– При чем тут Париж? – Гость удивленно приподнял бровь. – Ах да, мой акцент! – Он пожал плечами. – Я прибыл не из Парижа, мадемуазель, а из Лондона.Не успела Мадлен Харкур оценить эту новость, как умирающий граф внезапно зашевелился.– Кто это там с тобой, малышка? – раздался слабый голос. – Мне это приснилось? Или он действительно сказал, что приехал из Лондона?Тристан перевел взгляд с испуганной девушки на графа. Перед ним был исхудавший седовласый старик с орлиным носом и глубоко посажеными глазами, мучительно пытавшимися разглядеть гостя в полумраке спальни.– Вы все услышали правильно, сэр. – Тристан шагнул ближе к изножью постели. – Калеб Харкур прислал меня сюда, чтобы я разыскал его дочь и доставил ее в Лондон, как вы просили.– Благодарение Богу! Мои молитвы были услышаны. Забирайте ее, мсье. Увезите ее отсюда, пока этот корсиканский дьявол не добрался до Лиона, пока его чертов приспешник Фуше не обрушил месть на голову внучки своего заклятого врага.– Нет, дедушка! Не говорите так! – Мадлен Харкур сжала тонкую руку старого графа. – Не заставляйте меня покинуть вас ради отца, которому я не нужна, который даже ни разу не пожелал увидеться со мной! Вы вынуждаете меня ослушаться вас… а я ведь никогда этого себе не позволяла!Старик с нежностью улыбнулся, и на глаза его навернулись слезы.– Это не ты меня покидаешь, ma petite fille, а я тебя… и туда, куда я отправляюсь, ты не сможешь за мной последовать.Граф поморщился от терзавшей его боли, и ястребиное лицо его покрылось предсмертной бледностью.– Этому англичанину… твоему отцу… ты нужна, – с трудом продолжил он. – Он всегда нуждался в тебе и любил тебя. Ты никогда не задумывалась о том, откуда взялись все те средства, на которые мы жили в роскоши при Бонапарте, когда почти все роялисты вдали в нищету?Он перевел дыхание.– Прости меня, – упавшим до шепота голосом пробормотал он. – Я обманывал тебя. Я боялся, что потеряю тебя, если ты узнаешь правду о своем отце. Во всем виновата твоя дура-мать, а не этот английский купец.Мадлен Харкур поднесла к губам морщинистую руку графа.– Это неважно. Я все равно бы вас не покинула.Но старый аристократ уже не слышал слов внучки. Тристан увидел, как пальцы его, сжимавшие руку девушки, безвольно разжались. Веки графа закрылись, и он испустил последний вздох. ГЛАВА ВТОРАЯ Мадлен Харкур в приступе горя бросилась на замершее в неподвижности тело деда. Тристану стало не по себе, и он молча вышел из комнаты, предоставив девушке изливать свою скорбь в одиночестве, но отчаянные рыдания Мадлен долго еще звенели в его ушах, не давая ему покоя. Не оставалось сомнений, что девушка искренне любила покойного старика, и что со смертью его весь ее привычный мир перевернулся. Точно так же Тристан чувствовал себя двадцать лет назад, когда стал свидетелем несчастного случая, в котором его бедная мать погибла под колесами уличной кареты. Он до сих пор ощущал гнетущую пустоту и чувство болезненной утраты, навсегда оставившей рубец на его юном сердце.Стоя у окна маленькой гостиной на первом этаже дома, Тристан вглядывался в темноту ночи и гадал, как же ему справиться с очередным непредвиденным обстоятельством с виду такого простого задания, в которое втравил его Калеб Харкур.До сих пор все складывалось на удивление неудачно. Во-первых, Наполеону Бонапарту, этой монументальной мухе в европейском флаконе с благовониями, вздумалось бежать с Эльбы в тот самый день, когда фрегат Харкура высадил Тристана в Кале. Весть о возвращении Корсиканца неслась по стране со скоростью лесного пожара, и тысячи бывших вояк вновь надевали испытанную в боях солдатскую форму и стекались под крылышко императора. Двигаясь миля за милей на юг, к Лиону, Тристан то и дело слышал их боевой клич: "Долой ненавистных Бурбонов! Да здравствует император!" Калеб Харкур не мог бы найти худшего момента, чтобы послать бывшего британского шпиона во Францию за своей дочерью-роялисткой. Теперь, чтобы вернуться в Англию целыми и невредимыми, им потребуется просто дьявольское везение.Мало того. Не успел он толком представиться деду Мадлен Харкур, как тот испустил дух. И теперь придется убеждать убитую горем девушку вверить свою жизнь незнакомцу, посланному ее отцом, которого она не видела пятнадцать лет.