Ардету такая щетина ужасно бы не понравилась, а Джини решила, что она делает его похожим на пирата или на разбойника с большой дороги. Ее сестра Лоррейн пришла бы в восторг от такого диковатого цыганского облика – в книжке, разумеется, но не у себя в постели.
– Уж не побрить ли мне тебя? – пригрозила она, подумав, что уже само упоминание о женщине с бритвой в руке способно его пробудить. – Заменить утром твоего камердинера. Я в жизни не брила ни одного мужчину, но так как ты очень крепко спишь, то порезов не почувствуешь.
Она немного подождала, но Ардет не пошевелился. Ей показалось, что у него затрепетали ресницы, но он не открыл глаза даже после того, как она подергала отросшие волоски у него на подбородке и сказала, что он теперь похож на дикого зверя.
Потом его губы дрогнули.
Ага! Джини наклонилась над постелью и поцеловала Корина в губы. Это подействовало даже на Спящую красавицу, так почему бы не подействовать на спящего зверя?
Он ответил на поцелуй и попытался притянуть ее к себе одной рукой.
– М-м, какое приятное пожелание доброго утра, жена моя.
В этот момент Джини ужас как захотелось забраться в постель и лечь рядом с Ардетом, раз уж он проснулся, но он был еще очень слаб.
– Да, это и мне приятно, муж мой, только утро давно кончилось. Ты проспал несколько дней.
Он отпустил ее и потрогал свое плечо, ощутив некоторую болезненность и напряженность, однако не острую боль, как было раньше. Чувствовал он себя не слишком хорошо, но далеко не так, как совсем еще недавно. Он даже был голоден, ничуть не насытившись овсянкой, которой накормила его Джини.
– Ты считаешь, что мужчина может восстановить свои силы, питаясь жидкой кашицей?
– Я считаю, что ты должен делать то, что велит доктор, а кроме того, прошу выслушать меня. Нам нужно обсудить то, что я надумала.
Однако она не стала расспрашивать Ардета о его мнениях и намерениях, а просто сообщила о своих решениях, о том, как она собирается их выполнять и какие меры предосторожности предпримет. Поскольку даже такое элементарное действие, как глотание жидкой овсянки, пропади она пропадом, совершенно измотало Ардета, он понял, что далеко еще не готов снова взять в руки бразды правления. Он, правда, не смог удержаться от желания поддразнить Джини.
– Бог мой, да ты превратилась в настоящую командиршу, моя дорогая. Куда только девалась маленькая мышка, на которой я женился?
– А ты хотел получить в жены мышку? – спросила она, не совсем случайно мазнув его кашей по подбородку.
Ардет попытался схватить ее за волосы, но рука его бессильно упала на постель.
– Я сам не знал, чего хотел. А ты до сих пор не проявляла свой характер. Так что поздравляю!
Они покинули Лондон через два дня, направляясь на север. И оповестили всех о том, что по пути в Ардсли-Кип посетят Ноттингем вместе с лордом и леди Кормак. Лоррейн и Роджер были готовы уехать из города, а Питер чувствовал себя настолько хорошо, что вполне мог вынести поездку, и радовался возможности ближе познакомиться со своим замечательным дядюшкой.
Лоррейн поначалу протестовала. Если кто-то снова попытается стрелять в графа, она вовсе не желает, чтобы ее сын попал под перекрестный огонь. Роджер напомнил ей, сколь многим они обязаны графу, и заявил, что они поедут непременно и примут все меры к тому, чтобы путешествие прошло благополучно. Роджер ехал верхом рядом с каретой, и заряженный пистолет был у него под рукой.
У мисс Хэдли, как выяснилось, нашлось немало общего с леди Кормак, включая знакомых и пристрастие к романам ужасов. Они много времени проводили в беседах на интересующие обеих темы, предоставляя Джини развлекать Питера, когда его няня и сиделка нуждались в отдыхе, что случалось нередко. Теперь, когда Питер чувствовал себя лучше, энергия била в нем ключом и за мальчиком нужен был глаз да глаз. Тут иногда приходил на помощь Ардет, который рассказывал Питеру истории о рыцарях и драконах, но дядя тоже спал достаточно много, набираясь сил.
