Вместо этого девушка воспринимала ситуацию, в которой оказалась, спокойно, даже с какой-то иронией. Но он заподозрил, что она не сдалась.
— Теперь у вас есть чем перекусить… яйца, бекон.
Но Шей была не в том настроении, чтобы ее можно было умиротворить. Или позволить ему чувствовать себя не таким виноватым.
— Для заключенной? — мрачно спросила она.
— Вы чувствуете себя заключенной?
— А как бы вы чувствовали себя — запертым в комнатушке, отданным на милость неизвестно кому по причинам, которых вы не знаете?
— А что если бы вы просидели здесь десять лет? — грубо заметил Клинт.
— Если вы говорите о… — Она замолчала, не зная, как назвать Рейфа Тайлера. — Он сам виноват во всем, незачем было заниматься воровством.
— А он им занимался? — Клинт намеренно произнес свой вопрос вызывающе.
— Что вы хотите этим сказать?
При виде ее удивления Клинт внезапно ощутил потребность объяснить, что Рейф Тайлер был ни при чем. Но он понял, что это не его дело. Он мог говорить только о собственных делах.
— Я познакомился с Рейфом, — медленно начал Клинт, — когда он был капитаном, а мне исполнилось девятнадцать, моему брату шестнадцать. Мы вступили в армию северян. Но, Бог свидетель, были еще совсем зелеными юнцами. Нашим офицером был Тайлер, он работал не покладая рук, чтобы вылепить из нас хоть что-то, но армия торопилась послать нас в бой, прежде чем мы были готовы. Рейфу тогда дали капитана, а к нам пришел новый лейтенант, такой же зеленый, как мы. Лейтенант старался как-то выделиться. Он приказал моему брату снять снайпера, Бен попал на открытое место, где его и подстрелили. Снайпер все время вел по нему огонь. Я пополз вслед за братом и тоже получил пулю. С нашей позиции добраться до снайпера было невозможно. Лейтенант запаниковал и велел остальным отступить. Мы остались лежать под огнем. В это время мимо проезжал капитан Тайлер и увидел, что происходит. Он ехал с донесением к генералу Гранту, но нарушил приказ и пополз к нам на помощь. Ему удалось подобраться достаточно близко, чтобы убить снайпера, но прежде в него тоже угодила пуля.
Клинт не скрывал чувств, которые обуревали его, когда он вспоминал этот день.
— Лучшего офицера, чем капитан Тайлер, я на войне не встречал. И вы в самом деле думаете, что человек, рискнувший своей жизнью, не подчинившийся приказу ради спасения двух новобранцев, сделал то, в чем его обвинили?
— Люди… меняются.
— Но не настолько, мисс Рэндалл.
— Он практически признался…
— Разве? Или просто отказался защищаться? Его ведь даже не слушали.
Он увидел, что она слегка дрожит, обдумывая сказанное.
— Но теперь он грабит почтовые кареты…
— Он крадет только у одного человека, мисс Рэндалл, дочерью которого вы оказались. И он подумал, что вы не станете его слушать, раз не слушали другие. Рейф не хотел здесь держать вас. И сейчас не хочет. Он просто старается защитить меня с братом. В очередной раз.
Они помолчали немного, потом Шей произнесла, широко раскрыв глаза:
— Если он был невиновен…
Клинт ждал, что она скажет дальше. Шей видела газетную вырезку, в которой сообщалось, что главным свидетелем против капитана Рафферти Тайлера выступил Джек Рэндалл. Девушка тряхнула головой:
— Не может быть. Все говорят, Джек Рэндалл прекрасный человек. Его уважают и любят и…
— Вы ведь его не знаете, мисс Рэндалл?
— Не знаю, но я слышала…
— К тому же он ваш отец, — мягко договорил Клинт.
Она просто см огрел а на него своими удивительными серо-голубыми глазами, и Клинт внезапно понял, почему Рейф в последнее время такой раздражительный. В эти дни Клинту самому приходилось справляться со своей раздражительностью, в которой, кстати, тоже была повинна женщина.
— Я приготовлю яичницу с беконом, — отрывисто произнес он, давая ей возможность самой сделать выводы.
Шей вспомнила, как Рейф зашел в хижину вчера поздно вечером, чтобы выпустить ее на несколько минут. Она сразу поняла, что он собирается в дорогу и что его отъезд как-то связан с отцом. Впервые он надел кобуру, пристегнув ее к поясу. Вид у него был воинственный и неприятный, он был такие похож на мужчин, которых она знала в Бостоне. Губы были плотно сжаты, разговаривать с пленницей он не собирался. Лишь удостоверился, что у нее в достатке воды и продуктов, и оставил пустое ведро.
