Прочим гостям он сказал, что завтра будет весь к их услугам – надо обсудить дела, связанные со школой, положение на фермах и так далее. Леди слишком долго оставались одни (в особенности одна из них).
– Не хотите ли прогуляться, дорогая моя? – спросил он Джини, когда наконец добрался до гостиной.
– А как насчет грозы? – спросила Джини, но, отвернув голову к окну, увидела ясное небо, какое бывает в погожие осенние дни. – О да, спасибо, с удовольствием.
Ардет отдал распоряжение слугам немедленно заняться уборкой, а Джини сходила наверх к себе в спальню за шалью. Потом она оперлась на его руку, предоставляя ему право самому найти уединенное место, где они могли бы поговорить. И поцеловаться.
Он провел ее вдоль задней стороны замка, мимо башни мисс Спотфорд и через огороженный стеной садик, в котором Спотфорд с сестрой играли в карты. Джини объяснила, что у компаньонки сегодня вторая половина дня свободна, и потому она отправилась навестить свою племянницу. Спотфорд улыбнулся и помахал им на прощание, вызвав румянец на щеках у Джини своим понимающим взглядом.
Закрыв за собой калитку садика, Ардет направился прямо к руинам старого замка, его Кипа.
– Это безопасно? – спросила Джини.
Она не приходила сюда с тех пор, как услышала о несчастье, происшедшем с мисс Спотфорд.
– Там, где мы проходим сейчас, безопасно. Я проводил время здесь до отъезда в Лондон.
– Ты играл на флейте.
– И чувствовал себя здесь ближе к небу, когда просил прощения.
– Тебе не за что просить прощения, – сказала Джини, как бы снова переживая свои гневные тирады. – Ты всего лишь человек, а я требовала, чтобы ты стал Богом.
– Нет, я монстр, чудовище, недоступное твоему воображению и со множеством грехов. Потом я встретил тебя. И решил сделать все, чтобы стать человеком. Думал, что если постараюсь быть лучше многих, жить честно и творить добро, то этого достаточно, чтобы считаться совершенным. Я ошибался. Ничто не могло сделать меня таким, кроме твоей любви. Я сознаю это теперь, моя дорогая, моя бесценная Джини. Я сожалею, что не говорил тебе об этом, но я не знал, как это делать. Я не знал, что такое любовь, пока ты не показала мне. Остаться без тебя все равно что остаться без…
– Без собственного сердца? Я понимаю. Я тоже это почувствовала. Я жила в сумраке, пока ты не вернул мне свет.
Он взял ее за руку, и они перебрались через несколько упавших камней в центр того, что было когда-то главным залом древнего замка. Остановились подальше от полуобрушившихся стен. Здесь росла трава, среди которой пестрели венчики уцелевших полевых цветов. По приказанию Ардета слуги принесли сюда подушки и одеяла, а также вино. Принесли они и флейту, памятуя о прежнем обыкновении Ардета играть на ней среди руин.
– Ты сыграешь для меня? – спросила Джини. – На этот раз счастливую мелодию?
– Да, но позже. Сначала я хочу сыграть иную композицию. Мы можем сочинить музыку совместной жизни, если ты хочешь.
Джини уже укладывала подушки.
– Нас никто не увидит?
– Олив посторожит нас. И пусть повернется к нам спиной, если понимает, что для него лучше.
Последние слова Ардет произнес очень громко. Он помог Джини накрыть одеялом постель из подушек, потом принес ей бокал с вином.
– Ох, пока я не забыл. Должен предупредить, что тебе понадобится новая компаньонка. Джеймс попросил разрешения формально ухаживать за твоей мисс Хэдли. Я понимаю, что они оба люди взрослые, но сказал Джеймсу, что посоветуюсь с тобой. Джеймс собирается баллотироваться в палату общин от этого округа. Таким образом, он будет в состоянии продолжить начатую мной работу по осуществлению реформ. Я подумал, что мы могли бы преподнести им Уиллфорд-Хаус в качестве свадебного подарка.
