А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Кости так и разламываются.Гарри застал ее в конторе за разборкой запущенных счетов.– Не представляю, где взять средства для выплаты рабочим жалованья в следующем месяце. Концы с концами не сходятся.– Ты слишком переутомлена. Это не дело. Ты заболеешь, если будешь трудиться без отдыха.Он сгреб Элизабет в охапку и понес во двор.– Гарри, отпусти меня сию же минуту! – свирепо прошептала Элизабет. – Ты надорвешься, а Делия перепугается до смерти. Ты хочешь меня оскандалить?– У Делии сегодня выходной, Трэдд у Роджера. Спина у меня крепкая, и никакого скандала не будет.Гарри поднялся со своей ношей по кухонной лестнице к себе в спальню. Там он уложил Элизабет на кровать, велел перевернуться на живот и снял с нее туфли. В комнате пахло мылом, табаком и кожаной обувью. Постель была жесткой. Чисто мужской уголок.– Я должна уйти, – проговорила Элизабет.– Зачем же? – удивился Гарри. – Ты ведь знаешь, что вреда я тебе не причиню.Он вновь принялся за испытанное средство – массаж ступней. Ощущение было самое приятное. Элизабет начала расслабляться, усталость постепенно исчезала.Покончив с массажем ног, Гарри взял ее за левую руку:– Необходимо размять тебе суставы, Бесс. Если что-то не понравится, скажи сразу.Он промассировал ей каждый палец, потом ладонь, запястье и руку до локтевого сгиба.– Ну как?– Чудесно!Элизабет охватила блаженная истома. Гарри действовал как нельзя более умело – прикосновения его были медленными и нежными. Напряжение схлынуло, скованность мышц уходила бесследно. Прежде чем Гарри добрался до плеча, Элизабет погрузилась в дремоту. Она перестала сознавать, что с ней происходит, не слышала, как Гарри растирает ей шею, не воспринимала сквозь сон, как он перешел на другую сторону кровати и начал поглаживать большой палец ее правой руки, напевая хорошо поставленным тенором:– Я знаю, куда иду… И кто идет со мной… Я знаю, кого я люблю… Но черт знает, на ком женюсь…Гарри Фицпатрик сдержал данное им обещание: промассировал Элизабет руки и плечи. И на этом остановился. Приложил палец к губам, потом притронулся к губам Элизабет.– Спи спокойно, Бесс, – тихо прошептал он, – бедная израненная девочка… Что только они с тобой сделали?
Время шло, и Гарри Фицпатрик увлек Элизабет за собой в край свободы и счастья. У Элизабет захватывало дух от открытий. Она обрела способность отдаваться игре, научилась видеть и чувствовать.Они прогуливались вдвоем по зимнему побережью, наслаждаясь уединением заброшенного всеми острова и любуясь красотой резко очерченной светотени и переливами красок. Бегали наперегонки – Элизабет придерживала юбки так, что их раздувало ветром, словно паруса. Укрывшись за дюнами, располагались на пикник прямо на песке, нагретом солнцем. Гарри, положив голову на колени Элизабет, рассказывал ей о других берегах, которые ему довелось видеть в жизни, – о покрытых мелкой галькой узких полосах пляжа на юге Франции, о мягкой поверхности из измельченных кораллов на островах Карибского моря, о крутых утесах Калифорнии. Элизабет гладила его волосы, и кудри обвивались вокруг ее пальцев, словно старались удержать в плену.С приходом весны они высасывали нектар из жимолости, и Гарри рассказывал о греческих богах и о том, что небо накрывает Парфенон куполом того же цвета, что и ее глаза. Гарри починил обветшавшее гнездо, принадлежавшее раньше Стюарту; там, под покровом молодой листвы, Гарри читал вслух Гомера, а Элизабет прилежно слушала.Они катались на велосипедах по беговой дорожке, пускали бумажные кораблики с цветами по ленивому ручейку, пересекавшему сад, посреди которого был овальный пруд. Пока Элизабет перебегала через мостик, Гарри отгонял лебедей, размахивая руками и громко обличая их изменническое восстание против ее королевского величества, собственностью которой они, лебеди, являлись. В ответ на неодобрительное шипение, он продекламировал «Горацио на мосту».Гарри часто готовил ужин для Элизабет и Трэдда, щедрой приправой служили бесконечные повествования. Спагетти подавались под Марко Поло, буйабес Буйабес – рыбная похлебка с чесноком и пряностями, распространенная на юге Франции. (Прим. пер.)