Джеймс Винросс должен был приехать через несколько недель, получив как можно больше информации от агентов с Боу-стрит, нанятых Джини, и дождавшись завершения большей части строительных планов Ардета. Джини полагала, что недолгая разлука с мисс Хэдли полезна им обоим, ибо теперь, когда они достаточно хорошо узнали друг друга, каждому из них следует определиться в своих решениях.
Рэндольфы остались в Лондоне, чтобы заботиться о доме и присматривать за тем, как движется ремонт и перестройка дома Уиллфорда. Они должны были возвращать ненужные песочные часы их отправителям, а также отсылать более или менее подходящие по описанию в Кип.
Мари и все другие слуги двигались целым караваном, который постоянно сопровождали вооруженные всадники, так что лорд Кормак был не один. Охранники и грумы были в большинстве своем из числа ветеранов, отобранных Кэмпбеллом и Винроссом; они поклялись преданно защищать человека, который спасал жизни их товарищей-солдат. Экипажи осматривали на предмет их исправности на каждой остановке, а разведчиков неизменно высылали вперед для ознакомления с местностью. Джини достаточно долго путешествовала вместе с армией, чтобы освоить меры предосторожности на марше. Она ничего не упускала из виду.
Ехали они медленно – ради удобства раненого хозяина, ребенка и беременной Джини. Ардет много дремал, восстанавливая силы, но настаивал на том, чтобы входить в гостиницу на ночлег самостоятельно. Джини знала, что он испытывает боль, но тут ни разу не пожаловался, даже когда в комнатах было холодно. Сама она по возможности спала в соседней комнате, кладя пистолет под подушку, а камердинеру ставили кровать рядом с ложем Ардета.
Через пять дней все они чувствовали себя неимоверно уставшими от экипажей, дорог, гостиниц и друг от друга.
– Мы покинем вас на следующем перегоне, – объявила Джини сестре и зятю достаточно громко для всех заинтересованных ушей. – Двинемся в Ардсли.
Когда они доехали до поворота на Кормак-Вудс, карета графа продолжила путь к северу, как и планировалось.
А так же, как и планировалось, графа не было в карете с гербом. Он находился в менее роскошной карете, в которой до сих пор помещались Питер и его няня. Они же ехали вместе с Лоррейн. Элегантный экипаж Ардета был теперь битком набит вооруженными ветеранами, наблюдавшими за тем, чтобы не попасть в засаду. Джини по-прежнему ничего не упускала из виду, выбирая маршрут движения с предусмотрительностью бдительного офицера разведки.
А как иначе могла поступать женщина, муж которой был настолько слаб, что не мог защитить себя? Если сама она находилась на пятом месяце беременности и чувствовала себя плохо? Если ей было неизвестно, где таится злоумышленник и кто он? Если она даже не знала, безопасно ли то место, куда они направляются, и не появятся ли там враги? Джини не представляла, как повел бы себя на ее месте его светлость герцог Веллингтон. Но она интуитивно чувствовала, что главнокомандующий союзниками одобрил бы ее решения.
Глава 22
Графиня могла рассчитывать на благосклонный прием почти везде. А граф тем более был завидный гость. Как же иначе?
Однако приглашение Хоупвеллов, в имение которых они направились, кажется, имело в виду отнюдь не аристократа, пользующегося заслуженной известностью в светских кругах, и не его беременную супругу. Сплетни несутся быстрее, чем ливень с ураганом, они очень скоро достигают даже таких далеких от Лондона мест, а столичные скандальные листки по-прежнему остаются излюбленным чтением, попадая в эти края с опозданием всего на один или два дня.
Джини заранее известила письмом об их с мужем скором приезде, но вопреки этому обнаружила, что дом ее родителей готов к их приему не больше, чем к повседневному чаепитию в привычном для ее матери обществе местных дам с их шитьем и вязаньем. Она не ожидала, что по случаю возвращения «блудной дочери» будет зарезан упитанный баран, но черствые тосты и чуть теплый жиденький чай в компании брюзгливых старух не показался ей такой встречей, какой она ожидала.
Гостьи ее матери были все те же лицемерные ханжи, которые подливали масла в огонь, когда с ней случилась беда, и торопили события, понуждая ее как можно скорее выйти замуж за Элгина, а его – как можно скорее поступить в армию. В те дни, которые предшествовали ее первому замужеству, жены местной знати демонстрировали ей свое неодобрение, спешно покидая комнату, в которую она входила, словно боялись испачкаться в грязи.
