А теперь, знаешь ли, мне хочется хоть что-то сделать для себя.
Усмехнувшись, Мадлен крепче прижалась к нему.
— Что ж, если к утру ты не передумаешь, то мы подробнее обсудим твое предложение.
Засыпая, Мадлен подумала, что утром надо будет непременно сказать Диане, что в своих покровителей все же можно влюбляться.
За те годы, что Диана знала Мадлен, она видела свою старшую подругу в разных состояниях — от глубокого отчаяния до тихой меланхоличной грусти. И вдруг девушка впервые увидела, что Мадлен так и светится от радости. Всю следующую неделю лорд Фарнсворт провел в их доме. Поскольку он сам занимался всеми делами, касающимися поместья, то не мог отсутствовать слишком долго, особенно летом, поэтому ему все же пришлось уехать на некоторое время. Фарнсворт был жизнерадостным человеком, живым в словах и поступках. Иногда он весело смотрел на Мадлен, и Диана мечтала о том, чтобы и Джерваз бросал на нее такие же, а не мрачные и тяжелые взгляды.
Когда лорд Фарнсворт уехал, дом непривычно затих, поэтому Диана с радостью приняла Франсиса Брэнделина.
Хоть молодой человек и был, как обычно, вежливым и очаровательным, но держался чуть развязно, и Диана догадалась, что он немного пьян. Может, он выпил для храбрости? За чаем они вели отвлеченный разговор, и Франсис вовсю расхваливал булочки, хотя ни одной не попробовал. Он напомнил девушке ее сына — мальчик точно так же вел себя, когда хотел что-то скрыть.
Решив, что настало время раскрыть карты, Диана налила себе еще чаю и спросила напрямую:
— Франсис, может, ты хочешь что-то обсудить со мной? — Они быстро перешли на «ты». Откинувшись на спинку стула, Диана уверенно добавила:
— Ты же знаешь: все, что ты мне скажешь, останется между нами.
Осторожно поставив чашку, молодой человек неуверенно произнес:
— Я знаю. Но… об этом все еще нельзя говорить .
— ..Потому что, — продолжила за него Диана, — слова имеют большую силу, и если ты произнесешь их вслух, то твои страхи могут оправдаться?
Помолчав, он улыбнулся:
— Наверное, так и есть. Ты прекрасно все понимаешь.
— Да нет, дело не в том, — с сожалением сказала девушка. — Это опыт. Я тоже часто не могу произнести того, что надо бы сказать.
Франсис вопросительно посмотрел на нее, но сейчас было не время говорить о проблемах Дианы.
— Конечно, страхи могут оправдаться, но ведь можно и освободиться от них — именно потому, что слова имеют большую силу, — промолвила девушка.
Встав из-за стола, Франсис начал метаться по комнате, а затем остановился у окна.
— Да знаю я, Диана. Думаю, именно поэтому я хочу рассказать тебе о моей… слабости. Может быть, излив тебе душу, я смогу освободиться?..
Диана подошла к Франсису и встала сбоку от него.
— Ты хочешь сказать, на балу о тебе говорили правду? — подсказала девушка.
— И правду, и не правду, — Франсис с трудом сглотнул. — Мальчишки, попадающие в школу, оказываются оторванными от всего, к чему привыкли в домашней жизни, и над ними нередко начинают издеваться старшие ученики. Поэтому младшие могут… очень подружиться. Иногда они ведут себя несколько… ну-у-у противоестественно. — Франсис повернулся к Диане:
— Большинство мужчин спокойно переживают это, а потом прикидываются, что в прошлом ничего такого не было. Они с презрением относятся к подобным вещам и к тем людям, которые этими вещами занимались или занимаются…
— Но ты не переменился? — ласково поинтересовалась Диана.
— Нет, я не переменился, — равнодушно ответил Франсис. — Я надеялся, молился, чтобы меня оставили… противоестественные желания. Взрослым я ничем подобным не занимался, но это не важно. Желание по-прежнему во мне. — Пожав плечами, молодой человек смотрел перед собой отсутствующим взглядом. — Ирония в том, что я не похож на других мужчин. Мне нравятся женщины, правда нравятся… — Он робко взглянул на Диану:
— Ты, например. — Франсис вновь отвернулся от нее. — Но я не хочу… заниматься с ними любовью. И не только Итон… Я думал, что родился таким и никогда не стану мужчиной, которого можно считать нормальным.
Диана начала догадываться:
— Но недавно что-то изменилось, не так ли?