сочетался с пропавшим без вести дофином, овсяные лепешки шли под рассказ о Марии, королеве Шотландии, – тупой, по его словам, занудой, которая нимало не заслуживала снисхождения, оказанного ей кузиной Елизаветой. Гарри выстрогал деревянные палочки и обучил их есть по-китайски рис с креветками.Втроем они совершили совместные прогулки по городу, и Гарри сообщал разнообразные исторические подробности, заимствованные им из старинных книг, которые унаследовала Элизабет. Он указывал на контуры крыш и линии строений – им в жизни не приходило в голову обратить на это внимание – и восторженно рассуждал об архитектурной одаренности первых чарлстонцев, умевших создавать уединенный уют внутри небольшого пространства за могучими стенами.Если Элизабет случалось засидеться над счетами, Гарри, как и прежде, усердно массировал ей шею и плечи, чтобы снять мышечную усталость, и слизывал языком чернильные пятна с ее пальцев. Когда пришла телеграмма с известием о кончине Эмили Симмонс, Элизабет выплакала свои слезы на груди у Гарри, а он поцеловал ее горло – прогнать боль навсегда.Элизабет не смогла расстаться с Гарри на лето. Невзирая на возражения Кэтрин, она предоставила ему комнату в летнем доме. Люси Энсон согласилась занять свою прежнюю комнату и выступать в роли дуэньи. Для этого ей пришлось отказаться от приглашения родственников провести лето, как обычно, в их охотничьем домике в Дымных Горах. Элизабет лучилась счастьем, однако состояние это было слишком хрупким. Люси понимала, что подруга нуждается в ее поддержке. Перед неотразимым обаянием Гарри не мог устоять никто в Чарлстоне, однако репутация Элизабет находилась под угрозой. К тому же она была настолько очарована им, что общественное мнение ее решительно не интересовало.Гарри не был безразличен и Люси. Она тоже вскоре начала замечать, что без него в комнате становится темнее и что сама она в его присутствии делается более сведущей, более остроумной. Гарри заражал всякого жизнелюбием и неутомимой любознательностью. Обычно они проводили время – и очень весело – вчетвером. Люси и Элизабет тоже были ученицами. Все они собирали раковины для последующего изучения. Все писали письма и бросали их в запечатанных бутылках в волны прилива. Все читали запоем и горячо спорили о сравнительных достоинствах Марка Твена, Диккенса и Золя как выразителей национального характера.Но бывало и так, что Элизабет и Гарри оставались одни. Люси не вмешивалась, но испытывала беспокойство: Элизабет теряла всякую осмотрительность. Теперь она плавала без купальных туфель, потом стала и по берегу ходить босиком. Вскоре была отброшена и шляпа: Гарри нравились загар и веснушки. У него была привычка купаться ночью; Элизабет присоединилась к нему, восхищенная зрелищем фосфоресцирующих полос, которые оставляли на темной воде ее руки. Когда же Элизабет провела всю ночь в дюнах наедине с Гарри, Люси почувствовала себя обязанной обратиться к подруге со словами увещевания, но встретила отпор.– Послушай, Люси, – возмущенно парировала Элизабет. – Я не девочка, чтобы меня распекать. Я не делаю ничего плохого.– Но ведь ты знаешь, видимость часто принимают за сущность, и люди припишут тебе Бог весть какие грехи. Я рада за тебя, что у тебя есть Гарри. Ты слишком вызывающе держишься. Делай что вздумается, только не так открыто. Вспомни о благоразумии.– О каком благоразумии ты говоришь, Люси? Мне нечего и незачем прятать. Гарри джентльмен. Он не позволяет себе никакой фамильярности. Только однажды он поцеловал меня в шею, но это было как в детской игре: дай-ка я тебя поцелую – и бобо пройдет. Ему и в голову не приходит лезть с поцелуями – и всякие такие глупости. Именно поэтому я и верю, когда он признается, что любит меня. Он не причиняет мне ничего неприятного.