Как только корабль покинул гавань и вышел в открытое море, ветер усилился. Мэдди крепче стянула под подбородком ленты шляпки, чтобы ее не унесло в море, и почувствовала, что сердце ее забилось чаще. Наконец-то Франция осталась позади, а впереди была Англия.Мэдди с любопытством оглядывала корабль, носивший ее имя. Палуба была безупречно чистой, все медные детали надраены до блеска, а матросы, хотя и были на вид неотесанными мужланами, работали слаженно и бодро. Даже угрюмый капитан приободрился, сойдя с мостика, он вновь приблизился к Тристану и Мэдди.Капитан был невысок ростом и, как говорится, поперек себя шире, однако во всем его плотном, мускулистом теле не было ни унции жира, а лицо казалось таким же обветренным и просоленным, как деревянная обшивка палубы. Форма его представляла собой нечто неописуемое: синее с позеленевшими от времени медными пуговицами. Из-под засаленной шляпы выглядывала седая косичка, перевязанная узкой лентой из черной кожи. Очевидно, подумала Мэдди, отец не требовал от своих капитанов такой же безупречности, как от вверенных им кораблей.– В последние четыре дня я ожидал вас с минуты на минуту, милорд. Признаться, я весьма тревожился, – проговорил капитан, объясняя причины столь поспешного отплытия. – Если бы Старик не велел дождаться вас, я давно бы поднял якорь. Матросы слышали в Кале тревожные новости. Говорят, Корсиканец победным маршем движется по Франции, собирая армию по дороге. Если это правда, то в любую минуту меня могли бы схватить.– Это правда, – подтвердил Тристан. – Слухи совершенно справедливы. Бонапарт уже в Париже, и, несмотря на все беды, которые он навлек на головы французов в последние годы, солдаты, служившие ему, вновь стекаются под его знаменами целыми тысячами.– Ад и все его черти! Этот Корсиканец, должно быть, продал дьяволу свою сучью душонку! – Опомнившись, капитан покраснел. – Прошу прощения, мэм. Мы не так уж часто перевозим пассажиров… особенно дам. Я не привык следить за своим языком.Поднеся к глазу подзорную трубу, капитан оглядел горизонт.– Поговаривают даже, что в засаде стоит французский фрегат, который перехватывает британские суда, пытающиеся войти в пролив. Но я в это не очень-то верю. С тех пор как адмирал Нельсон прищучил французский флот, лягушатники ведут себя на море тише воды, ниже травы. Впрочем, все равно надо быть начеку. – Капитан ухмыльнулся. – Сказать по правде, я предпочел бы встретиться в бою с Бонапартом и всеми его легионами, чем иметь дело со Стариком, если по моей вине что-нибудь стрясется с “Мадлен”. Понимаете, ведь это его лучший корабль, его краса и гордость. Если бы Старик знал, что Корсиканец снова поднимет бучу, он ни за что не послал бы “Мадлен” во Францию. – Капитан снова окинул взглядом Мэдди, не скрывая любопытства. – Насколько я понимаю, сейчас он рвет на себе волосы из-за того, что вы уговорили его рискнуть этим кораблем. Должно быть, вы были чертовски красноречивы, милорд. Иначе Старик никогда не позволил бы вам воспользоваться “Мадлен” для ваших личных целей.Мэдди поняла, что капитан пытается выудить из своего пассажира информацию. Но Тристан лишь уклончиво улыбнулся, и капитан остался при своих догадках. В этот момент Мэдди особенно остро почувствовала, что ее спутник скрывает информацию не только от капитана. Давешний упрек Минни был совершенно справедлив. Тристан был весьма искушен в умении раскрывать собеседнику только то, что сам желал сообщить… без сомнения, это был весьма полезный для шпиона талант.Но черт бы побрал этого надменного англичанина с его полу правдой! Мэдди и так всю свою жизнь довольствовалась полу правдой, и это порядком ей надоело. И сейчас ее охватило неудержимое желание устроить какую-нибудь невероятную выходку, которая заставила бы Тристана сбросить этот непроницаемый панцирь самодовольства и стерла бы с его лица это невыносимое выражение холодности и равнодушия.Мэдди задумчиво оперлась рукой на отполированные до блеска деревянные перила и вдохнула бьющий в лицо соленый ветер.– Меня только что осенило, – сообщила она, упираясь взглядом в безупречно строгий профиль Тристана. – Видите ли, сэр… вы передо мной в долгу.Тристан обернулся к ней, сдвинув брови.