Она поспешила согласиться, радуясь за своих друзей.
– А кто же будет твоим секретарем?
– Кузен Фернелл готов принять на себя обязанности моего помощника в Лондоне. Он теперь ведет трезвый образ жизни. Рэндольфы присмотрят за ним, поскольку он будет жить в нашем лондонском доме.
– Фернелл?
– Он оказался весьма сноровистым при отыскании выигравших в лотерею.
– Но ведь лотереи больше нет.
– Теперь она есть. Так ты не возражаешь против того, чтобы расстаться с мисс Хэдли?
– Ты единственный компаньон, который нужен мне навсегда.
– Ах, Джини, твоя нежность трогает меня до глубины души.
Она трогала его и по-другому, ласковыми движениями рук, лишив его дара речи и почти что – возможности дышать. Они целовали друг друга страстно, неистово, их языки соприкасались.
Считанные минуты – и они лежали на одеяле, постеленном на землю, на его землю, лежали, накрывшись черным плащом Ардета. Он нежно трогал кончиками пальцев ее глаза, губы, волосы, стараясь не спешить, пытаясь запечатлеть в памяти каждую черточку своей прекрасной новобрачной. Он пропускал пряди ее волос между пальцами, любуясь сияющими в них отблесками солнечных лучей.
– Я подстригла волосы.
– Я вижу. Ты теперь похожа на озорного ангела, моего собственного ангела.
Она доказала ему, что она вовсе не ангел, нетерпеливой рукой распустив узел его шейного платка.
– Ты не против, – заговорила она, сняв с себя платье и отшвырнув корсет, шнурки которого Ардет успел распустить, – ты не против того, что твоя новобрачная не девственница?
Он сбросил туфли и принялся стаскивать с себя рубашку через голову.
– А что я мог бы получить от девственницы? Девическую нервозность, стыдливость и жалобы, на боль? – Тут он вспомнил о происшедшем и спросил: – Ты совсем поправилась?
– Прошел уже целый месяц! – отрезала она и дернула его за рукав.
Когда рубашка была наконец снята, Джини увидела на шее у мужа ленточку, на которой висело кольцо с рубином.
– Теперь ты будешь носить это кольцо?
Джини позволила ему надеть кольцо ей на палец.
– Я венчаюсь с тобой этим кольцом, – произнес он торжественным тоном.
– Теперь ты можешь поцеловать новобрачную, – ответила Джини с улыбкой.
Донельзя разгоряченные, оба избавились от последних остатков одежды и теперь, совершенно обнаженные, могли любоваться друг другом. Джини поцеловала шрам от недавней раны у него на плече, а потом – тот страшный рубец ниже груди. Корин в свою очередь Деловая ее груди, приподняв их, лаская и чувствуя тяжесть этих драгоценных свадебных подарков.
– Ты так красива, любовь моя! Но скажи мне, ты уверена, что готова к большему? Ни за что на свете я не хотел бы причинить тебе боль.
Она прижалась к нему всем телом, ее обнаженные груди касались его обнаженной груди.
– Совершенно.
Совершенно уверена или совершенно готова? Он застонал.
– Я хочу быть нежным и не спешить, но я так долго ждал и так хотел тебя, что не знаю, смогу ли остановиться, если ты об этом попросишь.
В ответ она теснее прижалась к нему. Их тела как бы слились воедино, его – твердое, напряженное, распрямившееся, и ее – мягкое, округлое, гибкое и податливое.
Он начал ласкать ее со всем пылом долго сдерживаемого желания. Положив ладонь ей между бедер, осыпал ее тело поцелуями, быстрыми и жаркими.
– О Боже, Элгин никогда…
Корин зажал ей рот поцелуем, не позволив договорить, потом сказал:
– Запомни, Элгин больше никогда не войдет в нашу спальню.
Джини не удержалась от смеха, глядя на небо, на полуразрушенные стены, на цветы и море травы.