— Ты и в самом деле все понимаешь. — Повернувшись к окну, он безучастно смотрел на улицу. — Вернувшись из университета, я стал вести себя, как обычно ведут себя молодые люди моего круга — ходил на балы, флиртовал с девушками, хотя никогда не заводил дела слишком далеко. И все же я надеялся, что однажды встречу девушку и смогу страстно полюбить ее, то есть жажда любви была в моем сердце. Я надеялся, верил, что все будет хорошо, но… этого не произошло.
— И потом… — подсказала Диана.
— Я и в самом деле страстно влюбился. — Он крепко сжал челюсти и, помолчав, добавил:
— Но не… не в женщину.
Диана ничего не знала о таких вещах, но она сочувствовала Франсису и надеялась, что сможет сказать нужные ему слова:
— А он… он отвечает тебе взаимностью?
— Мы никогда не говорили об этом. — Франсис теребил край парчовой портьеры. — Он на несколько лет старше меня и более опытен. Думаю, мы с ним… одинаковые… Если мы с ним просто вместе стоим или беседуем, окружающие не замечают ничего особенного… Зато, когда он смотрит на меня… у него такой взгляд… — Его голос сорвался.
Только теперь Диана поняла все до конца, но не видела в том, что рассказал Франсис, ничего дурного. В голосе молодого человека была такая любовь, которая… ничем не отличалась от любви Джерваза к ней или Николаев к Мадлен… Диана не могла поверить, что любовь может быть злом.
— Ужасно, что ты не можешь спокойно говорить об этом. Жаль, что, узнав, над тобой будут издеваться, — сочувственно заговорила девушка.
Тонкие пальцы Франсиса крепче сжали портьеру.
— Дело не только в том, что надо мной станут смеяться. То, о чем мы говорим, — тяжкое преступление. Мужчин каждый год отправляют за такие вещи на виселицу. Человек может лишиться жизни только по подозрению.
Ах, если бы она только знала об этом побольше! Диана нерешительно спросила:
— А в других странах?.. То же самое? Франсис отпустил портьеру.
— Нет, мне кажется, Британия — самая невыносимая страна. Древние не считали любовь между существами одного пола грехом. Даже сейчас в Греции и Италии к этому относятся более терпимо. Слышал, некоторые англичане уехали туда, чтобы жить спокойно. Может, это и есть единственный выход?
— Возможно, тебе стоит посоветоваться с твоим… другом. Кто знает, может, он захочет поехать с тобой… — предложила Диана. — В Италию или Грецию.
Франсис вздохнул.
— Думаю, так и следует поступить. — В его голосе слышалась теперь и горечь, и надежда. — Может, в самом деле получится… Конечно, не все проблемы будут решены. Однако, может статься, со временем все образуется.
— Если ты сможешь сделать это, то, считай, самая трудная битва выиграна. Но… как ты решился поговорить со мной? Ты же меня почти не знаешь.
— Отчасти именно поэтому, — медленно произнес молодой человек. — Проще довериться человеку, которого плохо знаешь. Но к тому же ты… напоминаешь мне Мадонну — мягкую и нежную. Думаю, если кто и мог выслушать меня, так только ты. — Его лицо исказила гримаса боли. — Моя семья? У меня есть только мать, младшая сестра и кузен Джерваз. Если они узнают правду, будут ли относиться ко мне по-прежнему?
Франсис покачал головой, словно пытаясь отогнать от себя мрачные раздумья, а затем отчаянно вскрикнул:
— Ты же сама мать, Диана! Скажи, что бы ты почувствовала, если бы узнала, что твой сын… такой же, как я?!
Диана закрыла глаза — их жгли слезы. Ей было совсем нетрудно понять своего нового друга, но вот как бы она повела себя, если бы сейчас на месте Франсиса был взрослый Джеффри? Глубоко вздохнув, она посмотрела на молодого человека.
Франсис стоял перед самым окном, его волосы сияли в лучах полуденного солнца. Его красивое лицо было таким беззащитным!
Девушка тихо заговорила:
— Франсис, я не могу говорить за твою мать или еще за кого-то. Хочу только сказать: что бы Джеффри ни сделал, я не стану любить его меньше. А ведь с ним все еще может быть куда хуже, чем с тобой.
Шагнув вперед, она обняла Франсиса и поцеловала в лоб. Франсис инстинктивно обхватил ее руками и крепко прижал к себе; тело его содрогалось от рыданий. Диана погладила его по голове, как ребенка, хоть Франсис был гораздо выше ее.
