Чтобы иметь хотя бы надежду на один малюсенький шанс быть с вами.
— Джулиан…
— Сьюзан…
Она потянулась к нему, готовая простить все глупости, которые он наговорил, за одни только эти последние слова, а еще — за поцелуй, но Джулиан неожиданно отпрянул и осторожно поднес к губам ее руку.
— Я не имею права, Сьюзан. Я вас недостоин.
— Джулиан, я ведь…
— Пойдемте, уже совсем поздно. Нехорошо, что мы здесь одни. Сэр Эгберт крайне несдержан на язык, начнет острить… Мне это было бы неприятно.
Он подал Сью руку, и они отправились обратно, к веселящейся и танцующей толпе. Вивиан пытливо взглянула на сердитую и задумчивую Сью, не стала приставать с расспросами и предложила сэру Эгберту потихоньку двигаться в сторону каюты. Сью неожиданно вскинула голову и упрямым, чуть капризным тоном сообщила, что ей и здесь неплохо и она никуда не пойдет, по крайней мере еще час.
Так она и осталась, одна-одинешенька, с безвозвратно испорченным настроением. На кого она злилась? Непонятно. На Джулиана и его щепетильность. На сэра Эгберта, который все время отбирал у нее Джулиана. На Вивиан, которая все понимала. На сестру Отилию, которая ничего ей не могла объяснить. На капитана, который отдал роль Нептуна Майклу Беннету. На Майкла Беннета… ага, кстати, где он?
Сью вихрем промчалась вдоль левого и правого борта, что заняло у нее довольно много времени, потом спустилась на вторую палубу, затем на третью… здесь, на корме, она и нашла Нептуна со сломанным носом. Майкл сидел в глубокой задумчивости и курил. Сью плюхнулась рядом и сердито ткнула его в бок.
— Прячешься? Боишься смерти?
— Нет. Не боюсь. Но прячусь. Чего пришла?
— Я же обещала убить тебя после полуночи.
— Спохватилась! Сейчас уже ближе к рассвету.
— Неважно. Все равно после полуночи.
— А где же любимый?
— Укладывает сэра Эгберта.
— Сэр Эгберт сам кого хочешь уложит. Одной левой.
— Ты с ним знаком?
— Так, немного.
— Ты очень таинственная личность.
— Это чтоб девчонки визжали от страха и сами кидались мне на шею. Ладно, поскольку ты не из таких, то валяй, убивай.
— Майкл?
— Что?
— Мне не хочется тебя убивать. Мне хочется плакать. Почему-то. Вообще, я не плакса…
Сильная рука привычно обняла ее за голые плечи, и через мгновение Сью от души заливалась слезами, жалея себя и ругая весь мир. Майкл Беннет терпеливо пережидал потоп, а потом негромко заговорил.
— Ты плачь, плачь, мне не жалко… Иногда надо выплакаться, я это знаю.
— Мальчики не плачут.
— Так думают только очень глупые девочки. Не плачут звери и полные придурки, которые всегда улыбаются. Человеку незачем стыдиться того, что ему дано от природы. Плакать не стыдно, поняла? Стыдно сопли распускать и жалеть себя.
— А если жалко?
— Пожалей чуть-чуть, пореви, обругай шепотом тех, кто тебя обидел, — и жми дальше. Будет день, будет солнце, будут хорошие люди. Такой закон.
— Майкл…
— А?
— Я веду себя как дура.
— Почему как? Просто дура. Ну зачем он тебе? Во-первых, если мужчина красится, значит, он или педик, или придурок…
— Джулиан не красится, это ты меня нарочно злишь…
— Утром выведи его на солнышко и посмотри. Он обесцвеченный, точно говорю.
— Я вообще сейчас не о нем говорила…
— А я о нем. Зачем он тебе? Тебе такой не нужен.
— Да не знаю я, какой мне нужен, не знаю!
— А я знаю. Тебе нужен такой… высокий.
— Джулиан высокий.
— Он длинный, как глист, а тебе нужен высокий. Потом, лучше шатен. Глаза чтоб темные. Голубоглазым верить нельзя, вечно врут.
— У меня голубые глаза.
— Тебе наврали, Сьюзан Йорк, а ты поверила. У тебя серые глаза, серые с зеленью, а голубые они, когда ты на небо смотришь, а если к океану наклоняешься, они синими становятся…
— Когда это ты рассмотрел?
— Когда тебя тошнило в Ла-Манше.
— Не буду с тобой разговаривать!
— И не надо. Лучше слушай. Значит, высокий, шатен, с карими глазами. Чтоб драться умел, но не любил. Лучше всего выбирать из боксеров. Они незлобивые.
— Ты намекаешь на себя? Да никогда в жиз…
— Нет. Не на себя. Я не гожусь. Лично я, понимаешь? Но если бы я был не я, а просто шатен с карими глазами, высокий и боксер, то лучше меня и не найти.
