Зайдя за край чулка, он принялся медленно чертить пальцем круги на ее обнаженной коже.— Так ты хочешь меня? — повторил он.— Нет, — шепнула она.— Нет? — Он вновь приблизил губы к ее уху и мягко ущипнул ее за мочку. — Ты уверена?— Нет.— «Нет» — не уверена или «нет» — не хочешь меня?— Я не знаю, — простонала она.Он пристально и долго смотрел на нее. По всему было видно, что ему не терпится сжать ее в объятиях. Лицо его дышало страстью, глаза мерцали в свете свечи. Внезапно он отпустил ее и, встав с постели, отошел в угол комнаты.— Решай сама, — повторил он.Виктория села на постели и оторопело посмотрела на него. Она дрожала всем телом, и в этот момент почти ненавидела Роберта за то, что он наконец предоставил ей ту свободу, о которой она так долго его просила, — свободу выбора.Роберт остановился у окна и облокотился о подоконник.— Тебе выбирать, — тихо сказал он. У Виктории в ответ вырвался только сдавленный стон.— Решай же!— Я… я не знаю, — пролепетала она, и ее слова прозвучали так жалко и неубедительно, что ей стало не по себе.Он резко обернулся к ней.— Тогда убирайся к черту! Она отпрянула в испуге.Роберт шагнул к постели и рывком поднял Викторию на ноги.— Говори «да» или «нет», но не требуй от меня, чтобы я предоставлял тебе право выбора, раз ты не способна сама принять решение.Виктория испуганно хлопала ресницами. Прежде чем она успела опомниться, Роберт втолкнул ее в смежную комнату и с треском захлопнул дверь у нее перед носом. Виктория застыла посреди комнаты, ловя воздух ртом и чувствуя себя несчастной и отвергнутой. Господи, какая же она лицемерка! Слова Роберта; попали в цель. Она так часто просила его не распоряжаться ее жизнью, но когда он наконец предоставил ей право выбора, оказалась не в силах принять решение.Несколько минут она неподвижно сидела на постели, пока взгляд ее случайно не упал на сверток, который она небрежно швырнула на кровать несколько часов тому назад. Казалось, с того момента прошла целая жизнь. Итак, подумала она, нервно посмеиваясь, каковы же представления Роберта о дамских ночных рубашках?Виктория распустила ленточки коробки и подняла крышку. Даже в неровном свете свечи было видно, что рубашка сшита из тончайшего шелка. Виктория осторожно вынула ее из коробки.Шелк был темно-голубым — оттенок его колебался между насыщенным синим и цветом полночного неба. Вряд ли можно было считать простым совпадением, что шелк в точности повторял цвет ее глаз.Она со вздохом опустилась на постель. Роберт наверняка перебрал десятки, а то и сотни ночных рубашек, пока не нашел ту, которая показалась ему наиболее подходящей. Он во всем такой последовательный и аккуратный.Интересно, а любовью он занимается с такой же спокойной деловитостью?— Так, довольно! — сказала она вслух, как будто это могло помочь ей остановить поток собственных мыслей.Она встала и подошла к окну. Высоко в небе красовалась луна, и звезды дружелюбно мерцали в ночи. И вдруг Виктории отчаянно захотелось поделиться своими тревогами и сомнениями с другой женщиной.Как было бы хорошо, если бы рядом с ней сейчас оказались ее подруги из магазина, или ее сестра, или даже тетушка Роберта миссис Брайтбилл и его кузина Харриет.Но больше всех ей хотелось сейчас поговорить со своей мамой. И не важно, что она давно умерла! Виктория подняла голову к небу и прошептала:— Мама, ты слышишь меня?Глупо, конечно, было надеяться, что звезда ей ответит. Но в молчании сверкающего ночного неба Виктории почудилось что-то утешительное, и ей стало немного легче.— Что мне делать? — громко спросила она у звезды. — Мне кажется, я люблю его. И всегда любила. Но ведь я и ненавижу его. Как такое может быть?Звездочка сочувственно мерцала в ночи.— Иногда я думаю, вот было бы хорошо, если бы кто-нибудь заботился обо мне и опекал меня, любил и защищал. Я так долго была одинока. У меня не было даже подруги. Но я ведь хочу сама решать, что мне делать, а Роберт не дает мне такой возможности. Я не думаю, что он делает это нарочно. Он просто иначе не может. И я чувствую себя такой слабой и беспомощной. Пока я была гувернанткой, я все время зависела от своих хозяев. Господи, как мне это надоело!Она на мгновение умолкла и смахнула слезу со щеки.