Немного успокоившись, молодой человек прошептал:
— Спасибо тебе, Диана. За то, что ты такая, и за то, что позволяешь мне быть таким, какой я есть.
Глава 18
Расставшись с цыганами, Джерваз пробирался сквозь французские формирования, выдавая себя за торговца шоколадом и сигарами. Когда после долгих мытарств виконт добрался наконец до генерала Романа, находившегося в ту пору на датском острове Фюнен, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить испанца в том, что он и вправду посланник английского правительства — такой обтрепанный вид был у молодого человека.
Однако убедившись в том, что человек, прибывший к нему в ставку, — именно тот, за кого себя выдает. Романа не стал терять времени и немедля принял предложение переправить свои войска в Испанию с помощью Королевского флота Британии. Джерваз получил полное удовлетворение: ради одного такого дела стоило жить. Впрочем, в глубине души он всегда подозревал, что Пиренейский полуостров — ахиллесова пята Наполеона Не исключено, что до полного поражения Бонапарта пройдут годы, но можно было с уверенностью сказать: поражение в Испании и Португалии положит начало конца французского императора.
Виконт мог бы присоединиться к Романа, чтобы на британских кораблях добраться до Испании, но предпочел вернуться в Англию тем же способом, каким выбрался оттуда. Так будет быстрее, к тому же некоторые вещи, ставшие известными Сент-Обену во время опасного путешествия, должны были как можно скорее стать известными в Уайтхолле. Кроме того, у него были личные мотивы торопиться домой — Джерваз засыпал и пробуждался с мыслью о Диане. Оказавшись однажды ночью в лесу в пугающей близости от французского патруля, молодой человек вдруг осознал, что думает не о грозящей беде, а о своей любовнице. Эта мысль поразила Сент-Обена, пока он не понял, что прячется за цветущим кустом сирени, аромат которой затмил его сознание.
Чем дольше длилась разлука, тем больше он хотел ее. На этот раз, однако, в голову Джерваза закралось подозрение. Он в который уже раз думал о предательстве, а Диана была одной из четырех людей, которые знали правду о его путешествии (остальные трое были официальными лицами в правительстве). Хоть виконту и трудно было представить, что нежная и обворожительная женщина может оказаться предательницей, Джерваз допускал такой поворот дела.
Опасаясь худшего, Сент-Обен мучительно пытался припомнить, что говорил любовнице о своей работе, но, как ни старался, не мог вспомнить ничего важного. Это его радовало: если женщина торгует своим телом, ничто не помешает ей продать любую информацию, особенно за хорошую плату. Если Диана так и поступила, он непременно узнает правду. Вот только Джерваз никак не мог решить, что делать дальше.
Пересечение Ла-Манша было необычно долгим и опасным. Суденышко контрабандистов, доверху загруженное бренди, изрядно потрепанное летними штормами, еле-еле ползло по воде Когда на рассвете шхуна наконец причалила в Гарвиче, Сент-Обен был едва жив от усталости. Однако он немедленно нанял карету до Лондона.
Поздно вечером экипаж прибыл в британскую столицу, и поначалу виконт намеревался отправиться в Мрачный и неприветливый Сент-Обен-хаус. Однако, Повинуясь внезапному желанию, он приказал кучеру ехать к дому Дианы, несмотря на то что сомневался в ней, несмотря на то что не испросил у куртизанки обычного разрешения посетить ее…
Устало выбравшись из экипажа с небольшим заплечным мешком, составлявшим весь его багаж, Джерваз расплатился с возницей. Стоял густой туман, и августовская погода скорее напоминала Ноябрьскую, на улицах было пустынно. В окнах Дианы горел свет, и виконт в который уже раз устало подумал о том, что будет делать, если она принимает другого мужчину.
Сент-Обен с трудом поднялся по мраморным ступеням, надеясь, что она все же одна, ведь если любовница не примет его, то даже короткий путь до дома он едва ли сможет осилить.
Горничная, отворившая ему дверь, предложила подождать в гостиной, пока она узнает, сможет ли хозяйка его принять. Уронив свой мешок на пол, Джерваз принялся бесцельно бродить по комнате: он не решался сесть, опасаясь, что от усталости не сможет встать.
И вдруг, как по волшебству, в дверях возникла Диана, она смотрела на него своими лазурными глазами, судорожно вцепившись рукой в дверной косяк. Она была такой хрупкой и трогательной в голубом платье; судя по распущенным волосам, девушка готовилась ко сну. Весь ее вид говорил о том, что она была в шоке. Вот только был ли этот шок вызван тем, что она увидела его живым или в ее душу закрался страх за содеянное?