Старая дева, сестра викария, тетушки виконта, которым он выплачивал ежегодное содержание, кузина банкира, еще две особы женского пола – жены крупных местных землевладельцев – спешили допить чай и уложить в рабочие корзинки свое вязанье, что, как известно, требует определенного времени и большой аккуратности – ведь нитки того и гляди перепутаются. Каждой из дам хотелось получше разглядеть загадочного графа и рассказать о своих наблюдениях всем соседям, Джини это понимала. По пути домой им еще надо сообщить торговцу льняным товаром, мяснику и их кухаркам, что лорд Ардет ужасна худой, ужасно бледный и ужасно неразговорчивый. И манеры у него неважные, потому что он позволил себе сесть, не обменявшись рукопожатием с каждой женщиной, которой был представлен. Видимо, слухи о том, что в него кто-то стрелял, справедливы.
Собирались они доложить всем и каждому также о том, что малышка Имоджин Хоупвелл подозрительно располнела, так что молва о ней, видимо, тоже верна. О Боже, Боже!
Ну что ж, решила Джини, снимая шаль. Им хочется на что-то поглазеть, так пусть увидят кольцо с огромным бриллиантом, которое подарил ей Ардет, ожерелье из редких черных жемчужин у нее на шее и платье из дорогого черного шелка от лучшей модистки в Лондоне. Пусть увидят, что она носит траур по Элгину, но при этом боготворит своего нового супруга. Она со всей любезностью подала ему чашку чая и придвинула блюдо с оставшимися бисквитами. Потом встала позади кресла, на котором он сидел, и опустила руку ему на плечо. На другом восседал Олив. Об этой птице дамы тоже теперь будут болтать не один день.
Единственной в комнате женщиной, близкой Джини по возрасту, была Мэри, жена ее брата Брайса, простенькая и непритязательная, полностью подчинившаяся воле свекрови. Она и Брайс, наследник, жили в доме, который сильно отличался в лучшую сторону от тех комнат при магазине ее отца-галантерейщика, в которых обитала Мэри в девичестве, так что особенно жаловаться ей было не на что. Она была одной из первых подруг Джини, которые повернулись к ней спиной. Теперь Джини сама повернулась к ней спиной, предоставив матери совершать обряд представления присутствующих графу, после того как сама она представила миссис Хоупвелл графа и мисс Хэдли.
После того как дамы с вязанием наконец-то – с явной неохотой – удалились, мать Джини тоже с неохотой велела Мэри послать служанку за чайником свежего чая. Затем она сообщила Джини, что ее отец, как обычно, объезжает верхом на коне свои владения. Джини считала, что первый визит дочери после трех лет разлуки – вещь не слишком обычная, чтобы вместо встречи скакать где-то по полям, и с новой силой ощутила жесткость его неприязни.
Брайс охотился, тоже как обычно.
– На ворон, – добавила Мэри.
Джини прикрыла Олива концом шали, которую она перед этим накинула на плечи Ардету. Теперь птице стало тепло и никто не услышит, как она ругается. Джини успела забыть, какой злобной может быть Мэри, и о том, что отец из экономии не разрешал топить печи в доме даже при наступлении первых заморозков.
Другой ее брат, как сообщила мать, изучает юриспруденцию в Лидсе. Он ухаживает за дочерью одного набоба, разбогатевшего в Индии и поселившегося недавно в этом городе. Мать Джини выразила надежду, что это ухаживание закончится выгодным браком. Что касается Джини, то она питала надежду, что их скоро проводят в отведенные им спальни, так как черты лица у Ардета выглядели более заостренными, чем обычно, а мисс Хэдли явно чувствовала себя неуютно. Холод в комнате объяснялся не только отсутствием огня в камине.
Ардету было зябко, он устал от поездки, но то был дом его жены, ее семьи, с которой она хотела бы сохранить добрые отношения. К тому же она считала, что здесь он быстрее окрепнет. А пока Ардет постарался как можно глубже втянуться в обтянутое вощеным ситцем уродливое кресло и найти наиболее удобное положение. Видит Бог, он сейчас не способен вступать ни в какие распри. Пулевое ранение заживало гораздо быстрее, чем у обычного человека, однако это происходило ценой больших затрат умственной энергии. Даже обычный сон приносил в этом отношении значительные потери. Он должен уберечь хотя бы остатки сил, чтобы защищать Джини. Во всяком случае, у него хватит энергии, чтобы разжечь огонь в камине, если это потребуется. Если бы не рука Джини у него на плече, он и здесь разжег бы хороший костер, начав с сожжения дурацкого неудобного кресла, в котором сидит. А пока он только полуприкрыл глаза и слушал. В конце концов, это ее компания, ее домочадцы.
