Сенека взял у нее из рук шкатулку и гордо пошел к кровати. Он открыл шкатулку и высыпал ее содержимое на постель. Это были драгоценности! Они ослепительно сверкали и переливались, и манили к себе.
— Я держу свое слово в нашем договоре, — сказал Сенека. — Когда же ты будешь держать свое слово?
Замирая от восторга, Пичи подбежала к кровати. В центре лежала ее бриллиантовая корона, корона, которую носила пра-прабабушка Сенеки. А еще там ржал головной убор, сделанный как венок и тоже яз бриллиантов и других дивных камней. И рядом рассыпались еще много других драгоценностей. И Пичи не знала, хватит ли у нее времени и жизни все что переносить. Конечно же, она найдет время, а если не найдет, то наденет все сразу!
Она хотела взять в руки свою корону. Сенека перехватил ее руку.
— Я задал тебе вопрос: «Когда ты собираешься выполнять свое обещание?»
Любуясь своей сияющей короной, она не понимала, чего от нее добивался Сенека.
— Сенека… Ты… Я… я… ничего не понимаю. Я выполняю свое обещание. Я стараюсь делать все так, как ты мне сказал, — произнесла она.
Он все еще продолжал держать ее за руку, а потом повернул ее к себе так, что они чуть нос с носом не столкнулись.
— Разве я говорил тебе шляться одной по лугам и дорогам? Разве я тебе говорил садиться на жеребца, который дьявольски непослушен?
— Я никогда больше не уйду из дворца одна. Я…
— Наконец, я не говорил тебе навещать Шеррингхеймов! Я не говорил тебе готовить для них завтрак и прислуживать им с твоей чертовой белкой! Что это за выдумки? Какой позор врываться в чужую спальню и заставлять людей краснеть из-за того, что они предстали перед тобой в ночных рубахах?! Конечно же, если учесть, что ты тоже была в ночной одежде, то вы все были на равных.
— Сенека…
— Или я учил тебя сравнивать лорда Шеррингхейма с жестянкой, или я давал тебе указания, как угощать его собственную жену? И, конечно же, я не УЧИЛ тебя бросать ему в лицо салфетку!
Бодрое настроение Пичи быстро улетучилось. Он злился. Тот тон, которым он все это выговаривал ей, насторожил ее. Неужели она все сделала так плохо? А она надеялась, что Сенека одобрит ее действия.
— Возможно, у меня перепуталось все…
— Перепуталось? Что это значит? — спросил он громко.
— Перепуталось — это значит, что «я испортила все дело», да? — спросила она. В глазах у нее появились слезы.
— Когда у «тебя перепуталось» все, ты подумала обо мне, о том, кто я? — спросил у нее Сенека.
Она поняла, что скомканная Сенекой бумага была жалобой от лорда Шеррингхейма.
— Эта тонкогубая скотина, лорд Вэстон Шеррингхейм. Теперь я нанесу ему двойной удар! Сенека снова нахмурился.
— Двойной удар, — быстро объяснила она, — означает то, что я ударю Вэстона, а… он… ударится о землю. Его жена… Сенека, я уже решила! Я хочу, чтобы его жена Августа стала моей придворной дамой. Ты ведь хотел, чтобы у меня были придворные дамы? Так я смогу защитить Августу! Слышишь?
Сенека был сильно зол. Он разорвал письмо в клочки и думал о том, что Пичи была третьей за сегодняшний день, кто узнал о письме. Сенека был вторым. А первым был король: ему доставили жалобу прямо поутру. Свирепый голос отца стоял у него в ушах: «Она… — говорил король взахлеб, — она заставила их есть ее вычурную пищу. Она ввалилась к ним в спальню, когда они были в ночных рубашках. И кто бы мог подумать?! Они, дворяне, ели вместе с ее белкой?!» И еще смех… Саркастический смех его отца еще стоял у него в ушах.
Пичи видела, что на душе у Сенеки творится что-то неладное.
— Я не собиралась забывать о своем обещании, — пробормотала она. — Я постараюсь выполнить его. Я буду делать визиты тогда, когда ты скажешь и как ты скажешь! Я буду хорошо одеваться! Я, правда не знала, что то платье — ночная рубаха. Прости меня, если можешь, — сказала она.
— Ты, действительно, перепутала все мои указания, которые я тебе давал. Ты меня очень расстроила, Пичи. И я уже не надеюсь, что смогу тебя чему-нибудь научить!
— И я тоже не надеюсь, — тихо произнесла Пичи, опустив голову и уставившись глазами в пол.
— Если бы ты знал, Сенека, как я сожалею о всем случившемся, если бы ты знал, — произнесла она. Сенека не знал, что ему делать. Чувства у него раздвоились.