Мрачные мысли еще вертелись в голове молодого человека, а Диана уже оказалась рядом и с такой силой обняла его, что Джерваз покачнулся, прежде чем прижать ее к себе. Диана была нежной, теплой, чистой, свежей и благоуханной, как весеннее утро. Сомнения, терзавшие Сент-Обена, стали постепенно таять, а когда виконт, уронив голову, уткнулся лицом в ее темные кудри, на его лице впервые за два последних месяца заиграла довольная улыбка.
— Будь осторожна, Диана, — проговорил он. — Если ты толкнешь меня чуть сильнее, я просто рухну на пол.
Девушка подняла к нему свое лицо, и Джерваз был потрясен, увидев, что ее щеки залиты слезами.
— Я так беспокоилась, — прошептала она. — Прошло столько времени — я боялась, что с тобой что-то случилось.
Господи, когда в последний раз кто-то беспокоился за него, да и было ли это когда-нибудь?! Даже когда Диана плакала, она была так прекрасна, что у Джерваза защемило сердце. Он не мог говорить и просто стоял, наслаждаясь теплом ее тела.
— Я ничего сегодня не принес тебе, — вдруг извиняющимся тоном промолвил он.
— Глупец, — сквозь слезы прошептала она, подняв на него взор. А затем, озорно улыбнувшись, добавила:
— Впрочем, ладно, на эту ночь я пущу тебя в кредит. Но тебе придется заплатить мне аванс в виде поцелуя.
Даже для измученного человека подобное приглашение было слишком соблазнительным. Джерваз припал губами к ее губам и ощутил всю сладость головокружительного поцелуя. Сент-Обена опять охватило знакомое чувство, когда ему казалось, что не существует ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, а весь мир, вся вселенная ограничиваются лишь этой маленькой женщиной.
Казалось, в ее присутствии он стал сильнее. Наконец Джерваз отступил назад.
— Извини, что я в таком виде Путешествие заняло несколько недель, и я не помню, когда в последний раз переодевался.
Диана ничего не ответила на это. Позвонив в колокольчик, она обхватила его рукой за талию и повела в свою спальню. Мешок виконта остался лежать на полу в гостиной. Когда на зов хозяйки явилась горничная, девушка велела ей принести в спальню вина и еды.
— Тебе повезло, — заявила она Джервазу, едва они вошли в ее покои. — Я как раз собиралась принять ванну, так что горячей воды вдоволь.
— Идея неплохая, — пробормотал виконт, — вот только как бы мне не заснуть в воде. Диана улыбнулась:
— Обещаю, что ты не утонешь.
Такой большой ванны Сент-Обену видеть не доводилось. От горячей воды исходил травяной аромат.
Привыкшая раздевать Джеффри, Диана без труда справилась с одеждой Джерваза. Он не останавливал ее, ему нравилось, что за ним ухаживают.
— А ты похудел, — заметила девушка, проводя руками по его выступающим ребрам — Еда, знаешь ли, оставляла желать лучшего.
Тут Диана заметила свежий шрам на его левой руке:
— Похоже, твое путешествие и впрямь было опасным, — с дрожью в голосе прошептала она.
— Ты права, — согласился виконт. Диана осторожно дотронулась губами до шрама, боясь причинить ему боль, и снова Джерваз заметил слезы на ее глазах. Несмотря на страшную усталость, он почувствовал, как в его груди появляется огонь желания.
…Ни в одном из роскошных домов Сент-Обена не было такой ванны, и когда он погрузился в горячую воду, его тело заныло от наслаждения. Тут в дверь постучала горничная. Диана забрала у нее вино и еду и отдала девушке грязную одежду виконта. Налив в бокал вина, Диана протянула его Джервазу.
— Кажется, я уже умер и попал в рай, — прошептал виконт, млея от удовольствия.
— Да, дорогой, — засмеялась Диана, — вот только тело тебя подводит: ангелы вряд ли стали бы так реагировать на присутствие женщины.
Улыбнувшись, Джерваз положил ладонь ей на щеку и отпил вина. Уставшие мускулы постепенно расслаблялись в горячей воде, и лишь сейчас Сент-Обен понял, до чего устал; он чувствовал себя слабым младенцем.
