– Ошеломление, с которым уставились на нее три пары глаз, принесли Мэдди немалое злорадное удовольствие. – Видите ли, я не могу явиться на бал. Я не умею танцевать.– Что?! – в один голос вскричали граф и Харкур. Потрясенное выражение на их лицах было чрезвычайно комичным, и даже Тристан, похоже, был ошарашен этим неожиданным признанием.– На что же тратил твой дед все те деньги, которые я ему посылал, если он даже не удосужился обучить тебя необходимым для юной леди умениям? – возмутился Харкур. – Или ты скажешь, что не умеешь играть на фортепиано и ни разу в жизни не держала в руках кисть для акварели?Уважение к памяти деда не позволило ей заявить при всех, что она ничего не знала о тех деньгах, которые присылал отец.– Точный отчет о каждом франке я представить не могу, – тихо проговорила она. – Но, мне думается, большая часть денет ушла на взятки местным чиновникам, чтобы те молчали о том, что заклятый враг императора и гражданина Фуше нашел себе пристанище в Лионе. Что касается второго вашего вопроса, отец… Да, это правда. Я не умею играть на фортепиано, не умею ни петь, ни рисовать. Одним словом, я не владею ни одним из тех талантов, которые требуются светской леди в Англии. Поэтому, боюсь, ваши планы ввести меня в высший свет обречены на провал.Калеб Харкур побагровел… Мэдди не могла сказать – от смущения или от гнева.– Чушь, – проворчал он. – Все эти недостатки легко исправить. Я могу нанять лучших учителей в Лондоне.– Матушка знает, к кому обратиться, сэр, – подхватил граф. – Сегодня же вечером я попрошу ее составить список.– Благодарю вас, милорд. Я буду весьма признателен. В подобных делах я всецело доверяю мнению леди Урсулы.Значит, мать графа… любимая мачеха Тристана… и таинственная леди Урсула одно и то же лицо?! Мэдди изумленно обводила взглядом своих собеседников. Кровь бешено стучала у нее в висках. Наконец-то она начинала кое-что понимать… Этот безумный план отца… неужели в нем был замешан и граф Рэнда?! Тристан как-то сказал ей, что согласился доставить ее в Англию потому, что Харкур спас его брата, когда тот находился в затруднительном положении. Боже! Неужели теперь этот граф в свою очередь вынужден помогать Харкуру ввести его дочь в высшее общество?Тристан поерзал на стуле и забросил ногу на ногу.– А тем временем, Гарт, ты можешь повести Мэдди в театр. Так ты сможешь продемонстрировать обществу свою заинтересованность в ней, – проговорил он, нарушив долгое молчание и подтвердив самые худшие ее догадки. -. Завтра вечером Эдмунд Кин дает премьеру, “Отелло”. – Обернувшись к Мэдди, он улыбнулся одними губами; светлые глаза его остались холодными и безрадостными. – “Отелло” – это пьеса самого замечательного поэта Англии, – пояснил он.– Я знакома с сочинением мистера Шекспира, – поджав губы, отозвалась Мэдди. – Возможно, мне и недостает талантов, которыми могут похвастаться ваши английские леди, однако я не безграмотна. Вообще-то я очень люблю пьесы Шекспира. Некоторые из них я даже перевела на французский, чтобы познакомить с ними моего деда.– Тогда вам должна чрезвычайно понравиться и постановка мистера Кина.“Пожалуй, – подумала Мэдди, – так бы оно и было при иных обстоятельствах”. Хотя она не сомневалась в душе, что Тристан предложил ей посетить театр в обществе графа только ради того, чтобы скорее избавиться от долга чести перед Харкуром, все же ей было обидно. Все это казалось ей таким вульгарным… и таким ненужным! Чванливый лондонский свет интересовал ее ничуть не больше, чем безвкусное пестрое сборище при дворе императора Наполеона.Она уже открыла рот, чтобы сообщить этот факт, но граф перебил ее.– Ну конечно, – поддержал он Тристана. – Отличная идея! С тех пор как Кии в прошлом году сыграл Шейлока, он так и не вышел из моды. Какая дельная мысль, Тристан! Кроме того, в театре мисс Харкур наверняка может не бояться, что недостаток светского опыта как-либо повредит ей.И граф застенчиво улыбнулся, смягчая чопорность своей тирады. Мэдди невольно подумала: какой хороший, добросердечный человек… несмотря на всю свою невзрачность и легкое занудство. Неудивительно, что Тристан так любит его. И подумать только: из-за ее отца этот несчастный юноша попал в такое дурацкое положение! Почти такое же дурацкое, как то, в котором находилась теперь по милости Харкура сама Мэдди.