Неожиданно для себя Сью заинтересовалась и вытерла кулаком глаза. Майкл заметил этот детский жест и молча протянул ей платок.
— Спасибо. А почему ты не годишься?
— Потому что в моем прошлом скрыта зловещая тайна.
— Очень зловещая?
— На редкость. Я бегу от полиции, маленькая.
Он сказал это так просто, будто речь шла о чем-то обыденном, но Сью немедленно стало стыдно за свои слезы и капризы.
— Ты не можешь рассказать? Или не хочешь?
— Не хочу. И незачем. Ты мерзнешь, птица.
— Почему птица?
— Потому что я тебя так запомнил. Ты бьешься в руках, как птица. Маленькая такая птичка.
— Да ну тебя. Смотри, волны светятся… А что значит — бегать с масаями?
— Масаи — племя воинов и охотников. Они живут в Восточной Африке, в Кении и Танзании. А передвигаются они всегда бегом, никогда — шагом. Бегают себе по саваннам из края в край, не устают при этом никогда.
— Так зачем им ты? Они тебя не возьмут.
— Зато я буду знать, что попытался. Это тоже важно.
— Майкл?
— Что?
— А ты… виноват?
— Это насчет полиции? Ну а что ж она, зря ищет?
— Мне кажется, ты не виноват. Ты не можешь быть преступником. Ты грубиян и нахал, это правда, но не преступник.
На смуглом лице вдруг проступила маска отчаяния, всего на миг, а потом прежний Майкл Беннет, насмешливый и ехидный, повернулся к Сью.
— Вот сейчас скину тебя в воду, узнаешь, преступник я… или Нептун. Пошли, провожу. У вас в первом классе, небось, все спать уже завалились.
— Пошли. Собственно, я и сама могу…
— Вот и гад твой Джулиан. Бросил девушку одну и спит себе без задних ног. А если ты за борт выпадешь? Утром спохватится твой пупсик, а наследницы-то и нет! Упустил он наследницу…
Сью взяла Майкла за руку и очень тихо сказала:
— Пожалуйста, не надо. Просто не говори ничего, ладно? Мне очень помогло то… как ты… как я… короче, мне помог ты. Опять. И я тебе за это благодарна.
Майкл Беннет резко остановился и развернул Сью к себе. Голос его был серьезен и немного страшен.
— Ты права, я не преступник. Но если тебя когда-нибудь кто-нибудь посмеет обидеть… Я его убью.
После этого они не проронили ни слова до самой двери в каюту номер семнадцать. Сью чувствовала себя абсолютно измотанной, глаза слипались. Она зевнула и уже собиралась попрощаться с Майклом, как вдруг он резко подхватил ее, приподнял над полом и крепко поцеловал в губы, как в прошлый раз. Хотя нет. Не так, как в прошлый.
Теперь поцелуй длился дольше и был более… конкретным, что ли. Сью успела за это время оцепенеть, испугаться, разозлиться, упереться в грудь Майкла руками — и начать отвечать. В тот же миг смуглый бандит поставил ее на пол, развернул к двери и легким толчком отправил в каюту.
Сью аккуратно закрыла за собой дверь и медленно осела на пол. Губы у нее горели, щеки пылали, а в животе порхала тысяча бабочек. Девушка зажмурилась и вполголоса произнесла:
— Господибоженька, научи, что делать… Я. Люблю. Джулиана. Нет, не так. Я люблю… я люблю… Никого я не люблю! Спать я хочу, вот что.
В эту ночь Сью спасал из пожара совершенно другой принц. Высокий шатен с карими глазами. И на этот раз за борт ее никто не выбрасывал.
6
После праздника все отсыпались до полудня, потом жизнь вошла в свою колею, и потянулись размеренные жаркие дни, когда можно ничего не делать, валяться в шезлонге с книжкой, потягивать сок из высокого запотевшего бокала и болтать ни о чем.
Сью всем этим и занималась, хотя почти не получала от этого удовольствия. После той ночи, после праздника Нептуна, она все чаще уходила на корму и пряталась там от Вивиан, Фатимы, сэра Эгберта и даже Джулиана. Задумчивость и мрачный вид — вот отличительные признаки, по которым можно было узнать в те дни Сьюзан Йорк.
Сью злилась на себя. Она не понимала, что с ней происходит. Начать с того, что наутро, после разговора с Беннетом, она взглянула на Джулиана едва ли не с отвращением. Возможно, скажи он что-нибудь насчет поведения Сью ночью, она и вовсе возненавидела бы его, но молодой человек молчал и выглядел таким подавленным и расстроенным, что в конце концов Сью стало его жалко. Они снова начали гулять под ручку, беседовать о поэзии и рассматривать бегущие за кормой волны. Однако Сью больше не смотрела на белокурого секретаря с обожанием. Она вообще редко поднимала на него глаза, но в такие минуты совсем иной огонь горел в них.