Всю ночь Шей пыталась найти хоть какую-то лазейку, но ее тюремщик забрал все, что можно было бы использовать для взлома двери или окна.
И пока она была занята этой явно бесполезной и неразрешимой задачей, ее все время беспокоила мысль, что она будет делать, если он не вернется. А еще, совершенно непонятно почему, она беспокоилась о нем. Неужели потому, что так зависела от него во всех мелочах? Или это было что-то другое?
Сейчас она использовала возможность узнать как можно больше из рассказов Клинта, хотя и не во всем с ним соглашалась. Клинт находил оправдание для Рафферти Тайлера, а следовательно, и для самого себя. Будь Рейф Тайлер невиновен, разве он не постарался бы обелить себя, вместо того чтобы совершать новые преступления?
— Расскажите мне еще о… Рафферти Тайлере, — попросила Шей, когда Клинт внес в комнату седельный мешок, из которого достал сковородку.
— Это все, что я знаю, — пожал плечами Клинт. — Он был чертовски хорошим офицером.
— Тогда расскажите о себе, — попросила девушка, соскучившись по компании после стольких часов заточения. Он бросил на нее короткий взгляд:
— Мне не о чем рассказывать.
— Ни жены? Ни детей?
С минуту Клинт внимательно разглядывал ее, не без подозрения.
— Ничего не выйдет, мисс Рэндалл, — сказал он. — Я не отпущу вас. Вы пробудете здесь до тех пор, тюка мы не покончим с нашим делом, а потом поезжайте на все четыре стороны.
— А каким это вашим делом? — Шей старалась разведать их намерения относительно отца, хотя до сих пор ее расспросы ни к чему не приводили.
— Вы чересчур любознательны. — Клинт бросил на сковородку несколько кусочков бекона и поместил над пламенем.
— Давайте я приготовлю, — предложила девушка, желая хоть чем-то заняться.
Он кивнул и отступил в сторону.
Если бы ей удалось оставить сковородку в хижине, то у нее появилось бы какое-то оружие.
Комнату наполнил запах бекона, шипящего на сковородке, и у Шей потекли слюнки. Сколько дней она здесь провела? Когда в последний раз она как следует завтракала?
— А вы не привезли кофе? — грустно спросила она.
— Нет, но в следующий раз привезу обязательно.
Глаза у нее затуманились.
— И сколько это будет продолжаться?
— Не знаю.
Она тяжело вздохнула, внезапно почувствовав, что теряет последнюю надежду. Она была чужой среди этих людей, которые носят оружие и разговаривают о налетах и ограблениях тем же тоном, каким в Бостоне обсуждают концерт. Она не испытывала по отношению к ним физического страха — у них была возможность причинить ей вред, но они этого не сделали, — а опасалась того, что за ними стоит. Тем не менее она была очарована ими, особенно Рейфом Тайлером. Уродливое чувство, считала она. С предположением, что Рейф Тайлер невиновен, она не могла согласиться. Суды не творят такую чудовищную несправедливость. А отец… ее единственная родня… не мог участвовать в таком заговоре.
Если отец такой жадный, почему все эти годы он посылал столько денег матери? Зачем бы ему тогда строить школу? Зачем помогать многим людям, попавшим в беду, как говорили в Кейси-Спрингс?
Но ее все время мучило беспокойство о Рейфе Тайлере. От одной мысли, что его могут ранить или причинить вред, ей становилось не по себе.
Шей почувствовала запах горелого и опустила взгляд — кусочки бекона почернели и съежились. Так как все ее мысли были заняты загадочным Рейфом Тайлером, она инстинктивно схватила ручку сковородки. Рука тут же скрючилась от ожога. Шей выронила сковородку, и жир брызнул на ее платье и оголенную кожу.
— Черт! — выругался Клинт Эдвардс, быстро подойдя к девушке. Он взял ее руку — кожа на ладони уже побелела.
Шей держала другой рукой запястье, стараясь унять мучительную боль, которая начинала подниматься вверх по руке. От боли глаза заволокло слезами.
— Есть вода? — спросил Клинт Эдвардс.
Она кивнула в сторону ведра с водой, оставленного Рейфом, и Клинт повел ее туда. Шей медленно погрузила ладонь в воду, морщась, но не издав при этом ни звука.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Шрамов не останется, но болеть будет здорово. Черт, жаль здесь нет мази!