– Если это наша спальня, то несчастному Элгину нигде нет места!
– В точности так, – ответил он и затем показал ей, как должно поклоняться женскому телу и обожать его. Он не был ее первым любовником, но первый привел к вершине любовного наслаждения. Он научил ее тому ощущению счастья, которое дается только женщине, оказавшейся на этой вершине.
– Ну а ты? – в изнеможении выдохнула она.
– Я испытал радость, о существовании которой не подозревал. Не верил, что такое может быть. Даже только слышать твои вздохи, ощущать дрожь твоего тела, видеть выражение блаженства на твоем лице приносит мне больше наслаждения, чем что бы то ни было испытанное мною. Так хотелось бы продолжать это до бесконечности.
Джини дотронулась до вещественного доказательства его желания.
– Хм, а ведь кажется, ты недалек от истины.
Ее прикосновение заставило Ардета забыть обо всех его принципах.
– Ты права. Я хочу войти в тебя, даже если бы пришлось завтра умереть.
Настала ее очередь замкнуть его уста поцелуем.
– В нашей супружеской постели не будет места разговорам о смерти, милорд. Никаких разговоров об уходе.
– Вы правы, миледи. Между нами отныне будет только любовь.
Она снова прикоснулась к нему, но уже более смело и уверенно.
– Так иди ко мне, войди в меня, Корин. Я хочу тебя. Всего тебя.
Он был рад подчиняться ее желаниям, вплоть до того, как его тело предаст их. То был не самый продолжительный акт любви в его жизни, но самый волнующий, самый полный, сотрясающий землю, как ему показалось.
– Я не знала… – начала было Джини, но Корин вдруг перекатился на спину, притянул Джини к себе и прижал к груди.
Но земля дрогнула снова – до того, как Джини успела закончить фразу.
Потом раздался крик Олива. Джини прислушалась.
– Не пойму. Кажется, он чем-то напуган.
– Нет, он только крикнул: «Ар, это Фрида!»
Корин вскочил на ноги и увидел, что безумная женщина стоит на груде камней и бросает их один за другим вниз, на него и Джини.
– Убирайся оттуда, идиотка! – крикнул он. – Обрушится вся груда!
– И похоронит тебя! Так же, как похоронила мое будущее и мою жизнь! Твои камни это сделали, а твоя семья ничего не значила. Мой отец должен был стать хозяином Кипа, а не твой, который никогда здесь не жил. Моя семья содержала Кип все эти годы. Ты ни о чем не заботился! А теперь явился сюда со своей шлюхой и позоришь эту землю!
Ардет начал что-то орать в ответ, но тут камень под ногами у помешанной сдвинулся. Он покатился вниз, увлекая за собой более мелкие булыжники. Ардет, защищая Джини, накрыл ее собственным телом, а камни все падали, ударяясь о его спину, о землю, о Джини.
– Нет! – взревел он, отбрасывая камни от Джини. Кровь была повсюду, его или ее, он не мог разобрать.
Как только камнепад прекратился, Ардет поднял вялое тело Джини и закутал ее в свой плащ.
– Джини, скажи мне хоть слово, сердце мое!
Он откинул со лба Джини короткие кудряшки и увидел, что кровь течет главным образом из раны возле виска.
– О Господи, нет!
Он твердил себе, что раны на голове обычно кровоточат сильно. Что на вид они часто кажутся более опасными, чем на самом деле. Он дотянулся до своего измятого шейного платка и приложил его к ране Джини, не обращая внимания ни на собственную наготу, ни на свои повреждения.
И тут он увидел свет, говорящий, безошибочно узнаваемый свет, и снова закричал, на этот раз в отчаянии.
Появилась фигура в плаще, словно бы возникшая из облака пыли над камнями. С песочными часами в руке.
– Нет, ты не можешь взять ее! – взревел Ардет. – Забери меня вместо нее.