– Мсье Тибальт? – оборвал его мысли голос Мадлен Харкур.Тристан обернулся и увидел, что девушка стоит на пороге гостиной. Щеки ее покрывала бледность, веки покраснели и опухли от слез, но в целом для сложившейся ситуации она держалась вполне неплохо. Похоже, эта мадемуазель была крепче духом, чем можно было предположить по ее хрупкой, утонченной внешности.– Мне понадобится ваша помощь, мсье, – ровно, без выражения проговорила она. – Я завернула дедушку в саван, но он слишком тяжелый. В одиночку мне его не перенести.– Перенести? Куда вы собираетесь нести его, мадемуазель?– В церковь святого мученика Варфоломея. В фамильный склеп Наварелей. Он должен быть погребен, как подобает доброму католику, в месте, освященном церковью.Тристан ушам своим не поверил.– Вы шутите!Но упрямо сжатые губы Мадлен свидетельствовали о полной серьезности ее намерений.Тристан бросил взгляд на недавно приобретенные золотые часы.– Скоро полночь, мадемуазель. Лион кишит бонапартистами, и толпа разошлась не на шутку. Неужели вы не понимаете, в какую беду мы попадем, если попытаемся пронести через всю эту кутерьму тело известного роялиста? С подобными делами должны разбираться местные чиновники. Даже во время мятежей.– Все городские чиновники – бонапартисты, заклятые враги моего деда. Они не дозволят похоронить его не то что в фамильном склепе, но даже на освященной земле, – таким же безучастным голосом возразила Мадлен. – Я и так уже подвела его. Я не пригласила священника в нужный момент, и дедушка умер без причастия. Я не могу взять на душу еще один грех. Нельзя допустить, чтобы его похоронили в земле, с которой добрый Господь не сможет призвать его к себе.Тристан испустил стон досады. Он достаточно долго прожил во Франции, чтобы усвоить, насколько для папистов важны все эти религиозные условности. В обычной ситуации он без труда уважил бы вполне понятное желание этой девушки, но нынешнюю ситуацию никак нельзя было назвать обычной: Лион превратился в пороховую бочку, грозившую взорваться в любой момент.– Прошу прощения, мадемуазель, – негромко проговорил он, – но то, что вы предлагаете, не просто опасно, но и вообще невозможно без транспортного средства. Я уже осмотрел ваши конюшни за домом. Они пусты, не считая одной-единственной чалой кобылы.– Есть ручная тележка садовника. – Мадлен вздрогнула, словно мысль о том, чтобы перевозить тело деда столь неподобающим способом, приводила ее в ужас. – Я не прошу вас рисковать своей безопасностью, мсье. Церковь совсем недалеко, я без труда довезу тележку сама. Я прошу вас лишь помочь мне перенести его тело в сад. Обещаю вам: как только я удостоверюсь, что мой дед покоится с миром, я сразу же отправлюсь с вами в Англию к моему отцу. – Голос ее дрогнул. – Во Франции мне больше нечего делать.Тристан заскрежетал зубами. Он не мог не восхищаться в душе преданностью этой девушки своему деду… и ее удивительной смелостью. Более того, он даже понимал ее и вполне искренне сочувствовал ее горю, но понимать и действовать – разные вещи. Он не собирался рисковать ни ее жизнью, ни своей собственной ради такого пустяка, как погребальный обряд. И ничто на свете не заставит его передумать! Да, ничто… кроме ее слез! Тысяча чертей! Не успел он и слова сказать, как ее печальные глаза цвета янтаря наполнились слезами. Крупная капля скатилась по бледной щеке и упала на грудь, обтянутую темно-серой тканью траурного платья. При виде плачущей женщины Тристан всегда становился дурак дураком, а видеть слезы Мадлен Харкур почему-то было для него особенно нестерпимо. За первой слезинкой скатилась вторая, и Тристан почувствовал, как вся его решимость рассыпается на части, как стена беззащитной крепости под ударами вражеских таранов.Он потратил еще несколько минут на тщетные попытки убедить девушку взять с собой в церковь вещи, которые понадобятся ей в путешествии до Англии. Но Мадлен отказалась. – Сначала сделаем одно дело, потом – другое, – упрямо заявила она. – Я начну собирать вещи, как только выполню свой долг по отношению к дедушке.У Тристана осталось два варианта на выбор: согласиться на ее условия или силой приволочь ее в Кале. Вздохнув, он прошел с девушкой в спальню покойного, перенес завернутое в саван тело старого графа в сад, погрузил его на тележку и покатил через боковую калитку в ограде сада на улицу, обсаженную двумя рядами деревьев.