Если дело дойдет до того, то молодой лорд будет очень опасным врагом.
А Саймон чувствовал, что все идет к этому.
Через незаконченную каменную кладку замка к ним, подобно дыму, просочился звук шагов. Кто-то приближался к мастерской. Сначала послышался низкий мужской голос, потом мелодичный женский смех. Эрик и Эмбер.
Дункан повернулся к двери с выражением напряженного ожидания, которое привело Саймона в ярость и в то же время заставило ощутить внутри смертельный холод.
Проклятая ведьма.
Дункан бежит на ее приманку, как голодный пес на запах кучи отбросов.
— Вот ты где, — обратился Эрик к Саймону. — Альфред сказал, что ты наверняка здесь — присматриваешь за починкой доспехов.
— Я только любуюсь искусством твоего оружейника, — ответил Саймон, глядя, как Эмбер быстро идет к Дункану. — С самой сарацинской войны не видывал такой работы.
— Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить.
— О починке моей кольчуги?
— Нет. О сарацинском вооружении. Вчера ты говорил что-то любопытное об их лучниках.
Усилием воли Саймон заставил себя сосредоточить внимание на Эрике, а не на этой девушке, которая казалась столь невинной, но так глубоко погрязла во тле, что могла, не колеблясь и не сожалея, лишить человека памяти.
— Что ты хочешь узнать, лорд?
— Правда ли, что их воины стреляют с лошади, скачущей галопом?
— Правда.
— И попадают в цель? С приличного расстояния?
— Да, — ответил Саймон. — И притом со скоростью градопада.
Эрик заглянул в темноту глаз Саймона и понял, что каковы бы ни были хранимые там воспоминания о войне, именно они и заставили этого человека довести свои способности до такого мрачного, внушающего страх совершенства.
— Как же они с этим управлялись? — спросил Эрик. — Ведь арбалет должен заряжать человек, стоящий на земле.
— Сарацины были вооружены простыми луками. Их лук вполовину короче нашего английского длинного лука, а стрелы мечет с такой же силой, как арбалет.
— Но как это возможно?
— Об этом я часто спорил с Д… — Саймон сделал вид, будто закашлялся, и поспешил поправиться. — Об этом я часто спорил с братом.
— И что решили?
— Сарацины каким-то особым способом изгибали свои луки, и от этого сила метания стрел удваивалась или увеличивалась многократно, но сам лук не надо было делать тяжелее, как в случае с нашим арбалетом.
— Что же это за способ?
— Никто не знает. Всякий раз, когда мы пробовали сами сделать такой лук, он у нас просто ломался.
— Бог свидетель, я все бы отдал за связку сарацинских луков! — воскликнул Эрик.
— Тогда тебе понадобятся и сарацинские лучники, — сухо произнес Саймон. — Чтобы стрелять из их луков, надо еще знать какой-то , хитрый прием, который ни у кого, кроме сарацинских воинов, не получается. Так что в конце концов победу добыли честные христианские мечи и пики.
— И все же, ты только подумай, какое преимущество дали бы эти луки.
— Вероломство лучше.
Эрик изумленно воззрился на Саймона. И Дункан тоже.
— Мой брат, — сказал Саймон, — часто говорил мне, что нет лучше способа взять хорошо обороняемую позицию, чем путем вероломства.
— Расчетливый, видно, человек твой братец, — пробормотал Эрик. — Он вернулся со Священной войны?
— Вернулся.
— Не его ли ты ищешь в Спорных Землях? Лицо Саймона изменилось.
— Прости меня, лорд, — тихо сказал Саймон. — Чего я ищу в этих землях — это касается только меня и Господа Бога.
Несколько мгновений Эрик молчал. Потом чуть заметно усмехнулся и снова повернулся к кольчуге, которую недавно вывесили в мастерской.
— Отличная кольчуга, — похвалил Эрик.
— Твой оружейный мастер так искусно починил ее, что она теперь даже лучше, чем новая, — откликнулся Саймон.
— Искусство моего оружейника славится в Спорных Землях. — Эрик сказал об этом, как о чем-то будничном, давно известном.
— Оно того заслуживает. Не сделает ли он Дункану меч с кинжалом и кольчугу с подшлемником, чтоб было в чем сражаться?
— Так ему и придется сделать. — Голос Эрика звучал сухо. — На всех островах не найдется готовой кольчуги, достаточно широкой в плечах, чтобы прийтись Дункану впору.
— Одна найдется, — рассеянно проговорил Дункан.
— Вот как?
— Та, что носит Доминик ле Сабр, — сказал Дункан. Эмбер напряженно смотрела на него, но ничего не говорила: она страшилась того, что произойдет, если к нему вернется память.