Когда ее мать пересказала Джини все новости о соседях и о дальних родственниках, Джини в свою очередь поведала о Питере и его смертельно опасной болезни, а потом и о выздоровлении. Затем последовало повествование о родословной мисс Хэдли, и было установлено, что она гораздо древнее, чем родословная миссис Хоупвелл. Наступило неловкое молчание.
– Итак, Имоджин, ты снова дома, – нарушила это молчание миссис Хоупвелл. – Графиня. Кто бы мог подумать, что ты получишь более высокий титул, чем Лоррейн?
«В самом деле, кто? – подумала Джини. – Уж конечно, не Лоррейн».
Мать Джини взглянула на Ардета, потом на мисс Хэдли и, понимая, что громко спрашивать при людях о том, о чем она собиралась спросить, не следует, прошептала:
– И ты беременна?
– Да, – тоже шепотом ответила Джини.
– О, дорогая моя девочка, ты, кажется, немало страдала, не так ли?
Джини кивнула в сторону своего мужа.
– Особенно когда едва не произошло самое худшее.
– Так это не ребенок Элгина?
Ардет весь напрягся, а мисс Хэдли ахнула от такой бестактности.
Джини не собиралась отвечать на вопрос матери.
– Я имела в виду последнее несчастье. В лорда Ардета стреляли.
– Да, ты мне писала об этом. Ты считаешь разумным увозить так далеко из города тяжело раненного человека? У нас по соседству нет ни одного хорошего врача. Именно из-за этого Роджер и Лоррейн переехали с ребенком в Лондон.
– Ардет больше не нуждается в помощи врача. Ему нужен только покой.
– А долгое путешествие в карете? Какой уж тут покой! Ты никогда не была сообразительной, право! К тому же выйти замуж так скоро после смерти Элгина… Но мы не собираемся обсуждать это, не так ли?
Мэри подалась вперед, явно намереваясь поговорить о возмутительном поведении Джини. Огненный взгляд свекрови принудил ее к молчанию.
– Я не понимаю, чего ради ты так рано подняла его милость с одра болезни. Он вполне мог отдохнуть в собственном доме в Лондоне перед отъездом.
– Ему было небезопасно оставаться в Лондоне.
Миссис Хоупвелл стряхнула крошки с платья.
– О Боже, значит, все эти разговоры правда. И ты привезла сюда все твои несчастья! Я не знаю, что скажет на это твой отец. Я так хотела, чтобы вы приехали погостить, но это…
– Это я. А это мой муж. Папа должен принять это как данность.
А может, он и не собирался принимать, потому и не последовало приглашение занять спальни на втором этаже.
Им не пришлось долго ждать, пока они уяснят себе чувства сквайра Хоупвелла.
Отец Джини влетел в гостиную своей жены в грязных сапогах, не обратив никакого внимания на то, что она прищелкнула языком, призывая его к порядку. Толстобрюхий мужчина с обветренным лицом посмотрел на то, как Ардет пытается встать с кресла, и махнул рукой в знак того, чтобы тот не беспокоился и оставался сидеть. Он кивнул женщине средних лет, которая сидела в уголке, вытянувшись в струнку. Грозно осклабился на свою невестку и только потом посмотрел на дочь.
Джини не ожидала, что отец примет ее с распростертыми объятиями: он никогда не был ни сентиментальным, ни слишком импульсивным, но не ждала и того, что его первыми словами будут такие:
– Они говорят, что ты беременна.
Он произнес это отнюдь не шепотом.
– Да.
– Они говорят, что неизвестно, чей это ребенок.
– Они лгут.
– Они говорят, что ты застрелила собственного мужа.
– Кто-то другой прикончил Элгина до того, как я могла бы это сделать.
– Но это был твой муж. Не задирай нос, девчонка. Это пока еще мой собственный дом.
Джини кивнула в знак согласия, но гордо вскинула голову.
– И что ты этим хочешь сказать? Я – твоя дочь, и я привезла сюда моего мужа лорда Ардета. Он ранен.
