В общем, весьма эксцентричная натура.
– Как многие художники, – с глубокомысленным видом заметил Литтон. – Не зря говорят, что безумие – плата за гениальность. Разумеется, я слышал про Булонэ, – продолжал галерейщик, давая понять, что он в курсе всего, что происходит в мире искусства. – Но должен признаться, что впервые имею удовольствие видеть его работы. Очень выразительно. Да, необыкновенный талант.
Хейдон улыбнулся. Он предвидел, что Литтон ни за что не признается в собственном невежестве.
– Конечно же, вы знаете, что сейчас Георга Булонэ превозносят во всех салонах Парижа. Его работы продаются в тот же день, как поступают на выставку, и многие коллекционеры мечтают приобрести хоть какую-нибудь из его работ. Знаменитый парижский критик месье Лашапель из «Ле Паризьен» предсказывает, что Булонэ вскоре станет одним из самых прославленных художников нашего века.
– Этого только слепой не увидит, – согласился Литтон. – Мистер Блейк, я вам очень благодарен за то, что вы представили моему вниманию работы этого удивительного художника. Не сомневаюсь, что смогу продать все пять картин. Герцог Аргайлл постоянно ищет интересные работы для своей и без того внушительной коллекции, и я с радостью приглашу его для приватного просмотра. Уверен, что мы сможем устроить выставку любых других работ, которые месье Булонэ соблаговолит мне прислать.
– До чего приятно встретить человека, который заинтересован в продвижении искусства в общество, а не в извлечении наибольшей выгоды. Вы делаете честь своей профессии, – сообщил Хейдон.
Галерейщик в смущении улыбнулся.
– Не сомневаюсь, что здесь вы встретите достойный отклик, мистер Литтон. Я очень благодарен вам за то, что вы оставите экспозицию в Инверари, а не отправите ее на значительно более крупный показ в вашем филиале в Глазго. – Хейдон встал, как бы давая понять – разговор окончен. – Когда такого известного художника, как этот, представляют в большом городе, высокая духовность искусства теряется среди безумия наживы и тщеславия. Чтобы это понять, надо было видеть, что случилось на последней выставке месье Булонэ в Париже.
– А что там случилось? – насторожился Литтон.
– Ну, каждая картина продавалась часами, и окончательные цены вдвое и даже втрое превышали начальную цену. Такие зрелища могут принести галерее известность и финансовую выгоду, но, по-моему, не способствуют сохранению духовности искусства. Я уверен, что вы со мной согласны.
– Да, до некоторой степени, – пробормотал мистер Литтон. – Но я также уверен, что великое искусство надо представлять… более многочисленной публике, – добавил он осторожно. – Более того, восторженный отклик поможет обеспечить финансовое будущее художника, а это, в свою очередь, даст ему время и средства на создание новых выдающихся произведений. Могу вас заверить, мистер Блейк, я думаю только о благополучии месье Булонэ. Видите ли, мы, возможно, поторопились ограничиться выставкой в Инверари. Полагаю, что выставка в Глазго больше подойдет. Если вы согласны, я буду счастлив это устроить.
Хейдон пожал плечами:
– Вы действительно уверены, что так будет лучше?
– Абсолютно уверен. Художник такого дарования должен быть представлен в крупном городе. Да-да, Глазго гораздо больше подходит для его первой выставки в Шотландии. Назначим дату… Скажем, через восемь месяцев. Вас устроит?
«Банк не станет ждать так долго», – промелькнуло у Хейдона. Изобразив улыбку, он проговорил:
– К сожалению, месье Булонэ очень темпераментный человек, и такая задержка скорее всего приведет к тому, что он передумает.
– Но даже в Инверари сроки всех выставок расписаны до лета, – сказал Литтон. – Раньше я никак не смогу.
– Что ж, тогда мне придется отклонить ваше предложение, – ответил Хейдон. – В данный момент у меня имеется более двадцати картин, готовых к выставке. Поскольку в Париже нет недостатка в галерейщиках, желающих их получить, Булонэ дал мне указание, что если я не смогу сразу же выставить их здесь, то должен вернуть полотна во Францию. Жаль, что мы не смогли с вами договориться. – Он протянул руку.
– Говорите, двадцать картин? – Близорукие глазки мистера Литтона забегали; он подсчитывал возможную выручку от продажи. – В таком случае, мистер Блейк, давайте подумаем… Возможно, мы сможем побыстрее их упаковать и отправить в Глазго. Я уверен, что мне удастся найти место, где их повесить.