Девушка сняла платье и осталась лишь в рубашке из полупрозрачного хлопка с глубоким вырезом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Усмехнувшись, Мадлен крепче прижалась к нему.
— Что ж, если к утру ты не передумаешь, то мы подробнее обсудим твое предложение.
Засыпая, Мадлен подумала, что утром надо будет непременно сказать Диане, что в своих покровителей все же можно влюбляться.
За те годы, что Диана знала Мадлен, она видела свою старшую подругу в разных состояниях — от глубокого отчаяния до тихой меланхоличной грусти. И вдруг девушка впервые увидела, что Мадлен так и светится от радости. Всю следующую неделю лорд Фарнсворт провел в их доме. Поскольку он сам занимался всеми делами, касающимися поместья, то не мог отсутствовать слишком долго, особенно летом, поэтому ему все же пришлось уехать на некоторое время. Фарнсворт был жизнерадостным человеком, живым в словах и поступках. Иногда он весело смотрел на Мадлен, и Диана мечтала о том, чтобы и Джерваз бросал на нее такие же, а не мрачные и тяжелые взгляды.
Когда лорд Фарнсворт уехал, дом непривычно затих, поэтому Диана с радостью приняла Франсиса Брэнделина.
Хоть молодой человек и был, как обычно, вежливым и очаровательным, но держался чуть развязно, и Диана догадалась, что он немного пьян. Может, он выпил для храбрости? За чаем они вели отвлеченный разговор, и Франсис вовсю расхваливал булочки, хотя ни одной не попробовал. Он напомнил девушке ее сына — мальчик точно так же вел себя, когда хотел что-то скрыть.
Решив, что настало время раскрыть карты, Диана налила себе еще чаю и спросила напрямую:
— Франсис, может, ты хочешь что-то обсудить со мной? — Они быстро перешли на «ты». Откинувшись на спинку стула, Диана уверенно добавила:
— Ты же знаешь: все, что ты мне скажешь, останется между нами.
Осторожно поставив чашку, молодой человек неуверенно произнес:
— Я знаю. Но… об этом все еще нельзя говорить .
— ..Потому что, — продолжила за него Диана, — слова имеют большую силу, и если ты произнесешь их вслух, то твои страхи могут оправдаться?
Помолчав, он улыбнулся:
— Наверное, так и есть. Ты прекрасно все понимаешь.
— Да нет, дело не в том, — с сожалением сказала девушка. — Это опыт. Я тоже часто не могу произнести того, что надо бы сказать.
Франсис вопросительно посмотрел на нее, но сейчас было не время говорить о проблемах Дианы.
— Конечно, страхи могут оправдаться, но ведь можно и освободиться от них — именно потому, что слова имеют большую силу, — промолвила девушка.
Встав из-за стола, Франсис начал метаться по комнате, а затем остановился у окна.
— Да знаю я, Диана. Думаю, именно поэтому я хочу рассказать тебе о моей… слабости. Может быть, излив тебе душу, я смогу освободиться?..
Диана подошла к Франсису и встала сбоку от него.
— Ты хочешь сказать, на балу о тебе говорили правду? — подсказала девушка.
— И правду, и не правду, — Франсис с трудом сглотнул. — Мальчишки, попадающие в школу, оказываются оторванными от всего, к чему привыкли в домашней жизни, и над ними нередко начинают издеваться старшие ученики. Поэтому младшие могут… очень подружиться. Иногда они ведут себя несколько… ну-у-у противоестественно. — Франсис повернулся к Диане:
— Большинство мужчин спокойно переживают это, а потом прикидываются, что в прошлом ничего такого не было. Они с презрением относятся к подобным вещам и к тем людям, которые этими вещами занимались или занимаются…
— Но ты не переменился? — ласково поинтересовалась Диана.
— Нет, я не переменился, — равнодушно ответил Франсис. — Я надеялся, молился, чтобы меня оставили… противоестественные желания. Взрослым я ничем подобным не занимался, но это не важно. Желание по-прежнему во мне. — Пожав плечами, молодой человек смотрел перед собой отсутствующим взглядом. — Ирония в том, что я не похож на других мужчин. Мне нравятся женщины, правда нравятся… — Он робко взглянул на Диану:
— Ты, например. — Франсис вновь отвернулся от нее. — Но я не хочу… заниматься с ними любовью. И не только Итон… Я думал, что родился таким и никогда не стану мужчиной, которого можно считать нормальным.
Диана начала догадываться:
— Но недавно что-то изменилось, не так ли?
