В начале этой новой войны вызывала беспокойство позиция герцога Мантуанского. Не помню, рассказывала ли я подробно об этом государе, но поговорить о нем стоило. Он приезжал в Турин несколько ранее в сопровождении некоего аббата Вантони, камергера, выполнявшего свои обязанности ruffiano note 15 Note15
Сводник (ит.)

, как говорят в Италии, с большой помпой. Мне казалось, что такой человек надевает перчатки перед тем, как дотронуться до грязной тряпки.
Этот аббат румянился и всегда ходил на цыпочках. Он выполнял все поручения своего повелителя и отбирал для него женщин во всех слоях общества. У герцога Мантуанского были две постоянные любовницы: при дворе и для представительства — графиня Калори, а кроме нее — некая девица по имени Маттиа, которая повсюду сопровождала герцога и которую он называл своей карманной фавориткой. Мы имели счастье увидеть ее в Турине: она была очень хорошенькая, но необычайно бесстыдная, и носила желтые чулки, что весьма забавляло нас. Аббат утверждал, что она дала такой обет; но когда нам захотелось узнать, какому святому он дан, Вантони не смог ответить на этот вопрос; герцог Савойский настаивал, что обет был дан богу рогоносцев.
Герцог Мантуанский отличался невероятной прожорливостью: он ел целыми днями, а по ночам устраивал обязательные застолья, как он их высокопарно называл.
— Не понимаю, сударыня, почему меня торопятся женить, — говорил он мне, — ведь мое нынешнее положение ничем не отличается от брака, а для другого я просто не создан.
Дело в том, что он завел у себя настоящий гарем, охраняемый настоящими евнухами. Я попросила показать мне одного из них, когда тот будет проходить по улице; посмотрев на него из окна, я поняла, что подобная личность мне неприятна.
Позднее герцог Мантуанский женился на мадемуазель д'Эльбёф. Во время войны за Испанское наследство Австрия хотела навязать ему невесту из рода Аренбергов, чтобы иметь в ее лице союзницу; но Вантони, которого Франция перетянула на свою сторону, противопоставил Австрии такое великолепное подкрепление из девиц и сытных обедов, что герцог не пожелал одаривать своей благосклонностью только одну из них, как бы хороша она ни была. Таким образом, победу одержал Людовик XIV.
Совместные действия Франции и Испании уже приносили свои плоды в Италии; мудрый Катина вполне мог заправлять здесь всем, как он умел это делать. Он приехал на одни сутки в Турин, чтобы договориться с принцем, и не скрыл от него, что его высочество, как и сам он, не пользуются большим расположением французского двора.
— Я готов к тому, что в любую минуту меня отзовут, — добавил маршал, — меня об этом предупредили: я уже неугоден Версалю. А нас, ваша светлость, там побаиваются, без конца обвиняют и подозревают. Говоря это, я не выдаю никакой тайны; к тому же, чтобы действовать сообща, нам необходимо точно знать, что за почва у нас под ногами. Не знаю, что из всего этого выйдет.
Катина был замечательным человеком, заслуживающим уважения во всем; никакого блеска или галантности в обхождении за ним не наблюдалось, и по отношению ко мне я не могла этим похвастаться. Он пришел ко мне и вел себя не слишком любезно, все время разговаривал со мной как с мадемуазель де Люин, а не графиней ди Верруа, и главное, уж совсем не как с возлюбленной герцога Савойского. У себя на родине маршал тоже никогда не обхаживал ничьих любовниц. Это погубило его, да он и сам прекрасно все понимал.
Он вернулся к своей армии, а через неделю его заменили.
Впрочем, использованное мною слово «заменили» неточно: Катина пока еще не отозвали; но к нему прислали вроде бы в качестве помощника, а на самом деле — в качестве командующего маршала де Вильруа, на чьем счету к тому времени было немало стычек с принцем Евгением.
Не могу удержаться и не нарисовать здесь портрет маршала де Вильруа, храбрости и искусству которого Франция и Савойя столь многим обязаны!