Люси была потрясена. Кем же был Лукас Купер, если Элизабет вспоминает о супружестве с ним как о чем-то неприятном? Гарри, она не сомневалась, отнюдь не принадлежал к бесполым существам – энергия мужественности била в нем ключом. Неужто он идеалист-романтик, как Пинкни? Нет, не может быть, Люси тотчас же отбросила эту мысль. К женитьбе на Элизабет у Гарри нет никаких препятствий. Что за игру он затеял? Люси стала приглядываться к нему более внимательно.Гарри часто прикасался к Элизабет. Брал за руку, когда они бежали к воде. Тянул за локон во время шутливых пререканий. Растирал ей шею, если она ощущала усталость. Танцевал с ней под граммофон. Лежал рядом в гамаке, читая вслух новую пьесу, присланную ему приятелем из Парижа. Подарок, по его утверждению, был не без подвоха: героя пьесы, Сирано де Бержерака, природа также наградила феноменальным носом. Люси слабо владела французским и на слух не понимала ни единого слова. Однако в напевном голосе Гарри не слышалось и тени иронии, речь его звучала признанием в любви. Любви, которой не понимала Элизабет. Люси чувствовала себя вторгшейся в чужую, неведомую тайну. Она уже готова была отказаться от вмешательства, но ее слишком волновала судьба Элизабет.Однажды, когда Элизабет потребовалось отправиться по карлингтонским делам в город, Люси попросила Гарри остаться с ней – починить на веранде сломанную раму.– Трэдд вполне справится с ролью провожатого, – добавила она.Гарри удивленно поднял брови, но ничего не возразил.Наедине с Гарри Люси не знала, с чего начать, и смешно суетилась, передвигая столы и стулья, взбивая подушки на диване и прочее.– Если вы вознамерились довести меня до умопомрачения, – заговорил Гарри, – то очень скоро добьетесь успеха. Выкладывайте, мисс Люси, смело – все, что у вас на душе. Экивоки тут не помогут.– Вы собираетесь жениться на Элизабет? – с трудом выдавила она из себя, пристально изучая выцветшую полосатую обивку.– Нет.Люси метнула на Гарри недоуменный взгляд:– Господи! Тогда с какой же стати вы морочите ей голову? Влюбляете в себя, чтобы погубить?Подвижное лицо Гарри исказилось от усилия, с каким он подбирал слова для ответа.– Да, я влюблен в Элизабет, – сказал он наконец. – Она меня восхищает, очаровывает, я не устаю перед ней преклоняться. Она желанна мне так, как не была желанна ни одна женщина на свете. И мне хочется, чтобы она желала меня… Знаете что, давайте-ка лучше присядем. А то вы, я смотрю, еле на ногах держитесь.Люси и в самом деле была близка к обмороку. Она с трепетом ожидала отрицательного ответа Гарри, и все-таки он ее ошеломил. Она почти упала в любезно придвинутое кресло. Гарри уселся напротив сгорбившись, длинные руки его возбужденно жестикулировали.– Я должен рассказать вам о Бесс то, о чем вы, наверное, и не подозреваете, – продолжал он. – Бесс – страстная, склонная к отчаянным поступкам женщина. Но ей не выпадало случая проявить свое подлинное «я». Сама она едва ли имеет понятие о собственном «я», но мне оно известно лучше. Она подлинное воплощение королевы Елизаветы: вся – огонь, вся – отвага в сочетании с умом и твердостью характера. И вдобавок тоже королева-девственница. Забудьте о семейной жизни, о детях и так далее. Даже если у нее в постели перебывала тысяча любовников, а мне до этого мало дела, она сохранила совершеннейшую невинность. Она самая завлекательная женщина, какую только знавал мир со времен Шахерезады. Я, знаете ли, прирожденный странник. При обычных обстоятельствах меня бы давно уже здесь не было. Я повидал в Чарлстоне все, что хотел. Поначалу мне казалось, что этот привал ничем не будет отличаться от других. И Бесс представлялась мне похожей на всех других женщин. Мне свойственно влюбляться по уши – в женщин, в города, в теории… Любви я отдаюсь без остатка – душой и телом. А потом вдруг – пых! – и все кончено. Утешаюсь мыслью, что знакомство со мной никого не обедняет; жалоб, во всяком случае, я не слышал.Люси фыркнула:– Да как бы вы их услышали, если были уже в пути? Гарри в ответ улыбнулся:– Touchй! Укол! (фр.) – фехтовальный термин.