Шей хотела, чтобы боль унялась. Она хотела уехать домой. Но тут же напомнила себе, что теперь у нее дома нет.
Внезапно ей пришла в голову мысль.
— А нельзя ли позвать доктора?
— Нет, но я привезу мазь. — В глазах Клинта промелькнуло восхищение. — А пока просто держите руку в воде.
Шей вспомнила о клейме на руке Рейфа и подумала, что ее боль нельзя сравнить с той, которую вытерпел он. Но эта мысль была невыносима.
Она закрыла глаза, чувствуя, как прохладная вода смягчает боль в руке. В правой руке. В руке, которой она рисует. Шей попыталась шевельнуть пальцами и поморщилась, перехватив пристальный взгляд Клинта.
— Когда вернется… ваш друг? — Ей все еще было неловко назвать своего похитителя Рейфом. Или Тайлером. Или как-то иначе, что могло послужить малейшим намеком на близкие отношения.
— Сегодня днем.
— Как видно, у вас нет никаких сомнений по этому поводу.
— Так оно и есть, — ответил он с раздражающей уверенностью. — Как теперь ваша рука?
— Ужасно.
— Наверное, стоит попробовать приложить грязь. Хотите пройти к ручью?
Шей не очень хотелось вынимать руку из воды, которая приносила ей хоть и маленькое, но все же облегчение, однако выбраться из хижины было довольно заманчиво. Она вынула ладонь из ведра. Боль была мучительной. Когда Клинт повернулся к двери, девушка посмотрела на сковородку, лежавшую на полу. Он забыл о ней! Стоя за спиной Клинта, Шей подталкивала сковородку ногой, пока та не оказалась под кроватью.
Пробормотав благодарственную молитву, девушка покинула хижину.
Глава двенадцатая
Шей пыталась читать, но рука продолжала дергать и ныть, не давая сосредоточиться на книге. Клинт уехал несколько часов назад, обещав вернуться с мазью в этот же день. Она сделала попытку убедить его не сажать ее под замок, но он остался непоколебим, хотя и сожалел, что вынужден так поступить. Перед отъездом, однако, он сделал все, чтобы она чувствовала себя удобно.
Сковородка все еще лежала под кроватью. Вопрос был в том, хватит ли у Шей духу и сил воспользоваться ею. Нет смотря на грязевую примочку, сооруженную Клинтом, рука горела огнем.
Время тянулось очень медленно. Разве ему уже не пора вернуться? Должно быть, близится вечер, свечка почти совсем растаяла, еще немного — и она останется без света.
Абнер выполз на кровать и приподнял передние лапки, будто просил о чем-то. Шей провела пальцем по его спинке, которая выгнулась словно от удовольствия. Девушка подумала о человеке, сумевшем приручить мышь. Наверное, ему тоже было невыносимо одиноко.
Казалось, Рейф умел обращаться со всеми животными. Шей видела, как он терпеливо занимался со своим конем, как на него не обращали внимания медведи. А затем она припомнила слово за словом рассказ Клинта. Рейф Тайлер был лучшим офицером из всех, кого встречал Клинт. Он рисковал жизнью, чтобы спасти других.
Эти два качества не противоречили друг другу — мягкость в обращении с животными и преданность людям. Но что никак не вязалось — обвинение в предательстве и воровстве. Правда, улики… На квартире Тайлера нашли деньги. Отец видел, как он встречался с южанами. И Тайлер ничего не отрицал…
Но никто его и не слушал.
Так сказал Клинт. Это ничего не значит, мысленно твердила Шей. Теперь Рейф Тайлер поставил себя вне закона. Он преследует отца. Он держит ее в неволе. Невиновные люди так не поступают.
Шей вновь подумала о сковородке, решив ударить своего тюремщика, когда он вернется, и забрать его коня. Ей нужно скрыться от Рейфа, от тех чувств, что он пробудил в ней, от ее зачарованности этим человеком, который не скрывает, что задумал погубить ее отца.
Ей нужно предупредить Джека Рэндалла!
Погрузившись в размышления о собственных невзгодах, Шей очень удивилась, когда до нее донесся скрип отпираемого замка. Она не слышала, чтобы подъехал всадник, поэтому, кто бы это ни был, он пришел пешком.
В дверь постучали. Так мог стучать только он. Как-то по-особому нетерпеливо.
Девушка встала, держа в левой руке Абнера, который, казалось, совсем освоился, и посмотрела на входящего Рейфа Тайлера. Вид у него был усталый, лицо огрубело от щетины, а взгляд был, как всегда, непроницаем. Она быстро оглядела его, сама не понимая, что ищет, пока не почувствовала облегчения, убедившись, что он цел и невредим.