Я прекрасно знала его еще до своего замужества, и тогда он был еще очень красив: завзятый волокита и щеголь, самый изысканный кавалер при французском дворе. Его называли красавчиком; в то время все прелестницы двора были его любовницами; два-три раза Вильруа высылали в его лионское губернаторство за любовные похождения. С детства он воспитывался вместе с Людовиком XIV, поскольку отец будущего маршала был гувернером короля; именно поэтому король всегда благоволил к Вильруа, не говоря уже о том, что г-жа де Ментенон была к нему очень расположена.
Когда маршала прислали к нам, он был всего лишь старым любовником г-жи де Вантадур, но по-прежнему считал себя красавчиком. Он так привык побеждать, что не сомневался в предстоящей победе и удаче, как когда-то был убежден в своей власти над прекрасными дамами. Он воображал себе, как будет попирать достоинство принца Евгения и всех его союзников, был тщеславен и самодоволен во всем, упрям как осел, хотя был им лишь наполовину, — короче, он был в те времена самым ничтожным полководцем Франции.
Одевался он по последней моде, задавая тон, как молодой щеголь, и так был уверен в своих достоинствах, что никогда не опускался до зависти к кому бы то ни было.
Меня, разумеется, он удостоил своим первым визитом. В отличие от Катина, Вильруа не был строг в вопросах любви: не будь этого, он никогда бы не смотрелся в зеркало. Он расточал мне комплименты, уверял, что я красивее всех придворных дам во Франции и если бы пожелала туда вернуться, то сразила бы всех наповал.
— Но я понимаю, — добавил он, — вы никогда туда не вернетесь. Здесь вы королева. И будете ею повсюду, но здесь ваше королевство утопает в цветах, а в нашем холодном климате вы не найдете столь пленительных запахов.
Это лишь один из образчиков речи герцога де Вильруа и пример его такта; что же касается его способностей, то «взгляните, что осталось», как говорит Пти-Жан в «Сутягах».
С самого начала он разговаривал с герцогом Савойским фамильярно и на равных, так и не изменив своего тона в дальнейшем; это было особенно неприятно, поскольку он относился с подобающим почтением к герцогине-матери и супруге герцога, которая, как известно, принадлежали к французской королевской династии.
Однажды, находясь в расположении армии, герцог Савойский, окруженный генералами и знатными дворянами, открыл во время разговора свою табакерку, собираясь понюхать щепотку табаку, и в эту минуту стоявший рядом г-н де Вильруа бесцеремонно вырвал ее из рук принца, погрузил в табак всю свою пятерню, как он привык это делать, а затем вернул табакерку его высочеству. Виктор Амедей побагровел от гнева, однако ничего не сказал, но спокойно высыпал табак на землю, подозвал одного из слуг и приказал принести ему другой. Он даже не прервал разговор, бросив лишь одно слово:
— Табаку.
Вильруа до дна испил чашу стыда.
С первых дней своего пребывания в Савойе он стал препятствовать всему, что хотел сделать Виктор Амедей. Когда принц говорил: «Я верховный главнокомандующий», — тот отвечал: «У меня приказ короля». И действительно, он показывал его герцогу.
Можно себе представить, как это было отвратительно! Катина и герцог Савойский, два талантливых человека, вынуждены были подчиняться причудам и глупостям подобного ничтожества. Не приходится удивляться, что герцог Савойский с трудом выносил это иго и сбросил его, как только ему представилась такая возможность.
Между тем произошла битва при Кьяри. Надо признать, что герцог Савойский, желая победы споим поискам, в то же время очень хотел крупного поражения для Вильруа, что не очень согласовывалось между собой. Когда принц Евгений, никогда не забывавший о необходимых знаках внимания, прибыл в армию, он послал герцогу как главе Савойской династии приветствие, а вместе с ним — подарок: прекрасных турецких коней, которые сохранились у него еще с Зенты. Герцог отправил двух из них мне для городской кареты, что вызвало сильную зависть у герцогинь.
Битва при Кьяри была проиграна по вине Вильруа, развязавшего ее вопреки мнению Виктора Амедея и Катина. Герцог сражался как герой, своей отвагой вызнан восхищение даже у противника; принц Евгений сказал о нем так:
— Мой кузен герцог Савойский был бы очень рад, если бы французов разбили, но этот чертов Виктор Амедей — настоящий храбрец, поэтому он не мог остаться в стороне и покамест от всего сердца сражался с нами.

