* * * – Так что же? – Чероки отнюдь не собиралась отступать.– Ты о чем?– О Биче, как ты сама понимаешь. Он нашел тебя?– Да.– Несносная девочка! Ты слишком долго общалась с Молчаливым Джоном!.. Что произошло между вами?– Я заставила его уехать.– Каким образом?– С помощью Красавчика и дробовика.– Гм! – хмыкнула Чероки. – Если этот парень уехал, то сделал только потому, что так сам решил, а не потому, что ты его запугала… А что он хотел?– Того же, чего хотят и Калпепперы, – заносчиво сказала Шеннон.– Сомневаюсь. Он не из числа тех, кто бегает за каждой юбкой.Шеннон подняла голову, удивившись тому, что Чероки, оказывается, способна сказать доброе слово о ком-либо из мужчин.– Ты знаешь Бича? – спросила Шеннон.– Не напрямую. Раненый Медведь и Вулф Лоунтри поддерживают отношения друг с другом, а Лоунтри на короткой ноге с Рено – братом Бича.– Рено? Этакий громила с ружьем? – удивилась Шеннон.– Да, но он пускает его в ход лишь тогда, когда его вынуждают. Вообще-то он заядлый охотник за золотом. Можно подумать, что он общается с духами, когда узнаешь, как ему со своей женой Евой удается найти золото. Об этом Вулф Лоунтри рассказал Раненому Медведю, а…– А Маленький Медведь рассказал тебе, – закончила фразу Шеннон. – До тебя новости доходят с быстротой молнии.Чероки хмыкнула:– Что еще остается делать в моем возрасте? Вообще мужчины любят посплетничать даже больше, чем женщины, это уж точно. За исключением Молчаливого Джона, конечно. Разговаривать с ним – все равно что с могильной плитой. Уж не знаю, как ты это переносишь. Я из-за него чуть было не начала пить.– Я и не знала, что ты так давно знаешь Молчаливого Джона.Чероки наклонилась и стала ощупывать вывихнутую лодыжку. В комнате повисла тишина.– Ну вот, я тоже замолчала, – пробормотала Чероки через некоторое время.– Я не против тишины. Джон сам любил читать и приучил меня. Только я Платону предпочитаю стихи.Чероки фыркнула:– Я видела, что твои чемоданы забиты книгами. Пустая трата времени, если, конечно, там не пишут о травах.– Зимой много свободного времени.– Это неестественно – не разговаривать с людьми!– Почему же, я разговариваю с собой и с Красавчиком.– Очень трогательно! И наверное, одна твоя половина дает умные ответы другой половине. Вот только неизвестно, которая из них.Улыбнувшись, Шеннон проверила воду, которую поставила подогревать на плиту.– Как насчет чая с ивовой корой? – предложила Шеннон.Чероки скривилась.– Отвратительное пойло! Хуже помоев!– Твоей лодыжке станет лучше.– Пойло!Не обращая внимания на возражения Чероки, Шеннон подошла к обшарпанному деревянному сундучку и подняла крышку. В нос ударили запахи трав. Ивовую кору найти оказалось нетрудно, а поскольку в отличие от других она была мягкой, то и раскрошить ее было делом одной минуты.Когда Шеннон заварила чай, Чероки залезла под кровать и достала холщовый мешочек. Из него она извлекла замотанный в папиросную бумагу пакет. Не говоря ни слова, она снова уселась на койке, поглаживая пакет шишковатыми в царапинах пальцами, словно он содержал нечто очень дорогое.Когда Шеннон поднесла Чероки лекарственный чай в металлической кружке, старая женщина словно бы не заметила этого и посмотрела в глаза Шеннон.– Нам нужно поговорить, – без обиняков начала она. – Ты должна отдать себе отчет в том, что ты вдова.– Ты не можешь быть уверена в этом.– Как бы не так!.. Я молилась на его могиле…Глаза Шеннон стали круглыми.– Что?!– Была осень… Ночное небо, словно Господь Бог, наблюдало за мной… Бедный старый мул был весь в крови и совсем выбился из сил… Он прошел длинный путь…Шеннон оцепенела. Чероки никогда не рассказывала ей, как и где она отыскала в тот день Разорбека. Она просто привела мула к хижине Молчаливого Джона и сказала Шеннон что-то вроде того, что Молчаливый Джон в этом году вернется со своего участка нескоро и что ей нужно самой позаботиться о заготовке запасов на зиму.После этого Чероки сказала, что ее подлинное имя – Тереза и что Шеннон не следует стесняться обращаться к ней за помощью, если возникнет такая необходимость.– Ты раньше не говорила мне об этом, – прошептала Шеннон.