Он прижал к себе Джини, будто мог ее спрятать. Голос разума нашептывал ему: «Ты же знаешь, Ар, что это не поможет».
– Но у меня есть еще два месяца! – Два месяца, чтобы вылечить Джини и заронить новую жизнь в ее материнское лоно. – Я не должен уйти!
– Я сюда явился не за тобой и не за твоей женой. Час настал для безумной женщины.
Ардет оглянулся. Теперь когда пыль осела, стало видно, что последняя стена старой крепости рухнула, похоронив под собой сестру Спотфорда. На этот раз о спасении не могло быть и речи.
Значит, еще не настало время ухода для Джини. Она снова могла дышать. Ардет не опустил ее на землю и не ослабил объятия, в которых сжимал ее. Он смотрел на фигуру в капюшоне, которая показалась ему более крупной и высокой, чем все его бывшие сотоварищи. И голос, сохранившаяся в памяти брюзгливая интонация тоже вроде знакомы.
– Я тебя знаю?
– Должен знать. А ты один из тех немногих, кто совратил с пути Вестника Смерти.
Сам?! Ардет едва не уронил Джини.
– Я…
– Ты совратил, и солгал, и мошенничеством проложил себе дорогу сюда. Ты нарушил все правила, Ар. Ты воспользовался всеми преимуществами своего положения.
Ардет не мог оправдываться, тем более что свидетельство против него лежало у него на руках.
– Ты обыграл самого дьявола, вот оно как!
Ардет ожидал, что вот-вот грянет гром и молния поразит его насмерть.
Вместо этого он услышал:
– Хорошая работа, Корин из Ардсли! Отлично сделано. Не говори об этом никому из прочих, но то был случай, когда Старина Ник встретил достойного противника.
– Так ты не собираешься забрать меня назад?
– Такого пройдоху, как ты? Я бы сказал – нет. К тому же ты выиграл пари. Отныне ты человек, если именно это – предел твоих мечтаний.
Ардет посмотрел на Джини, которая все еще была без сознания.
– Да, именно это.
– Тогда оставайся им до тех пор, покуда не высыплется весь твой песок. Разумеется, ты ничего не запомнишь, но я буду помнить.
Он протянул невидимую руку, чтобы тронуть ею лоб Ардета, но тот отступил на шаг назад и спросил:
– А как же быть с песочными часами? Я их так и не нашел.
Фигура в плаще протянула руку к ране Джини, и кровь остановилась. Края раны сошлись – без швов, без перевязки, без пластыря.
– Боюсь, что шрам все же останется.
Ардет вытер засохшую кровь при помощи своего шейного платка и собственных слез. Под кудряшками на лбу у Джини он обнаружил… песочные часы.
– Благодарю тебя.
– Приятно слышать. Люди, как ты знаешь, редко благодарят Вестника Смерти. Ты доставил мне удовольствие, но я хочу попросить о любезном одолжении. Я имею в виду «счастливые косточки» дьявола. Никто не знает, когда придется заключить сделку со Стариной Ником.
Ардет нащупал косточку у себя в кармане и подбросил ее в воздух. Она исчезла вместе со всеми воспоминаниями о его прошлой жизни.
Джини застонала, видимо, услышав, как мистер Спотфорд зовет на помощь, скликает людей, требует лошадей и побольше веревок.
Джини открыла глаза со словами:
– Так ты здесь? А мне, кажется, снилось, что ты исчез.
– Конечно же, я здесь. И никогда не покину тебя, моя радость.
– Никогда?
Она посмотрела ему в глаза, стараясь понять.
– Никогда, клянусь. Куда бы я делся без моей любви, моего сердца, моей души? Пока смерть не разлучит нас, помнишь?
Эпилог
Смерть обошла стороной и ворона. Сам для себя он решил, что проживет на этом свете так же долго, как и Ар. А если и не так, то дети графа и потомки Олива будут расти вместе и вместе стареть, поколение за поколением. Олив научит птенцов говорить, научит их сторожить и оберегать детей человека, который вызволил гремлина из ада. И пусть это станет хорошей сказкой для детей на сон грядущий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Не хотите ли прогуляться, дорогая моя? – спросил он Джини, когда наконец добрался до гостиной.