Чуть поодаль, у главных ворот сада, собралась группа мужчин точно в такой же потрепанной солдатской форме, какая уже не раз попадалась на глаза Тристану в других районах города. Увидев, что к ним приближается странная похоронная процессия, солдаты умолкли, но Тристан чувствовал, что подспудно в них закипает злоба. Такие сборища он видел и в Париже. Он научился безошибочно чувствовать толпу, готовую в любую секунду обезуметь.Мадлен Харкур шла впереди и, похоже, не осознавала, какая ей грозит опасность. Фонарь, который она несла в вытянутой руке, светил довольно ярко, но лицо девушки было скрыто под капюшоном серого шерстяного плаща.С криком "Да здравствует император!" дорогу ей преградил какой-то молодой солдат, один рукав которого был пуст и приколот к плечу. Даже не замедлив шага, Мадлен откинула капюшон на плечи и взглянула солдату прямо в глаза. Тот отшатнулся, выругавшись сквозь зубы, и Тристан облегченно перевел дыхание.Бледный свет луны, близящейся к полнолунию, пробивался сквозь голые ветви деревьев, придавая пышным темным волосам и изящному серому одеянию Мадлен Харкур почти неземную красоту. Высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, девушка казалась в тот миг воплощением Жанны д'Арк, ведущей войска на битву. Угрюмая толпа расступалась перед ней, как по волшебству. Кое-кто из солдат даже суеверно перекрестился.Тристан повернул вслед за ней за угол ограды, толкая перед собой тележку на скрипучих деревянных колесах, и оказался на узкой, мощенной булыжником улице – к счастью, безлюдной. Пока что удача была на их стороне, но благодарить судьбу было рано. Издали доносились крики и звуки выстрелов, а красноватое зарево на ночном небе недвусмысленно говорило о том, что кое-какие дома в городе уже подожгли.– Теперь уже совсем недалеко, мсье, – произнесла Мадлен Харкур. – Смотрите, вон там уже видна колокольня.Тристан что-то неразборчиво проворчал. Крепче сжав ручки тележки, он сосредоточился на том, чтобы не упустить из виду колеблющийся свет фонаря.Внезапно краем глаза он заметил, как от ограды отделилась темная тень. Нервы его сжались в напряженный комок. Тристан быстро опустил взгляд, чтобы удостовериться, что пистолет по-прежнему надежно заткнут за пояс, а затем, обернувшись через плечо, увидел прямо у себя за спиной коротышку с прилизанными черными волосами и лицом, похожим на мордочку встревоженного хорька.– Дьявол тебя задери! Это ты, Форли? – спросил он, узнав одного из главных агентов союзников, заработавшего кличку "Торговец маслом" за то, что ухитрился проникнуть в окружение Бонапарта на Эльбе, продавая его матери и сестрам оливковое масло. Тристан прежде работал с ним в паре, когда им было поручено проникнуть в министерство полиции Фуше в Париже.Мадлен Харкур остановилась, как вкопанная, и, развернувшись, впилась в Тристана широко распахнутыми от ужаса глазами.– Мсье?..Тристан тоже остановился.– Все в порядке, мадемуазель. Это мсье Форли… он друг.– Друг? – Мадлен прищурилась, но, не задавая больше вопросов, отвернулась и двинулась вперед.Тристан снова покатил тачку следом за ней.– Что ты делаешь здесь, в Лионе? – негромко осведомился он у коротышки, уже шагавшего рядом с ним.– Я приехал из Гренобля, чтобы отправить в Париж предостережение королю Людовику и его кабинету. Я должен был сообщить им, что Бонапарт намеревается войти в столицу двадцатого марта, в день рождения своего сына, короля Рима. Но, к сожалению, я опоздал: почта уже в руках бонапартистов, а к утру они захватят и весь город.Тристан едва слышно пробормотал проклятие. Нелепая ситуация, в которую он угодил, становилась все хуже с каждой минутой.– Я слышал, что Корсиканец движется очень быстро. Но мне и в голову прийти не могло, что он разовьет такую скорость… и сможет собрать столько сторонников. И что же теперь делать? Ты, должно быть, поедешь на север, в Руан?– Ну уж нет, милорд. Увольте. Только не я. Климат во Франции нынче какой-то нездоровый. Я собирался вернуться к своим родителям в Тоскану, но, когда увидел, как ты въезжаешь в город, изменил свои планы и последовал за тобой. Мне было чертовски любопытно узнать, какие тайные дела привели знаменитого Британского Лиса в Лион в такое смутное время.