– Я кое-как залатала раны мула и на заре отправилась по его следам к тому месту, откуда он пришел. Дорогу мне преградил огромный оползень. Думаю, это и была могила Молчаливого Джона.– Почему же ты мне не сказала об этом тогда?– Какой смысл? Если я ошиблась, Молчаливый Джон должен будет вернуться осенью. Если я права и об этом расползутся слухи, мужики из всей долины станут околачиваться возле твоей хижины, и добра от этого не жди. Мужику, у которого зуд промеж ног, доверять можно не больше, чем взбесившемуся скунсу.Шеннон попыталась что-то сказать, но почувствовала, что у нее пропал голос.– И что толку было говорить тебе, если перевалы уже закрылись и уехать ты никуда не могла, – продолжала Чероки. – Провизия у тебя была, и здесь ты в большей безопасности, чем где-нибудь еще, поскольку никто не знал о гибели Молчаливого Джона. Поэтому я решила закрыть свой рот и не открывать его до поры до времени.Из груди Шеннон вырвался сдавленный стон. Обветренные щеки Чероки внезапно порозовели.– Надо было сказать тебе чуть пораньше, – пробормотала старая женщина, – но мне было бы… одиноко. Конечно, если бы у тебя была семья, которая могла тебя принять… А город сурово обращается с хорошенькими девчонками вроде тебя… Я боялась, что если ты узнаешь о смерти Молчаливого Джона, то поднимешься и уедешь.– Мой дом здесь… Я не уеду отсюда…– Я не должна удерживать тебя здесь, – продолжала Чероки, пропуская мимо ушей слова Шеннон. – Очень плохо с моей стороны. Меня мучит совесть, когда я думаю об этом… Я собиралась сказать тебе и дать денег…– Нет, – перебила ее Шеннон.Чероки что-то пробормотала себе под нос, затем распрямила плечи:– Сейчас положение изменилось. Тебе надо уезжать.– Почему? Лишь потому, что я узнала наверное то, о чем давно подозревала?– Тебе нужно уезжать из долины Эго. А что касается Бича…– Почему я должна уезжать? Это мой единственный дом! – снова перебила Шеннон старую женщину.– Потому что ты не выживешь в своей хижине.– Но пока что я жила.Чероки хмыкнула:– Молчаливый Джон мог прокормить троих, да при этом еще немало оставалось. Ты питалась остатками запасов вторую зиму да кое-что прикупала, но этого недостаточно. Посмотри на себя – кожа, кости да волосы.– Я похудела за зиму, а летом поправлюсь, как и все божьи твари.– А если не поправишься?– Обязательно поправлюсь!– До чего же ты упрямая девчонка!– Вот поэтому я и выживу, – отреагировала Шеннон. – Из упрямства… А ты пей свой чай.Чероки отвела рукой протянутую ей чашку:– Я помогала тебе две последние зимы, но…– Я знаю, – поспешила сказать Шеннон, – и благодарна тебе. Я принесла тебе соль, а как только подвернется олень, я возмещу тебе…– Да не в этом дело! – рассердилась Чероки. – Ты послушай меня, девочка!Было очень непривычно видеть Чероки в таком гневе. Шеннон замолчала и приготовилась слушать.– Некоторые мужчины лучше остальных, – продолжила Чероки. – Гораздо лучше… Во всяком случае, так говорят Бетси и Клементина, когда приходят ко мне за снадобьем, чтобы у них не было детей…Шеннон закрыла глаза. Она знала, что эти проститутки иногда приходят к «шаману-полукровке» за лекарствами, но до настоящего времени она не догадывалась, для какой цели нужны были им эти снадобья.– Я понимаю, – слабым голосом произнесла Шеннон.– Очень сомневаюсь! – отрезала Чероки. – Но дело не в этом. Нам сейчас надо найти достойного мужчину. На эту роль вполне подходит Бич.Шеннон открыла было рот, чтобы возразить.– Помолчи, девочка, – упредила ее Чероки и протянула пакет. – Вот эту безделку подарил моей матери один дурачок. Она передала это мне, а я тебе…Прежде чем Шеннон успела что-то сказать, Чероки стала осторожно, даже с каким-то благоговением разворачивать пакет. В некоторых местах тонкая папиросная бумага истончилась от времени и порвалась.Но то, что открылось взгляду Шеннон, показалось еще более тонким и нежным, чем эта бумага. Шеннон ахнула от удивления и восторга, увидев белоснежную шелковую ночную рубашку, отделанную тончайшими кружевами.Чероки мягко улыбнулась.– Красиво, правда? – спросила она. – Когда я увидела тебя в первый раз, я сразу подумала об этой рубашке.– Я не могу ее взять!– А ты ее не берешь. Я даю ее тебе.– Но…– Да пойми ты, она мне не подходит! – нетерпеливо перебила собеседницу Чероки. – И никогда неПодходила! Я слишком крупная… И моей матери не подходила… Ее никто никогда не носил.