— Ты и в самом деле все понимаешь. — Повернувшись к окну, он безучастно смотрел на улицу. — Вернувшись из университета, я стал вести себя, как обычно ведут себя молодые люди моего круга — ходил на балы, флиртовал с девушками, хотя никогда не заводил дела слишком далеко. И все же я надеялся, что однажды встречу девушку и смогу страстно полюбить ее, то есть жажда любви была в моем сердце. Я надеялся, верил, что все будет хорошо, но… этого не произошло.
— И потом… — подсказала Диана.
— Я и в самом деле страстно влюбился. — Он крепко сжал челюсти и, помолчав, добавил:
— Но не… не в женщину.
Диана ничего не знала о таких вещах, но она сочувствовала Франсису и надеялась, что сможет сказать нужные ему слова:
— А он… он отвечает тебе взаимностью?
— Мы никогда не говорили об этом. — Франсис теребил край парчовой портьеры. — Он на несколько лет старше меня и более опытен. Думаю, мы с ним… одинаковые… Если мы с ним просто вместе стоим или беседуем, окружающие не замечают ничего особенного… Зато, когда он смотрит на меня… у него такой взгляд… — Его голос сорвался.
Только теперь Диана поняла все до конца, но не видела в том, что рассказал Франсис, ничего дурного. В голосе молодого человека была такая любовь, которая… ничем не отличалась от любви Джерваза к ней или Николаев к Мадлен… Диана не могла поверить, что любовь может быть злом.
— Ужасно, что ты не можешь спокойно говорить об этом. Жаль, что, узнав, над тобой будут издеваться, — сочувственно заговорила девушка.
Тонкие пальцы Франсиса крепче сжали портьеру.
— Дело не только в том, что надо мной станут смеяться. То, о чем мы говорим, — тяжкое преступление. Мужчин каждый год отправляют за такие вещи на виселицу. Человек может лишиться жизни только по подозрению.
Ах, если бы она только знала об этом побольше! Диана нерешительно спросила:
— А в других странах?.. То же самое? Франсис отпустил портьеру.
— Нет, мне кажется, Британия — самая невыносимая страна. Древние не считали любовь между существами одного пола грехом. Даже сейчас в Греции и Италии к этому относятся более терпимо. Слышал, некоторые англичане уехали туда, чтобы жить спокойно. Может, это и есть единственный выход?
— Возможно, тебе стоит посоветоваться с твоим… другом. Кто знает, может, он захочет поехать с тобой… — предложила Диана. — В Италию или Грецию.
Франсис вздохнул.
— Думаю, так и следует поступить. — В его голосе слышалась теперь и горечь, и надежда. — Может, в самом деле получится… Конечно, не все проблемы будут решены. Однако, может статься, со временем все образуется.
— Если ты сможешь сделать это, то, считай, самая трудная битва выиграна. Но… как ты решился поговорить со мной? Ты же меня почти не знаешь.
— Отчасти именно поэтому, — медленно произнес молодой человек. — Проще довериться человеку, которого плохо знаешь. Но к тому же ты… напоминаешь мне Мадонну — мягкую и нежную. Думаю, если кто и мог выслушать меня, так только ты. — Его лицо исказила гримаса боли. — Моя семья? У меня есть только мать, младшая сестра и кузен Джерваз. Если они узнают правду, будут ли относиться ко мне по-прежнему?
Франсис покачал головой, словно пытаясь отогнать от себя мрачные раздумья, а затем отчаянно вскрикнул:
— Ты же сама мать, Диана! Скажи, что бы ты почувствовала, если бы узнала, что твой сын… такой же, как я?!
Диана закрыла глаза — их жгли слезы. Ей было совсем нетрудно понять своего нового друга, но вот как бы она повела себя, если бы сейчас на месте Франсиса был взрослый Джеффри? Глубоко вздохнув, она посмотрела на молодого человека.
Франсис стоял перед самым окном, его волосы сияли в лучах полуденного солнца. Его красивое лицо было таким беззащитным!
Девушка тихо заговорила:
— Франсис, я не могу говорить за твою мать или еще за кого-то. Хочу только сказать: что бы Джеффри ни сделал, я не стану любить его меньше. А ведь с ним все еще может быть куда хуже, чем с тобой.
Шагнув вперед, она обняла Франсиса и поцеловала в лоб. Франсис инстинктивно обхватил ее руками и крепко прижал к себе; тело его содрогалось от рыданий. Диана погладила его по голове, как ребенка, хоть Франсис был гораздо выше ее.