– Какие-то чужие люди окружили мой дом. Я вынужден был сообщить им, кто я такой, прежде чем они позволили мне войти в мою собственную парадную дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Уж не побрить ли мне тебя? – пригрозила она, подумав, что уже само упоминание о женщине с бритвой в руке способно его пробудить. – Заменить утром твоего камердинера. Я в жизни не брила ни одного мужчину, но так как ты очень крепко спишь, то порезов не почувствуешь.
Она немного подождала, но Ардет не пошевелился. Ей показалось, что у него затрепетали ресницы, но он не открыл глаза даже после того, как она подергала отросшие волоски у него на подбородке и сказала, что он теперь похож на дикого зверя.
Потом его губы дрогнули.
Ага! Джини наклонилась над постелью и поцеловала Корина в губы. Это подействовало даже на Спящую красавицу, так почему бы не подействовать на спящего зверя?
Он ответил на поцелуй и попытался притянуть ее к себе одной рукой.
– М-м, какое приятное пожелание доброго утра, жена моя.
В этот момент Джини ужас как захотелось забраться в постель и лечь рядом с Ардетом, раз уж он проснулся, но он был еще очень слаб.
– Да, это и мне приятно, муж мой, только утро давно кончилось. Ты проспал несколько дней.
Он отпустил ее и потрогал свое плечо, ощутив некоторую болезненность и напряженность, однако не острую боль, как было раньше. Чувствовал он себя не слишком хорошо, но далеко не так, как совсем еще недавно. Он даже был голоден, ничуть не насытившись овсянкой, которой накормила его Джини.
– Ты считаешь, что мужчина может восстановить свои силы, питаясь жидкой кашицей?
– Я считаю, что ты должен делать то, что велит доктор, а кроме того, прошу выслушать меня. Нам нужно обсудить то, что я надумала.
Однако она не стала расспрашивать Ардета о его мнениях и намерениях, а просто сообщила о своих решениях, о том, как она собирается их выполнять и какие меры предосторожности предпримет. Поскольку даже такое элементарное действие, как глотание жидкой овсянки, пропади она пропадом, совершенно измотало Ардета, он понял, что далеко еще не готов снова взять в руки бразды правления. Он, правда, не смог удержаться от желания поддразнить Джини.
– Бог мой, да ты превратилась в настоящую командиршу, моя дорогая. Куда только девалась маленькая мышка, на которой я женился?
– А ты хотел получить в жены мышку? – спросила она, не совсем случайно мазнув его кашей по подбородку.
Ардет попытался схватить ее за волосы, но рука его бессильно упала на постель.
– Я сам не знал, чего хотел. А ты до сих пор не проявляла свой характер. Так что поздравляю!
Они покинули Лондон через два дня, направляясь на север. И оповестили всех о том, что по пути в Ардсли-Кип посетят Ноттингем вместе с лордом и леди Кормак. Лоррейн и Роджер были готовы уехать из города, а Питер чувствовал себя настолько хорошо, что вполне мог вынести поездку, и радовался возможности ближе познакомиться со своим замечательным дядюшкой.
Лоррейн поначалу протестовала. Если кто-то снова попытается стрелять в графа, она вовсе не желает, чтобы ее сын попал под перекрестный огонь. Роджер напомнил ей, сколь многим они обязаны графу, и заявил, что они поедут непременно и примут все меры к тому, чтобы путешествие прошло благополучно. Роджер ехал верхом рядом с каретой, и заряженный пистолет был у него под рукой.
У мисс Хэдли, как выяснилось, нашлось немало общего с леди Кормак, включая знакомых и пристрастие к романам ужасов. Они много времени проводили в беседах на интересующие обеих темы, предоставляя Джини развлекать Питера, когда его няня и сиделка нуждались в отдыхе, что случалось нередко. Теперь, когда Питер чувствовал себя лучше, энергия била в нем ключом и за мальчиком нужен был глаз да глаз. Тут иногда приходил на помощь Ардет, который рассказывал Питеру истории о рыцарях и драконах, но дядя тоже спал достаточно много, набираясь сил.
Джеймс Винросс должен был приехать через несколько недель, получив как можно больше информации от агентов с Боу-стрит, нанятых Джини, и дождавшись завершения большей части строительных планов Ардета. Джини полагала, что недолгая разлука с мисс Хэдли полезна им обоим, ибо теперь, когда они достаточно хорошо узнали друг друга, каждому из них следует определиться в своих решениях.