Сью самым настоящим образом томилась от вожделения. Разумеется, она этого не понимала и пришла бы в ужас, скажи ей кто об этом, но факт оставался фактом. Тело Сью Йорк зажило своей тайной жизнью, кровь теперь бурлила в жилах, сердце билось чаще, девушку бросало то в жар, то в холод, она часто плакала без причины, стала рассеянной и невнимательной.
Когда Джулиан прощался с ней и желал спокойной ночи, склоняясь над ее рукой, она еле удерживалась, чтобы не вцепиться в его золотистые кудри. Будь она поопытнее, она потеряла бы к нему всякий интерес, но Сью не имела никакого опыта вовсе, поэтому бессознательно держалась за Джулиана, как за спасательный круг. Она упрямо твердила себе, что любит Джулиана, что он тоже влюблен в нее, но той трепетной любовью, которая просто не допускает вольностей… Одним словом, Сью упрямо подгоняла свою историю под образец сентиментальных романов, которые были в ходу в приюте (нелегально, под покровом ночи) и которых было полно в судовой библиотеке.
Собственно, только они в библиотеке и были. Собрание сочинений Шекспира унес к себе сэр Эгберт, та же участь постигла Теккерея, а на робкое замечание старшего помощника, что другие пассажиры могут тоже захотеть почитать, сэр Эгберт насупил косматые брови и возопил:
— Не смешите меня, мой друг! Эти?! Пройдитесь по палубе, посмотрите на обложки! «Цветок моей страсти»! «В объятиях дьявола»! «Праведная куртизанка»! От чтения хорошей литературы эти цветы вянут и опадают на глазах. Вчера леди Уимзи выпросила у меня том с сонетами — иду через полчаса, смотрю: храпит! Спит над сонетами Великого Барда! Непостижимо! Я, разумеется, выдернул у нее книгу, подсунул какую-то дрянь в мягкой обложке, так она и не вспомнила за ужином. Нет, Эдвард, книги будут у меня в каюте, а если найдется здесь хоть один ценитель — милости прошу. В любое время суток!
Сэр Эгберт внимательно следил за состоянием Сью и страшно переживал, что не может поговорить с ней откровенно. Он то и дело теребил Вивиан, уговаривая ее разузнать все подробно, но молодая женщина не слишком преуспела в этом. Сью замкнулась в себе и старательно играла роль влюбленной барышни.
Майкл Беннет не показывался на верхней палубе, и Сью убедила себя, что это к лучшему. По крайней мере, Джулиан не будет нервничать.
Однажды после обеда, когда большая часть пассажиров мирно дремала в прохладных каютах, сэр Эгберт с помощником вели затяжные бои на поле в клеточку, а Джулиан изъявил желание «писать акварелью», под легким тентом сошлись Сью, Вивиан и Фа-тима. Восточная дива решительно прогнала своих молчаливых телохранителей и радостным шепотом сообщила, что мисс Кларк спит в каюте.
— Вы себе не можете представить, как я рада ее сну! Чувствую себя графом Монте-Кристо, когда он сбежал из замка Иф. Узник, вырвавшийся на волю!
Вивиан усмехнулась.
— Фатима, вы хоть отдаете себе отчет, что, скажи вы об этом еще кому, вам не поверят? Мы ведь все, в каком-то смысле, ваши гости.
Девушка вспыхнула и умоляюще сложила руки на груди.
— Леди Милтон, умоляю, не напоминайте мне об этом! Я больше всего на свете боюсь, что всю жизнь о Фатиме будут говорить: «А, это та, у которой папа шейх-миллиардер». Но ведь я — это я, Фатима. Я дышу, живу, пою, хочу встретить любовь, хочу иметь семью, детей, хочу жить в светлом и радостном доме… Сью удивилась горячности подруги.
— Разве у тебя может быть иначе, Фатима? Ты красива, талантлива, тебя любят сотни людей, у тебя нет никаких трудностей с деньгами — это же хорошо!
— Ах, Сью, неужели ты не понимаешь… Да, у меня есть все, гораздо больше того, что нужно одному человеку. Но никакие деньги не помогут мне найти счастье. Я очень боюсь обмануться в любви. Боюсь, что тот, кому я поверю, будет на самом деле хотеть не меня, а мои деньги. Мне не жаль их отдать, но кто тогда склеит мое разбитое сердце?
Вивиан вздохнула и отвернулась, мрачно кивнув головой.
— Я понимаю тебя, девочка. Очень хорошо понимаю. Брак по расчету сам по себе не очень страшен, всякое бывает в жизни. Но если один любит искренне, а второй только строит расчет… ничего подлее быть не может. Особенно если любовь первая.