Немного успокоившись, молодой человек прошептал:
— Спасибо тебе, Диана. За то, что ты такая, и за то, что позволяешь мне быть таким, какой я есть.
Глава 18
Расставшись с цыганами, Джерваз пробирался сквозь французские формирования, выдавая себя за торговца шоколадом и сигарами. Когда после долгих мытарств виконт добрался наконец до генерала Романа, находившегося в ту пору на датском острове Фюнен, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить испанца в том, что он и вправду посланник английского правительства — такой обтрепанный вид был у молодого человека.
Однако убедившись в том, что человек, прибывший к нему в ставку, — именно тот, за кого себя выдает. Романа не стал терять времени и немедля принял предложение переправить свои войска в Испанию с помощью Королевского флота Британии. Джерваз получил полное удовлетворение: ради одного такого дела стоило жить. Впрочем, в глубине души он всегда подозревал, что Пиренейский полуостров — ахиллесова пята Наполеона Не исключено, что до полного поражения Бонапарта пройдут годы, но можно было с уверенностью сказать: поражение в Испании и Португалии положит начало конца французского императора.
Виконт мог бы присоединиться к Романа, чтобы на британских кораблях добраться до Испании, но предпочел вернуться в Англию тем же способом, каким выбрался оттуда. Так будет быстрее, к тому же некоторые вещи, ставшие известными Сент-Обену во время опасного путешествия, должны были как можно скорее стать известными в Уайтхолле. Кроме того, у него были личные мотивы торопиться домой — Джерваз засыпал и пробуждался с мыслью о Диане. Оказавшись однажды ночью в лесу в пугающей близости от французского патруля, молодой человек вдруг осознал, что думает не о грозящей беде, а о своей любовнице. Эта мысль поразила Сент-Обена, пока он не понял, что прячется за цветущим кустом сирени, аромат которой затмил его сознание.
Чем дольше длилась разлука, тем больше он хотел ее. На этот раз, однако, в голову Джерваза закралось подозрение. Он в который уже раз думал о предательстве, а Диана была одной из четырех людей, которые знали правду о его путешествии (остальные трое были официальными лицами в правительстве). Хоть виконту и трудно было представить, что нежная и обворожительная женщина может оказаться предательницей, Джерваз допускал такой поворот дела.
Опасаясь худшего, Сент-Обен мучительно пытался припомнить, что говорил любовнице о своей работе, но, как ни старался, не мог вспомнить ничего важного. Это его радовало: если женщина торгует своим телом, ничто не помешает ей продать любую информацию, особенно за хорошую плату. Если Диана так и поступила, он непременно узнает правду. Вот только Джерваз никак не мог решить, что делать дальше.
Пересечение Ла-Манша было необычно долгим и опасным. Суденышко контрабандистов, доверху загруженное бренди, изрядно потрепанное летними штормами, еле-еле ползло по воде Когда на рассвете шхуна наконец причалила в Гарвиче, Сент-Обен был едва жив от усталости. Однако он немедленно нанял карету до Лондона.
Поздно вечером экипаж прибыл в британскую столицу, и поначалу виконт намеревался отправиться в Мрачный и неприветливый Сент-Обен-хаус. Однако, Повинуясь внезапному желанию, он приказал кучеру ехать к дому Дианы, несмотря на то что сомневался в ней, несмотря на то что не испросил у куртизанки обычного разрешения посетить ее…
Устало выбравшись из экипажа с небольшим заплечным мешком, составлявшим весь его багаж, Джерваз расплатился с возницей. Стоял густой туман, и августовская погода скорее напоминала Ноябрьскую, на улицах было пустынно. В окнах Дианы горел свет, и виконт в который уже раз устало подумал о том, что будет делать, если она принимает другого мужчину.
Сент-Обен с трудом поднялся по мраморным ступеням, надеясь, что она все же одна, ведь если любовница не примет его, то даже короткий путь до дома он едва ли сможет осилить.
Горничная, отворившая ему дверь, предложила подождать в гостиной, пока она узнает, сможет ли хозяйка его принять. Уронив свой мешок на пол, Джерваз принялся бесцельно бродить по комнате: он не решался сесть, опасаясь, что от усталости не сможет встать.
И вдруг, как по волшебству, в дверях возникла Диана, она смотрела на него своими лазурными глазами, судорожно вцепившись рукой в дверной косяк. Она была такой хрупкой и трогательной в голубом платье; судя по распущенным волосам, девушка готовилась ко сну. Весь ее вид говорил о том, что она была в шоке. Вот только был ли этот шок вызван тем, что она увидела его живым или в ее душу закрался страх за содеянное?