Рэндольфы остались в Лондоне, чтобы заботиться о доме и присматривать за тем, как движется ремонт и перестройка дома Уиллфорда. Они должны были возвращать ненужные песочные часы их отправителям, а также отсылать более или менее подходящие по описанию в Кип.
Мари и все другие слуги двигались целым караваном, который постоянно сопровождали вооруженные всадники, так что лорд Кормак был не один. Охранники и грумы были в большинстве своем из числа ветеранов, отобранных Кэмпбеллом и Винроссом; они поклялись преданно защищать человека, который спасал жизни их товарищей-солдат. Экипажи осматривали на предмет их исправности на каждой остановке, а разведчиков неизменно высылали вперед для ознакомления с местностью. Джини достаточно долго путешествовала вместе с армией, чтобы освоить меры предосторожности на марше. Она ничего не упускала из виду.
Ехали они медленно – ради удобства раненого хозяина, ребенка и беременной Джини. Ардет много дремал, восстанавливая силы, но настаивал на том, чтобы входить в гостиницу на ночлег самостоятельно. Джини знала, что он испытывает боль, но тут ни разу не пожаловался, даже когда в комнатах было холодно. Сама она по возможности спала в соседней комнате, кладя пистолет под подушку, а камердинеру ставили кровать рядом с ложем Ардета.
Через пять дней все они чувствовали себя неимоверно уставшими от экипажей, дорог, гостиниц и друг от друга.
– Мы покинем вас на следующем перегоне, – объявила Джини сестре и зятю достаточно громко для всех заинтересованных ушей. – Двинемся в Ардсли.
Когда они доехали до поворота на Кормак-Вудс, карета графа продолжила путь к северу, как и планировалось.
А так же, как и планировалось, графа не было в карете с гербом. Он находился в менее роскошной карете, в которой до сих пор помещались Питер и его няня. Они же ехали вместе с Лоррейн. Элегантный экипаж Ардета был теперь битком набит вооруженными ветеранами, наблюдавшими за тем, чтобы не попасть в засаду. Джини по-прежнему ничего не упускала из виду, выбирая маршрут движения с предусмотрительностью бдительного офицера разведки.
А как иначе могла поступать женщина, муж которой был настолько слаб, что не мог защитить себя? Если сама она находилась на пятом месяце беременности и чувствовала себя плохо? Если ей было неизвестно, где таится злоумышленник и кто он? Если она даже не знала, безопасно ли то место, куда они направляются, и не появятся ли там враги? Джини не представляла, как повел бы себя на ее месте его светлость герцог Веллингтон. Но она интуитивно чувствовала, что главнокомандующий союзниками одобрил бы ее решения.
Глава 22
Графиня могла рассчитывать на благосклонный прием почти везде. А граф тем более был завидный гость. Как же иначе?
Однако приглашение Хоупвеллов, в имение которых они направились, кажется, имело в виду отнюдь не аристократа, пользующегося заслуженной известностью в светских кругах, и не его беременную супругу. Сплетни несутся быстрее, чем ливень с ураганом, они очень скоро достигают даже таких далеких от Лондона мест, а столичные скандальные листки по-прежнему остаются излюбленным чтением, попадая в эти края с опозданием всего на один или два дня.
Джини заранее известила письмом об их с мужем скором приезде, но вопреки этому обнаружила, что дом ее родителей готов к их приему не больше, чем к повседневному чаепитию в привычном для ее матери обществе местных дам с их шитьем и вязаньем. Она не ожидала, что по случаю возвращения «блудной дочери» будет зарезан упитанный баран, но черствые тосты и чуть теплый жиденький чай в компании брюзгливых старух не показался ей такой встречей, какой она ожидала.
Гостьи ее матери были все те же лицемерные ханжи, которые подливали масла в огонь, когда с ней случилась беда, и торопили события, понуждая ее как можно скорее выйти замуж за Элгина, а его – как можно скорее поступить в армию. В те дни, которые предшествовали ее первому замужеству, жены местной знати демонстрировали ей свое неодобрение, спешно покидая комнату, в которую она входила, словно боялись испачкаться в грязи.