Джек нахмурился и уставился на страницу книги. Затем захлопнул книгу и оттолкнул ее от себя.
– Я закончил. – Он скрестил на груди руки и вызывающе посмотрел на Женевьеву.
– Хочешь, мы вместе просмотрим эти слова?
– Я их все знаю. – Мальчик вскинул подбородок.
– Но мы всегда читаем до чая, – возразил Саймон, подняв глаза от своей книги. – Часы говорят, что еще пятнадцать минут надо читать.
– Врут эти проклятые часы! – выпалил Джек. – Я закончил.
– Я тоже больше не хочу читать, – сказал Джейми, чтобы поддержать Джека. – Женевьева, можно, мы займемся чем-нибудь другим?
Женевьева колебалась. Если она скажет детям, чтобы они продолжали читать, то теперь это будет выглядеть наказанием, а ей этого не хотелось.
– Можете отложить книги и несколько минут порисовать. А ты, Джек, раз уж закончил задание на день, может, пойдешь со мной? Я хочу тебе кое-что показать. – Женевьева вышла из комнаты и направилась в отцовскую библиотеку. Джек нехотя последовал за ней. – У меня есть книга, которая, я думаю, тебе очень понравится, – сказала она, осматривая тома в кожаных переплетах. Сняв с верхней полки огромную потрепанную книгу, Женевьева протянула ее Джеку.
Мальчик уставился на загадочные золотые буквы на переплете, делая вид, что читает.
– Она называется «Корабли плывут через века». – Женевьева взяла книгу и открыла на странице, где великолепный корабль викингов с устрашающей головой змея на носу разрезал воды лазурного океана.
– Ух, черт возьми! Похож на дракона! – восхитился Джек.
– Это корабль викингов, построенный тысячу лет назад. Викингов называли богами морей за их замечательную способность строить легкие и быстроходные корабли, которые могли плавать по самым опасным морям и наводили ужас на тех, кто видел, как они приближаются. Викинги были отважными исследователями и жестокими завоевателями. Ирландия и значительная часть Шотландии попали под их господство.
Джек как зачарованный смотрел на ужасный корабль.
– Одной из самых примечательных особенностей корабля викингов была полная симметрия носа и кормы, – продолжала Женевьева, указывая на гравюру. – Это не только придавало судну изящный вид, но и способствовало устойчивости в бурном море, а также обеспечивало маневренность. Мачта ставилась точно по центру, и корабль мог с одинаковой легкостью двигаться вперед и назад, что давало огромное преимущество в бою. Корабли не были тяжелыми, и когда они плыли по реке и встречали препятствие – пороги или водопад, – викинги опускали мачту, складывали внутрь весла и руль и катили корабль по суше, подкладывая под него бревна.
Джек попытался представить себе, каково это – вытащить корабль из воды и толкать по земле.
– Они были чертовски сильными.
– Сильными и решительными, – подтвердила Женевьева.
Она не стала отчитывать Джека за крепкие выражения, так как прекрасно понимала, что он не чувствовал себя членом ее семьи. И если бы она постоянно делала ему замечания, то это вызвало бы у него раздражение. Вместе с тем Женевьева понимала: мальчик уже немного привязался к ее детям, особенно к Шарлотте. Наверное, поэтому он до сих пор не убежал.
Хотя Джек не рассказывал о своем прошлом, Женевьева знала, что у него было очень тяжелое детство. Шрам на левой щеке наверняка остался после жестокой драки, а в день его прибытия Оливер, снимая с мальчика тюремную одежду, увидел у него на спине следы от плетки. Джек, как и Шарлотта, слишком хорошо знал, что такое страх и насилие – возможно, именно поэтому они симпатизировали друг другу.
Все дети Женевьевы когда-то страдали от плохого обращения со стороны взрослых, но Шарлотта пострадала больше других; к тому же ей никогда не удастся скрыть от окружающих свое увечье. Джек явно сочувствовал бедняжке – так же, как посочувствовал Хейдону, когда помог ему бежать из тюрьмы. У этого мальчика было доброе сердце, и Женевьеве очень хотелось удержать его у себя, пока он не получит хоть какое-то образование и навыки, необходимые для самостоятельной жизни.