Мрачные мысли еще вертелись в голове молодого человека, а Диана уже оказалась рядом и с такой силой обняла его, что Джерваз покачнулся, прежде чем прижать ее к себе. Диана была нежной, теплой, чистой, свежей и благоуханной, как весеннее утро. Сомнения, терзавшие Сент-Обена, стали постепенно таять, а когда виконт, уронив голову, уткнулся лицом в ее темные кудри, на его лице впервые за два последних месяца заиграла довольная улыбка.
— Будь осторожна, Диана, — проговорил он. — Если ты толкнешь меня чуть сильнее, я просто рухну на пол.
Девушка подняла к нему свое лицо, и Джерваз был потрясен, увидев, что ее щеки залиты слезами.
— Я так беспокоилась, — прошептала она. — Прошло столько времени — я боялась, что с тобой что-то случилось.
Господи, когда в последний раз кто-то беспокоился за него, да и было ли это когда-нибудь?! Даже когда Диана плакала, она была так прекрасна, что у Джерваза защемило сердце. Он не мог говорить и просто стоял, наслаждаясь теплом ее тела.
— Я ничего сегодня не принес тебе, — вдруг извиняющимся тоном промолвил он.
— Глупец, — сквозь слезы прошептала она, подняв на него взор. А затем, озорно улыбнувшись, добавила:
— Впрочем, ладно, на эту ночь я пущу тебя в кредит. Но тебе придется заплатить мне аванс в виде поцелуя.
Даже для измученного человека подобное приглашение было слишком соблазнительным. Джерваз припал губами к ее губам и ощутил всю сладость головокружительного поцелуя. Сент-Обена опять охватило знакомое чувство, когда ему казалось, что не существует ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, а весь мир, вся вселенная ограничиваются лишь этой маленькой женщиной.
Казалось, в ее присутствии он стал сильнее. Наконец Джерваз отступил назад.
— Извини, что я в таком виде Путешествие заняло несколько недель, и я не помню, когда в последний раз переодевался.
Диана ничего не ответила на это. Позвонив в колокольчик, она обхватила его рукой за талию и повела в свою спальню. Мешок виконта остался лежать на полу в гостиной. Когда на зов хозяйки явилась горничная, девушка велела ей принести в спальню вина и еды.
— Тебе повезло, — заявила она Джервазу, едва они вошли в ее покои. — Я как раз собиралась принять ванну, так что горячей воды вдоволь.
— Идея неплохая, — пробормотал виконт, — вот только как бы мне не заснуть в воде. Диана улыбнулась:
— Обещаю, что ты не утонешь.
Такой большой ванны Сент-Обену видеть не доводилось. От горячей воды исходил травяной аромат.
Привыкшая раздевать Джеффри, Диана без труда справилась с одеждой Джерваза. Он не останавливал ее, ему нравилось, что за ним ухаживают.
— А ты похудел, — заметила девушка, проводя руками по его выступающим ребрам — Еда, знаешь ли, оставляла желать лучшего.
Тут Диана заметила свежий шрам на его левой руке:
— Похоже, твое путешествие и впрямь было опасным, — с дрожью в голосе прошептала она.
— Ты права, — согласился виконт. Диана осторожно дотронулась губами до шрама, боясь причинить ему боль, и снова Джерваз заметил слезы на ее глазах. Несмотря на страшную усталость, он почувствовал, как в его груди появляется огонь желания.
…Ни в одном из роскошных домов Сент-Обена не было такой ванны, и когда он погрузился в горячую воду, его тело заныло от наслаждения. Тут в дверь постучала горничная. Диана забрала у нее вино и еду и отдала девушке грязную одежду виконта. Налив в бокал вина, Диана протянула его Джервазу.
— Кажется, я уже умер и попал в рай, — прошептал виконт, млея от удовольствия.
— Да, дорогой, — засмеялась Диана, — вот только тело тебя подводит: ангелы вряд ли стали бы так реагировать на присутствие женщины.
Улыбнувшись, Джерваз положил ладонь ей на щеку и отпил вина. Уставшие мускулы постепенно расслаблялись в горячей воде, и лишь сейчас Сент-Обен понял, до чего устал; он чувствовал себя слабым младенцем.
Девушка сняла платье и осталась лишь в рубашке из полупрозрачного хлопка с глубоким вырезом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45