Возможно, вы и правы. Но по крайней мере, я открыто называю себя тем, кто я есть, с самого начала. Сроду не прикидывался оседлым жителем.– Каким образом люди становятся такими, как вы, Гарри Фицпатрик? Вы же настоящая чума.– А вам и в самом деле любопытно? Бесс я уже выложил все начистоту. Я искатель приключений, это у меня наследственное. Ирландская кровь, как вам известно. Мой отец был третьим отпрыском англо-ирландского землевладельца – вроде того, что вы здесь называете плантатором. В восемьсот сорок восьмом году сорвался с места, заразившись золотой лихорадкой, отправился в Калифорнию, о которой прежде и слыхом не слыхивал. Как ирландцу, ему повезло: у мыса Горн корабль разбило в щепы, но он чудом спасся, был подобран другим судном и высадился в Калифорнии гол как сокол, в одних рваных штанах. Зато разливаться он умел так, что птицы слетались к нему, словно зачарованные. Год спустя он наткнулся на месторождение у Саттерс-Мил. А еще через год совершил обратное путешествие в Ирландию, чтобы жениться там на покинутой возлюбленной и забрать ее с собой в Сан-Франциско. Дивное, шумное место Сан-Франциско. Но жить там всю жизнь надоест. Когда мне стукнуло восемнадцать, я последовал примеру отца: прихватив с собой связку книг, нанялся матросом на судно, идущее в Южную Африку, где предполагал открыть собственные алмазные копи. Однако по ошибке сел не на тот корабль и очутился на Дальнем Востоке. В Японии, впрочем, мне очень понравилось, и я там малость подзадержался. С тех пор кочевал по свету, трудился и пропутешествовал играючи через множество стран. На это мне потребовалось двенадцать лет. Нет, теперь уже тринадцать.– И вы думаете провести так всю жизнь?Гарри пожал плечами:– Не знаю. Пока ни о чем не думаю, а там будет видно. Я повинуюсь только своим прихотям.– Чума, истинная чума!Гарри протестующе вытянул вперед руку:– Не спешите клеить ярлыки, мисс Люси. Разве я причинил Бесс или Трэдду какой-нибудь вред? Полагаю, что не причинил.Люси вынуждена была с этим согласиться:– Пока нет. Но что будет после вашего отъезда? А если… – Она поспешно прикусила губу.– Не притворяйтесь старой девой, мисс Люси! Если мы с Бесс станем любовниками? Если я ее соблазню? Вы и вправду считаете, что ей лучше пребывать до конца дней своих девственницей и сойти в могилу, ни разу не испробовав вкуса пьянящей влаги?Люси не нашлась с ответом.– Так надо ли вам ее предостерегать? – нараспев протянул Гарри.Люси в замешательстве молчала. Мысли у нее в голове путались, но одно она знала точно: не было минуты, когда она решилась бы оттолкнуть от себя Пинкни; ни о чем она так горько не сожалела, как о невозвратно потерянном времени, растраченном впустую на напрасное ожидание. Случись несчастье с Гарри, Элизабет испытывала бы те же самые сожаления. Но ведь Гарри уйдет от нее сам; по собственной воле. Это куда печальней… А может, и нет? Любовь взимает такую страшную плату.– Вы настоящая душечка, мисс Люси! – С этими словами Гарри покрыл поцелуями ладонь собеседницы и отправился чинить сломанную раму.Когда Элизабет с Трэддом вернулись из города, Люси лежала у себя в комнате с приступом мигрени. Она не вышла и к ужину. Что именно сказать Элизабет, она так и не решила. Ее томило предчувствие, что любые ее слова или действия окажутся совершенно бесполезными.– В городе очень жарко? – поинтересовался Гарри. Они с Элизабет сидели вдвоем на веранде, в темноте.Говорил он негромко, стараясь не потревожить Трэдда, который уже лег.– Ужасно жарко. Не верится, что уже сентябрь. – Элизабет вздохнула. – Даже здесь дышать нечем.– Давай искупаемся. Это тебя освежит.– Сил моих нет… Добраться бы только до гамака, там попрохладней.– Как хочешь. Могу принести тебе подушку. Если не пойдешь со мной на берег. Я собираюсь поплавать, а потом улечься спать прямо в купальном костюме. Это меня взбодрит.– О Гарри, это ты здорово придумал! А можно мне тоже?– Ну конечно! Я весь день без тебя скучал.– И я скучала… Пошли переоденемся.
Океан был теплым, как парное молоко. Лишь иногда струйки холодных течений обдавали мгновенной прохладой грудь или лодыжки. Элизабет тихонько покачивалась на воде у волнолома, глядя на теплые, совсем близкие звезды. Рядом Послышался плеск, и голова ее очутилась на руках у Гарри.– Я умею плавать, – обиженно произнесла она.– Я хочу пустить твои булавки на корм рыбам, – отозвался Гарри. – Твои волосы должны свободно струиться вокруг тебя. Тогда ты будешь походить на русалку.Он выдернул из ее туго уложенной прически все шпильки, и обжигающая прохлада разлилась по коже ее головы; ощущение было новым, совершенно непривычным. Вода ласкала и обнимала Элизабет, она словно растворилась в потоке, сделалась морским существом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68