– А как насчет грозы? – спросила Джини, но, отвернув голову к окну, увидела ясное небо, какое бывает в погожие осенние дни. – О да, спасибо, с удовольствием.
Ардет отдал распоряжение слугам немедленно заняться уборкой, а Джини сходила наверх к себе в спальню за шалью. Потом она оперлась на его руку, предоставляя ему право самому найти уединенное место, где они могли бы поговорить. И поцеловаться.
Он провел ее вдоль задней стороны замка, мимо башни мисс Спотфорд и через огороженный стеной садик, в котором Спотфорд с сестрой играли в карты. Джини объяснила, что у компаньонки сегодня вторая половина дня свободна, и потому она отправилась навестить свою племянницу. Спотфорд улыбнулся и помахал им на прощание, вызвав румянец на щеках у Джини своим понимающим взглядом.
Закрыв за собой калитку садика, Ардет направился прямо к руинам старого замка, его Кипа.
– Это безопасно? – спросила Джини.
Она не приходила сюда с тех пор, как услышала о несчастье, происшедшем с мисс Спотфорд.
– Там, где мы проходим сейчас, безопасно. Я проводил время здесь до отъезда в Лондон.
– Ты играл на флейте.
– И чувствовал себя здесь ближе к небу, когда просил прощения.
– Тебе не за что просить прощения, – сказала Джини, как бы снова переживая свои гневные тирады. – Ты всего лишь человек, а я требовала, чтобы ты стал Богом.
– Нет, я монстр, чудовище, недоступное твоему воображению и со множеством грехов. Потом я встретил тебя. И решил сделать все, чтобы стать человеком. Думал, что если постараюсь быть лучше многих, жить честно и творить добро, то этого достаточно, чтобы считаться совершенным. Я ошибался. Ничто не могло сделать меня таким, кроме твоей любви. Я сознаю это теперь, моя дорогая, моя бесценная Джини. Я сожалею, что не говорил тебе об этом, но я не знал, как это делать. Я не знал, что такое любовь, пока ты не показала мне. Остаться без тебя все равно что остаться без…
– Без собственного сердца? Я понимаю. Я тоже это почувствовала. Я жила в сумраке, пока ты не вернул мне свет.
Он взял ее за руку, и они перебрались через несколько упавших камней в центр того, что было когда-то главным залом древнего замка. Остановились подальше от полуобрушившихся стен. Здесь росла трава, среди которой пестрели венчики уцелевших полевых цветов. По приказанию Ардета слуги принесли сюда подушки и одеяла, а также вино. Принесли они и флейту, памятуя о прежнем обыкновении Ардета играть на ней среди руин.
– Ты сыграешь для меня? – спросила Джини. – На этот раз счастливую мелодию?
– Да, но позже. Сначала я хочу сыграть иную композицию. Мы можем сочинить музыку совместной жизни, если ты хочешь.
Джини уже укладывала подушки.
– Нас никто не увидит?
– Олив посторожит нас. И пусть повернется к нам спиной, если понимает, что для него лучше.
Последние слова Ардет произнес очень громко. Он помог Джини накрыть одеялом постель из подушек, потом принес ей бокал с вином.
– Ох, пока я не забыл. Должен предупредить, что тебе понадобится новая компаньонка. Джеймс попросил разрешения формально ухаживать за твоей мисс Хэдли. Я понимаю, что они оба люди взрослые, но сказал Джеймсу, что посоветуюсь с тобой. Джеймс собирается баллотироваться в палату общин от этого округа. Таким образом, он будет в состоянии продолжить начатую мной работу по осуществлению реформ. Я подумал, что мы могли бы преподнести им Уиллфорд-Хаус в качестве свадебного подарка.
Она поспешила согласиться, радуясь за своих друзей.
