить за ней, она просто не смогла бы за ним ухаживать, вот и все.
Она еще не овладела искусством обрабатывать рану и в то же время прикрывать тело больного так, чтобы это было прилично. Хотя переодевал своего капитана в чистое белье Барнет, временами ночная рубашка задиралась до талии. Габби снова и снова прикрывала интимные части его тела, но раненый беспокойно метался и сбрасывал одеяло. При этом его плоть бесстыдно обнажалась, но Габби старательно отводила взгляд, подавляя свое природное любопытство.
Она все время повторяла себе, что именно из-за нее этот мужчина испытывает такие страдания.
Прикладывая больному припарку, она старалась смотреть только на рану. Но и этого было вполне достаточно, чтобы тревожить ее мысли… и чувства. К вящей досаде Габби, она обнаружила, что вид мускулистого торса Уикхэма оказывает на нее странное действие. Достаточно было одного вида собственных рук, прикасавшихся к красивому смуглому мужскому телу, как у нее учащались пульс и дыхание.
В таких случаях она быстро отводила взгляд и пыталась придать своим мыслям более достойное направление. Однако беда заключалась в том, что этот мошенник казался ей привлекательным мужчиной. Хотя Габби пыталась бороться с собой, но в глубине души знала, что это правда.
Увы, уход требовал постоянных прикосновений к больному. Как ни старалась Габби победить свое подсознание, однако эти прикосновения доставляли ей наслаждение. Стыдясь самой себя, она сделала открытие: его живот был твердым и упругим, смуглая кожа на ощупь была теплой и гладкой. От пупка тянулась вниз, куда она не дерзала смотреть, полоска темных волос, расширявшаяся внизу. Случайно ей довелось узнать, что эти волосы куда мягче, чем те, что покрывали грудь.
Внезапно воображение последовало за руками и взглядом, и Габби ощутила непреодолимое желание погрузить пальцы в эти заросли.
«Как тебе не стыдно!» – выругала себя молодая женщина, отдернув руки от безвольного тела своего подопечного и от греха подальше сложив их на коленях. Во всем были виноваты волнение и усталость, иначе она не позволила бы, чтобы в ее подсознании возникали столь недостойные образы.
«У вас такие зовущие губы»…
Уикхэм что-то пробормотал и повернул к ней голову. Затем его веки затрепетали, и на одно короткое мгновение Габби подумала, что она произнесла эти слова вслух, а он очнулся как раз вовремя, чтобы услышать это. Но когда его ресницы вновь опустились, она с облегчением поняла, что ошиблась. В ней говорило чувство вины. Уикхэм по-прежнему был без сознания.
– Ты законченный мерзавец, – упрямо пробормотала Габби. – И я не чувствую никакой вины за то, что выстрелила в тебя.
Однако она сама знала, что это неправда. А если этот человек умрет, она будет чувствовать себя убийцей. Стоит начаться заражению крови или продолжиться лихорадке, и никакой, даже самый сильный, организм не выдержит…
Нет, об этом лучше не думать.
Внизу пробили часы. Час ночи. Все родные и слуги спали. Держать их на дистанции от спальни Уикхэма было очень трудно. Легче всего было справиться с сестрами. Габби просто сказала, что зрелище больного Уикхэма не годится для их девичьих глаз. Объяснить слугам, почему их не допускают в спальню, оказалось сложнее. В конце концов Габби была вынуждена заявить, что не доверит им ухаживать за хозяином. Такое серьезное дело по плечу лишь ей самой, Джиму и Барнету.
Ответом ей стало множество обиженных взглядов.
Накануне Габби, боявшаяся за нарушение кровообращения Уикхэма, велела Барнету отвязать больного от кровати. Реакция организма последовала незамедлительно: раненый спокойно уснул. Габби решила, что это произошло благодаря избавлению от пут.
– Жарко… – отчетливо сказал он и снова сбросил одеяло.
Мгновение Габби смотрела на него, затаив дыхание. Неужели он пришел в себя? После того как она сменила Барнета, у их подопечного несколько раз проявлялись проблески сознания.
Однако раненый снова затих и, кажется, уснул. Через несколько секунд в спальне слышались только его тихое посапывание и потрескивание углей.