Старая дева, сестра викария, тетушки виконта, которым он выплачивал ежегодное содержание, кузина банкира, еще две особы женского пола – жены крупных местных землевладельцев – спешили допить чай и уложить в рабочие корзинки свое вязанье, что, как известно, требует определенного времени и большой аккуратности – ведь нитки того и гляди перепутаются. Каждой из дам хотелось получше разглядеть загадочного графа и рассказать о своих наблюдениях всем соседям, Джини это понимала. По пути домой им еще надо сообщить торговцу льняным товаром, мяснику и их кухаркам, что лорд Ардет ужасна худой, ужасно бледный и ужасно неразговорчивый. И манеры у него неважные, потому что он позволил себе сесть, не обменявшись рукопожатием с каждой женщиной, которой был представлен. Видимо, слухи о том, что в него кто-то стрелял, справедливы.
Собирались они доложить всем и каждому также о том, что малышка Имоджин Хоупвелл подозрительно располнела, так что молва о ней, видимо, тоже верна. О Боже, Боже!
Ну что ж, решила Джини, снимая шаль. Им хочется на что-то поглазеть, так пусть увидят кольцо с огромным бриллиантом, которое подарил ей Ардет, ожерелье из редких черных жемчужин у нее на шее и платье из дорогого черного шелка от лучшей модистки в Лондоне. Пусть увидят, что она носит траур по Элгину, но при этом боготворит своего нового супруга. Она со всей любезностью подала ему чашку чая и придвинула блюдо с оставшимися бисквитами. Потом встала позади кресла, на котором он сидел, и опустила руку ему на плечо. На другом восседал Олив. Об этой птице дамы тоже теперь будут болтать не один день.
Единственной в комнате женщиной, близкой Джини по возрасту, была Мэри, жена ее брата Брайса, простенькая и непритязательная, полностью подчинившаяся воле свекрови. Она и Брайс, наследник, жили в доме, который сильно отличался в лучшую сторону от тех комнат при магазине ее отца-галантерейщика, в которых обитала Мэри в девичестве, так что особенно жаловаться ей было не на что. Она была одной из первых подруг Джини, которые повернулись к ней спиной. Теперь Джини сама повернулась к ней спиной, предоставив матери совершать обряд представления присутствующих графу, после того как сама она представила миссис Хоупвелл графа и мисс Хэдли.
После того как дамы с вязанием наконец-то – с явной неохотой – удалились, мать Джини тоже с неохотой велела Мэри послать служанку за чайником свежего чая. Затем она сообщила Джини, что ее отец, как обычно, объезжает верхом на коне свои владения. Джини считала, что первый визит дочери после трех лет разлуки – вещь не слишком обычная, чтобы вместо встречи скакать где-то по полям, и с новой силой ощутила жесткость его неприязни.
Брайс охотился, тоже как обычно.
– На ворон, – добавила Мэри.
Джини прикрыла Олива концом шали, которую она перед этим накинула на плечи Ардету. Теперь птице стало тепло и никто не услышит, как она ругается. Джини успела забыть, какой злобной может быть Мэри, и о том, что отец из экономии не разрешал топить печи в доме даже при наступлении первых заморозков.
Другой ее брат, как сообщила мать, изучает юриспруденцию в Лидсе. Он ухаживает за дочерью одного набоба, разбогатевшего в Индии и поселившегося недавно в этом городе. Мать Джини выразила надежду, что это ухаживание закончится выгодным браком. Что касается Джини, то она питала надежду, что их скоро проводят в отведенные им спальни, так как черты лица у Ардета выглядели более заостренными, чем обычно, а мисс Хэдли явно чувствовала себя неуютно. Холод в комнате объяснялся не только отсутствием огня в камине.
Ардету было зябко, он устал от поездки, но то был дом его жены, ее семьи, с которой она хотела бы сохранить добрые отношения. К тому же она считала, что здесь он быстрее окрепнет. А пока Ардет постарался как можно глубже втянуться в обтянутое вощеным ситцем уродливое кресло и найти наиболее удобное положение. Видит Бог, он сейчас не способен вступать ни в какие распри. Пулевое ранение заживало гораздо быстрее, чем у обычного человека, однако это происходило ценой больших затрат умственной энергии. Даже обычный сон приносил в этом отношении значительные потери. Он должен уберечь хотя бы остатки сил, чтобы защищать Джини. Во всяком случае, у него хватит энергии, чтобы разжечь огонь в камине, если это потребуется. Если бы не рука Джини у него на плече, он и здесь разжег бы хороший костер, начав с сожжения дурацкого неудобного кресла, в котором сидит. А пока он только полуприкрыл глаза и слушал. В конце концов, это ее компания, ее домочадцы.