– А кто же будет твоим секретарем?
– Кузен Фернелл готов принять на себя обязанности моего помощника в Лондоне. Он теперь ведет трезвый образ жизни. Рэндольфы присмотрят за ним, поскольку он будет жить в нашем лондонском доме.
– Фернелл?
– Он оказался весьма сноровистым при отыскании выигравших в лотерею.
– Но ведь лотереи больше нет.
– Теперь она есть. Так ты не возражаешь против того, чтобы расстаться с мисс Хэдли?
– Ты единственный компаньон, который нужен мне навсегда.
– Ах, Джини, твоя нежность трогает меня до глубины души.
Она трогала его и по-другому, ласковыми движениями рук, лишив его дара речи и почти что – возможности дышать. Они целовали друг друга страстно, неистово, их языки соприкасались.
Считанные минуты – и они лежали на одеяле, постеленном на землю, на его землю, лежали, накрывшись черным плащом Ардета. Он нежно трогал кончиками пальцев ее глаза, губы, волосы, стараясь не спешить, пытаясь запечатлеть в памяти каждую черточку своей прекрасной новобрачной. Он пропускал пряди ее волос между пальцами, любуясь сияющими в них отблесками солнечных лучей.
– Я подстригла волосы.
– Я вижу. Ты теперь похожа на озорного ангела, моего собственного ангела.
Она доказала ему, что она вовсе не ангел, нетерпеливой рукой распустив узел его шейного платка.
– Ты не против, – заговорила она, сняв с себя платье и отшвырнув корсет, шнурки которого Ардет успел распустить, – ты не против того, что твоя новобрачная не девственница?
Он сбросил туфли и принялся стаскивать с себя рубашку через голову.
– А что я мог бы получить от девственницы? Девическую нервозность, стыдливость и жалобы, на боль? – Тут он вспомнил о происшедшем и спросил: – Ты совсем поправилась?
– Прошел уже целый месяц! – отрезала она и дернула его за рукав.
Когда рубашка была наконец снята, Джини увидела на шее у мужа ленточку, на которой висело кольцо с рубином.
– Теперь ты будешь носить это кольцо?
Джини позволила ему надеть кольцо ей на палец.
– Я венчаюсь с тобой этим кольцом, – произнес он торжественным тоном.
– Теперь ты можешь поцеловать новобрачную, – ответила Джини с улыбкой.
Донельзя разгоряченные, оба избавились от последних остатков одежды и теперь, совершенно обнаженные, могли любоваться друг другом. Джини поцеловала шрам от недавней раны у него на плече, а потом – тот страшный рубец ниже груди. Корин в свою очередь Деловая ее груди, приподняв их, лаская и чувствуя тяжесть этих драгоценных свадебных подарков.
– Ты так красива, любовь моя! Но скажи мне, ты уверена, что готова к большему? Ни за что на свете я не хотел бы причинить тебе боль.
Она прижалась к нему всем телом, ее обнаженные груди касались его обнаженной груди.
– Совершенно.
Совершенно уверена или совершенно готова? Он застонал.
– Я хочу быть нежным и не спешить, но я так долго ждал и так хотел тебя, что не знаю, смогу ли остановиться, если ты об этом попросишь.
В ответ она теснее прижалась к нему. Их тела как бы слились воедино, его – твердое, напряженное, распрямившееся, и ее – мягкое, округлое, гибкое и податливое.
Он начал ласкать ее со всем пылом долго сдерживаемого желания. Положив ладонь ей между бедер, осыпал ее тело поцелуями, быстрыми и жаркими.
– О Боже, Элгин никогда…
Корин зажал ей рот поцелуем, не позволив договорить, потом сказал:
– Запомни, Элгин больше никогда не войдет в нашу спальню.
Джини не удержалась от смеха, глядя на небо, на полуразрушенные стены, на цветы и море травы.
– Если это наша спальня, то несчастному Элгину нигде нет места!