Обведя взглядом комнату, в которой ярко горел камин, Габби поняла, что в спальне действительно очень тепло. Ей и самой было жарко. Траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами внезапно показалось ей тесным. Габби вытерла вспотевшую шею и заправила непокорный локон в скромный пучок на затылке. Потом промокнула пот со лба и начала обмахиваться лежавшим на коленях полотенцем. В душной комнате смешалось множество разных эапахой, в том числе запах горчицы, входившей в состав припарок, и менее острый, но не менее сильный запах разгоряченного мужского тела.
На тумбочке стоял подсвечник с тремя свечами, распространявшими аромат воска. Габби заметила, что свечи начинают догорать. Она слегка приподнялась и по очереди задула свечи. Дополнительного освещения не требовалось; достаточно было пламени камина. Свечи давали совсем немного света, можно было прекрасно обойтись без них. Габби так часто обрабатывала рану, что сумела бы это сделать даже в полной темноте.
– …бриэлла, – внезапно сказал раненый, и Габби быстро повернулась к нему.
Он действительно произнес ее имя или просто бормочет во сне?
– Вы очнулись? – резко спросила она.
Ответа не последовало.
Впрочем, Габби его и не ждала. Глаза больного были закрыты, он дышал глубоко и спокойно. «Наверно, ему стало легче», – подумала Габби, осторожно сменяя очередную повязку. Лицо Уикхэма пылало не так, как прежде, и ворочался он меньше.
«Еще час, и меня сменит Джим», – со вздохом подумала она. Хотя Джим был недоволен решимостью хозяйки помогать, как он выразился, «отъявленному злодею», но выполнял свои обязанности с мрачным усердием. Конечно, он будет ворчать, браниться и осыпать ее новыми предостережениями, с этим ничего не поделаешь. И все же Габби радовалась его предстоящему приходу.
Во-первых, она устала до изнеможения. Во-вторых, чувствовала раздражение, о причине которого не хотела думать. Полуобнаженный, беспомощный мужчина, к которому она прикасалась, был незнакомцем, преступником; более того, он оскорблял ее, угрожал ей и решился на насилие. Но Уикхэм был ослепительно красив и невероятно мужествен. Если вдуматься, то в его физической притягательности не было ничего странного, и все же Габби была недовольна собой. Во всяком случае, сильно смущена.
Его голова металась по подушке, растрепанные волосы казались особенно черными на фоне белой наволочки. Он начал что-то бормотать, но так тихо, что Габби не могла разобрать ни слова.
Она инстинктивно посмотрела на рот Уикхэма, пытаясь понять слова по движению губ. Запекшие от жара губы были красивыми – твердыми, решительными, разве что чуть тонковатыми. За последние два дня она достаточно насмотрелась на эти губы, силой вливая в них бульон, лекарство или питье. «У вас такие зовущие губы».
«У тебя тоже», – подумала она. Что будет, если она прижмется губами к этим красивым губам?
Когда эта мысль сформировалась в ее мозгу с той же неотвратимостью, с какой облака собираются в грозовую тучу, Уикхэм пошевелился и открыл глаза. Застигнутая врасплох, Габби вздрогнула, как будто у нее над ухом выстрелили из пушки.
Какое-то мгновение она всматривалась в его синие глаза, но взгляд раненого был бессмысленным. Через секунду его веки опустились вновь.
Она облегченно вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Конечно, мне очень жаль, что ваш хозяин в таком состоянии, но вы прекрасно знаете, что он сам виноват.
Голос Габби стал решительнее. Бичевать себя не имело смысла. Тем более что кто-то должен был сохранять голову на плечах.
Барнет бросил на нее укоризненный взгляд.
– Он весь горит, мисс. Эти коновалы сказали, что следует ожидать повышения температуры, но, мне кажется, тут что-то другое.
Габби кивнула.
– Тс-с… Все хорошо, – сказала она человеку, лежавшему на кровати.
Потом Габби убрала с лица Уикхэма пряди длинных черных волос и положила ладонь на его лоб, горячий как печь. Казалось, прикосновение прохладной женской руки проникло сквозь туман, окутавший сознание раненого, потому что он перестал метаться, замигал и открыл глаза. На мгновение Габби погрузилась в глубину его синих глаз.