– Итак, мисс Харкур, мы отправляемся в Друри-Лейн, – подытожил граф, словно Мэдди уже дала свое согласие. – Как насчет завтрашнего вечера?Если бы ее отказ положил конец этому безобразию, Мэдди наверняка отказалась бы, но она подозревала, что в вопросах чести граф не менее упрям, чем Тристан. Единственный способ освободить его – дать ему возможность уплатить свой долг.И Мэдди улыбнулась ему в ответ:– Очень хорошо, милорд. Театр так театр. – Обернувшись к Тристану, она спросила:– А вы к нам присоединитесь? Ведь это была ваша идея!Мэдди жадно ждала его согласия… не только ради себя, но и ради графа. Ей очень хотелось первый раз оказаться в театре в обществе Тристана, а, кроме того, она понимала, что застенчивый маленький граф будет чувствовать себя гораздо спокойнее, если в столь двусмысленной ситуации брат будет рядом с ним.По какой-то необъяснимой причине этот невинный вопрос явно взволновал Тристана.– Нет, Мэдди. Я не смогу, – отрезал он, стараясь не встречаться с ней глазами. – У меня уже назначена встреча на завтрашний вечер, и честь обязывает меня явиться на эту встречу, поскольку она связана с моей работой в министерстве иностранных дел.Честь. Опять это проклятое слово! Мэдди стиснула зубы. Сколько же еще этот англичанин будет носиться со своей честью? Мэдди подозревала, что эта честь, не позволявшая Тристану отправиться с нею в театр, ничем не отличается от чести, мешающей ему сделать ей предложение, и чести, по вине которой Мэдди приходилось всякий раз прибегать к уловкам, чтобы выманить у него поцелуй. Французы тоже гордятся своей честью, но ей не встречалось во Франции ни одного мужчины, который позволил бы чести вмешаться в сердечные дела.Nom de Dieu, что же ей делать с этим невозможным человеком?! Будь на ее пути соперница, она бы справилась с нею, но как завоевать возлюбленного, когда сердцем его владеет только честь?! *** Тристан понимал, что оскорбил Мэдди своим отказом. Увидев отразившуюся в ее глазах боль и изумление, он почувствовал, как нож, давно уже вонзившийся в его сердце, мучительно повернулся. Но Тристан понимал и то, что должен как-то найти в себе силы причинить Мэдди еще более сильную боль. Она должна разочароваться в нем! Только так она освободится, чтобы стать женой человека, которого судьба предназначила ей в супруги.К счастью, этот человек первые полчаса после того, как они покинули дом Харкура, предпочел провести в молчании. Иначе Тристан ни за что не сумел бы скрыть от Гарта, что испытывает к Мэдди нечто большее, нежели поверхностный интерес.Краем глаза он заметил, что Гарт пришпорил своего коня. Спустя несколько секунд братья уже скакали бок о бок.– Мисс Харкур меня несколько удивила, – заметил Гарт, вцепившись в поводья так крепко, что костяшки его пальцев побелели от напряжения. – Конечно, на ту “крепкую” французскую селянку, которую я нарисовал себе в мыслях по описанию ее отца, она не похожа… но, на мой вкус, она высоковата… для женщины.Тристан кивнул:– Верно.– Впрочем, я нахожу ее вполне приятной особой;– За время нашего путешествия я пришел к такому же выводу.Гарт смотрел прямо перед собой, углы рта его по-прежнему были скорбно опущены.– Но что удивило меня по-настоящему, так это ее невероятный ум. Я никогда не встречал женщины, которая читала бы Шекспира, да еще и переводила его на французский! – Гарт вздохнул. – Черт побери. Надеюсь, нам удастся как-то притереться друг к другу. Но умные женщины всегда выводили меня из равновесия.Тристан воздержался от комментариев. Он просто не мог ответить на это наблюдение, не намекнув, что его брат никогда не отличался сообразительностью. Впрочем, недостаток интеллекта Гарт с избытком компенсировал добротой сердца.Тристан был в ужасе. Ему оставалось лишь надеяться, что брак его кроткого, добродушного брата с острой на язык, проницательной и хитроумной дочерью Харкура не обернется катастрофой. Ибо ничто на всем белом свете, по-видимому, не могло бы отвратить упрямого купца от идеи воплотить в жизнь свой злосчастный план.