– В точности так, – ответил он и затем показал ей, как должно поклоняться женскому телу и обожать его. Он не был ее первым любовником, но первый привел к вершине любовного наслаждения. Он научил ее тому ощущению счастья, которое дается только женщине, оказавшейся на этой вершине.
– Ну а ты? – в изнеможении выдохнула она.
– Я испытал радость, о существовании которой не подозревал. Не верил, что такое может быть. Даже только слышать твои вздохи, ощущать дрожь твоего тела, видеть выражение блаженства на твоем лице приносит мне больше наслаждения, чем что бы то ни было испытанное мною. Так хотелось бы продолжать это до бесконечности.
Джини дотронулась до вещественного доказательства его желания.
– Хм, а ведь кажется, ты недалек от истины.
Ее прикосновение заставило Ардета забыть обо всех его принципах.
– Ты права. Я хочу войти в тебя, даже если бы пришлось завтра умереть.
Настала ее очередь замкнуть его уста поцелуем.
– В нашей супружеской постели не будет места разговорам о смерти, милорд. Никаких разговоров об уходе.
– Вы правы, миледи. Между нами отныне будет только любовь.
Она снова прикоснулась к нему, но уже более смело и уверенно.
– Так иди ко мне, войди в меня, Корин. Я хочу тебя. Всего тебя.
Он был рад подчиняться ее желаниям, вплоть до того, как его тело предаст их. То был не самый продолжительный акт любви в его жизни, но самый волнующий, самый полный, сотрясающий землю, как ему показалось.
– Я не знала… – начала было Джини, но Корин вдруг перекатился на спину, притянул Джини к себе и прижал к груди.
Но земля дрогнула снова – до того, как Джини успела закончить фразу.
Потом раздался крик Олива. Джини прислушалась.
– Не пойму. Кажется, он чем-то напуган.
– Нет, он только крикнул: «Ар, это Фрида!»
Корин вскочил на ноги и увидел, что безумная женщина стоит на груде камней и бросает их один за другим вниз, на него и Джини.
– Убирайся оттуда, идиотка! – крикнул он. – Обрушится вся груда!
– И похоронит тебя! Так же, как похоронила мое будущее и мою жизнь! Твои камни это сделали, а твоя семья ничего не значила. Мой отец должен был стать хозяином Кипа, а не твой, который никогда здесь не жил. Моя семья содержала Кип все эти годы. Ты ни о чем не заботился! А теперь явился сюда со своей шлюхой и позоришь эту землю!
Ардет начал что-то орать в ответ, но тут камень под ногами у помешанной сдвинулся. Он покатился вниз, увлекая за собой более мелкие булыжники. Ардет, защищая Джини, накрыл ее собственным телом, а камни все падали, ударяясь о его спину, о землю, о Джини.
– Нет! – взревел он, отбрасывая камни от Джини. Кровь была повсюду, его или ее, он не мог разобрать.
Как только камнепад прекратился, Ардет поднял вялое тело Джини и закутал ее в свой плащ.
– Джини, скажи мне хоть слово, сердце мое!
Он откинул со лба Джини короткие кудряшки и увидел, что кровь течет главным образом из раны возле виска.
– О Господи, нет!
Он твердил себе, что раны на голове обычно кровоточат сильно. Что на вид они часто кажутся более опасными, чем на самом деле. Он дотянулся до своего измятого шейного платка и приложил его к ране Джини, не обращая внимания ни на собственную наготу, ни на свои повреждения.
И тут он увидел свет, говорящий, безошибочно узнаваемый свет, и снова закричал, на этот раз в отчаянии.
Появилась фигура в плаще, словно бы возникшая из облака пыли над камнями. С песочными часами в руке.
– Нет, ты не можешь взять ее! – взревел Ардет. – Забери меня вместо нее.
Он прижал к себе Джини, будто мог ее спрятать. Голос разума нашептывал ему: «Ты же знаешь, Ар, что это не поможет».