– Викинги очень много знали о кораблях и навигации, – продолжала она. – Им нужно было уметь понимать ветер и волны, а также по положению солнца и луны определять, куда они плывут. Они жаждали захватывать все новые и новые земли и богатства и для этого постоянно пополняли свои знания. Как-то раз они загрузили корабли сушеным мясом и пресной водой и, направившись через океан, добрались до Америки. По пути они сражались со штормами, боролись с болезнями, терпели жару и холод, но неуклонно продвигались вперед, хотя другие на их месте давно бы сдались и вернулись домой.
Джек молча смотрел на картинку.
– Мы часто забываем, Джек, что приходим в этот мир с ничтожными знаниями. Никто не рождается с умением читать и писать, строить корабли и плавать по морю. Всему этому надо учиться. У некоторых людей есть преимущество – они начинают учиться раньше других, и может показаться, что они сообразительнее, но это не так. Просто у них для учебы было больше времени.
Джек долго молчал, потом сквозь зубы процедил:
– Они думают, что я тупица.
– Никто так не думает. Джейми и Саймону нравится все, что ты говоришь и делаешь, потому что ты им кажешься опытным и искушенным человеком. Аннабелл и Грейс уже и не помнят, как сами не умели читать, поэтому прекрасно тебя понимают. А Шарлотта так тебе предана, что ей даже в голову не придет тебя за что-либо осуждать.
Джек промолчал.
– Я понимаю, что тебе трудно расстаться с независимостью, которая у тебя была, когда ты жил на улицах. – Женевьева не стала упоминать о том, что в тюремной камере у него не было никакой свободы. – И я знаю, тебе не нравится, что приходится учиться. Ты думаешь, что прекрасно со всем справишься, не умея читать, писать и складывать числа на бумажке, и поэтому не понимаешь, зачем тебе утруждать себя, если ты уже почти взрослый человек.
– Многие люди не умеют читать и прекрасно справляются, – заявил Джек. – Можно прожить и без этого.
– Я в этом не сомневаюсь. Но ты многое потеряешь, если не научишься читать, Джек. Книги научат тебя строить корабли и переплывать океаны. Они изобразят величайшие картины или расскажут о том, как жили люди пятьсот лет назад. Книги откроют тебе такие миры, о которых ты не догадываешься, которые иначе можешь никогда не увидеть. Кроме того, умение читать и считать поможет тебе преуспеть в жизни.
– Вы не понимаете… – в раздражении проговорил Джек. – Я старше их, а значит, должен знать больше. А когда они видят, как я тупо смотрю на слово, которое им понятно, а я не знаю, что оно означает, хотя вы мне его уже пять раз прочли, они волей-неволей начинают думать, что я тупица. Черт побери, я уже сам думаю, что я тупица.
– Прежде всего нет никакого сомнения в том, что ты исключительно умный человек, – сказала Женевьева. – Никто не мог бы прожить на улице так долго, как ты, если бы не был одарен проницательностью и умом. Чтобы научиться читать и писать, требуется время, вот и все. Если тебя не устраивает учиться вместе с другими детьми, я могу заниматься с тобой отдельно. Тогда тебе не придется беспокоиться о том, что они подумают. Хочешь?
Джек удивился. Он не думал, что Женевьева так далеко зайдет в своей помощи. Он-то думал, что она скажет ему, чтобы старался и не обращал внимания на других детей, и все. Какое ей дело, умеет он читать или нет?
Она смотрела на него в ожидании ответа. И он вдруг понял, что ему не хочется разочаровывать ее.
– Да, – кивнул Джек. – Так будет лучше.
– Вот и хорошо. Если хочешь, оставь эту книгу у себя. Хоть ты пока не умеешь читать, в ней много картинок, и они тебе понравятся. А после урока мы с тобой будем ее рассматривать, и я расскажу тебе о людях, которые строили эти корабли, и об удивительных местах, где они побывали. Может, когда-нибудь ты сам поплывешь в дальние страны. Может, даже в Америку. – Она улыбнулась. – Ты напишешь мне письмо и расскажешь обо всех чудесах, которые увидел.
Джек неотрывно смотрел на корабль викингов. Ему раньше не приходило в голову, что он когда-нибудь ступит на борт корабля. Он и представить себе не мог, что увидит мир, находившийся за пределами Шотландии. Но слушая Женевьеву, он так разволновался, как будто мечта стала достижимой. А почему бы нет? Женевьева ведь сказала, что он сообразительный, а еще он умеет напряженно трудиться, когда хочет. Может, когда-нибудь он станет моряком и проведет много лет на корабле, увидит множество дальних стран. Джек смотрел на гравюру и мечтал о том, как будет плавать по южным морям и любоваться бликами солнца, сверкающими на волнах.