Взгляд Форли упал на тележку.– Будет ли мне позволено спросить, что заставило тебя настолько утратить бдительность, чтобы возить за собой по улицам следы твоей политической деятельности?– Болван! Это не мои следы. Я всего лишь помогаю этой мадемуазель похоронить ее дедушку.– Ах, должно быть, это сама изящнейшая мадемуазель Харкур! Мой лионский приятель говорил мне, что она и ее дед – весьма известные фигуры в роялистских кругах. – Черные глаза-бусинки Форли хитро блеснули. – Да, прелестное создание, слов нет. Но все же, друг мой, не боишься ли ты свалять дурака? Когда Корсиканца сослали на Эльбу, власть Фуше изрядно пошатнулась, но сейчас, когда удача вновь повернулась к Бурбонам спиной, этот старый пес может опять взяться за свои штучки. Если кто-нибудь из его миньонов тебя узнает, твои часы сочтены. Я слыхал, что Фуше поклялся пробудить к жизни Мадам Гильотину ради твоих прекрасных глаз… впрочем, и моих тоже.Тристан нахмурился:– Я тоже слышал эту угрозу, но пускай он сначала поймает меня. – Взгляд его скользнул по напряженно выпрямленной спине Мадлен Харкур. Что-то в посадке ее головы свидетельствовало о том, что она слышит их разговор. – Тише! – велел Тристан своему собеседнику. – Эта мадемуазель знает меня только в качестве посланника от ее отца, каковым я на данный момент и являюсь. Форли кивнул:– Калеб Харкур. Чертовски богатый британский купец.– Ты знаешь Харкура?– Лично я с ним не встречался, но в свободное время от работы на Каслри я собираю для него кое-какую информацию. – В голосе Форли послышалась горечь. – Могу сказать о нем только одно: он-то свои долги платит. А вот Британская военная служба еще не заплатила мне за все это вонючее дело на Эльбе… и сомневаюсь, что теперь, после того как Корсиканец сбежал, заплатит вообще. Хотя, видит Бог, я достаточно часто предостерегал их, что поставить полковника Нейла Кэмпбелла на охрану Корсиканца – все равно, что поставить мышь охранять льва.Тристан сочувственно кивнул. Ему тоже причитались кое-какие деньги, и он всерьез намеревался выколотить их из военной службы, когда вернется в Лондон. Крепче сжав ручки траурной тележки, он ступил следом за Мадлен Харкур во двор церкви святого Варфоломея.Форли остановился перед воротами:– Итак, милорд, теперь и вы оказались на службе у Харкура. Позвольте полюбопытствовать – за какую плату?Тристан тщательно взвесил свой ответ. Обсуждать свои планы, связанные с Мадлен Харкур, ему не хотелось, но, с другой стороны, помощь Форли может ему понадобиться.– Харкур решил вернуть эту милую пташку в родное гнездышко и послал меня за нею, – произнес он, наконец.– Весьма благоразумно! Теперь, после смерти старого графа, она может стать легкой добычей любого распоясавшегося негодяя. – Губы Форли едва заметно изогнулись в улыбке. – Ну что ж, прощай. Хотел бы я хоть чем-то оказаться тебе полезным. Ведь я твой должник! Даже подумать страшно, какая судьба меня бы постигла, не приди ты мне на помощь три года назад, во время того ужасного провала в Париже.Он вскинул руку в прощальном салюте:– Удачи, мсье де Ренар! Она тебе понадобится, если ты собрался в такие трудные времена пересечь Францию в компании этой прелестной мадемуазель. Подозреваю, что Фуше не прочь наложить лапы на внучку знаменитого роялиста графа де Навареля. Боюсь, это доставит ему не меньше удовольствия, чем встреча с прославленным Британским Лисом. *** Отец Бертран из церкви святого Варфоломея предложил отслужить короткую панихиду по графу, за что Мадлен преисполнилась к нему глубокой благодарности. Если б ее старый дед в те минуты смотрел на них с небес, он остался бы доволен: со стариком Бертраном их связывала теплая, почти братская дружба.Мадлен не раз слышала историю о том, как святой отец укрыл ее деда и бабку от кровожадных санкюлотов в эпоху Террора. В тот страшный год на гильотину взошло более трех тысяч лионцев, и граф с графиней наверняка оказались бы в их числе, не спрячь их отец Бертран в том самом семейном склепе, где оба они теперь нашли последнее пристанище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27