Таким же напряженным взглядом смотрел на него и Саймон, но по той же причине не задавал никаких вопросов.
Только Эрик не боялся возвращения памяти к Дункану.
— Значит, ты видел этого подлого норманна? — спросил он.
— Да.
— Когда?
Дункан уже открыл рот, чтобы ответить, и тут понял, что не знает.
— Не знаю когда, — отрывисто сказал Дункан. — Знаю только, что видел.
Эрик бросил быстрый взгляд на Эмбер. Она молча смотрела на него.
— Твоя память возвращается? — спросил Эрик. Саймон и Эмбер затаили дыхание.
— Обрывки. Не более того, — ответил Дункан.
— Что это значит?
Дункан пожал плечами, поморщился от неприятных ощущений в ушибленном теле и ощупал грудь нетерпеливыми пальцами.
Жаль, что ее здесь нет, а то она бы уняла боль своими чудодейственными бальзамами и притираниями.
Тут Дункан услышал собственные мысли и замер, силясь сообразить, кто такая эта «она».
Зеленые глаза.
Запах глендруидских трав.
Подогретая для купания вода.
Аромат ее мыла.
— Что, Дункан? — не отставал Эрик. — Возвращаются к тебе воспоминания?
— Ты когда-нибудь видел отражение луны в тихом пруду? — ответил вопросом на вопрос Дункан, и в голосе его слышалась сдерживаемая ярость.
— Ну, видел.
— Теперь швырни ведро камней в пруд и снова посмотри на отражение луны. Вот на что похоже то, что осталось от моей памяти.
Горечь, наполнявшая слова Дункана, вызвала у Эмбер острое желание прикоснуться к нему, успокоить, дать ему чувственное утешение, которое уравновесило бы боль от потери.
— Так вот, я помню, что видел Глендруидского Волка, — сказал Дункан, — но не помню когда, где, как и почему, не помню даже, каков он собой.
— Глендруидский Волк, — пробормотал Эрик. — Значит, его и впрямь так называют. До меня доходили слухи…
— Какие слухи? — спросила Эмбер в надежде, что удастся перевести разговор на другое.
— Такие, что будто бы Меч Короля Англии стал Глендруидским Волком, — ответил Эрик.
Эмбер казалась озадаченной.
— Одно из пророчеств Кассандры сбылось. И это уже не в первый раз, — сказал Эрик.
— О каком из них ты говоришь?
— Кружат двое волков, старый и молодой, — ответил Эрик. — Двое волков меряются силой, а земля затаила дыхание и ждет…
— Ждет чего? — спросил Саймон.
— Смерти. Или жизни.
— Ты мне не говорил. — Эмбер тревожно смотрела на Эрика.
— Тебе и без того хватало своих забот с пророчествами, — сухо бросил Эрик.
— Который из волков победил? — спросил Саймон.
— Пророчества Кассандры не дают прямого ответа, — сказал Эрик. — Ей видятся будущие перепутья, а не дорога, которую выберет человек.
Содрогнувшись, Эмбер отвернулась. Она не хотела больше слушать о пророчествах Кассандры.
— Дункан! — позвала она.
Он откликнулся каким-то вопросительным звуком, но не обернулся. Что-то из оружия, развешанного по стенам мастерской, привлекло его внимание.
— Ты поедешь со мной на Шепчущее Болото? — спросила Эмбер. — Кассандра просила меня посмотреть, не прилетели ли гуси.
Тут Эмбер поняла, какое оружие так заинтересовало Дункана. Сердце у нее в груди трепыхнулось от безумного страха. Быстро шагнув, она встала перед ним и рукой коснулась его щеки.
Яркий всплеск удовольствия.
Кружение темных теней прошлого.
— Дункан, — понизив голос, снова окликнула его Эмбер.
Он мигнул и обратил взгляд на Эмбер, оторвав его от оружия, которое состояло из толстой цепи и тяжелого, утыканного шипами шара. Это оно всколыхнуло и закружило тени воспоминаний в темном провале его памяти.
— Ты что-то спросила? Прости, я задумался. Губы Эмбер слегка вздрагивали от ощущения счастья и боли одновременно. Ее счастье. Его боль, которая была и ее болью тоже.
— Поедем со мной на Шепчущее Болото, — тихо сказала Эмбер. — Довольно с тебя сражений.
Дункан смотрел мимо ее сияющих золотистых волос на серую стальную цепь, украшавшую стену.
— Да, — ответил он. — Но вот довольно ли с них меня?
Дункан протянул руку над плечом Эмбер и снял оружие с его стенного крепления с такой легкостью, будто оно ничего не весило.
— Я возьму его с собой, — заявил он.