Тристан стиснул зубы: сердце его снова пронзила боль. Мало того, что сам он вынужден бороться с невыносимым мучением разбитой любви. Ему еще и придется всю жизнь наблюдать, как мучаются два близких ему создания. *** Вечером следующего дня граф прибыл к дому Харкура в элегантном экипаже, запряженном четырьмя гнедыми. Дверца кареты была украшена его родовым гербом, а грум и кучер красовались в ливреях при полном параде.Примерив новое вечернее платье из розового шелка, расшитое цветами, Мэдди решила, было, что выглядит очень изящно. Ей даже понравилось, как сочетаются с этим нарядом ее коротко остриженные кудри. Но сейчас, оказавшись рядом с графом, она почувствовала себя невзрачной серой мышкой.Граф явился в великолепном вечернем костюме: синяя атласная визитка, отлично гармонировавшая с его светлыми волосами, расшитый серебром жилет и монокль. Однако, как ни странно, несмотря на этот парадный наряд, граф казался сегодня еще более застенчивым и несчастным, чем в прошлый визит.– Какая прекрасная карета! – воскликнула Мэдди, когда грум помог ей усесться. Она надеялась, что этим комплиментом сможет несколько разрядить напряженность графа. Экипаж явно был приобретен совсем недавно, судя по характерному запаху, исходившему от красных бархатных подушек. К удивлению Мэдди, граф в ответ на комплимент пробормотал что-то невнятное и всю дорогу до театра молчал, мрачно глядя в окно, словно эта реплика показалась ему обидной.Мэдди тоже смущенно умолкла и больше не делала попытки заговорить со своим спутником. В который раз ей пришлось убедиться, что англичане – странный народ.Наконец экипаж остановился перед входом в Королевский театр на Друри-Лейн. Выйдя из кареты, Мэдди увидела перед собой величественное здание с арочными дверьми и сияющими рядами окон. Присмотревшись, она решила, что эта постройка более новая по сравнению с окружающими зданиями… но оставила это наблюдение при себе, боясь снова обидеть графа.– Этот театр довольно новый. Его построили всего три года назад, – внезапно сообщил граф, словно прочитав ее мысли. – Вообще-то, театр на этом месте стоял с 1663 года, но в 1809 году он в третий раз сгорел дотла, а это здание построили в 1812, – продолжал он педантичным тоном.Мэдди заподозрила, что накануне он заучил наизусть историю этого театра, чтобы иметь возможность беседовать с ней хоть о чем-нибудь, кроме погоды. Это ее тронуло. По правде говоря, она испытывала почти непреодолимое желание погладить графа по голове и сказать: “Молодец, мальчик”.Граф предложил ей руку, и Мэдди оперлась на нее, заметив, что он выше ростом, чем казался прежде. Сейчас глаза их были на одном уровне, а в прошлую встречу ей приходилось опускать взгляд, чтобы встретиться с ним глазами.В следующую секунду она заметила, что граф не совсем твердо держится на ногах. О Боже! Неужели необходимость сопровождать ее в театр была для него так мучительна, что графу пришлось укрепить свой дух щедрой порцией спиртного?! Мэдди смущенно опустила голову… и тут же поняла, нечему граф ступает так неуверенно. Каблуки его вечерних туфель были не меньше трех дюймов в высоту!На всякий случай Мэдди крепче взяла его под руку. И это оказалось весьма благоразумно, поскольку прежде, чем добраться до заказанной ложи, граф дважды успел споткнуться.Театр был полон до отказа, и Мэдди едва удерживалась, чтобы не уставиться с разинутым ртом, как деревенская дурочка, на всю эту блестящую публику и не менее блестящий интерьер. Все богатые театралы Лондона сочли своим долгом посетить премьеру мистера Кина, и просторный зал сверкал драгоценностями, в которых красовались и женщины, и мужчины, занимавшие отдельные ложи.Мэдди вздрогнула от охватившего ее возбуждения. Бели бы только рядом с ней сейчас был Тристан, она была бы полностью счастлива. У нее ныло сердце от тоски после злосчастной вчерашней встречи с ним, и воображение попыталось сыграть с ней злую шутку. Мэдди готова была поклясться, что видела, как Тристан вошел в одну из лож на противоположной стороне.