Женевьева смотрела на Джека с ласковой улыбкой. В этот момент он казался таким уязвимым, что ей хотелось обнять его и прижать к груди. «Но он не маленький мальчик, – напомнила себе Женевьева, – и не следует обращаться с ним как с малышом. Он четырнадцатилетний юноша, который жил в голоде и нужде и выжил благодаря своему уму и воле». Ей оставалось лишь надеяться, что он захочет жить у нее в доме – по крайней мере до тех пор, пока не перестанет нуждаться в ее защите и руководстве.
– Женевьева! – Джейми с ухмылкой заглянул в комнату. – А у нас для вас что-то есть. – Дверь снова закрылась.
Она улыбнулась: наверное, дети опять затеяли какую-то игру.
– Джек, мы уже довольно долго здесь сидим, – сказала Женевьева. – Пойдем пить чай?
Он кивнул и закрыл книгу с кораблями.
– Да, конечно. А можно, мы завтра опять посмотрим эту книгу?
– С удовольствием.
– Женевьева, впустите нас! – донеслось из коридора.
– Да-да, входите!
Дверь распахнулась, и дети втолкнули в комнату Хейдона.
– Скажите ей! Скажите! – кричали они, прыгая вокруг него. – Скажите прямо сейчас!
Хейдон достал из кармана конверт и подал Женевьеве.
– Что это? – спросила она.
– Два билета на дилижанс в Глазго. Поедем в среду на следующей неделе.
Она в замешательстве переспросила:
– Мы едем в Глазго?..
– Да, едем. В субботу вечером выдающийся художник Георг Булонэ открывает свою первую шотландскую выставку. Мы должны отобрать еще пятнадцать ваших лучших картин и завтра утром отнести их в галерею мистера Альфреда Литтона. Он собирается отправить их на корабле в свой филиал в Глазго, и их нужно должным образом оформить.
– Но мы не можем поехать в Глазго. У нас нет денег. – Женевьева с трудом воспринимала то, что ей говорил Хейдон.
– На самом деле есть. Мистер Литтон оказался весьма проницательным дельцом, он понял, какой удачей для него было бы прибытие самого затворника Булонэ. Я не мог ему это гарантировать и упомянул, что мой эксцентричный друг может стать благосклоннее, если там буду и я. Ну а поскольку я новобрачный, я не могу разъезжать без своей очаровательной женушки. Поэтому мистер Литтон был так любезен, что предложил оплатить все наши расходы.
Женевьева недоверчиво смотрела на Хейдона. Ей ужасно хотелось увидеть, как ее картины будут выставлены в галерее, но…
– Я не могу оставить детей… – пробормотала она.
– Нет, можете, – возразил Оливер. – Я о них позабочусь.
– Не бойтесь, мы с Дорин накормим детей и уложим спать в восемь часов, – сказала Юнис. – Езжайте в Глазго, повеселитесь. Ни о чем не тревожьтесь.
– Подумайте, ведь ваши картины повесят в галерее, и их увидит весь мир! – Саймон в возбуждении схватил Женевьеву за руку.
– Хотя никто не будет знать, что на самом деле художник – это вы, – подхватила Аннабелл. – Когда-нибудь я напишу об этом пьесу, поставлю ее, но не раскрою ваше настоящее имя.
– А я сделаю для твоей пьесы красивые костюмы, – сказала Грейс. – Зрителям так понравятся мои модели, что они разнесут новость по всему Парижу, и вскоре я стану богатой и знаменитой. – Грейс внимательно посмотрела на Женевьеву: – Вы ведь не собираетесь ехать в Глазго в этом платье? Вы оделись… как на собственные похороны.
Женевьева взглянула на свою черную юбку:
– Неужели?..
– А я не могу носить черное, – заявила Аннабелл. – В черном у меня становится болезненный вид.
– У Женевьевы есть и другие платья, – заверила всех Шарлотта.
– Все равно они темные и страшные, – с детской наивностью возразила Аннабелл. – И старые.
– Я уверена, найдется хоть одно, которое выглядит неплохо, правда, Женевьева? – с надеждой спросила Шарлотта.
– Значит, у нас есть деньги, чтобы заплатить банку? – спросил Джейми. Он не находил ничего плохого в платье Женевьевы.