– Что это значит? Мэдди лукаво улыбнулась:– Я спасла вам жизнь. Помните? А значит, мне положена компенсация.Тристан удивленно вытаращил глаза.– Не могу отрицать, что без вашей помощи мне пришлось бы отправиться на тот свет с кинжалом под ребрами… но неужели вы считаете достойным требовать компенсации за подобную услугу? – Он смерил девушку суровым взглядом. – Кроме того, признать долг и заплатить его – не одно и то же. Вы наследница огромного состояния, Мэдди, а не я. Все, что у меня есть в карманах на данный момент, – это то, что осталось от продажи лошадей, после того как я купил нам одежду. И все это до последнего фартинга уйдет на проезд от Дувра до Лондона. Боюсь, вам придется смирить свою жадность и подождать, пока Уайтхолл соизволит рассчитаться со мной за последние шесть месяцев службы.Мэдди заметила, как ветер, раздувающий паруса корабля, играет черными прядями волос ее спутника, и улыбнулась. Тристан угодил в ее ловушку. Приподняв бровь, она осведомилась:– Но вы признаете долг?– Да. Признаю.– Тогда вы должны признать за мной право определить, какова будет компенсация.Тристан оперся на перила, следя взглядом за белыми бурунами, катящимися вслед кораблю. Уголок его чувственных губ слегка изогнулся в невольной улыбке: как ни странно, этот спор ему даже нравился.– Ах, – вздохнул он, – но разве я в состоянии уплатить вам достойную компенсацию? Мои карманы пусты. Или вы хотите, чтобы я оказался в долговой камере Ньюгейта?– Ни в коем случае! – воскликнула Мадлен. – Плата, которую я от вас потребую, не показалась бы чрезмерной даже самому нищему торговцу жареными каштанами, вроде тех, которых мы с вами видели вчера у Тюильри!– Что ж, отлично. – Тристан повернулся спиной к перилам и окинул Мэдди вопросительным взглядом. – Знаете, у меня возникло какое-то странное чувство… Что-то здесь не так… По-моему, вы со мной не совсем откровенны.– Возможно, дело в том, что вы, как и все мужчины, смотрите на мир своими собственными коварными глазами. Так, давайте считать. Сколько у нас получается? – Мэдди подняла левую руку и принялась правой рукой загибать на ней пальцы. Указательный, средний, безымянный. – Итого – три!– Вы хотите сказать, что я должен вам три фунта? Удивительно, до чего справедливо!– Три фунта? О каких фунтах может быть речь? Я еще не ступила на землю Англии и понятия не имею о ваших деньгах!– Значит, три франка? Ну, это уже оскорбление. Неужели вы и вправду так низко цените мою жизнь, мадемуазель?– И снова вы ошиблись! Франция для меня осталась в прошлом, я больше не веду расчеты во франках.Выразительные черные брови Тристана недоуменно приподнялись.– Тогда в чем же вы ведете расчеты? Что я вам должен, Мэдди?Мэдди снова сомкнула пальцы вокруг деревянных перил. Корабль мягко покачивался на волнах, а сердце Мэдди трепетало от собственной дерзости. Она взглянула на небо: бледное солнце пробивалось сквозь пелену облаков над проливом. Мэдди решила, что это добрый знак.– Три чего? – нетерпеливо повторил Тристан.– Разве вы еще не поняли, что между нами расчеты могут проводиться только в одной-единственной валюте? По моему мнению, мсье, вы задолжали мне ровно три… поцелуя! ГЛАВА ДЕВЯТАЯ – Черт побери, Мэдди! Это уж чересчур! Вы всегда проявляли склонность к диким выходкам, но сейчас вы перешли все границы. – Тристан даже зубами заскрежетал от злости. – Как вы можете вести себя столь неподобающим для леди образом? Только что вы краснели до ушей из-за того, что на какую-то минуту показали матросам свои лодыжки… а через полчаса ведете себя, как отъявленная чертовка!– По-вашему, настоящей леди не должно нравиться, когда ее целуют? – Мэдди ошарашено уставилась на него. – Но это очень странно. До сих пор я целовалась только один раз, но могу заявить с полной ответственностью: это было в высшей степени приятно. Если приличия требуют от меня притворяться, что мне это не понравилось, то ничего не выйдет: я никогда не умела лицемерить.Тристан застонал. Снова этот проклятый поцелуй! Сколько же еще ему придется расплачиваться за одну-единственную минуту безумия?!– Я должен просить у вас прощения, – натянуто проговорил он. – В тот раз я поддался низменным инстинктам… и чрезвычайно об этом сожалею.