Все еще мучаясь сомнениями, Шеннон дотронулась до рубашки. Можно было подумать, что она дотронулась до облака – настолько нежной показалась ткань. Да и кружева, которыми была отделана рубашка, были мягкими и шелковистыми на ощупь.– А теперь забирай, – сказала Чероки.– Я не могу…– Уверена, что можешь.Чероки опять завернула рубашку в папиросную бумагу и протянула ее Шеннон.– Положи ее в глубокий передний карман куртки Молчаливого Джона, – посоветовала Чероки.– Но…– Девочка, я не выпью ни капли этого чая, если ты не возьмешь подарок!Шеннон неуверенно протянула руку и взяла пакет.– Ну вот и хорошо, – одобрила Чероки и взялась за кружку с чаем. – Убери пакет.Чероки подождала, пока Шеннон засунула рубашку в карман куртки, и сделала первый глоток чая.– Я даже не знаю, чем могу отблагодарить тебя, – смущенно проговорила Шеннон.– В этом нет необходимости. Я рада, что она будет у тебя. Ей давно надо было найти применение.Лицо Шеннон залилось румянцем.– Конечно, не как украшение проститутки, – засмеялась Чероки. – А как шелковый силок для мужчины… Например, для Бича. Это стоящий мужчина…– Нет!– Стоящий, – не отступала Чероки. – Он лишь увидит тебя в этом шелке и кружевах – и забудет о том, что куда-то должен ехать. И ты выйдешь замуж раньше, чем успеешь сказать «да»…– Нет! – упрямо повторила Шеннон.– Чероки вздохнула:– Девочка, ты не должна…– Нет! – гнула свое Шеннон, не желая больше слушать Чероки. – Теперь твоя очередь выслушать меня… Мою маму и меня приютил мой дядя. Когда мне было тринадцать лет, от воспаления легких мать умерла, а вскоре умер и дядя. И его жена стала обращаться со мной как с рабыней.Чероки кивнула, не выказав особого удивления.– Меня определили к портному, – продолжала рассказ Шеннон. – Я не имела права покидать мастерскую. Я там работала, питалась и спала. Когда портной напивался, а это случалось два раза в неделю, он начинал приставать ко мне. Я отбивалась ножницами, которые держала под подушкой.Чероки снова кивнула, как и прежде не выказав удивления.– Однажды в город приехал мамин дядя, – ровным голосом рассказывала Шеннон. – Он получил наконец письмо, которое я написала ему, когда мама умирала. Он приехал забрать меня. Он взял у тети мамин шарф, а ее золотое обручальное кольцо надел мне на палец. После этого я стала миссис Смит.– Я так примерно и думала, – спокойно заметила Чероки. – Такая девочка, как ты, не выбрала бы такого человека, как Молчаливый Джон.Шеннон грустно улыбнулась:– По сравнению с тем местом, откуда я приехала, Молчаливый Джон и долина Эго показались мне раем.– Я и сама испытывала такое же чувство. Правда, я пришла сюда, когда была постарше, пришла одна и под видом мужчины. Мой отец был мексиканец, а мать – костлявая шлюха из Теннесси, выносливая и глупая, как мул. С десяти лет меня брали выполнять мужскую работу, платили как девчонке, а обращались как со скотиной. Когда мать умерла, я уехала оттуда и возвращаться не– пожелала.– Вот и я не желаю выходить замуж, – вставила Шеннон.Чероки пожала плечами:– Я уже сказала, что мне страшно надоело быть рабом мужчины.– А меня ты хочешь отдать мужчине.– Это совсем другое дело.– Ну да, – кисло произнесла Шеннон, – это будет мое рабство, а не твое.Чероки чертыхнулась и одновременно улыбнулась.– Ты это зря… Помни, я старею. Эта проклятая лодыжка все не заживает. Уж не знаю, смогу ли я охотиться этим летом, чтобы прокормить хотя бы себя.– Так я буду охотиться за двоих.– Девочка, у тебя мужества хватит на трех мужчин, но охотник из тебя не ахти какой.– Я научусь к концу лета.Некоторое время черные глаза Чероки изучали выражение лица Шеннон. Наконец Чероки вздохнула и прекратила разговор о мужчинах, женщинах, замужестве и выживании. Она лишь покачала головой. Слишком мало времени было для того, чтобы Шеннон превратилась в хорошего охотника, способного прокормить двоих.Но девушке придется убедиться в этом самой, раз она не желала внимать советам пожилой женщины.