Сью закусила губу и опустила голову, чтобы скрыть слезы. Ну как ей разобраться в том, что с ней происходит?
Вивиан вскоре ушла, и девушки остались одни. Некоторое время они просто молчали, глядя на бескрайние просторы океана, а потом Сью решилась.
— Фатима… я хотела спросить тебя… но если у вас это не принято, ты скажи… короче, как ты думаешь… Господи, да как же это назвать-то?!
Темные миндалевидные глаза Фатимы обратились на Сью, и восточная красавица спокойно произнесла:
— Секс.
Сью замерла. Короткое слово, резкое, как ожог. И в нем все. Вся тайна, все запреты, вся сладость греха…
— Сью, ты шокирована? Думаешь, что все эстрадные дивы такие разнузданные? Это не так. У нас на Востоке не принято ходить вокруг да около важных вещей. Секс — хорошее слово. Все понятно. Это не любовь, не семья, не дети, не судьба. Просто секс.
— Как же можно… без любви?
Фатима улыбнулась.
— Если есть любовь, тогда это не секс. Это — просто любовь. Но бывает же и по-другому? Ты об этом думаешь, верно?
Сью чувствовала, что сейчас сгорит от стыда, но прервать этот опасный разговор не было сил. И желания тоже. Фатима откинулась на спинку шезлонга и заговорила, не глядя на Сью, чтобы не смущать подругу.
— Сью, у нас это не принято. Отношения до брака всегда карались смертью. Так было тысячи лет. Но на дворе двадцатый век. Мы разъехались по всему миру. Уже не все наши женщины носят чадру, не все юноши вступают в брак девственниками. Я родилась в Англии, жила в Англии, училась в Англии, пою в Англии… я уважаю законы предков, но не могу слепо им следовать. К тому же… о сексе необязательно трубить на каждом углу. Многие звезды это делают, но мне кажется — зря. Это нехорошо. Это дело двоих, мужчины и женщины.
Сью откашлялась и спросила шепотом:
— Ты… У тебя уже было… с мужчиной…
— Я была близка с мужчиной, Сью. Я и сейчас сплю с ним, довольно часто. Если об этом узнают, мне конец.
— Я никому не скажу!
— Я не о тебе. Ты хорошая девушка, Сью. У меня никогда не было такой подруги, поэтому я никогда об этом и не рассказывала. Тебе — рассказываю. Он мой телохранитель. Ему можно находиться со мной рядом всегда. Вот он и находится.
— Он… Ты ему доверяешь?
— Это секс. Здесь другое доверие. Он этого не хотел, настояла я. Он знает, что его казнят, если узнают, поэтому молчит. Я доверяю ему свою жизнь — разве этого мало, чтобы доверить еще и тело? Но не он хозяин моей души. Такого я еще не встречала. Ты считаешь меня развратной?
— Я? Что ты, Фатима! Судить может только Бог, а не люди, ну а в сексе я вообще ничего не понимаю. Я тебя старше на пять лет, но все еще не знаю мужчин. Совсем.
— Возраст роли не играет. Просто однажды просыпаешься и чувствуешь: пора.
Сью чувствовала себя полной дурой, задавая следующий вопрос.
— Фатима? А как узнать, что… пора?
Фатима долго и задумчиво смотрела на красную и растрепанную Сью, а потом совершенно серьезно сказала:
— Когда рядом окажется подходящий мужчина.
— А его как узнать?
— По-разному. Можно самым простым способом. Чтобы был опрятный, вежливый, прилично одетый, ласковый. Порядочный. Одним словом, не безработный, не пьяница и не преступник.
Джулиан, холодея от восторга, подумала Сью. Типичный Джулиан! Значит, я не ошибаюсь. Фатима тем временем продолжала:
— Можно иначе, как я. Хорошо его знать, много лет. Привыкнуть к нему. Доверять ему. Не бояться его. Быть его хозяйкой. Но бывает и совсем иначе.
— А как?
— Так, как пишут в стихах. Как поют песни. Когда посмотришь в глаза — и тебя подхватит вихрь. Унесет тебя от людей, от земли, туда, где никого, только ты и он. Не будет ничего, ни времени, ни пространства, ни дня, ни ночи, только ты и он. Ветер будет ласкать вас, дождь превратится в океан, звезды посыплются с неба, а на их месте родятся новые, но вы ничего не заметите, ты и он. Как узнать? По запаху волос. По блеску глаз. По рукам. Не знаю, как узнать. Будешь знать только ты. И он.
— Фатима, как красиво, как песня…
Фатима расхохоталась и вскочила, хлопая в ладоши.
— Это и есть песня, Сью, моя песня. Только поэт — не я. Абу Аль Тайиб. Наш великий певец, воин и мыслитель. Этой песне тысяча лет.
— Значит, это просто выдумка?