Зубы Эмбер впились в ее нижнюю губу, как только она увидела, что у Дункана в руках.
Саймон тоже это увидел. И стал тихо готовиться к схватке, которая будет неминуема, если, подобно воде в пруду, память Дункана хоть ненадолго успокоится и из осколков света составится истинный образ прошлого.
Эрик просто стоял и смотрел. Он даже не заметил, что обнажил свой меч, пока не ощутил в руке его привычную холодную тяжесть.
— Это молот. — Голос Эрика звучал безучастно. — Почему ты выбрал именно его из всего оружия, какое у нас есть?
Дункан удивленно посмотрел на оружие, которое пришлось ему так по руке.
— У меня нет меча, — ответил он просто.
— Ну и что?
— Нет боевого оружия лучше молота для воина, у которого нет меча.
И Саймон, и Эрик медленно кивнули, соглашаясь.
— Можно мне взять его на время? — спросил Дункан. — Или этот молот — любимое оружие кого-то из твоих рыцарей?
— Нет, — мягко сказал Эрик. — Можешь взять его насовсем.
— Благодарю тебя, лорд. Кинжал хорош для рукопашного боя или для разрезания жаркого, но для серьезной схватки человеку нужно оружие, поражающее на расстоянии.
— Рассчитываешь драться в скором времени? — осторожно спросил Эрик.
Усмехнувшись, Дункан дал цепи скользнуть меж пальцев, пробуя вес и длину молота.
— Если мне попадутся навстречу разбойники, которым пришла охота пораньше отправиться на тот свет, — ответил Дункан, — то было бы жаль не исполнить их желания только потому, что я безоружен.
Саймон засмеялся в открытую.
Эрик усмехнулся своей «волчьей» усмешкой, которую ему приписывала молва.
Все трое смотрели друг на друга, узнавая — и по достоинству оценивая — горячую бойцовскую кровь, текущую в жилах у каждого.
Вдруг Эрик хлопнул и Дункана, и Саймона по плечу, словно они были братьями по крови, а не только по склонности.
— Рядом с такими воинами, как вы оба, я не побоюсь схватиться и с самим Глендруидским Волком, — сказал он.
Саймон перестал улыбаться.
— Шотландский Молот пробовал. И был побежден. На мгновение Дункан замер в такой неподвижности, что казалось, будто даже сердце у него остановилось. У Эмбер оно действительно остановилось, потом прыгнуло и отчаянно заколотилось.
— Дункан! — Она умоляла, уже не скрываясь. — Пожалуйста, поедем прямо сейчас на болото.
Дункан не отвечал одно мгновение, два мгновения, три…
Потом издал тихий звук, похожий на стон. Его пальцы сдавили молот с такой силой, что сталь, казалось, готова была уступить плоти.
— Да, — наконец отозвался он тихим голосом. — Я поеду с тобой.
— Перед закатом может быть гроза, — предупредил Эрик.
Нежно улыбнувшись, Дункан коснулся прядки волос Эмбер.
— Когда рядом Эмбер, солнце всегда со мной, — сказал он.
Она улыбнулась в ответ, хотя губы у нее дрожали от страха за него, и этот страх был так силен, что она еле удерживалась от крика.
— Может, оставишь это здесь? — спросила Эмбер, указав на молот.
— Нет. Теперь я могу защищать тебя.
— В этом нет нужды. Так близко от Морского Дома нет никаких разбойников.
Не обращая внимания на остальных, Дункан наклонился так, что его губы почти касались волос Эмбер. Он глубоко вдохнул их запах и заглянул в ее встревоженные золотистые глаза.
— Я не стану рисковать тобой, бесценная Эмбер, — прошептал он. — Если кто-то поранит тебя, то боюсь, кровь пойдет у меня.
Как ни тихо были сказаны эти слова, Саймон их услышал. Он посмотрел на Эмбер со злостью, которую трудно было скрыть.
Проклятая колдунья. Украла у человека разум и еще смеется!
— Дункан, — тоже шепотом отозвалась Эмбер. Это имя прошелестело скорее как вздох. Она взяла его твердую руку в свои, не обращая внимания на холодную тяжесть цепи.
— Поспешим, мой темный воин. Я уже собрала нам с собой ужин и послала сказать, чтобы приготовили двух лошадей.
— Трех, — поправил ее Эрик.
— Ты тоже едешь? — спросила Эмбер с удивлением.
— Нет. Едет Эгберт.
— А, Эгберт. Ну конечно. Что ж, мы просто не будем обращать на него внимания.
Дункан осторожно пошевелился, а потом оглянулся через плечо, чтобы не встревожить пугливую лошадь. Они потихоньку улизнули с места привала, оставив спящего Эгберта в обществе его лошади и лошади Дункана, которые паслись неподалеку. Эмбер настояла на том, чтобы, отправляясь на болото, взять только ее лошадь.