XXII

И вот я подошла к тому периоду, когда Виктор Амедей представил мне ярчайшие доказательства своей привязанности, когда он и в самом деле любил меня сильнее, чем прежде, а я имела несчастье убедиться, что, наоборот, испытывала к нему больше благодарности, чем любви.
Как известно, принц обедал у меня почти каждый день, но ужина никогда не пропускал, приглашая в свою компанию самых остроумных людей — придворных и генералов, которых он любил. Женщин я терпела с трудом, и их допускали сюда только после серьезного испытания. В своем кругу женщины, особенно придворные дамы, ничего собой не представляют. Приглашения на наш ужин жаждали многие и добивались его всеми возможными способами, однако я была настороже и принимала только своих друзей.
Однажды вечером — неслыханное дело! — герцог Савойский сказал мне, что ужинать он не будет: ему придется задержаться у герцогини-матери, пригласившей старую даму, которая воспитывала его; дама жила в Шамбери, и ее нарочно привезли во дворец для того, чтобы она могла повидаться с герцогом.
Я была в таком дурном расположении духа, что отослала всех и села ужинать одна, выбран французское блюдо, которое не позволяла себе есть в присутствии герцога. Я села за ужин скорее назло, нежели по привычке, затем легла и скоро уснула. Было еще не очень поздно. Около полуночи я проснулась от ужасных болей; казалось, у меня разрываются внутренности. Я позвала служанок, в первую очередь француженок, поскольку доверяла только им; предостережение маленького Мишона всплыло в моей памяти, и я стала кричать, что меня отравили.
— Господи! Сударыня, это вполне возможно, — сказала мне Марион, — ведь злобный аббат делла Скалья такого наговорил, что десница Божья должна была обрушиться на вас в ближайшее же время!
— Милая моя, не будем тратить время на разговоры. Скорее зови доктора! И господина герцога тоже! Врач скажет, не ошибаемся ли мы, а его высочество даст мне знаменитое противоядие, изготовленное в Венеции; я хочу принять его из рук принца.
— Но если вы, сударыня, примете лекарство теперь же…
— До того как узнаю, нуждаюсь ли в нем на самом деле? Нет, нет, Марион: здесь нельзя терять голову, иначе я уже не найду ее. Пошли за ними двух моих слуг, и пусть они поспешат: время не терпит!
К счастью, я находилась в Турине; через четверть часа врач и принц были у меня. Первый заявил, что меня, конечно же, отравили, второй тут же дал мне разумную дозу нашего снадобья, не позволив пичкать меня ничем другим, и можно сказать, что ему я обязана жизнью.
Сделав анализ выделений моего организма, врач сказал, что ему этот яд неизвестен и он не может лечить меня обычными лекарствами. Всю ночь я была между жизнью и смертью; Виктор Амедей не покидал меня ни на минуту. Прежде всего он велел взять под стражу и допросить всех людей, работавших на кухне, угрожая им пыткой. Я потребовала, чтобы отпустили поваренка, готовившего пироги и предупредившего нас. Но напрасно расспрашивали этих людей, умоляли, строго приказывали и сильно гневались на них — узнать ничего не удалось, тайна не была раскрыта. Однако один из поваров рассказал, что какой-то незнакомец, не состоящий у меня на службе, приходил утром якобы для тою, чтобы увидеть слугу, которого накануне я прогнала. Этот человек бродил около печей, и его пришлось выставить за дверь, не переходя все же грани приличий.
Все в один голос признали виновным его.
В полдень доктор объявил, что я вне опасности. Герцог гак обрадовался, что я буду всегда помнить об этом. Он заказал благодарственный молебен; одновременно аббату делла Скалья как бы между прочим посоветовали покинуть Турин.
Узнав, что произошло, свекровь переслала мне письмо моего мужа, которое я перечитывала очень часто и помню наизусть; оно у меня перед глазами и сейчас, когда я пишу эти строки.
«Я безутешен, потому что потерял женщину, о которой все мне напоминает и которую ничто не может стереть из моей памяти; я по-прежнему сожалею о случившемся и не питаю к ней никакого зла за то, что мне пришлось из-за нее пережить. Всей душой желаю ей счастья! Я ловлю себя на мысли о том, что принц не любит ее так, как любил я, и не может дать ей все то счастье, какого она заслуживает. Вы понимаете, сударыня, что я далеко не излечился и совсем не горю желанием вернуться в Савойю».