Фатима стала серьезной и опустилась перед Сью на колени, взяв девушку за руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Джулиан…
— Сьюзан…
Она потянулась к нему, готовая простить все глупости, которые он наговорил, за одни только эти последние слова, а еще — за поцелуй, но Джулиан неожиданно отпрянул и осторожно поднес к губам ее руку.
— Я не имею права, Сьюзан. Я вас недостоин.
— Джулиан, я ведь…
— Пойдемте, уже совсем поздно. Нехорошо, что мы здесь одни. Сэр Эгберт крайне несдержан на язык, начнет острить… Мне это было бы неприятно.
Он подал Сью руку, и они отправились обратно, к веселящейся и танцующей толпе. Вивиан пытливо взглянула на сердитую и задумчивую Сью, не стала приставать с расспросами и предложила сэру Эгберту потихоньку двигаться в сторону каюты. Сью неожиданно вскинула голову и упрямым, чуть капризным тоном сообщила, что ей и здесь неплохо и она никуда не пойдет, по крайней мере еще час.
Так она и осталась, одна-одинешенька, с безвозвратно испорченным настроением. На кого она злилась? Непонятно. На Джулиана и его щепетильность. На сэра Эгберта, который все время отбирал у нее Джулиана. На Вивиан, которая все понимала. На сестру Отилию, которая ничего ей не могла объяснить. На капитана, который отдал роль Нептуна Майклу Беннету. На Майкла Беннета… ага, кстати, где он?
Сью вихрем промчалась вдоль левого и правого борта, что заняло у нее довольно много времени, потом спустилась на вторую палубу, затем на третью… здесь, на корме, она и нашла Нептуна со сломанным носом. Майкл сидел в глубокой задумчивости и курил. Сью плюхнулась рядом и сердито ткнула его в бок.
— Прячешься? Боишься смерти?
— Нет. Не боюсь. Но прячусь. Чего пришла?
— Я же обещала убить тебя после полуночи.
— Спохватилась! Сейчас уже ближе к рассвету.
— Неважно. Все равно после полуночи.
— А где же любимый?
— Укладывает сэра Эгберта.
— Сэр Эгберт сам кого хочешь уложит. Одной левой.
— Ты с ним знаком?
— Так, немного.
— Ты очень таинственная личность.
— Это чтоб девчонки визжали от страха и сами кидались мне на шею. Ладно, поскольку ты не из таких, то валяй, убивай.
— Майкл?
— Что?
— Мне не хочется тебя убивать. Мне хочется плакать. Почему-то. Вообще, я не плакса…
Сильная рука привычно обняла ее за голые плечи, и через мгновение Сью от души заливалась слезами, жалея себя и ругая весь мир. Майкл Беннет терпеливо пережидал потоп, а потом негромко заговорил.
— Ты плачь, плачь, мне не жалко… Иногда надо выплакаться, я это знаю.
— Мальчики не плачут.
— Так думают только очень глупые девочки. Не плачут звери и полные придурки, которые всегда улыбаются. Человеку незачем стыдиться того, что ему дано от природы. Плакать не стыдно, поняла? Стыдно сопли распускать и жалеть себя.
— А если жалко?
— Пожалей чуть-чуть, пореви, обругай шепотом тех, кто тебя обидел, — и жми дальше. Будет день, будет солнце, будут хорошие люди. Такой закон.
— Майкл…
— А?
— Я веду себя как дура.
— Почему как? Просто дура. Ну зачем он тебе? Во-первых, если мужчина красится, значит, он или педик, или придурок…
— Джулиан не красится, это ты меня нарочно злишь…
— Утром выведи его на солнышко и посмотри. Он обесцвеченный, точно говорю.
— Я вообще сейчас не о нем говорила…
— А я о нем. Зачем он тебе? Тебе такой не нужен.
— Да не знаю я, какой мне нужен, не знаю!
— А я знаю. Тебе нужен такой… высокий.
— Джулиан высокий.
— Он длинный, как глист, а тебе нужен высокий. Потом, лучше шатен. Глаза чтоб темные. Голубоглазым верить нельзя, вечно врут.
— У меня голубые глаза.
— Тебе наврали, Сьюзан Йорк, а ты поверила. У тебя серые глаза, серые с зеленью, а голубые они, когда ты на небо смотришь, а если к океану наклоняешься, они синими становятся…
— Когда это ты рассмотрел?
— Когда тебя тошнило в Ла-Манше.
— Не буду с тобой разговаривать!
— И не надо. Лучше слушай. Значит, высокий, шатен, с карими глазами. Чтоб драться умел, но не любил. Лучше всего выбирать из боксеров. Они незлобивые.
— Ты намекаешь на себя? Да никогда в жиз…
— Нет. Не на себя. Я не гожусь. Лично я, понимаешь? Но если бы я был не я, а просто шатен с карими глазами, высокий и боксер, то лучше меня и не найти.