Там, где кончались ровные поля, окружавшие Морской Дом, тропа почти сразу стала неровной и трудной, особенно для лошади, несущей двух всадников. Некоторые места, через которые они проезжали, заставляли Дункана изумленно хлопать глазами. На первый взгляд казалось, что пути здесь нет. Но стоило сделать несколько шагов в сторону от тропы и посмотреть снова, как глазам открывался на удивление легкий путь.
Этого было достаточно, чтобы смутить дух человека. Было также видно, что и лошади это совсем не по душе. Или, может быть, животное просто не привыкло носить двух седоков.
— Его нигде не видно, — сказал Дункан, снова оглянувшись.
— Бедный Эгберт, — откликнулась Эмбер, но тон, каким были сказаны эти слова, показывал, что ее все это скорее забавляет, нежели тревожит. — Эрик страшно рассердится.
— «Бедный Эгберт» спит себе по ту сторону горной гряды, — проворчал Дункан. — Лежит, раскинувшись в поле, под теплыми лучами солнца, не знающего, что лето ушло. Разве это такая уж тяжкая судьба?
— Будет тяжкая, если узнает Эрик.
— Если юный оруженосец хотя бы наполовину так умен, как ленив, он не скажет Эрику, что уснул.
— Если бы Эгберт был настолько умен, то не был бы так ленив.
Дункан рассмеялся и крепче обхватил правой рукой гибкую талию Эмбер Левой рукой он держал поводья. Руки Эмбер лежали поверх его рук, словно ей была приятна просто теплота его тела.
— Но ведь мы оставили твоего коня И написали, чтобы он ждал нас.
— Ты уверена, что он умеет читать?
— Лучше, чем писать, как говорит Кассандра.
— Так он и писать умеет? — удивленно спросил Дункан.
— Плохо. Эрик иногда теряет надежду, что сможет когда-нибудь научить его подсчитывать урожай, скот и налоги.
— Тогда почему он не отошлет мальчишку обратно к отцу?
— У Эгберта нет отца. Эрик подобрал его у дороги. Его отца убило упавшим деревом.
— У Эрика привычка такая — подбирать потерявшихся людей и заботиться о них?
— Если они не могут позаботиться о себе, кто-то же должен это сделать.
— Значит, поэтому ты и выхаживала меня? — спросил Дункан. — Из чувства долга и сострадания?
— Нет.
Эмбер вспомнила, что она почувствовала, когда впервые прикоснулась к Дункану. Удовольствие было таким острым, что она от неожиданности отдернула руку. Потом снова коснулась его.
И отдала ему свое сердце.
— С тобой все было иначе, — тихо произнесла Эмбер. — Прикасаться к тебе было мне приятно.
— Тебе это приятно и до сих пор?
Заливший ее щеки румянец лучше всяких слов ответил на вопрос Дункана.
— Я рад, — сказал он. — Ужасно рад.
Еле ощутимыми движениями своих сильных рук Дункан придвинул Эмбер еще ближе к себе. Жадная тяга к ней, которая никогда не покидала его надолго, заставила тело налиться ожиданием и предчувствием, несмотря на укоры совести.
Он не должен соблазнять ее, пока у него не появится больше ответов на неясные вопросы из прошлого.
Неведомые обеты мучили его.
И все же… и все же.
Было необыкновенно приятно ехать верхом по осенней земле, когда косые желтые лучи солнца греют лицо, а в объятиях доверчиво покоится янтарная фея.
— Солнце, — прошептала Эмбер. — Вот нежданное чудо!
Она подняла руки и опустила шерстяной капюшон. Материя цвета индиго упала складками по ее спине и плечам, позволяя нежному золотому теплу солнечных лучей ласкать ее голову.
— Да, — отозвался Дункан. — Настоящее чудо. Но эти слова похвалы предназначались скорее Эмбер, чем солнечным лучам.
— Твои волосы, — пробормотал он. — В них тысячи оттенков золотого света. В жизни не видел ничего более прекрасного.
У Эмбер перехватило дыхание и легкая дрожь пробежала по всему телу. Она чувствовала, как желание Дункана зовет и притягивает ее. Больше всего ей хотелось завернуться в его силу, будто в живой плащ, непроницаемый для окружающего мира, и отдать ему себя в таинственной тишине, которую никто другой не сможет нарушить.
Но ей нельзя отдавать ему себя.
Всем сердцем, душою и телом.
— Эмбер, — шепотом окликнул ее Дункан.
— Что? — спросила она, подавляя в себе ответную дрожь.