– Консуэла, – прошептал Уикхэм так тихо, что она затаила дыхание, чтобы его расслышать. – Я пришел бы к тебе, но сейчас не могу. Я слегка… нездоров.
Габби отдернула руку так, словно он ее укусил. Веки Уикхэма снова опустились. Он тяжело вздохнул, уронил голову набок и, казалось, уснул.
– Он сам не знает, что говорит, мисс, – извиняющимся тоном произнес Барнет, у которого покраснели кончики ушей. Потом он осторожно отпустил Уикхэма и сел на край кровати. – Одно слово – бредит.
– Нужно сбить жар. – Габби решила не обращать внимания ни на слова хозяина, ни на извинения слуги. – Наверно, следует послать за врачом.
Барнет покачал головой.
– Нельзя, мисс. То, что он говорит, не предназначено для чужих ушей. Он может выболтать не только собственные тайны – в чем тоже не было бы ничего хорошего, – но и… другие вещи, которые не должны выйти наружу.
Он поднялся и встал рядом с кроватью. Габби скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.
– Какие другие вещи. Кто он, Барнет? Я имею право знать.
Казалось, Барнет заколебался.
– Вы называете его капитаном, – стояла на своем Габби. – Значит, он человек военный. Кроме того, ясно, что он знал моего брата. А теперь вы говорите про какие-то тайны. Мне было бы гораздо легче, если бы я знала правду. Иначе я могу представить себе самое худшее. Например, что вы сбежали из тюрьмы или сумасшедшего дома.
На усталом лице Барнета, словно высеченном из гранита, появилась слабая улыбка.
– Мисс, даю вам слово, все не так плохо. Но это дело капитана, а не мое. Если он захочет, то расскажет вам остальное.
– О боже, как жарко… Проклятое солнце. Как жарко… – Уикхэм снова начал метаться и бредить. – Воды. Пожалуйста, воды…
– Сейчас будет вода, – пообещала Габби. Несмотря на благие намерения, она вновь положила руку на пылающую щеку раненого, пытаясь вывести его из забытья, а потом посмотрела на Барнета. – Без врача нам не обойтись.
Барнет встретил ее взгляд, хотел что-то сказать, но только молча кивнул. Габби помогла слуге влить в рот Уикхэма несколько ложек воды, а потом ушла в себе в спальню. Там она дернула за шнур колокольчика и велела сонной Мэри послать лакея за Ормсби.
Спустя несколько минут она отправила второго лакея за ночевавшим на конюшне Джимом: вполне могло случиться так, что сил Барнета вновь не хватило бы. Затем Габби оделась, хотя едва начинало светать. Вспомнив про оставшиеся траурные платья, привезенные с собой из Йоркшира, она велела зевавшей Мэри принести их. Будет в чем ухаживать за раненым…
Джим появился еще до прихода Ормсби, и Барнет впустил грума в покои графа. Слуги обменялись враждебными взглядами и застыли на месте, как два злобных пса. Однако после резкого приказа Габби подошли к кровати и встали с противоположных сторон.
Габби коротко объяснила Джиму случившееся, но тот продолжал мрачно коситься на угрюмого Барнета. Едва он успел задать Габби несколько тихих тревожных вопросов, как прибыл Ормсби.
– Рана загноилась, – после короткого осмотра заявил врач. – Не стану скрывать, мадам, что положение вашего брата серьезное. И все же я не теряю надежды, – быстро добавил он, увидев выражение лица Габби и услышав сдавленный стон Барнета. – Если будут соблюдаться мои письменные предписания, он поправится. Каждые два часа рану следует обрабатывать с помощью теплых припарок из порошка, который я оставлю. Лекарство давать строго в определенное время, без пропусков. Он должен как можно больше пить, находиться в тепле и покое.
– Я прослежу за этим, – ответила Габби, потому что врач обращался именно к ней.
Ормсби пустил Уикхэму кровь, чтобы, как он выразился, «освободить скверные жидкости, вызывающие жар». Затем под присмотром врача Уикхэму влили в рот первую порцию лекарства, после чего Ормсби обработал рану и сменил повязку. При этом тело раненого обнажилось, и смущенная Габби ушла в угол комнаты, где начала готовить вино, смешанное с водой.