Эти строки принесли мне радость и причинили боль одновременно. Почему же, любя меня, он оказался таким слабым и почему у меня не хватило терпения? Я возненавидела свою свекровь и гнусного аббата делла Скалья всеми фибрами души и признаю, что буду ненавидеть этих людей до моего смертного часа, — и в этом заключается одно из моих наслаждений!
Из-за этого дерзкого покушения я почти месяц пролежала в постели. Именно в это время Кремона сумела устоять под натиском принца Евгения. К великой радости обеих армий, Вильруа попал там в плен. Его солдаты ликовали больше, чем враги; они открыто распевали песенку, которую процитировал мне герцог Савойский, пока я лежала в своей спальне; этот куплет нас очень позабавил:

Французы, воздадим хвалу Беллоне;
Удача в руки нам с Небес упала:
Мы удержались под огнем в Кремоне,
Избавившись к тому ж от генерала! note 16 Note16
Пер. Ю. Денисова



— Наконец-то мы избавились от Вильруа, — добавил герцог. — Император отпустит маршала, потому что совсем не боится его; но тем временем Франция пришлет другого командующего, и, вполне возможно, прежний уже не вернется.
И действительно, стало известно, что в наши края пришлют герцога Вандомского. Виктор Амедей был удовлетворен лишь наполовину. Мне кажется, он уже намеревался переметнуться на другую сторону, но хотел, чтобы его вынудили к этому, а герцог Вандомский был тем, кто никак не оправдал бы такой переход и своими победами нанес бы ущерб герцогу.
Меня же этот человек просто очаровал: всю свою жизнь я слышала, как восхваляют этого блистательного генерала. Мне было известно, что он умен, что он талантливый полководец и что в его жилах преобладает кровь Генриха IV. Мой отец его недолюбливал, не доверял ему, а мать высоко ценила его и при всем своем благочестии прощала ему распутство. Следует заметить, что в этом отношении герцог Вандомский не знал себе равных. Он превзошел все, что по скандальной хронике известно о самых неисправимых лентяях и развратниках, а если добавить — и о неряхах, то будут названы три основных порока герцога. Во всем остальном он был очень приятен, далеко не красив, но величествен и удивительно любезен. К сожалению, недостатки, о которых я упомянула, обрекали его на любовь самого низкого пошиба; ни одна женщина не хотела иметь с ним дело или, по крайней мере, не сознавалась в связи с ним; а происходило ли это тайком, сказать не могу, поскольку ни в ком не уверена.
Герцог Вандомский приехал в то время, когда я только начинала выздоравливать. В Турине он пришел с визитом вежливости к ее светлейшему высочеству герцогине-матери и к супруге герцога, но, посвятив свой первый день официальным приветствиям, он не преминул шепнуть принцу, что горит желанием увидеть меня; и действительно, на следующий же день он явился ко мне без доклада.
— О! — воскликнул герцог Вандомский с порога, бросаясь в кресло и не здороваясь со мной каким-либо иным образом. — Надеюсь, что, по крайней мере, здесь чувствуешь себя как во Франции, говоришь, ешь, любишь по-французски; поэтому, сударыня, я явился сюда и очень горд, что нахожусь в этих покоях, рядом с вами, и готов написать, объявить всей Европе, какое чудо красоты мы подарили герцогу Савойскому, который должен навсегда сохранить нам верность хотя бы по этой причине.
Я ответила ему как подобало, обдумав каждое слово, ибо герцог Вандомский и в самом деле мог заставить кого угодно сказать лишнее; герцог Савойский заранее предупредил меня об этом. Я приказала подать великолепный обед, которому он воздал должное, и попыталась завершить трапезу сыром, который в Пьемонте подают под разными соусами. В определенных сочетаниях сыр ему очень понравился.
— О! — воскликнула я. — Если бы вы попробовали блюдо, приготовленное для меня неким аббатом Альберони, которого мы послали в Парму, вы восторгались бы еще больше, сударь.
— Сударыня, я сохраню это имя в своей памяти и повсюду буду справляться об аббате Альберони и его блюде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49