Дункана же самого удивляло, как много наслаждения находит он в жене. Хотя желание, словно голод, свирепо грызло его внутренности, оно удерживалось в узде еще большей потребностью изучить эту обольстительную колдунью, которая лежа следила за ним горящими, словно угли, глазами.
Зная все это, Эмбер теперь могла меньше волноваться из-за любовной игры, правила которой не были ей знакомы. И могла уж совсем не опасаться, что Дункан не захочет соединиться с ней.
Его желание становилось лишь сильнее от того, что так сурово сдерживалось.
— Ты уверена, что это не то самое место? — спросил Дункан. — Я слышал, что колени женщины — весьма чувствительная часть ее тела.
Эти слова сопровождались еще одной бестелесной лаской, от которой у Эмбер захватило дух, потому что она явственно ощутила у себя между коленями не только дыхание Дункана, но и прикосновение его усов.
— Тебе это было приятно? — спросил он. Эмбер кивнула, и свет от свечей вплелся подобно руке возлюбленного в ее длинные волосы.
— Я не слышу тебя, — сказал Дункан.
— А я тебя не чувствую, — откликнулась она, наблюдая за ним из-под полуопущенных век.
— Ты что, торгуешься со мной, жена? — Да.
— Тогда скажи мне точно, где у тебя болит, и я сниму боль.
Эмбер хотела было заговорить, но голос изменил ей.
— Я… я не могу, — прошептала она.
Дункан увидел, как розовый румянец пополз от ее грудей вверх, к щекам, и понял ее затруднение.
— Я все время забываю, — сказал он тихим голосом. — Ты взлетаешь ввысь так легко и быстро, однако всего несколько часов назад еще была нетронутой девой. Прости меня.
— Только если ты прикоснешься ко мне.
Дункан вскинул голову. Заглянул в глаза своей жены и увидел в них отражение своей собственной неутоленной страсти.
Но он еще не прикоснулся к ней.
— Ты хочешь меня, — проговорил он. Удивление в голосе Дункана рассмешило Эмбер и одновременно вызвало у нее желание поколотить его.
— А я разве говорила тебе что-то другое? — спросила она.
— Но я думал, что это говорит в тебе мое желание, которое ты ощущаешь.
— Иногда, мой темный воин, голова у тебя делается очень глупой.
Дункан улыбнулся и тыльной стороной руки, слегка касаясь, провел над треугольником, покрытым темно-золотыми завитками.
— Здесь у тебя болит? — спросил он хриплым шепотом.
Из горла Эмбер вырвался сдавленный звук. Ее согнутое колено было приглашением к большей близости.
Но Дункан хотел еще большего. Это было ему нужно. Он должен до конца быть уверен, что Эмбер поддалась своему собственному желанию, а не просто уступила его напору.
— Если ты хочешь, чтобы я вошел в твой теплый замок, ты должна сама отворить ворота.
На мгновение Эмбер замерла. Потом прерывисто вздохнула и слегка изменила положение ног.
Дункан расстегнул плащ и отбросил его в сторону.
— Шире, — прошептал он.
Эмбер снова шевельнула ногами. Щеки ее опять стал заливать румянец.
Быстрыми, нетерпеливыми движениями Дункан распустил шнуровку рубашки и уронил ее на пол. Жаждущий, одобрительный взгляд, которым окинула его жена, никак не мог остудить горячего бега крови по его телу.
Не мог этого сделать и вид жены, лежавшей перед ним с наполовину раздвинутыми ногами. Кожа ее светилась подобно жемчугу на фоне меха. Но и этого было недостаточно.
— Еще шире, — настаивал он.
— Дункан…
В его имени звучало и возражение, И требование, чтобы он перестал ее мучить.
Она медленно раздвинула ноги еще немного. С каждым новым движением она чувствовала себя все более уязвимой, и ее белые, стройные ноги начали дрожать.
Склонившись над Эмбер, Дункан увидел чуть заметные пятна на безупречной коже с внутренней стороны ее бедер. Когда он понял, откуда у нее эти пятна, губы сложились в горькую складку.
— Твой замок все еще слишком хорошо обороняется, — сказал Дункан. — Ворота должны быть широко распахнуты. Очень широко.
Теперь щеки Эмбер пылали огнем.
— Почему? — прошептала она.
— В тот раз я силой раздвинул тебе ноги, — тихо проговорил Дункан.
— Неправда, — громче произнесла Эмбер.
— Нет, правда, — резко возразил он. — Вот и следы, оставленные моими руками.
— Но ведь…
— Если ты хочешь, чтобы я лежал между твоими ногами, ты должна сама дать мне там место, по своей воле и желанию.