– …сколько крови. О боже, Маркус! Маркус…
Видимо, очистка раны была болезненной, потому что Уикхэм наполовину очнулся, мучительно вскрикнул и стал вырываться из пут. Джим и Барнет помогали врачу. Уикхэм метался и кричал, и Барнета начали одолевать дурные предчувствия. Тревога Габби становилась сильнее с каждой минутой. Больной мог наговорить лишнего.
– Проклятие, эта маленькая ведьма выстрелила в меня! – наконец пробормотал Уикхэм, и молодая женщина виновато вспыхнула. А когда он еще раз упомянул про Маркуса и кровь, Габби утешила себя тем, что врач, незнакомый с их семьей, не поймет значения сказанного.
Однако она ошиблась.
– Прошу прощения, леди Габриэлла, – сказал Ормсби, собирая свои инструменты и готовясь уйти. – Э-э… мне казалось, что его светлость зовут Маркусом.
В жилах Габби похолодела кровь, но она сумела сохранить спокойствие.
– Вы правы, – сказала она, борясь с желанием спросить, какое ему до этого дело.
– Но он, не переставая, бредит о Маркусе, которого не то ранили, не то убили… – Увидев взгляд Габби, он нахмурился и осекся. – Впрочем, это не имеет значения. Мне просто пришло в голову… Не обращайте внимания.
– Лучшего друга моего брата тоже звали Маркусом. К сожалению, несколько месяцев назад этот человек погиб в результате несчастного случая. Мой брат был свидетелем этого.
Было необходимо подавить подозрения врача в зародыше.
– О, тогда все ясно, – с облегчением сказал врач. Габби заставила себя улыбнуться и проводила Ормсби до дверей спальни.
– Мы чуть не попались, – сказал Барнет, когда Ормсби ушел.
По иронии судьбы, теперь, когда в комнате остался лишь узкий круг посвященных, Уикхэм, измученный болезненной процедурой, умолк и, казалось, уснул. Укоризненно глядя на Габби, Барнет продолжил:
– Разве я не предупреждал вас, что капитан может выдать нас? Не знаю, как вы, а с меня за это время сошло семь потов.
– Олух, при чем тут «нас»? – возмущенно сказал Джим, стоявший по другую сторону кровати. – Речь идет только о вас, двух преступниках. Моя бедная хозяйка помогает вам лишь по своей доброте.
– Замолчи, коротышка, а то… – Барнет сжал кулаки.
– Прекратите! – Габби смерила забияк грозным взглядом. – Больше никаких ссор! Нравится вам это или нет, но теперь мы должны быть заодно, если не хотим крупных неприятностей. Барнет, когда вы спали в последний раз?
Чуть смягчившийся Барнет задумчиво нахмурил брови:
– Я немного подремал на стуле. Как раз перед тем, как разбудил вас, мисс.
– Тогда вы окажете мне большую услугу, если ляжете. И вернетесь через восемь часов.
– Мисс, но… – Барнет быстро покосился на мирно спавшего Уикхэма.
– До вашего возвращения с ним буду либо я, либо Джим. По-моему, ясно, что ухаживать за больным можем только мы трое. Вы правы, в бреду он может наговорить лишнего. Поэтому не следует доверять его заботам человека, который не… не знает ситуации.
Джим напрягся и посмотрел на хозяйку, как на сумасшедшую.
Барнет мрачно посмотрел на Джима и ответил:
– Мисс, если вы не станете возражать, то я не уйду. Хотя благодарен вам за заботу о моем здоровье.
– Стану возражать! – бросила Габби. – Будьте добры делать то, что вам велят. Должна сказать, ваше здоровье меня мало волнует. Мне нужно, чтобы ваш хозяин выжил.
Барнет встревожился.
– Мисс, но…
– Вы не сможете ухаживать за ним, если будете падать с ног от усталости. Идите. Вы смело можете оставить его на наше с Джимом попечение.
– Да, мисс, – ответил смирившийся Барнет.
– Ступайте.
Барнет попятился к двери, не сводя глаз с хозяина. Потом он круто повернулся и угрожающе посмотрел на Джима:
– Если в мое отсутствие с ним что-нибудь случится…
– Ступайте! – прервала его Габби. Понимая, что возражать бесполезно, Барнет повиновался и вышел из спальни.