— Ничего. Мне просто нравится шептать твое имя в эти дивные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
А Саймон чувствовал, что все идет к этому.
Через незаконченную каменную кладку замка к ним, подобно дыму, просочился звук шагов. Кто-то приближался к мастерской. Сначала послышался низкий мужской голос, потом мелодичный женский смех. Эрик и Эмбер.
Дункан повернулся к двери с выражением напряженного ожидания, которое привело Саймона в ярость и в то же время заставило ощутить внутри смертельный холод.
Проклятая ведьма.
Дункан бежит на ее приманку, как голодный пес на запах кучи отбросов.
— Вот ты где, — обратился Эрик к Саймону. — Альфред сказал, что ты наверняка здесь — присматриваешь за починкой доспехов.
— Я только любуюсь искусством твоего оружейника, — ответил Саймон, глядя, как Эмбер быстро идет к Дункану. — С самой сарацинской войны не видывал такой работы.
— Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить.
— О починке моей кольчуги?
— Нет. О сарацинском вооружении. Вчера ты говорил что-то любопытное об их лучниках.
Усилием воли Саймон заставил себя сосредоточить внимание на Эрике, а не на этой девушке, которая казалась столь невинной, но так глубоко погрязла во тле, что могла, не колеблясь и не сожалея, лишить человека памяти.
— Что ты хочешь узнать, лорд?
— Правда ли, что их воины стреляют с лошади, скачущей галопом?
— Правда.
— И попадают в цель? С приличного расстояния?
— Да, — ответил Саймон. — И притом со скоростью градопада.
Эрик заглянул в темноту глаз Саймона и понял, что каковы бы ни были хранимые там воспоминания о войне, именно они и заставили этого человека довести свои способности до такого мрачного, внушающего страх совершенства.
— Как же они с этим управлялись? — спросил Эрик. — Ведь арбалет должен заряжать человек, стоящий на земле.
— Сарацины были вооружены простыми луками. Их лук вполовину короче нашего английского длинного лука, а стрелы мечет с такой же силой, как арбалет.
— Но как это возможно?
— Об этом я часто спорил с Д… — Саймон сделал вид, будто закашлялся, и поспешил поправиться. — Об этом я часто спорил с братом.
— И что решили?
— Сарацины каким-то особым способом изгибали свои луки, и от этого сила метания стрел удваивалась или увеличивалась многократно, но сам лук не надо было делать тяжелее, как в случае с нашим арбалетом.
— Что же это за способ?
— Никто не знает. Всякий раз, когда мы пробовали сами сделать такой лук, он у нас просто ломался.
— Бог свидетель, я все бы отдал за связку сарацинских луков! — воскликнул Эрик.
— Тогда тебе понадобятся и сарацинские лучники, — сухо произнес Саймон. — Чтобы стрелять из их луков, надо еще знать какой-то , хитрый прием, который ни у кого, кроме сарацинских воинов, не получается. Так что в конце концов победу добыли честные христианские мечи и пики.
— И все же, ты только подумай, какое преимущество дали бы эти луки.
— Вероломство лучше.
Эрик изумленно воззрился на Саймона. И Дункан тоже.
— Мой брат, — сказал Саймон, — часто говорил мне, что нет лучше способа взять хорошо обороняемую позицию, чем путем вероломства.
— Расчетливый, видно, человек твой братец, — пробормотал Эрик. — Он вернулся со Священной войны?
— Вернулся.
— Не его ли ты ищешь в Спорных Землях? Лицо Саймона изменилось.
— Прости меня, лорд, — тихо сказал Саймон. — Чего я ищу в этих землях — это касается только меня и Господа Бога.
Несколько мгновений Эрик молчал. Потом чуть заметно усмехнулся и снова повернулся к кольчуге, которую недавно вывесили в мастерской.
— Отличная кольчуга, — похвалил Эрик.
— Твой оружейный мастер так искусно починил ее, что она теперь даже лучше, чем новая, — откликнулся Саймон.
— Искусство моего оружейника славится в Спорных Землях. — Эрик сказал об этом, как о чем-то будничном, давно известном.
— Оно того заслуживает. Не сделает ли он Дункану меч с кинжалом и кольчугу с подшлемником, чтоб было в чем сражаться?
— Так ему и придется сделать. — Голос Эрика звучал сухо. — На всех островах не найдется готовой кольчуги, достаточно широкой в плечах, чтобы прийтись Дункану впору.
— Одна найдется, — рассеянно проговорил Дункан.
— Вот как?
— Та, что носит Доминик ле Сабр, — сказал Дункан. Эмбер напряженно смотрела на него, но ничего не говорила: она страшилась того, что произойдет, если к нему вернется память.