Она пригляделась внимательнее. В той ложе было двое мужчин и женщина. Светловолосый мужчина сел, а брюнет, похожий на Тристана, помогал женщине снять накидку. Ложа была слишком далеко, чтобы Мэдди смогла разглядеть черты его лица, но в наклоне головы и развороте плеч этого брюнета было что-то знакомое. Граф поднес к глазам оперный бинокль и навел его на ложу, расположенную на ярус выше той, которую так внимательно изучала Мэдди.– Кто-то знакомый? – беспечно спросила Мэдди.– Виконт Тинсдэйл с женой и дочерью… леди Сарой Саммерхилл. Владения виконта граничат с Уинтерхэвеном. – Граф опустил бинокль, и в глазах его отразилась такая мука, что Мэдди пришлось крепко сцепить руки, чтобы не коснуться его жестом сочувствия. Должно быть, понесенная им утрата как-то связана с этой соседской семьей. Наверное, он потерял старого друга детства, причиной чему могла быть или смерть, или какое-то ужасное недоразумение. Мэдди всем сердцем сожалела о том, что не может утешить этого милого, несчастного человека.Пока она размышляла над сущностью горя, постигшего графа, ропот голосов вокруг умолк и занавес начал медленно подниматься.Граф вложил бинокль в ее руку, и Мэдди, поднеся его к глазам, была очарована игрой Кина – не меньше, чем его великолепным голосом. Как же этому человеку удается вечер за вечером так изливать перед публикой потаенные глубины своей души и все же оставаться в здравом рассудке?!Увы, первый акт скоро кончился, и занавес опустили. Мэдди с бьющимся от волнения сердцем повернулась к графу – и, к своему изумлению, обнаружила, что тот опустил голову и закрыл глаза. Мэдди недоуменно покачала головой. Чтобы уснуть во время столь волнующего представления, нужно обладать чувствительностью и темпераментом ежа… или черепахи…Подняв голову, Мэдди заметила, что множество биноклей из лож напротив устремлены на другие ложи… и не в последнюю очередь на ту, в которой разместились они с графом. Подумать только, этот невзрачный человечек, спавший рядом с ней в кресле, вызывал такой интерес! Наверное, лондонскому свету просто катастрофически недоставало развлечений.Мэдди навела свой бинокль на ложу, где сидел мужчина, напомнивший ей Тристана… и ахнула. Это и вправду был Тристан в элегантнейшем вечернем костюме.Светловолосый мужчина оказался гораздо старше Тристана, он был увлечен беседой с женщиной – прекрасно сложенной блондинкой с пышной грудью (куда до нее “старой приятельнице” Тристана Минни!), довольно крупными чертами лица и розовыми щеками, свежий цвет которых, с точки зрения Мэдди, был достигнут не без помощи румян.Несомненно, это была любовница. А изысканное платье из рубинового шелка, щедро обнажавшее ее великолепную грудь, и настоящие рубины, сверкавшие на ее шее и в ушах, свидетельствовали о том, что ее покровитель – человек весьма богатый. Мэдди вздрогнула от ужаса. Неужели раннее детство Тристана, проведенное в компании падших женщин, приучило его к подобному обществу?! И что, если эта привычка сохранится у него и после женитьбы?!Мэдди настроила бинокль, чтобы рассмотреть дальнюю ложу внимательнее. Женщина от души смеялась над каким-то замечанием Тристана или пожилого блондина… грудь ее колыхалась от хохота так, что грозила вот-вот вывалиться из малопристойного декольте.Затем женщина прикрыла лицо усыпанным драгоценностями веером, словно перешептываясь по очереди со своими спутниками. По-видимому, она пыталась в шутку стравить их друг с другом… и, кажется, весьма успешно. Теперь рассмеялись мужчины, да так, словно эта вульгарная девица только что высказала самую очаровательную мысль из всех, какие им когда-либо доводилось слышать.Мэдди взяла на заметку, что на досуге ей надо будет освоить искусство обращения с веером: оказывается, это удобное подспорье в беседе. С этой мыслью она опустила бинокль. С нее довольно. Какие же дураки все мужчины… даже лучшие из них. Неужели Тристан и его приятель почтенных лет не понимают, что выставили себя на посмешище?В этот момент граф зашевелился и выпрямился в кресле. Открыв глаза, он огляделся по сторонам в очевидном недоумении.– Первый акт окончился?Мэдди кивнула:– Да, милорд. Мистер Кин был превосходен:– Прекрасно. Я надеялся, что вам понравится театр, мисс Харкур. – Он застенчиво улыбнулся. – А я всегда засыпаю в театре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27