При мысли о том, что Дункан снова будет лежать у нее между ногами и что она вновь почувствует тот экстаз, который охватит его, когда его семя хлынет в ее лоно, тело Эмбер свело судорогой страсти.
От этой мысли у нее внутри набух и прорвался ручеек наслаждения. Жар растекся по всему ее телу и сразу смягчился от скрытно пролившегося дождя. С тихим стоном она открылась полностью, повинуясь одному лишь своему страстному желанию.
Горящий взгляд Дункана подействовал на нее, словно утонченная ласка. Она страстно всхлипнула, ощутив, как огненная сеть туже стянула все ее тело, изменяя его, готовя его принять Дункана. Ноги ее снова шевельнулись, как будто Дункан уже был у нее внутри, деля с нею свое тело.
— Ты еще прекраснее, чем все слова, которые я мог бы тебе сказать, — прошептал Дункан.
— А ты прикоснись ко мне, и я все узнаю.
— Да. И я тоже.
С этими словами Дункан опустил руку, и его длинный палец скользнул плавно и глубоко внутрь Эмбер, проверяя истинность ее страсти. Она замерла и тихо застонала, словно он стегнул ее кнутом.
Но это был стон не боли, а наслаждения, и Дункан знал это так же точно, как и сама Эмбер. Восхитительная горячая влага оросила его ласкающий палец и пролилась ему в ладонь.
Ее страсть, ее отклик, ее потребность.
Не просто отражение его чувств.
Хриплый звук, выражавший и неутоленную страсть, и облегчение, вырвался из горла Дункана. Медленным движением он извлек палец из тела Эмбер, которое с такой готовностью принимало его ласку.
— Нет, — проговорила она. — Дункан, я…
Голос ее прервался, когда он стал обводить нежные лепестки, которые больше не скрывались под золотыми завитками. Она открывалась перед ним подобно цветку и, подобно цветку, вызывала восхищение. Ее желание, которое он мог обонять и осязать, пьянило его. Он снова погрузил палец и снова получил ответ огненной влагой.
Потом прикосновение Дункана исчезло, и Эмбер осталась одна, истязаемая на дыбе неудовлетворенного желания. У нее вырвался протестующий крик.
— Потерпи, — тихо произнес он. — Я хочу быть таким же нагим, как и ты.
Но руки Дункана совсем не казались терпеливыми, срывая с него оставшуюся одежду под неотступным взглядом желтых, как само пламя, глаз.
Когда он вновь повернулся к Эмбер, у нее округлились глаза. Его плоть восстала полностью, он являл собою воплощение мужской силы, и все его могучее тело влажно светилось, ожидая утоления голода.
— Эмбер?
— Ты был таким и в Каменном Кольце? — спросила она.
— Да.
Она перевела дыхание, которое задерживала, сама того не замечая.
— Ну, тогда… тогда и в этот раз мы прекрасно подойдем друг другу, — проговорила она. И добавила еле слышно: — Хотя я не могу представить, как это получится.
Со звуком, который мог быть смехом либо стоном, Дункан, опустился на ложе.
— Я постараюсь, чтобы получилось, — сказал он. — Плох тот воин, который не умеет как следует вложить меч в ножны.
Ложась между ногами Эмбер, Дункан задел ее, и мощные течения его страсти омыли ее, заставив задрожать.
— Тебе страшно? — спросил он.
— Прикоснись ко мне, и узнаешь.
Дункан просунул руку вниз между своим телом и ее, но уже не рукой раздвинул нежные лепестки цветка желания Эмбер. Ощущение атласного тепла, которое ждало его там, заставило его сердце забиться вдвое быстрее.
— Ты должна мне сказать, если тебе будет больно, — охрипшим голосом проговорил он.
Единственным ответом Эмбер был новый прилив тепла, от которого в ней набухла и лопнула почка страсти. Огненная влага, омывшая Дунканову плоть, без единого слова сказала ему, как он желанен.
Дункан со стоном выдохнул и погрузился в нее еще немного глубже.
У Эмбер перехватило дыхание. Ощущение того, как ее тело расступается, чтобы принять его, было остро-возбуждающим. Ощущение жестоко сдерживаемой страсти Дункана было. Для нее сладостной пыткой. Он входил в нее так медленно, словно хотел убедить ее и себя, что на этот раз в их соединении не будет боли.
— Тебе больно? — спросил Дункан, продвигаясь еще чуть глубже.
— Нет, — ответила Эмбер неровным голосом. — Ты так сладко меня убиваешь.
— Что ты говоришь?