— Посмотри мне в глаза, — приказал ей он.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Неужели ты не знаешь, что можно, а что нельзя делать? Объясни мне, как можно не знать, что бросать в лицо салфетку — это плохо? Неужели в твоем родном городе Поссом Холлоу об этом не знают? — спросил принц. Он нахмурился и ждал, что Пичи сама осудит свое поведение, но услышал следующее:
— Конечно же, в моем родном городе знают, как надо себя вести. Но если надо, значит могут… бросить салфеткой, и не только ей!
У Сенеки скулы заходили ходуном, а Пичи продолжала:
— И если бы мне пришлось возвращаться от Шеррингхеймов к себе домой, а не во дворец, то я залепила бы тому старому ослу-лорду картечью, а не салфеткой!
Сенека ахнул.
— Пичи… Как ты можешь так говорить? Это возмутительно, — выдавил из себя Сенека, и, чтобы скрыть выражение своего лица, пошел к окну. Он стоял спиной к Пичи, боясь повернуться. Предательская улыбка появилась у него на лице, а вообще он боялся рассмеяться. Всеми правдами и неправдами он старался быть сердитым… но не мог.
Лорд-осел. Боже! Сенека не мог себе представить, что было бы с Вэстоном Шеррингхеймом, услышь он такой оскорбительный титул, который дала ему Пичи. В глубине души Сенека понимал, что данный титул и впрямь подходил лорду, и это еще больше веселило его. О, как могла Пичи ловко все подмечать на ходу!
Губы Сенеки задрожали от сдерживаемого смеха.
— Сенека, что происходит? — спросила она. Он не ответил, так как приступы смеха готовы были вот-вот вырваться наружу. Он только надеялся на то, что Пичи не будет больше навешивать никому никаких титулов. А если она не остановится в своем словотворчестве, то он за себя не ручается. Не получив никакого ответа, Пичи подошла к нему и остановилась рядом.
— Пожалуйста, не сердись больше на меня. Я ненавижу, когда ты грустишь. Я тогда очень нервничаю, как старая залатанная дева, — сказала она.
Ее последнее сравнение сразило Сенеку наповал. Он уже не мог удержаться от смеха. Он облокотился на подоконник и закрыл глаза. Его душил беззвучный смех. Плечи его дрожали от смеха, а Пичи подумала, что его трясет от гнева. И она решила сменить тему разговора, чтобы облегчить его страдания. Пичи осторожно положила руку ему на плечо.
— Сенека! Я хотела сказать о ягнятах Тивона… То что ты сделал для этого мальчика… это так прекрасно с твоей стороны!
Внезапно его смех прошел, и он стал внимательно слушать ее.
— Ты такой великодушный человек, Сенека. И сострадательный тоже. А это для меня очень важные вещи — сострадание и великодушие. Я очень горжусь, что такой человек является моим мужем. Он не ответил, так как не знал, что сказать. — А когда мы с тобой были в той комнате, где висит портрет твоей бабушки, помнишь, ты мне рассказывал, что тебе нравится драма про плавающие острова и…
— «Плавучий остров» Вильяма Строуда — это политическая драма.
— Да… да, ты мне много тогда рассказывал, что ты хочешь встретиться с тем парнем, который изобретает тепло в Англии и что тебе нравится тот портной, который шьет шубы, ну… помнишь, его зовут Берт и…
— Шуберт, Пичи, Шуберт! — сказал Сенека, схватившись за голову. — Он не шубы шьет, он — ком-по-зи-тор!
— Да… да… я тоже так хотела сказать. И я знаю теперь, что ты мне не посторонний человек, каким был прежде.
Его поразило ее признание.
— Я хочу поверить в то, что ты мне сейчас сказала.
После небольшого раздумья Пичи произнесла:
— Я… Сегодня я нашла в тебе то, за что я смогу тебя полюбить — великодушие и сострадание.
Сенека вновь закрыл глаза. Пичи. Ему так хотелось произнести это имя. Но его язык как бы налился свинцом. В его теле, казалось, работало только сердце. И оно так бешено колотилось, что ему казалось, что оно вот-вот выпрыгнет наружу. Он вспомнил, как сказал ей:
«Я не хочу твоей любви, Пичи, это — твоя обязанность».
Сейчас он не смог бы повторить этих слов.
— Сенека…
Он открыл глаза.
— Ты… мне теперь больше чем муж, а я тебе больше чем жена… Неужели ты думаешь, что мы… Конечно, ты, может быть, изменил свое мнение и не хочешь больше ничего. Ты сильно рассердился на меня. А когда люди сердятся, они не хотят иметь никаких дел с теми людьми, на которых они сердятся, — сказала она.
— Что ты хочешь сделать, Пичи? — спросил Сенека.