Неожиданно для себя Сью заинтересовалась и вытерла кулаком глаза. Майкл заметил этот детский жест и молча протянул ей платок.
— Спасибо. А почему ты не годишься?
— Потому что в моем прошлом скрыта зловещая тайна.
— Очень зловещая?
— На редкость. Я бегу от полиции, маленькая.
Он сказал это так просто, будто речь шла о чем-то обыденном, но Сью немедленно стало стыдно за свои слезы и капризы.
— Ты не можешь рассказать? Или не хочешь?
— Не хочу. И незачем. Ты мерзнешь, птица.
— Почему птица?
— Потому что я тебя так запомнил. Ты бьешься в руках, как птица. Маленькая такая птичка.
— Да ну тебя. Смотри, волны светятся… А что значит — бегать с масаями?
— Масаи — племя воинов и охотников. Они живут в Восточной Африке, в Кении и Танзании. А передвигаются они всегда бегом, никогда — шагом. Бегают себе по саваннам из края в край, не устают при этом никогда.
— Так зачем им ты? Они тебя не возьмут.
— Зато я буду знать, что попытался. Это тоже важно.
— Майкл?
— Что?
— А ты… виноват?
— Это насчет полиции? Ну а что ж она, зря ищет?
— Мне кажется, ты не виноват. Ты не можешь быть преступником. Ты грубиян и нахал, это правда, но не преступник.
На смуглом лице вдруг проступила маска отчаяния, всего на миг, а потом прежний Майкл Беннет, насмешливый и ехидный, повернулся к Сью.
— Вот сейчас скину тебя в воду, узнаешь, преступник я… или Нептун. Пошли, провожу. У вас в первом классе, небось, все спать уже завалились.
— Пошли. Собственно, я и сама могу…
— Вот и гад твой Джулиан. Бросил девушку одну и спит себе без задних ног. А если ты за борт выпадешь? Утром спохватится твой пупсик, а наследницы-то и нет! Упустил он наследницу…
Сью взяла Майкла за руку и очень тихо сказала:
— Пожалуйста, не надо. Просто не говори ничего, ладно? Мне очень помогло то… как ты… как я… короче, мне помог ты. Опять. И я тебе за это благодарна.
Майкл Беннет резко остановился и развернул Сью к себе. Голос его был серьезен и немного страшен.
— Ты права, я не преступник. Но если тебя когда-нибудь кто-нибудь посмеет обидеть… Я его убью.
После этого они не проронили ни слова до самой двери в каюту номер семнадцать. Сью чувствовала себя абсолютно измотанной, глаза слипались. Она зевнула и уже собиралась попрощаться с Майклом, как вдруг он резко подхватил ее, приподнял над полом и крепко поцеловал в губы, как в прошлый раз. Хотя нет. Не так, как в прошлый.
Теперь поцелуй длился дольше и был более… конкретным, что ли. Сью успела за это время оцепенеть, испугаться, разозлиться, упереться в грудь Майкла руками — и начать отвечать. В тот же миг смуглый бандит поставил ее на пол, развернул к двери и легким толчком отправил в каюту.
Сью аккуратно закрыла за собой дверь и медленно осела на пол. Губы у нее горели, щеки пылали, а в животе порхала тысяча бабочек. Девушка зажмурилась и вполголоса произнесла:
— Господибоженька, научи, что делать… Я. Люблю. Джулиана. Нет, не так. Я люблю… я люблю… Никого я не люблю! Спать я хочу, вот что.
В эту ночь Сью спасал из пожара совершенно другой принц. Высокий шатен с карими глазами. И на этот раз за борт ее никто не выбрасывал.
6
После праздника все отсыпались до полудня, потом жизнь вошла в свою колею, и потянулись размеренные жаркие дни, когда можно ничего не делать, валяться в шезлонге с книжкой, потягивать сок из высокого запотевшего бокала и болтать ни о чем.
Сью всем этим и занималась, хотя почти не получала от этого удовольствия. После той ночи, после праздника Нептуна, она все чаще уходила на корму и пряталась там от Вивиан, Фатимы, сэра Эгберта и даже Джулиана. Задумчивость и мрачный вид — вот отличительные признаки, по которым можно было узнать в те дни Сьюзан Йорк.
Сью злилась на себя. Она не понимала, что с ней происходит. Начать с того, что наутро, после разговора с Беннетом, она взглянула на Джулиана едва ли не с отвращением. Возможно, скажи он что-нибудь насчет поведения Сью ночью, она и вовсе возненавидела бы его, но молодой человек молчал и выглядел таким подавленным и расстроенным, что в конце концов Сью стало его жалко. Они снова начали гулять под ручку, беседовать о поэзии и рассматривать бегущие за кормой волны. Однако Сью больше не смотрела на белокурого секретаря с обожанием. Она вообще редко поднимала на него глаза, но в такие минуты совсем иной огонь горел в них.