— Скажи, все мои тревоги и сомнения — может, они рождены страхом? Может, я просто трусиха и до смерти боюсь еще раз попытать счастья?Легкий ветерок повеял ей в лицо, и Виктория глубоко вдохнула свежий ночной воздух.— Если я позволю ему любить меня, вдруг он снова разобьет мне сердце?Ночное небо молчало.— И если я позволю себе любить его, буду ли я по-прежнему свободна, как сейчас?На этот раз звездочка ей подмигнула, но Виктория не поняла, что это означает. Она еще несколько минут постояла у окна, подставив разгоряченное лицо ласковому ночному ветерку. В конце концов усталость взяла свое, и она, не раздеваясь, улеглась в постель, совсем забыв о том, что все еще сжимает в руках ночную рубашку, которую ей подарил Роберт.В это время Роберт неподвижно стоял у своего окна, обдумывая то, что сейчас услышал. Ночной ветерок донес до него слова Виктории, и хотя по природе своей он привык полагаться только на научные факты, теперь он готов был поверить, что какой-то добрый дух ниспослал ему этот ветер.Наверное, это его мама. Или мама Виктории. Или обе они там, на небесах, вместе пытаются помочь своим детям вновь обрести счастье.Он уже почти .потерял надежду, и вдруг случай преподнес ему подарок, который оказался для него дороже всех сокровищ мира: он смог заглянуть в сердце Виктории.Роберт поднял глаза к небу и поблагодарил луну. Глава 16 Утреннее пробуждение было похоже на кошмарный сон.Виктория вылезла из постели, чувствуя себя совершенно разбитой. Прошедшая ночь измотала ее морально и физически, и она все никак не могла забыть нахлынувшие на нее чувства, когда Роберт начал ласкать ее.Поплескав в лицо водой и оправив измятое платье, она робко постучала в его дверь. Ответа не последовало, но она все-таки заставила себя войти. Его вчерашняя вспышка ярости начисто отбила у нее всякую охоту искать, с ним встреч. Закусив губу, она распахнула дверь.Зрелище, представшее ее глазам, испугало ее почти до потери сознания: на кровати Роберта мирно храпел Макдугал.— Боже правый! — вымолвила она, предварительно издав удивленный крик. — Что вы здесь делаете? И где лорд Макклсфилд?Макдугал поднялся с пола, куда он в испуге свалился от ее крика, и даже умудрился вежливо поклониться.— Он занимается лошадьми.— Мне казалось, это ваша обязанность.Шотландец кивнул.— Его светлость уж больно разборчив по части лошадей.— Да, это верно, — согласилась Виктория, вспомнив то время, когда Роберт пытался — к сожалению, безуспешно — научить ее кататься верхом.— Порой он и сам любит за ними поухаживать. Особенно, когда о чем-нибудь размышляет.«Вероятно, мечтает о том, как бы выпороть меня за вчерашнее», — подумала Виктория. Она помолчала; потом спросила:— Могу я узнать, что вы здесь делаете?— Хозяин приказал, чтобы я проводил вас завтракать.— Ах да, — промолвила она с горечью. — Я же пленница, а вы мой бдительный страж.— Вообще-то он говорил, что к вам кто-то ночью приставал. Ну так вот он, значит, не хочет, чтобы вам боязно было — вы женщина, да одна, ну и всякое такое.Виктория натянуто улыбнулась — упрек был заслуженным.— Так мы идем или нет? Я умираю с голоду.— Может, вам надобно вещи какие вниз снести, миледи?Виктория хотела было возразить, что она не «миледи» и вообще ничья леди, но у нее уже не осталось никаких сил для пререканий. Роберт скорее всего уже сообщил слуге, что они с ней все равно что муж и жена.— Нет, — ответила она. — Если вы помните, его светлость не дал мне достаточно времени на сборы. Макдугал кивнул.— Что ж, нет так нет.Она сделала пару шагов к двери и тут вдруг вспомнила про ночную рубашку, которая осталась лежать на постели в ее комнате. Надо бы бросить ее там, где она лежит, мстительно подумала Виктория. И почему она до сих пор не разорвала ее на клочки? Странно, но этот искусно выкроенный кусочек темно-голубого шелка каким-то образом успокаивал и утешал, и ей не хотелось с ним расставаться.Да если она и оставит рубашку, трезво рассудила Виктория, Роберт наверняка про нее вспомнит и все равно заберет с собой.— Одну минуточку, мистер Макдугал, — сказала она, метнувшись в соседнюю комнату. Скрутив рубашку, она сунула ее под мышку.