– Пока нет. Но я надеюсь, что как только картины Женевьевы вставят в рамы и повесят, публика мгновенно их оценит и раскупит, – ответил Хейдон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Как многие художники, – с глубокомысленным видом заметил Литтон. – Не зря говорят, что безумие – плата за гениальность. Разумеется, я слышал про Булонэ, – продолжал галерейщик, давая понять, что он в курсе всего, что происходит в мире искусства. – Но должен признаться, что впервые имею удовольствие видеть его работы. Очень выразительно. Да, необыкновенный талант.
Хейдон улыбнулся. Он предвидел, что Литтон ни за что не признается в собственном невежестве.
– Конечно же, вы знаете, что сейчас Георга Булонэ превозносят во всех салонах Парижа. Его работы продаются в тот же день, как поступают на выставку, и многие коллекционеры мечтают приобрести хоть какую-нибудь из его работ. Знаменитый парижский критик месье Лашапель из «Ле Паризьен» предсказывает, что Булонэ вскоре станет одним из самых прославленных художников нашего века.
– Этого только слепой не увидит, – согласился Литтон. – Мистер Блейк, я вам очень благодарен за то, что вы представили моему вниманию работы этого удивительного художника. Не сомневаюсь, что смогу продать все пять картин. Герцог Аргайлл постоянно ищет интересные работы для своей и без того внушительной коллекции, и я с радостью приглашу его для приватного просмотра. Уверен, что мы сможем устроить выставку любых других работ, которые месье Булонэ соблаговолит мне прислать.
– До чего приятно встретить человека, который заинтересован в продвижении искусства в общество, а не в извлечении наибольшей выгоды. Вы делаете честь своей профессии, – сообщил Хейдон.
Галерейщик в смущении улыбнулся.
– Не сомневаюсь, что здесь вы встретите достойный отклик, мистер Литтон. Я очень благодарен вам за то, что вы оставите экспозицию в Инверари, а не отправите ее на значительно более крупный показ в вашем филиале в Глазго. – Хейдон встал, как бы давая понять – разговор окончен. – Когда такого известного художника, как этот, представляют в большом городе, высокая духовность искусства теряется среди безумия наживы и тщеславия. Чтобы это понять, надо было видеть, что случилось на последней выставке месье Булонэ в Париже.
– А что там случилось? – насторожился Литтон.
– Ну, каждая картина продавалась часами, и окончательные цены вдвое и даже втрое превышали начальную цену. Такие зрелища могут принести галерее известность и финансовую выгоду, но, по-моему, не способствуют сохранению духовности искусства. Я уверен, что вы со мной согласны.
– Да, до некоторой степени, – пробормотал мистер Литтон. – Но я также уверен, что великое искусство надо представлять… более многочисленной публике, – добавил он осторожно. – Более того, восторженный отклик поможет обеспечить финансовое будущее художника, а это, в свою очередь, даст ему время и средства на создание новых выдающихся произведений. Могу вас заверить, мистер Блейк, я думаю только о благополучии месье Булонэ. Видите ли, мы, возможно, поторопились ограничиться выставкой в Инверари. Полагаю, что выставка в Глазго больше подойдет. Если вы согласны, я буду счастлив это устроить.
Хейдон пожал плечами:
– Вы действительно уверены, что так будет лучше?
– Абсолютно уверен. Художник такого дарования должен быть представлен в крупном городе. Да-да, Глазго гораздо больше подходит для его первой выставки в Шотландии. Назначим дату… Скажем, через восемь месяцев. Вас устроит?
«Банк не станет ждать так долго», – промелькнуло у Хейдона. Изобразив улыбку, он проговорил:
– К сожалению, месье Булонэ очень темпераментный человек, и такая задержка скорее всего приведет к тому, что он передумает.
– Но даже в Инверари сроки всех выставок расписаны до лета, – сказал Литтон. – Раньше я никак не смогу.
– Что ж, тогда мне придется отклонить ваше предложение, – ответил Хейдон. – В данный момент у меня имеется более двадцати картин, готовых к выставке. Поскольку в Париже нет недостатка в галерейщиках, желающих их получить, Булонэ дал мне указание, что если я не смогу сразу же выставить их здесь, то должен вернуть полотна во Францию. Жаль, что мы не смогли с вами договориться. – Он протянул руку.
– Говорите, двадцать картин? – Близорукие глазки мистера Литтона забегали; он подсчитывал возможную выручку от продажи. – В таком случае, мистер Блейк, давайте подумаем… Возможно, мы сможем побыстрее их упаковать и отправить в Глазго. Я уверен, что мне удастся найти место, где их повесить.