– Так ему и надо! – торжествующе выпалил Джим, когда они остались одни.
– Джим, если ты не хочешь, чтобы у меня началась истерика, перестань враждовать с Барнетом. Разве ты не понимаешь, что мы зависим от него и этого человека, – спросила Габби, кивнув в сторону неподвижного Уикхэма, – так же, как они зависят от нас?
14
Прошло два дня, но состояние раненого не улучшалось. Кожа вокруг раны воспалилась и припухла, жар не спадал, повязки пропитывались гноем и кровью. Уикхэм был без сознания и продолжал бредить.
«Возможно, оно и к лучшему», – подумала Габби, в который раз за последние три часа прижимая к его боку дымящуюся припарку. По крайней мере, он не сознает того, что с ним делают. Ее скромность страдала. Если бы Уикхэм был в сознании и мог следить за ней, она просто не смогла бы за ним ухаживать, вот и все.
Она еще не овладела искусством обрабатывать рану и в то же время прикрывать тело больного так, чтобы это было прилично. Хотя переодевал своего капитана в чистое белье Барнет, временами ночная рубашка задиралась до талии. Габби снова и снова прикрывала интимные части его тела, но раненый беспокойно метался и сбрасывал одеяло. При этом его плоть бесстыдно обнажалась, но Габби старательно отводила взгляд, подавляя свое природное любопытство.
Она все время повторяла себе, что именно из-за нее этот мужчина испытывает такие страдания.
Прикладывая больному припарку, она старалась смотреть только на рану. Но и этого было вполне достаточно, чтобы тревожить ее мысли… и чувства. К вящей досаде Габби, она обнаружила, что вид мускулистого торса Уикхэма оказывает на нее странное действие. Достаточно было одного вида собственных рук, прикасавшихся к красивому смуглому мужскому телу, как у нее учащались пульс и дыхание.
В таких случаях она быстро отводила взгляд и пыталась придать своим мыслям более достойное направление. Однако беда заключалась в том, что этот мошенник казался ей привлекательным мужчиной. Хотя Габби пыталась бороться с собой, но в глубине души знала, что это правда.
Увы, уход требовал постоянных прикосновений к больному. Как ни старалась Габби победить свое подсознание, однако эти прикосновения доставляли ей наслаждение. Стыдясь самой себя, она сделала открытие: его живот был твердым и упругим, смуглая кожа на ощупь была теплой и гладкой. От пупка тянулась вниз, куда она не дерзала смотреть, полоска темных волос, расширявшаяся внизу. Случайно ей довелось узнать, что эти волосы куда мягче, чем те, что покрывали грудь.
Внезапно воображение последовало за руками и взглядом, и Габби ощутила непреодолимое желание погрузить пальцы в эти заросли.
«Как тебе не стыдно!» – выругала себя молодая женщина, отдернув руки от безвольного тела своего подопечного и от греха подальше сложив их на коленях. Во всем были виноваты волнение и усталость, иначе она не позволила бы, чтобы в ее подсознании возникали столь недостойные образы.
«У вас такие зовущие губы»…
Уикхэм что-то пробормотал и повернул к ней голову. Затем его веки затрепетали, и на одно короткое мгновение Габби подумала, что она произнесла эти слова вслух, а он очнулся как раз вовремя, чтобы услышать это. Но когда его ресницы вновь опустились, она с облегчением поняла, что ошиблась. В ней говорило чувство вины. Уикхэм по-прежнему был без сознания.
– Ты законченный мерзавец, – упрямо пробормотала Габби. – И я не чувствую никакой вины за то, что выстрелила в тебя.
Однако она сама знала, что это неправда. А если этот человек умрет, она будет чувствовать себя убийцей. Стоит начаться заражению крови или продолжиться лихорадке, и никакой, даже самый сильный, организм не выдержит…
Нет, об этом лучше не думать.
Внизу пробили часы. Час ночи. Все родные и слуги спали. Держать их на дистанции от спальни Уикхэма было очень трудно. Легче всего было справиться с сестрами. Габби просто сказала, что зрелище больного Уикхэма не годится для их девичьих глаз. Объяснить слугам, почему их не допускают в спальню, оказалось сложнее. В конце концов Габби была вынуждена заявить, что не доверит им ухаживать за хозяином. Такое серьезное дело по плечу лишь ей самой, Джиму и Барнету.