Чероки остается лишь молиться, чтобы прозрение Шеннон наступило не слишком поздно, когда перевалы занесет снегом. Тогда все живое в долине Эго окажется отрезанным от остального мира до открытия перевала или же умрет от голода. Неизвестно только, что произойдет раньше. Глава 4 Солнце уже садилось, когда уставшая Шеннон поднялась на крутой скалистый холм, с которого открывался вид на ее хижину. Правда, сама хижина закрыта высокими елями и не очень бросалась в глаза из-за того, что была наполовину встроена в склон горы.Шеннон нечасто так радовалась при виде собственного жилья. Расставшись с Чероки, она несколько часов выслеживала дичь. Результат оказался малоутешительным: она зверски устала, а в животе у нее урчало так громко, что Красавчик стал бросать на нее подозрительные взгляды.– Успокойся, – пробормотала Шеннон. – Я не собираюсь делать из тебя жаркое.Красавчик помахал хвостом и облизнулся.– Не смотри так на меня, – устало проговорила Шеннон, поглаживая пса по голове. – Если ты голоден, поищи какую-нибудь живность да постарайся, чтобы ее хватило на двоих… Хорошо?Наедине с самой собой Шеннон не нужно было маскировать свой голод и страшную усталость. Ее тон и поза красноречиво свидетельствовали, насколько она чувствовала себя выжатой и измотанной.Ничего, кроме двух или трех кусочков вяленой оленины, в ее желудке за целый день не побывало. А та оленина, которую она сунула утром в карман, пошла в суп Чероки вместе с несколькими молодыми зелеными побегами, сорванными Шеннон недалеко от хижины старой женщины. Обед для Чероки получился такой, о котором Шеннон могла лишь мечтать.По дороге домой Шеннон решила поохотиться. Но как бы осторожно она ни подкрадывалась к оленям, те замечали ее присутствие и убегали раньше, чем она оказывалась настолько близко, чтобы можно было рискнуть потратить заряд.С невеселыми мыслями Шеннон спускалась к хижине, задняя стена которой представляла собой крутой склон горы. Где-то под ногами девушки находилась пещера, и там бил горячий источник, хотя на поверхности не было видно никаких его следов. Правее громоздились скалы, и там начинался выкопанный Молчаливым Джоном тайный проход, ведущий в хижину. Его тоже не было видно.Красавчик трусил перед Шеннон, принюхиваясь к ветру, долетавшему с поляны. Внезапно пес резко остановился. Он прижал уши к голове и беззвучно оскалился.Шеннон тут же прислонилась спиной к дереву, подняла дробовик и, мгновенно позабыв про усталость, стала зорко всматриваться вперед.Подобным образом Красавчик реагировал только на человека.Кто-то находился недалеко от хижины. А возможно, даже прятался в ней, поджидая Шеннон и собираясь захватить ее врасплох.Стараясь не шуметь, Шеннон продолжала зигзагами спускаться со скалистого, поросшего кустами холма. Достигнув его подножия, она, не выходя из зарослей, стала описывать круги около своего жилища.Красавчик не проявлял никакого интереса к запахам, а все свое внимание сосредоточил на хижине.Когда Шеннон наконец приблизилась к опушке, она поняла причину такого поведения собаки. Возле хижины на скрещенных жердях висела туша только что убитого и разделанного оленя.Молчаливый Джон тоже пользовался этими жердями, когда свежевал и разделывал убитую на охоте дичь.– Неужели Молчаливый Джон? – прошептала Шеннон.Внезапно Красавчик резко развернулся и уставился в сторону холма, откуда они только что спустились. Шерсть у него встала дыбом.Шеннон также повернулась в сторону холма. На фоне неба, окрашенного в пунцовые и оранжевые тона заходящим солнцем, она увидела силуэт сидящего на лошади мужчины. По ширине плеч и кнуту, лежащему на правом плече, она мгновенно узнала в нем Бича.Он прикоснулся к шляпе, приветствуя Шеннон, тронул поводья огромной серой лошади и через несколько мгновений скрылся за холмом.Затаив дыхание, Шеннон некоторое время ждала, не появится ли Бич снова. Больше он не появился.В конце концов Красавчик зевнул, ткнулся носом в ноги Шеннон и выразительно посмотрел на хижину.– Ладно, мой мальчик. Думаю, Бич вряд ли придет сейчас, когда понял, что мы его заметили.И Шеннон стала мысленно убеждать себя в том, что нисколько не разочарована исчезновением Бича. Хотя прекрасно понимала, что лжет.Она также сказала себе, что оставит подношение Бича висеть на своем месте, пока оно не сгниет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33