Джек нахмурился и уставился на страницу книги. Затем захлопнул книгу и оттолкнул ее от себя.
– Я закончил. – Он скрестил на груди руки и вызывающе посмотрел на Женевьеву.
– Хочешь, мы вместе просмотрим эти слова?
– Я их все знаю. – Мальчик вскинул подбородок.
– Но мы всегда читаем до чая, – возразил Саймон, подняв глаза от своей книги. – Часы говорят, что еще пятнадцать минут надо читать.
– Врут эти проклятые часы! – выпалил Джек. – Я закончил.
– Я тоже больше не хочу читать, – сказал Джейми, чтобы поддержать Джека. – Женевьева, можно, мы займемся чем-нибудь другим?
Женевьева колебалась. Если она скажет детям, чтобы они продолжали читать, то теперь это будет выглядеть наказанием, а ей этого не хотелось.
– Можете отложить книги и несколько минут порисовать. А ты, Джек, раз уж закончил задание на день, может, пойдешь со мной? Я хочу тебе кое-что показать. – Женевьева вышла из комнаты и направилась в отцовскую библиотеку. Джек нехотя последовал за ней. – У меня есть книга, которая, я думаю, тебе очень понравится, – сказала она, осматривая тома в кожаных переплетах. Сняв с верхней полки огромную потрепанную книгу, Женевьева протянула ее Джеку.
Мальчик уставился на загадочные золотые буквы на переплете, делая вид, что читает.
– Она называется «Корабли плывут через века». – Женевьева взяла книгу и открыла на странице, где великолепный корабль викингов с устрашающей головой змея на носу разрезал воды лазурного океана.
– Ух, черт возьми! Похож на дракона! – восхитился Джек.
– Это корабль викингов, построенный тысячу лет назад. Викингов называли богами морей за их замечательную способность строить легкие и быстроходные корабли, которые могли плавать по самым опасным морям и наводили ужас на тех, кто видел, как они приближаются. Викинги были отважными исследователями и жестокими завоевателями. Ирландия и значительная часть Шотландии попали под их господство.
Джек как зачарованный смотрел на ужасный корабль.
– Одной из самых примечательных особенностей корабля викингов была полная симметрия носа и кормы, – продолжала Женевьева, указывая на гравюру. – Это не только придавало судну изящный вид, но и способствовало устойчивости в бурном море, а также обеспечивало маневренность. Мачта ставилась точно по центру, и корабль мог с одинаковой легкостью двигаться вперед и назад, что давало огромное преимущество в бою. Корабли не были тяжелыми, и когда они плыли по реке и встречали препятствие – пороги или водопад, – викинги опускали мачту, складывали внутрь весла и руль и катили корабль по суше, подкладывая под него бревна.
Джек попытался представить себе, каково это – вытащить корабль из воды и толкать по земле.
– Они были чертовски сильными.
– Сильными и решительными, – подтвердила Женевьева.
Она не стала отчитывать Джека за крепкие выражения, так как прекрасно понимала, что он не чувствовал себя членом ее семьи. И если бы она постоянно делала ему замечания, то это вызвало бы у него раздражение. Вместе с тем Женевьева понимала: мальчик уже немного привязался к ее детям, особенно к Шарлотте. Наверное, поэтому он до сих пор не убежал.
Хотя Джек не рассказывал о своем прошлом, Женевьева знала, что у него было очень тяжелое детство. Шрам на левой щеке наверняка остался после жестокой драки, а в день его прибытия Оливер, снимая с мальчика тюремную одежду, увидел у него на спине следы от плетки. Джек, как и Шарлотта, слишком хорошо знал, что такое страх и насилие – возможно, именно поэтому они симпатизировали друг другу.
Все дети Женевьевы когда-то страдали от плохого обращения со стороны взрослых, но Шарлотта пострадала больше других; к тому же ей никогда не удастся скрыть от окружающих свое увечье. Джек явно сочувствовал бедняжке – так же, как посочувствовал Хейдону, когда помог ему бежать из тюрьмы. У этого мальчика было доброе сердце, и Женевьеве очень хотелось удержать его у себя, пока он не получит хоть какое-то образование и навыки, необходимые для самостоятельной жизни.