Таким же напряженным взглядом смотрел на него и Саймон, но по той же причине не задавал никаких вопросов.
Только Эрик не боялся возвращения памяти к Дункану.
— Значит, ты видел этого подлого норманна? — спросил он.
— Да.
— Когда?
Дункан уже открыл рот, чтобы ответить, и тут понял, что не знает.
— Не знаю когда, — отрывисто сказал Дункан. — Знаю только, что видел.
Эрик бросил быстрый взгляд на Эмбер. Она молча смотрела на него.
— Твоя память возвращается? — спросил Эрик. Саймон и Эмбер затаили дыхание.
— Обрывки. Не более того, — ответил Дункан.
— Что это значит?
Дункан пожал плечами, поморщился от неприятных ощущений в ушибленном теле и ощупал грудь нетерпеливыми пальцами.
Жаль, что ее здесь нет, а то она бы уняла боль своими чудодейственными бальзамами и притираниями.
Тут Дункан услышал собственные мысли и замер, силясь сообразить, кто такая эта «она».
Зеленые глаза.
Запах глендруидских трав.
Подогретая для купания вода.
Аромат ее мыла.
— Что, Дункан? — не отставал Эрик. — Возвращаются к тебе воспоминания?
— Ты когда-нибудь видел отражение луны в тихом пруду? — ответил вопросом на вопрос Дункан, и в голосе его слышалась сдерживаемая ярость.
— Ну, видел.
— Теперь швырни ведро камней в пруд и снова посмотри на отражение луны. Вот на что похоже то, что осталось от моей памяти.
Горечь, наполнявшая слова Дункана, вызвала у Эмбер острое желание прикоснуться к нему, успокоить, дать ему чувственное утешение, которое уравновесило бы боль от потери.
— Так вот, я помню, что видел Глендруидского Волка, — сказал Дункан, — но не помню когда, где, как и почему, не помню даже, каков он собой.
— Глендруидский Волк, — пробормотал Эрик. — Значит, его и впрямь так называют. До меня доходили слухи…
— Какие слухи? — спросила Эмбер в надежде, что удастся перевести разговор на другое.
— Такие, что будто бы Меч Короля Англии стал Глендруидским Волком, — ответил Эрик.
Эмбер казалась озадаченной.
— Одно из пророчеств Кассандры сбылось. И это уже не в первый раз, — сказал Эрик.
— О каком из них ты говоришь?
— Кружат двое волков, старый и молодой, — ответил Эрик. — Двое волков меряются силой, а земля затаила дыхание и ждет…
— Ждет чего? — спросил Саймон.
— Смерти. Или жизни.
— Ты мне не говорил. — Эмбер тревожно смотрела на Эрика.
— Тебе и без того хватало своих забот с пророчествами, — сухо бросил Эрик.
— Который из волков победил? — спросил Саймон.
— Пророчества Кассандры не дают прямого ответа, — сказал Эрик. — Ей видятся будущие перепутья, а не дорога, которую выберет человек.
Содрогнувшись, Эмбер отвернулась. Она не хотела больше слушать о пророчествах Кассандры.
— Дункан! — позвала она.
Он откликнулся каким-то вопросительным звуком, но не обернулся. Что-то из оружия, развешанного по стенам мастерской, привлекло его внимание.
— Ты поедешь со мной на Шепчущее Болото? — спросила Эмбер. — Кассандра просила меня посмотреть, не прилетели ли гуси.
Тут Эмбер поняла, какое оружие так заинтересовало Дункана. Сердце у нее в груди трепыхнулось от безумного страха. Быстро шагнув, она встала перед ним и рукой коснулась его щеки.
Яркий всплеск удовольствия.
Кружение темных теней прошлого.
— Дункан, — понизив голос, снова окликнула его Эмбер.
Он мигнул и обратил взгляд на Эмбер, оторвав его от оружия, которое состояло из толстой цепи и тяжелого, утыканного шипами шара. Это оно всколыхнуло и закружило тени воспоминаний в темном провале его памяти.
— Ты что-то спросила? Прости, я задумался. Губы Эмбер слегка вздрагивали от ощущения счастья и боли одновременно. Ее счастье. Его боль, которая была и ее болью тоже.
— Поедем со мной на Шепчущее Болото, — тихо сказала Эмбер. — Довольно с тебя сражений.
Дункан смотрел мимо ее сияющих золотистых волос на серую стальную цепь, украшавшую стену.
— Да, — ответил он. — Но вот довольно ли с них меня?
Дункан протянул руку над плечом Эмбер и снял оружие с его стенного крепления с такой легкостью, будто оно ничего не весило.
— Я возьму его с собой, — заявил он.
Зубы Эмбер впились в ее нижнюю губу, как только она увидела, что у Дункана в руках.