— Боже милостивый, — прошептала она. Дункан почувствовал страстную дрожь глубоко внутри.
у Эмбер, ощутил, как его плоть орошает ее горячий дождь, и лишь ценой яростной борьбы с собой не потерял голову. Пот выступил у него на всем теле с головы до пят, но он ни на йоту не ускорил своего медленного погружения внутрь Эмбер.
Еще одна волна чувственной дрожи сотрясла Эмбер, отдавая ее тело во власть темного воина, будившего в ней страсть доселе ей неведомой силы.
Но и этого ей было мало. Ей нужен был Дункан. Весь целиком. И он был нужен ей сию минуту.
Безотчетным движением ее ногти впились ему в бедра, требуя более глубокого проникновения.
— Ты хочешь, чтобы я вошел глубже? — спросил он.
— Да, да, да и да! Дункан, пожалуйста.
Он мрачновато усмехнулся и, надавив сильнее, продвинулся глубже.
Медленно.
Из горла Эмбер вырвался тихий стон. Ее бедра шевельнулись движением столь же древним, как сама праматерь Ева. Тонкий аромат и шелковистый огонь ее страсти ласкали и пьянили Дункана. Он не мог сдержать горячего ответного толчка. Ее плоть так жарко, так ласково, так тесно облегала его со всех сторон.
А он еще не погрузился до конца.
— Тебе правда не больно? — хрипло спросил Дункан. Эмбер смогла ответить лишь прерывистым стоном наслаждения.
— Посмотри на меня, — сказал он.
Глаза Эмбер медленно открылись. Они были золотые, горящие, словно угли, почти безумные. Их вид вызвал в теле Дункана еще один жаркий толчок. Она ощутила это так же ясно, как и он сам.
— Ты вытерпишь, если я войду еще немного глубже? — спросил Дункан.
— Но я совсем не чувствую боли, когда ты во мне, а только удовольствие.
Чуть хрипловатый шепот Эмбер был Дункану так же сладок, как таинственные движения ее тела и опьяняющий аромат ее страсти, еще более экзотический, чем запахи сандалового дерева и мирра.
— Подними ноги и обхвати ими меня, — тихим голосом проговорил Дункан.
Когда Эмбер сделала так, как он велел, наслаждение стало еще острее.
— Держись за меня, — сказал Дункан. — Прижмись как можно теснее и крепче.
Эмбер хотела спросить, для чего это нужно, но ощущение того, как он медленно дошел в ней до конца, заполнив ее теперь целиком, отняло у нее слова, мысли, отняло все, оставив лишь пронзительный экстаз. С дрожащим, прерывистым криком она отдалась наслаждению полного слияния со своим темным воином.
— Теперь ты чувствуешь, как сильно я хочу тебя? — спросил Дункан сквозь стиснутые зубы.
— Я чувствую тебя внутри себя. Всего целиком.
— Больно?
— Нет. Это наслаждение — такое сильное, что даже страшно. Твое желание и мое вместе.
Улыбаясь немного мрачной улыбкой, Дункан медленно двинулся вспять из той нежной мягкой глубины, которой достиг с такой мучительной осторожностью.
— Нет! — почти вскрикнула Эмбер. — Ты нужен мне!
— Не больше, чем мне нужна ты.
У нее перехватило дыхание, когда Дункан вернулся, погрузившись в нее глубоко, снова наполнив ее собою. Он повторил движение со сдержанной силой, и это возбудило ее еще больше, потому что она явственно воспринимала всю необузданность его желания.
От их соединенных тел распространилось какое-то странное, неземное мерцание. Глаза Эмбер расширились, когда она почувствовала, как ее охватывает пламя — нежное и свирепое в одно и то же время. Она беспомощно задрожала.
— Дункан, я больше не выдержу. Это… нет сил…
Голос Эмбер оборвался. По ее телу стали прокатываться повторяющиеся сладко-мучительные судороги, и каждое сотрясение лишь притягивало его еще ближе к ней, еще больше распаляя снедавший ее огонь.
Дункан губами поймал трепещущий крик, сорвавшийся с губ Эмбер в то мгновение, когда ее исход хлынул на него, лаская каждым глубоко скрытым в ней толчком экстаза. С каждым своим входом он пил вино ее страсти.
На несколько сладостных и томительных мгновений Дункан замер в неподвижности над Эмбер, упиваясь ясным свидетельством того, что с ним она узнала наслаждение.
Когда сдерживаться дольше стало невозможно, он начал двигаться со все возрастающей мощью. Каждое его движение у нее внутри вызывало все новые нежные содрогания и сжатия. Ее лицо стало напряженным, неуловимо изменилось в полете, который уносил ее все выше и выше под воздействием его могучей мужской силы, раз за разом входившей в нее.