– Но у меня есть еще два месяца! – Два месяца, чтобы вылечить Джини и заронить новую жизнь в ее материнское лоно. – Я не должен уйти!
– Я сюда явился не за тобой и не за твоей женой. Час настал для безумной женщины.
Ардет оглянулся. Теперь когда пыль осела, стало видно, что последняя стена старой крепости рухнула, похоронив под собой сестру Спотфорда. На этот раз о спасении не могло быть и речи.
Значит, еще не настало время ухода для Джини. Она снова могла дышать. Ардет не опустил ее на землю и не ослабил объятия, в которых сжимал ее. Он смотрел на фигуру в капюшоне, которая показалась ему более крупной и высокой, чем все его бывшие сотоварищи. И голос, сохранившаяся в памяти брюзгливая интонация тоже вроде знакомы.
– Я тебя знаю?
– Должен знать. А ты один из тех немногих, кто совратил с пути Вестника Смерти.
Сам?! Ардет едва не уронил Джини.
– Я…
– Ты совратил, и солгал, и мошенничеством проложил себе дорогу сюда. Ты нарушил все правила, Ар. Ты воспользовался всеми преимуществами своего положения.
Ардет не мог оправдываться, тем более что свидетельство против него лежало у него на руках.
– Ты обыграл самого дьявола, вот оно как!
Ардет ожидал, что вот-вот грянет гром и молния поразит его насмерть.
Вместо этого он услышал:
– Хорошая работа, Корин из Ардсли! Отлично сделано. Не говори об этом никому из прочих, но то был случай, когда Старина Ник встретил достойного противника.
– Так ты не собираешься забрать меня назад?
– Такого пройдоху, как ты? Я бы сказал – нет. К тому же ты выиграл пари. Отныне ты человек, если именно это – предел твоих мечтаний.
Ардет посмотрел на Джини, которая все еще была без сознания.
– Да, именно это.
– Тогда оставайся им до тех пор, покуда не высыплется весь твой песок. Разумеется, ты ничего не запомнишь, но я буду помнить.
Он протянул невидимую руку, чтобы тронуть ею лоб Ардета, но тот отступил на шаг назад и спросил:
– А как же быть с песочными часами? Я их так и не нашел.
Фигура в плаще протянула руку к ране Джини, и кровь остановилась. Края раны сошлись – без швов, без перевязки, без пластыря.
– Боюсь, что шрам все же останется.
Ардет вытер засохшую кровь при помощи своего шейного платка и собственных слез. Под кудряшками на лбу у Джини он обнаружил… песочные часы.
– Благодарю тебя.
– Приятно слышать. Люди, как ты знаешь, редко благодарят Вестника Смерти. Ты доставил мне удовольствие, но я хочу попросить о любезном одолжении. Я имею в виду «счастливые косточки» дьявола. Никто не знает, когда придется заключить сделку со Стариной Ником.
Ардет нащупал косточку у себя в кармане и подбросил ее в воздух. Она исчезла вместе со всеми воспоминаниями о его прошлой жизни.
Джини застонала, видимо, услышав, как мистер Спотфорд зовет на помощь, скликает людей, требует лошадей и побольше веревок.
Джини открыла глаза со словами:
– Так ты здесь? А мне, кажется, снилось, что ты исчез.
– Конечно же, я здесь. И никогда не покину тебя, моя радость.
– Никогда?
Она посмотрела ему в глаза, стараясь понять.
– Никогда, клянусь. Куда бы я делся без моей любви, моего сердца, моей души? Пока смерть не разлучит нас, помнишь?
Эпилог
Смерть обошла стороной и ворона. Сам для себя он решил, что проживет на этом свете так же долго, как и Ар. А если и не так, то дети графа и потомки Олива будут расти вместе и вместе стареть, поколение за поколением. Олив научит птенцов говорить, научит их сторожить и оберегать детей человека, который вызволил гремлина из ада. И пусть это станет хорошей сказкой для детей на сон грядущий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35