– Значит, вы полагаете, что если бы я была настоящей леди, то считала бы поцелуи отвратительными?– Разумеется, нет. – О Боже, как же его угораздило попасть в такую передрягу?! – В том, чтобы наслаждаться поцелуями, нет ничего дурного, однако леди должна приберечь подобные чувства для человека, за которого она намеревается выйти замуж.Тристан слишком поздно заметил свою очередную оплошность. На лице Мэдди снова появилось то очарованное выражение, которого он так боялся. Тристан решил, что лучше не обращать на это внимания, иначе он так и не выберется из ямы, которую сам себе вырыл. Он лишь плотнее закутался в куртку и уставился на пенное море за бортом.– Давайте просто забудем об этом случае. И оставим этот разговор.– Ни за что! – Голос Мэдди дрогнул от возмущения. – Вы первым заговорили о чести. Разве честно не платить свои долги?– Долги здесь ни при чем. Возможно, вы меня и не поймете, но в делах такого рода существуют определенные неписаные законы. Ни один мужчина, владеющий хотя бы смутным представлением о чести, не посягнет на собственность другого мужчины. – И снова он сболтнул лишнее… чуть было не проговорился!Мэдди расправила плечи и уставилась Тристану в глаза.– А какое это имеет отношение к нашему делу, скажите на милость? Я не принадлежу ни одному мужчине… И вот еще что я скажу вам, мистер Тристан Тибальт. Я не какая-нибудь глупая девчонка, которую можно водить за нос. Я взрослая женщина, к тому же дочь купца. И я все равно получу то, что мне причитается, так или иначе.Тристан стиснул зубы. Он еще не знал, когда и как потерял контроль над ситуацией, но понимал, что контроль потерян, ибо ему никак не удавалось отвлечь Мэдди от мысли о поцелуях. Она оказалась самой упрямой, самой своенравной и невыносимой женщиной из всех, кого он когда-либо имел несчастье знать.Отвернувшись, Тристан оперся о перила и уставился вниз, на пенящуюся за бортом воду. Мысли его были так же темны, как и буруны. Тысяча чертей! Мэдди дошла до того, что заявила ему о своем намерении собрать “компенсацию” частями: отныне всякий раз она будет требовать от него поцелуй, как только ей захочется поднять настроение! Словно ребенок, который требует конфетку.Тристан не мог найти логического объяснения этой выходке, как он ни ломал голову. Ведь Мэдди не была какой-нибудь потаскушкой с нравственностью уличной кошки, как Минни. Но вместе с тем она не проявляла скромности и чопорности, которые приличествовали бы настоящей леди. Скорее, в ней было того и другого поровну… если такая странная смесь вообще возможна.Как же несчастный, добропорядочный Гарт сможет ужиться с такой непредсказуемой женой? И как он объяснит ее отцу и Гарту, если Мэдди вздумается потребовать свою “плату” в самый неподходящий момент?Оставалось надеяться только на то, что, оказавшись в Лондоне, Мэдди настолько увлечется своей новой жизнью, что выбросит из головы все эти глупости. Если же этого не случится, Тристан найдет способ исчезнуть с ее глаз до тех пор, пока они с Гартом не поженятся.Дувра они достигли уже вечером. Следуя рекомендациям владельца гостиницы в Кале, Тристан разыскал менялу и обменял остатки франков, вырученных от продажи лошадей, на фунты в банкнотах.Затем путники направились на постоялый двор, где перед отплытием в Кале Тристан оставил пару серых лошадей и фаэтон – жалкие остатки былого великолепия конюшен графа Рэнда.– Накормите лошадей и подготовьте экипаж. Завтра на рассвете мы выезжаем в Лондон, – велел Тристан конюху.Затем он разыскал скромную, но чистую гостиницу у доков и заплатил за ночлег. Заказав кружку эля и две порции баранины с жареным картофелем, он истратил почти все свои деньги, кроме нескольких монет. Но зато в последнюю ночь этого путешествия они с Мэдди лягут спать не на голодный желудок.– С вашего позволения, я хочу получить свой первый поцелуй сейчас, – заявила Мэдди час спустя, стоя на пороге своей комнаты.Тристан, собиравшийся уже пожелать ей спокойной ночи, потрясенно застыл.– Что?!– Я хочу получить первый поцелуй из тех, которые мне причитаются, – повторила она. – Мне срочно необходимо поднять настроение. Я не могу избавиться от воспоминаний о моем дедушке и о жизни в Лионе… Боюсь, Англия оказалась для меня чересчур унылой.– Унылой? Почему?– Мэдди нахмурилась:– Во-первых, этот язык слишком груб для моего утонченного французского слуха; во-вторых, еда здесь отвратительна. Nom de Dieu! Во имя Бога! (фр.)