Саймон тоже это увидел. И стал тихо готовиться к схватке, которая будет неминуема, если, подобно воде в пруду, память Дункана хоть ненадолго успокоится и из осколков света составится истинный образ прошлого.
Эрик просто стоял и смотрел. Он даже не заметил, что обнажил свой меч, пока не ощутил в руке его привычную холодную тяжесть.
— Это молот. — Голос Эрика звучал безучастно. — Почему ты выбрал именно его из всего оружия, какое у нас есть?
Дункан удивленно посмотрел на оружие, которое пришлось ему так по руке.
— У меня нет меча, — ответил он просто.
— Ну и что?
— Нет боевого оружия лучше молота для воина, у которого нет меча.
И Саймон, и Эрик медленно кивнули, соглашаясь.
— Можно мне взять его на время? — спросил Дункан. — Или этот молот — любимое оружие кого-то из твоих рыцарей?
— Нет, — мягко сказал Эрик. — Можешь взять его насовсем.
— Благодарю тебя, лорд. Кинжал хорош для рукопашного боя или для разрезания жаркого, но для серьезной схватки человеку нужно оружие, поражающее на расстоянии.
— Рассчитываешь драться в скором времени? — осторожно спросил Эрик.
Усмехнувшись, Дункан дал цепи скользнуть меж пальцев, пробуя вес и длину молота.
— Если мне попадутся навстречу разбойники, которым пришла охота пораньше отправиться на тот свет, — ответил Дункан, — то было бы жаль не исполнить их желания только потому, что я безоружен.
Саймон засмеялся в открытую.
Эрик усмехнулся своей «волчьей» усмешкой, которую ему приписывала молва.
Все трое смотрели друг на друга, узнавая — и по достоинству оценивая — горячую бойцовскую кровь, текущую в жилах у каждого.
Вдруг Эрик хлопнул и Дункана, и Саймона по плечу, словно они были братьями по крови, а не только по склонности.
— Рядом с такими воинами, как вы оба, я не побоюсь схватиться и с самим Глендруидским Волком, — сказал он.
Саймон перестал улыбаться.
— Шотландский Молот пробовал. И был побежден. На мгновение Дункан замер в такой неподвижности, что казалось, будто даже сердце у него остановилось. У Эмбер оно действительно остановилось, потом прыгнуло и отчаянно заколотилось.
— Дункан! — Она умоляла, уже не скрываясь. — Пожалуйста, поедем прямо сейчас на болото.
Дункан не отвечал одно мгновение, два мгновения, три…
Потом издал тихий звук, похожий на стон. Его пальцы сдавили молот с такой силой, что сталь, казалось, готова была уступить плоти.
— Да, — наконец отозвался он тихим голосом. — Я поеду с тобой.
— Перед закатом может быть гроза, — предупредил Эрик.
Нежно улыбнувшись, Дункан коснулся прядки волос Эмбер.
— Когда рядом Эмбер, солнце всегда со мной, — сказал он.
Она улыбнулась в ответ, хотя губы у нее дрожали от страха за него, и этот страх был так силен, что она еле удерживалась от крика.
— Может, оставишь это здесь? — спросила Эмбер, указав на молот.
— Нет. Теперь я могу защищать тебя.
— В этом нет нужды. Так близко от Морского Дома нет никаких разбойников.
Не обращая внимания на остальных, Дункан наклонился так, что его губы почти касались волос Эмбер. Он глубоко вдохнул их запах и заглянул в ее встревоженные золотистые глаза.
— Я не стану рисковать тобой, бесценная Эмбер, — прошептал он. — Если кто-то поранит тебя, то боюсь, кровь пойдет у меня.
Как ни тихо были сказаны эти слова, Саймон их услышал. Он посмотрел на Эмбер со злостью, которую трудно было скрыть.
Проклятая колдунья. Украла у человека разум и еще смеется!
— Дункан, — тоже шепотом отозвалась Эмбер. Это имя прошелестело скорее как вздох. Она взяла его твердую руку в свои, не обращая внимания на холодную тяжесть цепи.
— Поспешим, мой темный воин. Я уже собрала нам с собой ужин и послала сказать, чтобы приготовили двух лошадей.
— Трех, — поправил ее Эрик.
— Ты тоже едешь? — спросила Эмбер с удивлением.
— Нет. Едет Эгберт.
— А, Эгберт. Ну конечно. Что ж, мы просто не будем обращать на него внимания.
Дункан осторожно пошевелился, а потом оглянулся через плечо, чтобы не встревожить пугливую лошадь. Они потихоньку улизнули с места привала, оставив спящего Эгберта в обществе его лошади и лошади Дункана, которые паслись неподалеку. Эмбер настояла на том, чтобы, отправляясь на болото, взять только ее лошадь.