– Викинги очень много знали о кораблях и навигации, – продолжала она. – Им нужно было уметь понимать ветер и волны, а также по положению солнца и луны определять, куда они плывут. Они жаждали захватывать все новые и новые земли и богатства и для этого постоянно пополняли свои знания. Как-то раз они загрузили корабли сушеным мясом и пресной водой и, направившись через океан, добрались до Америки. По пути они сражались со штормами, боролись с болезнями, терпели жару и холод, но неуклонно продвигались вперед, хотя другие на их месте давно бы сдались и вернулись домой.
Джек молча смотрел на картинку.
– Мы часто забываем, Джек, что приходим в этот мир с ничтожными знаниями. Никто не рождается с умением читать и писать, строить корабли и плавать по морю. Всему этому надо учиться. У некоторых людей есть преимущество – они начинают учиться раньше других, и может показаться, что они сообразительнее, но это не так. Просто у них для учебы было больше времени.
Джек долго молчал, потом сквозь зубы процедил:
– Они думают, что я тупица.
– Никто так не думает. Джейми и Саймону нравится все, что ты говоришь и делаешь, потому что ты им кажешься опытным и искушенным человеком. Аннабелл и Грейс уже и не помнят, как сами не умели читать, поэтому прекрасно тебя понимают. А Шарлотта так тебе предана, что ей даже в голову не придет тебя за что-либо осуждать.
Джек промолчал.
– Я понимаю, что тебе трудно расстаться с независимостью, которая у тебя была, когда ты жил на улицах. – Женевьева не стала упоминать о том, что в тюремной камере у него не было никакой свободы. – И я знаю, тебе не нравится, что приходится учиться. Ты думаешь, что прекрасно со всем справишься, не умея читать, писать и складывать числа на бумажке, и поэтому не понимаешь, зачем тебе утруждать себя, если ты уже почти взрослый человек.
– Многие люди не умеют читать и прекрасно справляются, – заявил Джек. – Можно прожить и без этого.
– Я в этом не сомневаюсь. Но ты многое потеряешь, если не научишься читать, Джек. Книги научат тебя строить корабли и переплывать океаны. Они изобразят величайшие картины или расскажут о том, как жили люди пятьсот лет назад. Книги откроют тебе такие миры, о которых ты не догадываешься, которые иначе можешь никогда не увидеть. Кроме того, умение читать и считать поможет тебе преуспеть в жизни.
– Вы не понимаете… – в раздражении проговорил Джек. – Я старше их, а значит, должен знать больше. А когда они видят, как я тупо смотрю на слово, которое им понятно, а я не знаю, что оно означает, хотя вы мне его уже пять раз прочли, они волей-неволей начинают думать, что я тупица. Черт побери, я уже сам думаю, что я тупица.
– Прежде всего нет никакого сомнения в том, что ты исключительно умный человек, – сказала Женевьева. – Никто не мог бы прожить на улице так долго, как ты, если бы не был одарен проницательностью и умом. Чтобы научиться читать и писать, требуется время, вот и все. Если тебя не устраивает учиться вместе с другими детьми, я могу заниматься с тобой отдельно. Тогда тебе не придется беспокоиться о том, что они подумают. Хочешь?
Джек удивился. Он не думал, что Женевьева так далеко зайдет в своей помощи. Он-то думал, что она скажет ему, чтобы старался и не обращал внимания на других детей, и все. Какое ей дело, умеет он читать или нет?
Она смотрела на него в ожидании ответа. И он вдруг понял, что ему не хочется разочаровывать ее.
– Да, – кивнул Джек. – Так будет лучше.
– Вот и хорошо. Если хочешь, оставь эту книгу у себя. Хоть ты пока не умеешь читать, в ней много картинок, и они тебе понравятся. А после урока мы с тобой будем ее рассматривать, и я расскажу тебе о людях, которые строили эти корабли, и об удивительных местах, где они побывали. Может, когда-нибудь ты сам поплывешь в дальние страны. Может, даже в Америку. – Она улыбнулась. – Ты напишешь мне письмо и расскажешь обо всех чудесах, которые увидел.
Джек неотрывно смотрел на корабль викингов. Ему раньше не приходило в голову, что он когда-нибудь ступит на борт корабля. Он и представить себе не мог, что увидит мир, находившийся за пределами Шотландии. Но слушая Женевьеву, он так разволновался, как будто мечта стала достижимой. А почему бы нет? Женевьева ведь сказала, что он сообразительный, а еще он умеет напряженно трудиться, когда хочет. Может, когда-нибудь он станет моряком и проведет много лет на корабле, увидит множество дальних стран. Джек смотрел на гравюру и мечтал о том, как будет плавать по южным морям и любоваться бликами солнца, сверкающими на волнах.