Когда ее мать пересказала Джини все новости о соседях и о дальних родственниках, Джини в свою очередь поведала о Питере и его смертельно опасной болезни, а потом и о выздоровлении. Затем последовало повествование о родословной мисс Хэдли, и было установлено, что она гораздо древнее, чем родословная миссис Хоупвелл. Наступило неловкое молчание.
– Итак, Имоджин, ты снова дома, – нарушила это молчание миссис Хоупвелл. – Графиня. Кто бы мог подумать, что ты получишь более высокий титул, чем Лоррейн?
«В самом деле, кто? – подумала Джини. – Уж конечно, не Лоррейн».
Мать Джини взглянула на Ардета, потом на мисс Хэдли и, понимая, что громко спрашивать при людях о том, о чем она собиралась спросить, не следует, прошептала:
– И ты беременна?
– Да, – тоже шепотом ответила Джини.
– О, дорогая моя девочка, ты, кажется, немало страдала, не так ли?
Джини кивнула в сторону своего мужа.
– Особенно когда едва не произошло самое худшее.
– Так это не ребенок Элгина?
Ардет весь напрягся, а мисс Хэдли ахнула от такой бестактности.
Джини не собиралась отвечать на вопрос матери.
– Я имела в виду последнее несчастье. В лорда Ардета стреляли.
– Да, ты мне писала об этом. Ты считаешь разумным увозить так далеко из города тяжело раненного человека? У нас по соседству нет ни одного хорошего врача. Именно из-за этого Роджер и Лоррейн переехали с ребенком в Лондон.
– Ардет больше не нуждается в помощи врача. Ему нужен только покой.
– А долгое путешествие в карете? Какой уж тут покой! Ты никогда не была сообразительной, право! К тому же выйти замуж так скоро после смерти Элгина… Но мы не собираемся обсуждать это, не так ли?
Мэри подалась вперед, явно намереваясь поговорить о возмутительном поведении Джини. Огненный взгляд свекрови принудил ее к молчанию.
– Я не понимаю, чего ради ты так рано подняла его милость с одра болезни. Он вполне мог отдохнуть в собственном доме в Лондоне перед отъездом.
– Ему было небезопасно оставаться в Лондоне.
Миссис Хоупвелл стряхнула крошки с платья.
– О Боже, значит, все эти разговоры правда. И ты привезла сюда все твои несчастья! Я не знаю, что скажет на это твой отец. Я так хотела, чтобы вы приехали погостить, но это…
– Это я. А это мой муж. Папа должен принять это как данность.
А может, он и не собирался принимать, потому и не последовало приглашение занять спальни на втором этаже.
Им не пришлось долго ждать, пока они уяснят себе чувства сквайра Хоупвелла.
Отец Джини влетел в гостиную своей жены в грязных сапогах, не обратив никакого внимания на то, что она прищелкнула языком, призывая его к порядку. Толстобрюхий мужчина с обветренным лицом посмотрел на то, как Ардет пытается встать с кресла, и махнул рукой в знак того, чтобы тот не беспокоился и оставался сидеть. Он кивнул женщине средних лет, которая сидела в уголке, вытянувшись в струнку. Грозно осклабился на свою невестку и только потом посмотрел на дочь.
Джини не ожидала, что отец примет ее с распростертыми объятиями: он никогда не был ни сентиментальным, ни слишком импульсивным, но не ждала и того, что его первыми словами будут такие:
– Они говорят, что ты беременна.
Он произнес это отнюдь не шепотом.
– Да.
– Они говорят, что неизвестно, чей это ребенок.
– Они лгут.
– Они говорят, что ты застрелила собственного мужа.
– Кто-то другой прикончил Элгина до того, как я могла бы это сделать.
– Но это был твой муж. Не задирай нос, девчонка. Это пока еще мой собственный дом.
Джини кивнула в знак согласия, но гордо вскинула голову.
– И что ты этим хочешь сказать? Я – твоя дочь, и я привезла сюда моего мужа лорда Ардета. Он ранен.
– Какие-то чужие люди окружили мой дом. Я вынужден был сообщить им, кто я такой, прежде чем они позволили мне войти в мою собственную парадную дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35