Она облизала губы.
— Сенека. Я больше ничего не хочу дурного делать. Я только хочу понравиться тебе, — сказала она.
Ее признание понравилось Сенеке.
— А как ты собираешься это сделать? — спросил он.
— Ну, мне кажется, что, может, самое время заниматься тем, чем занимаются муж да жена. Ты знаешь… чем они занимаются. Как ты думаешь… Я… Тебе это понравится, Сенека?
Он судорожно кивнул, затем снял ее руку со своего плеча. Она была так близка, что он слышал ее дыхание. Сенека повернулся к ней и задел ее правую грудь.
— Ты только что встретился с мисс Молли, — сказала она тихим голосом, — будь добр, встреться с мисс Полли тоже, — сказала она.
Его сердце замерло от того, что он увидел. Пичи вынула руки из рукавов халата и обнажила -
перед ним свои дивные груди.
у Сенеки дух перехватило! Халат все еще держался на талии.
— Пичи, — сказал Сенека и протянул к ней свои руки.
Она прижалась к нему. Он обнял ее. Их губы сомкнулись в страстном поцелуе, во время которого она осторожно коснулась своим языком его языка.
— Знаешь, — скзала она, — я никогда и ни с кем в своей жизни так не целовалась, как с тобой… ну.. чтобы там касаться языками… ни-ни… Если там… языком сосульку, как в детстве… Но это совсем не то, я тебе правду говорю, Сенека… Не те чувства…
Давай продолжим… хочешь?
— Да, Пичи, — прошептал он и еще крепче прижался к ее обнаженной груди. — Хочу… хочу…
целовать тебя!..
— Я тоже, — пролепетала она, и они вновь сомкнулись в страстном поцелуе.
Пичи делала все также, как делал он: целовала его также, как целовал ее он и ласкала его также как делал это он.
Сенека стонал от удовольствия.
— Боже, какая же ты прекрасная, Пичи! От этих слов она покраснела, но продолжала оставаться на верху блаженства! Рядом с ней был ее муж! Его теплые руки ласкали ее грудь, и пока ее тело предавалось удовольствию, ее разум был переполнен мыслями. Она думала о своем красивом принце, его нежных губах, теплых руках и сильном мускулистом теле. А еще в мыслях она вернулась к овцам, трем ягнятам и маленькому мальчику, которого наказали очень странным способом ».
Обняв Сенеку руками за шею, она целовала и целовала его губы, шею, виски, лоб и шептала ему на ухо:
— Я мало-помалу узнаю тебя, мало-помалу узнаю о тебе. Я думаю, мы станем друзьями… и не только… Ты доставляешь мне такое удовольствие, Сенека! Такого со мной еще не случалось!
Ее поцелуи сделали свое дело: они посеяли те искры, из которых стало разгораться пламя. Он обхватил ее своими руками и стал целовать без удержу. Это была прелюдия их любви, их большой любви. Так думал Сенека, уносясь все дальше и дальше в вихре поцелуев.
— Ты… ты… — шептала она, — первый мужчина в моей жизни, перед которым я предстала обнаженной. И представь, мне не стыдно, Сенека, что ты смотришь на меня, мне совсем не стыдно! И теперь я знаю, что все, что я делала — это не грех. Во мне проснулись чувства!
Бог тому свидетель, что в нем, в Сенеке, эти чувства тоже проснулись! Он больше не мог ждать. Как пушинку, он подхватил ее на руки и понес к кровати. Бережно и осторожно уложил ее на кровать. Рядом с ней лежали ее драгоценности. Они сверкали и искрились, но не так ярко, как глаза Пичи.
— Сенека, — сказала она и протянула к нему свои руки.
Сенека залюбовался ее красотой — и отключился…
— Сенека! — позвала она вновь.
Он слышал ее голос, но не мог никак сосредоточиться, ибо в голове мелькнула одна только мысль:
«Я женился на ней у алтаря, а сегодня — … скреплю этот союз… на брачном ложе! Я сделаю ее своей женой!»
Глава 7
Сенека все еще контролировал себя. Он ласкал ее а затем начал нежно целовать ее кончик уха, шею…
— Еще раз, — прошептал он, — скажи мне еще раз, что ты хочешь сделать?
— Угодить тебе! — ответила она.
— А мне хочется угодить тебе, Пичи!
Она кивнула головой как бы в знак согласия.
— Конечно, эти фигли-мигли… это еще не настоящая любовь… Но мне кажется, что если я понравлюсь тебе, а я в этом уверена, то мне будет приятно увидеть тебя довольным.