Вдруг Эмбер выгнулась и содрогнулась, пронзенная неописуемым экстазом. В ее дрожащем крике было имя Дункана. Она прижалась к нему изо всех сил, ибо он был и бурей, и спасительным убежищем.
Атласная теплота плоти Эмбер втягивала Дункана, ласкала его, сулила ему блаженство, равного которому он еще не испытывал. Он чувствовал, что теряет власть над собой, и пытался сопротивляться, потому что хотел бы остаться навеки в этом состоянии — между уверенностью в ее экстазе и предвкушением своего.
— Ты совершенна, — хрипло проговорил Дункан. — Да поможет мне Бог, ибо ты нужна мне больше-всего на свете, больше, чем даже возвращение памяти!
Дольше сдерживаться он не смог. Со стоном отрешения он дал волю своей страсти и излил ее в лоно янтарной колдуньи, упоительная глубина которого так гармонично принимала и вмещала его естество.
Глава 15
Саймон в полном боевом снаряжении подъехал к замку Блэкторн на своем огромном боевом жеребце, скакавшем быстрым галопом. Рядом с ним ехал еще один рыцарь в кольчуге и боевом шлеме. С другой стороны Саймон вел в поводу темно-гнедого жеребца, который был никак не меньше его собственного.
Гнедой жеребец был без всадника, а к пустовавшему седлу были приторочены меч в ножнах и длинный, каплевидной формы щит. Щит был украшен изображением головы черного волка — знаком Доминика ле Сабра, Глендруидского Волка.
Вокруг всадников клубился холодный и тихий осенний туман. Копыта лошадей прогрохотали по опущенному мосту, который вел во внутренний двор Блэкторна. Несколько мгновений спустя под стальными подковами трех жеребцов зазвенели булыжники двора.
На ступенях крыльца появилась женщина и стала с тревогой вглядываться в приехавших. Увидев жеребца без всадника, она подхватила подол богатого зеленого платья и быстро сбежала вниз по ступеням. Капюшон соскользнул у нее с головы, и ее огненно-рыжие волосы развевались по ветру, словно языки настоящего огня, пока она перебегала двор.
Не обращая внимания на опасность быть растоптанной, она подбежала прямо к лошадям. При каждом быстром движении ее тела дрожали и звенели малюсенькие золотые колокольчики, украшавшие ее одежду.
— Саймон! — крикнула она. — Где Дункан? Что случилось? Почему у тебя его боевой конь?
Жеребец Саймона почти встал на дыбы, когда его всадник резко натянул поводья.
— Не подходи, Мег! — приказал Саймон. — Если какая-нибудь из лошадей наступит на тебя, Доминик снесет мне голову.
— И не только это, — произнес голос, донесшийся со стороны караульного помещения. — Я прикажу нанизать твое сердце на вертел и поджарить.
Саймон обернулся и увидел брата, шагающего к нему по булыжникам двора.
На Доминике был длинный плащ, такой же черный, как и его волосы, и лишенный каких бы то ни было украшений, за исключением большой серебряной застежки, скреплявшей плащ из тяжелой ткани. Да и не было нужды в каких-то еще украшениях, которые указывали бы на статус Доминика. Массивная застежка из чистого серебра была сделана в виде волчьей головы с необыкновенными хрустальными глазами, смотревшими на мир взглядом, в котором светилось древнее знание.
Волк глендруидов, исчезнувший на тысячу лет, был найден и отдан воину, не принадлежавшему к клану глендруидов.
Доминик миновал все еще беспокойно переступавших жеребцов и остановился лишь тогда, когда оказался между ними и женой. Убедившись, что Мег в безопасности, Доминик повернулся к Саймону и заговорил с ним.
— Дункан жив? — напрямик спросил он. — Да.
Мег прикрыла глаза и произнесла благодарственную молитву. Одной рукой Доминик обнял ее за плечи, привлек к себе, что-то тихо сказал ей в волосы. Она придвинулась еще ближе к нему, принимая поддержку мужа.
— Дункан ранен? — спросил Доминик.
— Да. И нет.
Серебряные глаза Доминика сузились: он видел, что Саймон подавляет в себе какое-то клокочущее в нем сильное чувство.
Зеленые глендруидские глаза тоже изучали Саймона, ибо Мег уловила ненависть, кипящую под маской кажущегося спокойствия. Она не видела Саймона в таком состоянии с тех пор, как вскоре после их свадьбы с Домиником он обвинил ее в попытке отравить мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39