Макдугал и Виктория спустились вниз по лестнице. Шотландец провел ее в маленькую уединенную комнату, где, как он заявил, Роберт к ней вскоре присоединится. Виктория, к удивлению своему, обнаружила, что ужасно хочет есть, и прижала руку к животу, тщетно пытаясь заставить его не урчать. Правила хорошего тона требовали, чтобы она подождала Роберта, но вряд ли книги по этикету могли посоветовать, как себя вести в том весьма необычном положении пленницы, в каком она пребывала уже второй день.Виктория подождала минуту-другую и, как только ее живот в третий раз напомнил о себе, решила забыть о хороших манерах и потянулась к тарелке с тостами.После тостов, двух яиц и огромного куска пирога с почками, она услышала скрип открываемой двери и голос Роберта:— Приятного аппетита.Она подняла глаза от тарелки. Вид у него был дружелюбный, любезный и до невозможности жизнерадостный. Викторию охватили смутные подозрения. Тот ли это человек, который вчера ночью силой выдворил ее из своей комнаты?— Умираю от голода, — объявил Роберт. — Как тебе завтрак? Вкусно?Виктория запила чаем очередной кусок пирога.— С чего это ты так любезен со мной?— А ты мне нравишься.— Вчера ты меня терпеть не мог, — пробормотала она.— Вчера я, скажем так, заблуждался.— Заблуждался? Значит, за последние десять часов на тебя снизошло просветление?Он хитро поглядел на нее.— Именно так.Виктория аккуратно опустила чашку на блюдечко и с расстановкой сказала:— Может, ты соблаговолишь поделиться со мной, что явилось причиной столь неожиданного просветления?Какое-то мгновение он внимательно смотрел ей в глаза, потом сказал:— Будь так любезна, передай мне кусочек пирога.Виктория схватила тарелку с пирогом и отодвинула ее на другой конец стола.— Не передам, пока не ответишь.Он усмехнулся.— Нечестно играете, моя леди.— Я не твоя леди, и я хочу знать, почему это ты такой веселый. По правде говоря, тебе бы следовало рычать на меня с пеной у рта.— По правде говоря? Ага, так ты признаешь, что я имел полное право на тебя сердиться?— Нет! — Слово это далось ей не так легко, как она бы того хотела.Он пожал плечами.— Впрочем, это не важно, поскольку я больше не сержусь.Виктория оторопело уставилась на него.Воспользовавшись ее замешательством, Роберт добрался до тарелки с пирогом.— Ну что, я заслужил кусочек?Виктория моргнула несколько раз и закрыла рот. Фыркнув, она уткнулась в свою тарелку. А потом в течение последующих десяти минут наблюдала за тем, как он поглощает свой завтрак.Дорога от Фэвершема до Рэмсгейта заняла бы добрых полдня, но не прошло и часа, как на лице Роберта появилось выражение «ах какая потрясающая идея», и он заколотил в переднюю стенку кареты, призывая Макдугала остановиться.Экипаж встал, и Роберт резво спрыгнул с подножки с сияющим видом, продолжая радоваться неизвестно чему, что уже начало несколько раздражать Викторию. Он обменялся несколькими фразами с Макдугалом и вернулся в карету.— Ну, и что все это значит? — хмуро спросила Виктория.— Я приготовил тебе сюрприз.— — Наверное, я начну скоро вздрагивать при слове «сюрприз», — пробурчала она.— Да ну же, Виктория, признайся, что я внес в твою жизнь некоторое разнообразие. Она насмешливо хмыкнула:— Что ж, если похищение рассматривать как нечто, вносящее некоторое разнообразие, тогда, возможно, вы и правы, милорд.— Мне больше нравится, когда ты зовешь меня просто Роберт.— Сожалею, но я не собираюсь делать только .так, как тебе нравится. Он улыбнулся:— Спорить с тобой мне тоже нравится. Виктория подбоченилась. Ему нравятся ее колкости и насмешки? Так она ему и поверила! Виктория выглянула в окно и увидела, что Макдугал свернул с кентерберийской дороги. Она снова повернулась к Роберту.— Куда мы едем? Ты, кажется, говорил, что мы направляемся в Рэмсгейт.— Именно туда мы и направляемся. Просто по дороге мы завернем в Уитстебл.— Уитстебл? Зачем это?Он чуть подался к ней и заговорщически улыбнулся:— Устрицы.— Устрицы?— Самые лучшие в мире.— Роберт, не хочу я никаких устриц. Прошу тебя, отвези меня прямо в Рэмсгейт. Он вскинул брови.— Не знал, что тебе так не терпится насладиться уединением вместе со мной. Я бы приказал Макдугалу гнать лошадей во весь опор до самого Рэмсгейта.Виктория чуть не подскочила на месте от досады.