Там, где кончались ровные поля, окружавшие Морской Дом, тропа почти сразу стала неровной и трудной, особенно для лошади, несущей двух всадников. Некоторые места, через которые они проезжали, заставляли Дункана изумленно хлопать глазами. На первый взгляд казалось, что пути здесь нет. Но стоило сделать несколько шагов в сторону от тропы и посмотреть снова, как глазам открывался на удивление легкий путь.
Этого было достаточно, чтобы смутить дух человека. Было также видно, что и лошади это совсем не по душе. Или, может быть, животное просто не привыкло носить двух седоков.
— Его нигде не видно, — сказал Дункан, снова оглянувшись.
— Бедный Эгберт, — откликнулась Эмбер, но тон, каким были сказаны эти слова, показывал, что ее все это скорее забавляет, нежели тревожит. — Эрик страшно рассердится.
— «Бедный Эгберт» спит себе по ту сторону горной гряды, — проворчал Дункан. — Лежит, раскинувшись в поле, под теплыми лучами солнца, не знающего, что лето ушло. Разве это такая уж тяжкая судьба?
— Будет тяжкая, если узнает Эрик.
— Если юный оруженосец хотя бы наполовину так умен, как ленив, он не скажет Эрику, что уснул.
— Если бы Эгберт был настолько умен, то не был бы так ленив.
Дункан рассмеялся и крепче обхватил правой рукой гибкую талию Эмбер Левой рукой он держал поводья. Руки Эмбер лежали поверх его рук, словно ей была приятна просто теплота его тела.
— Но ведь мы оставили твоего коня И написали, чтобы он ждал нас.
— Ты уверена, что он умеет читать?
— Лучше, чем писать, как говорит Кассандра.
— Так он и писать умеет? — удивленно спросил Дункан.
— Плохо. Эрик иногда теряет надежду, что сможет когда-нибудь научить его подсчитывать урожай, скот и налоги.
— Тогда почему он не отошлет мальчишку обратно к отцу?
— У Эгберта нет отца. Эрик подобрал его у дороги. Его отца убило упавшим деревом.
— У Эрика привычка такая — подбирать потерявшихся людей и заботиться о них?
— Если они не могут позаботиться о себе, кто-то же должен это сделать.
— Значит, поэтому ты и выхаживала меня? — спросил Дункан. — Из чувства долга и сострадания?
— Нет.
Эмбер вспомнила, что она почувствовала, когда впервые прикоснулась к Дункану. Удовольствие было таким острым, что она от неожиданности отдернула руку. Потом снова коснулась его.
И отдала ему свое сердце.
— С тобой все было иначе, — тихо произнесла Эмбер. — Прикасаться к тебе было мне приятно.
— Тебе это приятно и до сих пор?
Заливший ее щеки румянец лучше всяких слов ответил на вопрос Дункана.
— Я рад, — сказал он. — Ужасно рад.
Еле ощутимыми движениями своих сильных рук Дункан придвинул Эмбер еще ближе к себе. Жадная тяга к ней, которая никогда не покидала его надолго, заставила тело налиться ожиданием и предчувствием, несмотря на укоры совести.
Он не должен соблазнять ее, пока у него не появится больше ответов на неясные вопросы из прошлого.
Неведомые обеты мучили его.
И все же… и все же.
Было необыкновенно приятно ехать верхом по осенней земле, когда косые желтые лучи солнца греют лицо, а в объятиях доверчиво покоится янтарная фея.
— Солнце, — прошептала Эмбер. — Вот нежданное чудо!
Она подняла руки и опустила шерстяной капюшон. Материя цвета индиго упала складками по ее спине и плечам, позволяя нежному золотому теплу солнечных лучей ласкать ее голову.
— Да, — отозвался Дункан. — Настоящее чудо. Но эти слова похвалы предназначались скорее Эмбер, чем солнечным лучам.
— Твои волосы, — пробормотал он. — В них тысячи оттенков золотого света. В жизни не видел ничего более прекрасного.
У Эмбер перехватило дыхание и легкая дрожь пробежала по всему телу. Она чувствовала, как желание Дункана зовет и притягивает ее. Больше всего ей хотелось завернуться в его силу, будто в живой плащ, непроницаемый для окружающего мира, и отдать ему себя в таинственной тишине, которую никто другой не сможет нарушить.
Но ей нельзя отдавать ему себя.
Всем сердцем, душою и телом.
— Эмбер, — шепотом окликнул ее Дункан.
— Что? — спросила она, подавляя в себе ответную дрожь.
— Ничего. Мне просто нравится шептать твое имя в эти дивные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39