. В этой ягнятине не было и намека на розмарин, и вообще я подозреваю, что это была не ягнятина, а баранина. А в картофель не положили ни единой веточки петрушки. – Мэдди пожала плечами. – И вообще, в этом Дувре так холодно… и серо…– Это туман, – пояснил Тристан, и у него защемило сердце при виде тоскливого выражения на лице Мэдди. Пальцы девушки скользнули к цветам, украшавшим ее новую шляпку, словно этот искусственный букет мог напомнить ей о более солнечном и радостном климате южной Франции, к которому она привыкла с детства.Тристан ласково отбросил со лба Мэдди вьющуюся прядь волос.– Завтра солнце снова покажется из-за туч, и все здесь станет веселее. И не стоит судить об английской еде по тем блюдам, которые подают в портовом трактире. На мой взгляд, нет ничего лучше, чем простая деревенская еда. Впрочем, должен признать, что наши британские повара не столь искусны в обращении со специями и пряностями, как их коллеги на континенте. Именно поэтому почти все наши пэры содержат французских шеф-поваров.Тристан понимал, что несет всякую чушь, но надеялся, что своей болтовней сможет хоть немного отвлечь Мадлен от тоски по дому. За последние шесть лет он сам достаточно часто испытывал приступы ностальгии, чтобы безошибочно распознавать ее симптомы. Кроме того, Мэдди была утомлена почти до полного изнеможения. Даже в тусклом свете единственной лампы в этом узком коридоре было заметно, как она бледна и какие темные тени сгустились под ее глазами.Мэдди серьезно смотрела ему в лицо… должно быть, ожидала, когда же он, наконец, удовлетворит ее невероятное требование. Господь свидетель, он не собирается целовать ее! Не сейчас… И вообще больше никогда! Он отлично усвоил урок.Но, черт побери, Мэдди казалась сейчас такой юной, такой ранимой… такой невыразимо одинокой! Душу Тристана захлестнула волна безумной нежности, и он понял, что не в силах отказать ей сейчас в утешении.– Ах, Мэдди, – прошептал он и привлек девушку к себе, касаясь губами ее губ с таким же целомудренным состраданием, с каким когда-то целовал Кэролайн, чтобы рассеять ее детские горести. Подняв голову, он улыбнулся, мысленно поздравив себя с тем, что на сей раз ему удалось сдержать свою страсть.Мэдди со вздохом прижалась к его груди. Глаза ее были плотно закрыты.– Я не знала, – проговорила она вполголоса. – Я так невежественна в подобных делах! Я думала, что все поцелуи одинаковы. Но теперь я понимаю, что это не так. Этот поцелуй был совсем не похож на предыдущий. Было очень приятно, – торопливо добавила она, – но совсем по-другому. – Ресницы ее слегка затрепетали и поднялись, янтарные глаза встретились с глазами Тристана. – Как же вы проницательны! Вы умеете точно угадать, какой именно поцелуй лучше всего подходит к моему настроению.Она нежно коснулась рукой его щеки, и сердце Тристана бешено заколотилось.– Мэдди, – хрипло прошептал он, и на его глазах ее губы, секунду назад дрожавшие, как у испуганного ребенка, внезапно изогнулись в соблазнительной женственной улыбке, при виде которой по жилам его разлился огонь. Со сдавленным стоном Тристан снова жадно впился в ее сладостный, чуть приоткрытый рот.– О Боже! – выдохнула Мэдди спустя долгое, долгое время. – Теперь я вижу, что вы и впрямь неплохо разбираетесь в поцелуях. В самых что ни на есть разнообразных поцелуях. Если бы я не подозревала этого заранее… – Мэдди прижала пальцы к губам. – Ну ладно, теперь я буду готова ко всему.Тысяча чертей! Ей опять это удалось! Она опять заставила его утратить над собой контроль, которым он так гордился. Как же этой невинной девушке удается быть настолько соблазнительной? Тристан разомкнул объятия и отступил от нее на несколько шагов, чтобы дать ей понять, насколько глупы все ее иллюзии.– Мэдди… – начал он, переведя дыхание.– Спокойной ночи, Тристан, – нежным голоском перебила его Мэдди, прежде чем он успел закончить фразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27