Затем она подверглась его внимательному осмотру, он окинул ее взглядом с головы до ног и остановился на правой руке.
Светлые брови Тайлера сошлись на переносице.
— Что, черт возьми, такое?..
Шей почему-то смутило беспокойство в его голосе.
— Я… обожглась.
Два быстрых шага, и Тайлер оказался рядом, протянув руки — обе в перчатках, как отметила Шей, — чтобы забрать у нее Абнера. Он опустил мышку на пол, а затем осторожно осмотрел пострадавшую руку Шей. В мягкости его прикосновения нельзя было ошибиться. Он одними глазами поинтересовался, откуда взялась грязевая примочка.
— Ваш соратник по разбою, — сказала она, пытаясь напомнить себе, что представляют собой эти люди.
— Он не?.. — неуверенно произнес Тайлер.
— Он просто пытался помочь. Я обожгла руку… раскаленной сковородкой.
Тайлер выпустил руку девушки, стянул перчатки, видимо теперь не беспокоясь о своем уродливом шраме, и сунул их в карман брюк. Затем он вновь взял руку, смахнул пальцами грязь и очень осторожно провел по обожженному месту. Ей показалось, что ладони коснулись пером, и от этого прикосновения по спине пробежали мурашки. Боль даже слегка утихла, когда он подвел Шей к ведру с водой, смыл остатки примочки и вновь внимательно осмотрел руку.
— Мне очень жаль, — сказал он. Она почувствовала, как трудно даются ему слова. — Я никак не предполагал, что вы поранитесь.
— Ничего страшного, — еле слышно произнесла она.
— Совсем нет, — возразил он, на секунду закрыв глаза, и Шей стало любопытно, о чем он задумался.
Бели бы только можно было прочесть ею мысли.
— Ожог… — Он смешался, затем продолжил:
— Должен пройти бесследно, но я знаю, как сейчас вам больно. Дьявол!
Последнее гневное слово прозвучало, как взрыв. Шей так и не поняла, против кого оно было направлено. Внезапно она почувствовала потребность успокоить его, хотя сознавала, что это чистое безумие. Ей следовало бы воспользоваться ситуацией и потребовать, чтобы он отпустил ее. Но по какой-то непонятной причине она не могла так поступить. Возможно, потому, что знала: шрам на руке — его единственная слабость, изменившая саму природу этого человека, и она не могла воспользоваться ею.
— Клинт… сказал, что привезет мазь, — наконец произнесла она, наблюдая, как он пытается сохранить на лице обычную непроницаемую маску.
Жаль, что ей так сильно хочется увидеть за этой маской человека.
У него вырвался глубокий вздох. Выпустив больную руку, он приподнял пальцами подбородок девушки, заставив ее посмотреть ему в глаза. Внезапно он наклонил голову и коснулся губами ее рта, вопросительно и нежно, что было совсем на него не похоже, как не похоже на все то, что она пережила, оказавшись рядом с ним.
Тот первый поцелуй был неистовым, гневным, жадным. Поцелуй-наказание. Всего лишь с секундной нежностью. И даже тоща она отвечала на него, поддавшись какому-то первобытному инстинкту, за что сама себя презирала. Теперь она тоже отвечала, но по-другому, испытывая такую всепоглощающую тягу к этому человеку, что доводы рассудка давным-давно умолкли.
Поцелуй не кончался, и она почувствовала, как ее руки обнимают его, хотя сознавала, что совершает ужасную ошибку, которую нельзя будет исправить. Насколько ужасную ошибку, она поняла, когда, качнувшись, потянулась к нему всем телом.
Угольки, что тлели между ними с самого первого дня, ярко вспыхнули, окутав их пламенем, которое невольно опалило их болью и желанием.
Шей забылась от прикосновения его рук и губ и напряженного тела. Целуя, он медленно провел рукой по ее шее. Она почувствовала, что он с трудом сдерживается. От этого ее еще сильней и настойчивей потянуло к нему.
Она не понимала, что с ней происходит, почему сейчас ничего не имеет значения, кроме этого изгоя, которого ей следовало бы ненавидеть. Она услышала биение его сердца, услышала, как бешено оно вдруг заколотилось, и совсем потеряла голову.
Ведь она знала, кто он и что собой представляет, и ее мучило сознание, что в ней пробудились новые, неизведанные чувства, но в то же время ее покинуло чувство одиночества. С первой секунды встречи она боролась сама с собой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40