— Как ты права, моя Принцесса! Удовольствие будет еще лучше, если мы его поделим на двоих. Пичи улыбнулась в знак согласия, но тотчас же нахмурилась:
— Я вот только не знаю, кто первым начнет дележку. Только не я…
— Я знаю, что не ты, — прошептал он и положил свою руку ей на грудь. — Но думаю, скоро начнешь… первой.
Сенека улыбался, наблюдая за ней. Было очевидно, что ей не очень-то приятен этот разговор с недомолвками. Он взял ее руку, поднес к своим губам и начал целовать. Он целовал каждый ее пальчик, и особенно тот, на котором было надето обручальное кольцо.
Пичи почувствовала, как мурашки забегали у ней внутри по телу.
— Сенека, — сказала она, — я никогда не знала, что пальцы могут так чувствовать. Кто бы мог подумать, что это ощущение перевернет все внутри меня?
Но Сенека не видел в этом ничего странного.
Сердце Пичи бешено забилось, когда Сенека начал целовать ее запястье, ее плечо, ключицу, шею а затем — ее губы.
«Боже! Я всегда думала, что назначение языка — болтать и пробовать на вкус. Я даже не подразумевала, что язык может доставлять такое удовольствие!» — подумала Пичи.
А Сенека, в свою очередь, понял, что ухаживание за Пичи не будет спокойной процедурой, так как она болтала без умолку.
— Язык — это вещь, Сенека! — произнесла Пичи.
— Да, — согласился Сенека.
Он продолжал улыбаться, так как знал, что скоро ей покажет еще не это! Он уже чувствовал, что Пичи была готова для большего. Его желание усилилось.
— Пичи, — прошептал он, осыпая ее губы поцелуями.
Обняв Сенеку за шею, Пичи повернулась к нему. Только этого он ждал и положил свою голову ей на грудь.
Буря удовольствия пронеслась перед ней, когда он стал целовать соски ее грудей.
— Милая моя, — бормотал он, вдыхая аромат ее тела.
Пичи тяжело дышала. Она сама не понимала себя: у нее возникло желание, а какое, она не успела разобраться.
— Я хочу… — прошептала она дрожащим голосом, — Сенека, я хочу…
— Я знаю, моя дорогая. Я знаю, — ответил он и бережно взял ее сосок в рот и начал теребить его своим языком.
Она застонала:
— Боже… Ох… Сенека… Я чувствую… Другой рукой он нежно гладил ей живот.
— Пожалуйста!.. Не прекращай… Не прекращай! — простонала она.
Ему хотелось, чтобы она чувствовала его тело, его тяжесть и начала понимать, что он собирается сделать с ней.
Он, действительно, был тяжелым. Она чувствовала это своим телом. Но вместе с тем это доставляло удовольствие.
Нежные чувства прошли по всему телу и заставили ее еще больше желать человека, который растревожил их.
— Твоя рубашка, — прошептала она. — Мне хотелось бы тоже вдохнуть запах твоего тела. Можно мне снять твою рубашку!?
«Неужели она действительно думает, что должна спрашивать меня об этом?» — подумал он. И не успел он подумать, как Пичи ловкими движениями сняла с него рубашку. Теперь его грудь была также обнажена, как и ее.
— Ты такой сильный и… красивый, Сенека! — прошептала она.
Он наклонился к ней и поцеловал ее в ложбинку между грудей. Аромат ее тела заполнил его сознание, унося его в небытие.
— Я представляю, что между нами идет борьба на шпагах, — произнес Сенека.
— А ты знаешь, как сражаться на шпагах? — спросила она.
— Знаю, — ответил он.
Воображение возвратило Пичи в это утро. Она представила себе, как Сенека поехал со стражей искать ее, а на поясе у него висела шпага. И вдруг ее буйное воображение заставило Сенеку вздрогнуть. Она вскочила в кровати и закричала:
— Они все ненавидят меня, они хотят… изнасиловать и убить меня… Я боюсь, …моя белка придет мне на помощь… Но она не справится с этими кровопийцами, и тогда… о, провидение! На помощь придешь ты, Сенека, такой сильный, такой храбрый! Я кричу тебе: «Мой возлюбленный!» А ты… убиваешь своей шпагой этих негодяев… направо и налево…
— Пичи…
— Они падают у твоих ног и умирают… А потом… ты берешь Дамаска, сажаешь меня и мы вместе скачем за горизонт. Мы и моя белка, и твоя шпага.
Сенека не переставал поражаться ее буйной фантазии.
— Пичи, — сказал он. — Может, вернемся к тому, чем мы с тобой занимались?
— Подожди! У меня внутри все трепыхается!
— Трепыхается? — переспросил он.
— Да, мой дорогой, храбрый принц! Мой завоеватель! Мой возлюбленный!
Ее глаза горели. Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Она ответила тем же. Она целовала и целовала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37