Ответом ей стало множество обиженных взглядов.
Накануне Габби, боявшаяся за нарушение кровообращения Уикхэма, велела Барнету отвязать больного от кровати. Реакция организма последовала незамедлительно: раненый спокойно уснул. Габби решила, что это произошло благодаря избавлению от пут.
– Жарко… – отчетливо сказал он и снова сбросил одеяло.
Мгновение Габби смотрела на него, затаив дыхание. Неужели он пришел в себя? После того как она сменила Барнета, у их подопечного несколько раз проявлялись проблески сознания.
Однако раненый снова затих и, кажется, уснул. Через несколько секунд в спальне слышались только его тихое посапывание и потрескивание углей.
Обведя взглядом комнату, в которой ярко горел камин, Габби поняла, что в спальне действительно очень тепло. Ей и самой было жарко. Траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами внезапно показалось ей тесным. Габби вытерла вспотевшую шею и заправила непокорный локон в скромный пучок на затылке. Потом промокнула пот со лба и начала обмахиваться лежавшим на коленях полотенцем. В душной комнате смешалось множество разных эапахой, в том числе запах горчицы, входившей в состав припарок, и менее острый, но не менее сильный запах разгоряченного мужского тела.
На тумбочке стоял подсвечник с тремя свечами, распространявшими аромат воска. Габби заметила, что свечи начинают догорать. Она слегка приподнялась и по очереди задула свечи. Дополнительного освещения не требовалось; достаточно было пламени камина. Свечи давали совсем немного света, можно было прекрасно обойтись без них. Габби так часто обрабатывала рану, что сумела бы это сделать даже в полной темноте.
– …бриэлла, – внезапно сказал раненый, и Габби быстро повернулась к нему.
Он действительно произнес ее имя или просто бормочет во сне?
– Вы очнулись? – резко спросила она.
Ответа не последовало.
Впрочем, Габби его и не ждала. Глаза больного были закрыты, он дышал глубоко и спокойно. «Наверно, ему стало легче», – подумала Габби, осторожно сменяя очередную повязку. Лицо Уикхэма пылало не так, как прежде, и ворочался он меньше.
«Еще час, и меня сменит Джим», – со вздохом подумала она. Хотя Джим был недоволен решимостью хозяйки помогать, как он выразился, «отъявленному злодею», но выполнял свои обязанности с мрачным усердием. Конечно, он будет ворчать, браниться и осыпать ее новыми предостережениями, с этим ничего не поделаешь. И все же Габби радовалась его предстоящему приходу.
Во-первых, она устала до изнеможения. Во-вторых, чувствовала раздражение, о причине которого не хотела думать. Полуобнаженный, беспомощный мужчина, к которому она прикасалась, был незнакомцем, преступником; более того, он оскорблял ее, угрожал ей и решился на насилие. Но Уикхэм был ослепительно красив и невероятно мужествен. Если вдуматься, то в его физической притягательности не было ничего странного, и все же Габби была недовольна собой. Во всяком случае, сильно смущена.
Его голова металась по подушке, растрепанные волосы казались особенно черными на фоне белой наволочки. Он начал что-то бормотать, но так тихо, что Габби не могла разобрать ни слова.
Она инстинктивно посмотрела на рот Уикхэма, пытаясь понять слова по движению губ. Запекшие от жара губы были красивыми – твердыми, решительными, разве что чуть тонковатыми. За последние два дня она достаточно насмотрелась на эти губы, силой вливая в них бульон, лекарство или питье. «У вас такие зовущие губы».
«У тебя тоже», – подумала она. Что будет, если она прижмется губами к этим красивым губам?
Когда эта мысль сформировалась в ее мозгу с той же неотвратимостью, с какой облака собираются в грозовую тучу, Уикхэм пошевелился и открыл глаза. Застигнутая врасплох, Габби вздрогнула, как будто у нее над ухом выстрелили из пушки.
Какое-то мгновение она всматривалась в его синие глаза, но взгляд раненого был бессмысленным. Через секунду его веки опустились вновь.
Она облегченно вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29