Сью самым настоящим образом томилась от вожделения. Разумеется, она этого не понимала и пришла бы в ужас, скажи ей кто об этом, но факт оставался фактом. Тело Сью Йорк зажило своей тайной жизнью, кровь теперь бурлила в жилах, сердце билось чаще, девушку бросало то в жар, то в холод, она часто плакала без причины, стала рассеянной и невнимательной.
Когда Джулиан прощался с ней и желал спокойной ночи, склоняясь над ее рукой, она еле удерживалась, чтобы не вцепиться в его золотистые кудри. Будь она поопытнее, она потеряла бы к нему всякий интерес, но Сью не имела никакого опыта вовсе, поэтому бессознательно держалась за Джулиана, как за спасательный круг. Она упрямо твердила себе, что любит Джулиана, что он тоже влюблен в нее, но той трепетной любовью, которая просто не допускает вольностей… Одним словом, Сью упрямо подгоняла свою историю под образец сентиментальных романов, которые были в ходу в приюте (нелегально, под покровом ночи) и которых было полно в судовой библиотеке.
Собственно, только они в библиотеке и были. Собрание сочинений Шекспира унес к себе сэр Эгберт, та же участь постигла Теккерея, а на робкое замечание старшего помощника, что другие пассажиры могут тоже захотеть почитать, сэр Эгберт насупил косматые брови и возопил:
— Не смешите меня, мой друг! Эти?! Пройдитесь по палубе, посмотрите на обложки! «Цветок моей страсти»! «В объятиях дьявола»! «Праведная куртизанка»! От чтения хорошей литературы эти цветы вянут и опадают на глазах. Вчера леди Уимзи выпросила у меня том с сонетами — иду через полчаса, смотрю: храпит! Спит над сонетами Великого Барда! Непостижимо! Я, разумеется, выдернул у нее книгу, подсунул какую-то дрянь в мягкой обложке, так она и не вспомнила за ужином. Нет, Эдвард, книги будут у меня в каюте, а если найдется здесь хоть один ценитель — милости прошу. В любое время суток!
Сэр Эгберт внимательно следил за состоянием Сью и страшно переживал, что не может поговорить с ней откровенно. Он то и дело теребил Вивиан, уговаривая ее разузнать все подробно, но молодая женщина не слишком преуспела в этом. Сью замкнулась в себе и старательно играла роль влюбленной барышни.
Майкл Беннет не показывался на верхней палубе, и Сью убедила себя, что это к лучшему. По крайней мере, Джулиан не будет нервничать.
Однажды после обеда, когда большая часть пассажиров мирно дремала в прохладных каютах, сэр Эгберт с помощником вели затяжные бои на поле в клеточку, а Джулиан изъявил желание «писать акварелью», под легким тентом сошлись Сью, Вивиан и Фа-тима. Восточная дива решительно прогнала своих молчаливых телохранителей и радостным шепотом сообщила, что мисс Кларк спит в каюте.
— Вы себе не можете представить, как я рада ее сну! Чувствую себя графом Монте-Кристо, когда он сбежал из замка Иф. Узник, вырвавшийся на волю!
Вивиан усмехнулась.
— Фатима, вы хоть отдаете себе отчет, что, скажи вы об этом еще кому, вам не поверят? Мы ведь все, в каком-то смысле, ваши гости.
Девушка вспыхнула и умоляюще сложила руки на груди.
— Леди Милтон, умоляю, не напоминайте мне об этом! Я больше всего на свете боюсь, что всю жизнь о Фатиме будут говорить: «А, это та, у которой папа шейх-миллиардер». Но ведь я — это я, Фатима. Я дышу, живу, пою, хочу встретить любовь, хочу иметь семью, детей, хочу жить в светлом и радостном доме… Сью удивилась горячности подруги.
— Разве у тебя может быть иначе, Фатима? Ты красива, талантлива, тебя любят сотни людей, у тебя нет никаких трудностей с деньгами — это же хорошо!
— Ах, Сью, неужели ты не понимаешь… Да, у меня есть все, гораздо больше того, что нужно одному человеку. Но никакие деньги не помогут мне найти счастье. Я очень боюсь обмануться в любви. Боюсь, что тот, кому я поверю, будет на самом деле хотеть не меня, а мои деньги. Мне не жаль их отдать, но кто тогда склеит мое разбитое сердце?
Вивиан вздохнула и отвернулась, мрачно кивнув головой.
— Я понимаю тебя, девочка. Очень хорошо понимаю. Брак по расчету сам по себе не очень страшен, всякое бывает в жизни. Но если один любит искренне, а второй только строит расчет… ничего подлее быть не может. Особенно если любовь первая.
Сью закусила губу и опустила голову, чтобы скрыть слезы. Ну как ей разобраться в том, что с ней происходит?