Женевьева смотрела на Джека с ласковой улыбкой. В этот момент он казался таким уязвимым, что ей хотелось обнять его и прижать к груди. «Но он не маленький мальчик, – напомнила себе Женевьева, – и не следует обращаться с ним как с малышом. Он четырнадцатилетний юноша, который жил в голоде и нужде и выжил благодаря своему уму и воле». Ей оставалось лишь надеяться, что он захочет жить у нее в доме – по крайней мере до тех пор, пока не перестанет нуждаться в ее защите и руководстве.
– Женевьева! – Джейми с ухмылкой заглянул в комнату. – А у нас для вас что-то есть. – Дверь снова закрылась.
Она улыбнулась: наверное, дети опять затеяли какую-то игру.
– Джек, мы уже довольно долго здесь сидим, – сказала Женевьева. – Пойдем пить чай?
Он кивнул и закрыл книгу с кораблями.
– Да, конечно. А можно, мы завтра опять посмотрим эту книгу?
– С удовольствием.
– Женевьева, впустите нас! – донеслось из коридора.
– Да-да, входите!
Дверь распахнулась, и дети втолкнули в комнату Хейдона.
– Скажите ей! Скажите! – кричали они, прыгая вокруг него. – Скажите прямо сейчас!
Хейдон достал из кармана конверт и подал Женевьеве.
– Что это? – спросила она.
– Два билета на дилижанс в Глазго. Поедем в среду на следующей неделе.
Она в замешательстве переспросила:
– Мы едем в Глазго?..
– Да, едем. В субботу вечером выдающийся художник Георг Булонэ открывает свою первую шотландскую выставку. Мы должны отобрать еще пятнадцать ваших лучших картин и завтра утром отнести их в галерею мистера Альфреда Литтона. Он собирается отправить их на корабле в свой филиал в Глазго, и их нужно должным образом оформить.
– Но мы не можем поехать в Глазго. У нас нет денег. – Женевьева с трудом воспринимала то, что ей говорил Хейдон.
– На самом деле есть. Мистер Литтон оказался весьма проницательным дельцом, он понял, какой удачей для него было бы прибытие самого затворника Булонэ. Я не мог ему это гарантировать и упомянул, что мой эксцентричный друг может стать благосклоннее, если там буду и я. Ну а поскольку я новобрачный, я не могу разъезжать без своей очаровательной женушки. Поэтому мистер Литтон был так любезен, что предложил оплатить все наши расходы.
Женевьева недоверчиво смотрела на Хейдона. Ей ужасно хотелось увидеть, как ее картины будут выставлены в галерее, но…
– Я не могу оставить детей… – пробормотала она.
– Нет, можете, – возразил Оливер. – Я о них позабочусь.
– Не бойтесь, мы с Дорин накормим детей и уложим спать в восемь часов, – сказала Юнис. – Езжайте в Глазго, повеселитесь. Ни о чем не тревожьтесь.
– Подумайте, ведь ваши картины повесят в галерее, и их увидит весь мир! – Саймон в возбуждении схватил Женевьеву за руку.
– Хотя никто не будет знать, что на самом деле художник – это вы, – подхватила Аннабелл. – Когда-нибудь я напишу об этом пьесу, поставлю ее, но не раскрою ваше настоящее имя.
– А я сделаю для твоей пьесы красивые костюмы, – сказала Грейс. – Зрителям так понравятся мои модели, что они разнесут новость по всему Парижу, и вскоре я стану богатой и знаменитой. – Грейс внимательно посмотрела на Женевьеву: – Вы ведь не собираетесь ехать в Глазго в этом платье? Вы оделись… как на собственные похороны.
Женевьева взглянула на свою черную юбку:
– Неужели?..
– А я не могу носить черное, – заявила Аннабелл. – В черном у меня становится болезненный вид.
– У Женевьевы есть и другие платья, – заверила всех Шарлотта.
– Все равно они темные и страшные, – с детской наивностью возразила Аннабелл. – И старые.
– Я уверена, найдется хоть одно, которое выглядит неплохо, правда, Женевьева? – с надеждой спросила Шарлотта.
– Значит, у нас есть деньги, чтобы заплатить банку? – спросил Джейми. Он не находил ничего плохого в платье Женевьевы.
– Пока нет. Но я надеюсь, что как только картины Женевьевы вставят в рамы и повесят, публика мгновенно их оценит и раскупит, – ответил Хейдон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28