— Я вовсе не это имела в виду, и тебе прекрасно это известно!— Итак, едем в Уитстебл?У Виктории было такое чувство, словно она беспомощный котенок, запутавшийся в клубке.— Ты все равно не послушаешь меня, что бы я ни, сказала.Роберт сразу посерьезнел.— Это не так. Я всегда прислушиваюсь к твоим словам.— — Возможно, но делаешь все по-своему.— Виктория, единственный раз, когда я поступил подобным образом, это касалось твоего упрямого и безрассудного желания жить в самой грязной лондонской дыре.— И вовсе никакая это не дыра, — пробурчала она скорее по привычке, чем из желания спорить.— Я отказываюсь обсуждать этот вопрос.— А все потому, что ты не хочешь меня слушать!— — Нет, не поэтому, — возразил он, наклоняясь к ней, — а потому, что мы уже обсудили эту тему вдоль и поперек, и мне она до смерти надоела. Я не позволю тебе подвергать себя постоянной опасности.— Ты не вправе «позволять» или «не позволять» мне жить так, как я хочу.— Не думаю, что ты настолько глупа, чтобы рисковать своей жизнью из желания мне досадить. — Он скрестил руки на груди и мрачно сжал губы. — Я хотел сделать, как лучше.— И похитил меня, — с горечью заметила она.— Если помнишь, сначала я предложил тебе пожить с моими родственниками. Ты отказалась.— Я дорожу своей независимостью.— Одиночество не значит независимость.Виктория не нашлась, что возразить на это, и поэтому промолчала.— Когда мы станем мужем и женой, — мягко продолжал Роберт, — я хочу, чтобы наш брак стал партнерством в самом прямом смысле слова. Я хотел бы советоваться с тобой по вопросам земельных владений и аренды. Мы бы вместе обсуждали, как воспитывать детей. Я никак не могу понять, почему ты вбила себе в голову, что любить меня — значит потерять себя.Она отвернулась, чтобы он не заметил, как вспыхнули ее глаза.— Когда-нибудь ты поймешь, что значит быть любимой. — Он устало вздохнул. — Я желаю только одного — чтобы это случилось как можно скорее.Весь остаток пути до Уитстебла Виктория размышляла над его словами.Они остановились перекусить в уютной гостинице с открытой верандой. Роберт окинул небо скептическим взглядом и промолвил:— Похоже, дождь все же соберется, но не в ближайший час. Хочешь пообедать на свежем воздухе?Она робко улыбнулась ему.— Да, солнышко так ласково пригревает.Роберт взял ее под руку и провел к маленькому столику с видом на залив. Он был настроен весьма оптимистично. Он чувствовал, что сумел подобрать ключик к ее сердцу во время их недавнего разговора в карете. Кажется, он нащупал верную нить разговора. Брак — это не плен, а партнерство. Да, именно так.— Деревенька Уитстебл была знаменита своими устрицами еще со времен римлян, — сообщил он ей, когда они уселись за стол.Виктория нервно теребила салфетку.— Правда?— Правда. Не понимаю, почему мы ни разу не были здесь семь лет назад. Она невесело усмехнулась.— Мой отец никогда бы мне этого не позволил. От Белфилда до северного побережья Кента очень далеко.— Скажи, ты когда-нибудь задумывалась 6 том, как сложилась бы наша жизнь, если бы семь лет назад мы с тобой поженились?Она отвела глаза.— — Я все время думаю об этом, — прошептала она.— Мы бы наверняка не раз уже побывали здесь, — сказал он. — Не думаю, что я смог бы выдержать семь лет без свежих устриц.Виктория промолчала.— Представляешь, у нас сейчас уже были бы дети. Двое или трое. — Роберт понимал, что с его стороны жестоко затрагивать эту тему: несмотря на все отвращение, которое Виктория питала к обязанностям гувернантки, она очень любит детей. Роберт умышленно тронул эту наиболее чувствительную струну в ее сердце, упомянув о детях.— Да, — согласилась она. — Пожалуй, ты прав.Она выглядела такой несчастной, что у Роберта не хватило духу продолжать. Изобразив жизнерадостную улыбку, он сказал:— Устрицы, насколько мне известно, обладают любовными свойствами.— Ты что, не раз проверял это на себе? — Виктория была рада сменить предмет разговора, хотя новая тема была достаточно щекотливая, если не сказать пикантная.— Нет-нет, это общеизвестный факт.— Чаще всего то, что считается общеизвестным, на самом деле не имеет под собой никаких оснований, — возразила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30