Вивиан вскоре ушла, и девушки остались одни. Некоторое время они просто молчали, глядя на бескрайние просторы океана, а потом Сью решилась.
— Фатима… я хотела спросить тебя… но если у вас это не принято, ты скажи… короче, как ты думаешь… Господи, да как же это назвать-то?!
Темные миндалевидные глаза Фатимы обратились на Сью, и восточная красавица спокойно произнесла:
— Секс.
Сью замерла. Короткое слово, резкое, как ожог. И в нем все. Вся тайна, все запреты, вся сладость греха…
— Сью, ты шокирована? Думаешь, что все эстрадные дивы такие разнузданные? Это не так. У нас на Востоке не принято ходить вокруг да около важных вещей. Секс — хорошее слово. Все понятно. Это не любовь, не семья, не дети, не судьба. Просто секс.
— Как же можно… без любви?
Фатима улыбнулась.
— Если есть любовь, тогда это не секс. Это — просто любовь. Но бывает же и по-другому? Ты об этом думаешь, верно?
Сью чувствовала, что сейчас сгорит от стыда, но прервать этот опасный разговор не было сил. И желания тоже. Фатима откинулась на спинку шезлонга и заговорила, не глядя на Сью, чтобы не смущать подругу.
— Сью, у нас это не принято. Отношения до брака всегда карались смертью. Так было тысячи лет. Но на дворе двадцатый век. Мы разъехались по всему миру. Уже не все наши женщины носят чадру, не все юноши вступают в брак девственниками. Я родилась в Англии, жила в Англии, училась в Англии, пою в Англии… я уважаю законы предков, но не могу слепо им следовать. К тому же… о сексе необязательно трубить на каждом углу. Многие звезды это делают, но мне кажется — зря. Это нехорошо. Это дело двоих, мужчины и женщины.
Сью откашлялась и спросила шепотом:
— Ты… У тебя уже было… с мужчиной…
— Я была близка с мужчиной, Сью. Я и сейчас сплю с ним, довольно часто. Если об этом узнают, мне конец.
— Я никому не скажу!
— Я не о тебе. Ты хорошая девушка, Сью. У меня никогда не было такой подруги, поэтому я никогда об этом и не рассказывала. Тебе — рассказываю. Он мой телохранитель. Ему можно находиться со мной рядом всегда. Вот он и находится.
— Он… Ты ему доверяешь?
— Это секс. Здесь другое доверие. Он этого не хотел, настояла я. Он знает, что его казнят, если узнают, поэтому молчит. Я доверяю ему свою жизнь — разве этого мало, чтобы доверить еще и тело? Но не он хозяин моей души. Такого я еще не встречала. Ты считаешь меня развратной?
— Я? Что ты, Фатима! Судить может только Бог, а не люди, ну а в сексе я вообще ничего не понимаю. Я тебя старше на пять лет, но все еще не знаю мужчин. Совсем.
— Возраст роли не играет. Просто однажды просыпаешься и чувствуешь: пора.
Сью чувствовала себя полной дурой, задавая следующий вопрос.
— Фатима? А как узнать, что… пора?
Фатима долго и задумчиво смотрела на красную и растрепанную Сью, а потом совершенно серьезно сказала:
— Когда рядом окажется подходящий мужчина.
— А его как узнать?
— По-разному. Можно самым простым способом. Чтобы был опрятный, вежливый, прилично одетый, ласковый. Порядочный. Одним словом, не безработный, не пьяница и не преступник.
Джулиан, холодея от восторга, подумала Сью. Типичный Джулиан! Значит, я не ошибаюсь. Фатима тем временем продолжала:
— Можно иначе, как я. Хорошо его знать, много лет. Привыкнуть к нему. Доверять ему. Не бояться его. Быть его хозяйкой. Но бывает и совсем иначе.
— А как?
— Так, как пишут в стихах. Как поют песни. Когда посмотришь в глаза — и тебя подхватит вихрь. Унесет тебя от людей, от земли, туда, где никого, только ты и он. Не будет ничего, ни времени, ни пространства, ни дня, ни ночи, только ты и он. Ветер будет ласкать вас, дождь превратится в океан, звезды посыплются с неба, а на их месте родятся новые, но вы ничего не заметите, ты и он. Как узнать? По запаху волос. По блеску глаз. По рукам. Не знаю, как узнать. Будешь знать только ты. И он.
— Фатима, как красиво, как песня…
Фатима расхохоталась и вскочила, хлопая в ладоши.
— Это и есть песня, Сью, моя песня. Только поэт — не я. Абу Аль Тайиб. Наш великий певец, воин и мыслитель. Этой песне тысяча лет.
— Значит, это просто выдумка?
Фатима стала серьезной и опустилась перед Сью на колени, взяв девушку за руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15