А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Второй раз одна сарацинка, которую он взял в плен и держал в своей палатке, хотела отравить его; но мне удалось помешать этой гадости. Он только посмеялся над этим; но тем не менее выразил свою благодарность. Когда я был опасно ранен в битве при Азоре, рыцарь, то есть принц, самоотверженно ухаживал за мной. Тем не менее мне становилось все хуже да хуже, и вот однажды ночью я уже думал, что настал мой конец, до такой степени мне сделалось плохо. Пришел принц, осмотрел меня с озабоченным видом и долго думал. Затем он опустился на колени около моей кровати и прошептал:
– Хочешь ли ты выздороветь и жить – жить долго, так долго, что потеряешь счет годам? Не будешь ты потом проклинать меня за это?
Я, конечно, не понял весь смысл его слов, но жить я хотел, а потому и ответил:
– О, господин рыцарь. Вылечите меня и я всегда буду благословлять вас, как бы долга ни была моя жизнь!
Тогда он дал мне такого вина, какого я до тех пор никогда не пробовал. Все во мне, казалось, горело и разрывалось; а затем я впал в забытье. Когда же я очнулся, то был таким же здоровым и сильным, каким вы меня видите сейчас.
Возвращаясь в Европу, мой господин увез с собой красавицу сарацинку, которая скоро умерла. Тогда он женился на Изолине, с которою познакомился при дворе герцога австрийского.
Я же, как видите, живу да живу; хотя по временам чувствую себя страшно утомленным жизнью. Впрочем, жаловаться я не могу; принц всегда щедро меня одаривал, я всегда имел право жить в любом из его владений и он почтил меня своим доверием. Но иногда меня грызла страшная тоска, и в одну из таких черных минут я сделался даже монахом. Тридцать лет провел я в монастыре, но под конец эта жизнь мне надоела. Я бежал и нашел своего господина. Тот посмеялся надо мной и тотчас же женил меня: «Чтобы очистить тебя от рясы и тонзуры», – сказал он.
Управляющий умолк и погрузился в свои воспоминания. Супрамати тоже задумался; затем, быстро выпрямившись, он сказал:
– Тортоз! Не знавали ли вы также принцессу Нару, вдову Нарайяны?
Тортоз вздрогнул, а затем ответил тихим голосом:
– Если вы говорите про баядерку из Бенареса, то – да. Она была блондинка с черными глазами. Только не знаю, та ли это?
– Блондинка с черными глазами? – повторил слегка взволнованный Супрамати.
Затем, указав на одну из скамеек, он прибавил:
– Садитесь, Тортоз, и расскажите подробно все, что вы знаете про баядерку из Бенареса.
– Это случилось не так давно, не более ста восьмидесяти лет назад, – начал управляющий, собравшись с мыслями. – Тогда я жил не здесь, а в Бретани, в другом старом замке принца, и женился на моей доброй Целестине. Мы были очень счастливы. Нашему первому ребенку только что исполнился год, как вдруг неожиданно приехал принц. Должен прибавить, что он был в отсутствии более двух лет, но где пропадал – неизвестно.
Приехал он ночью, в почтовом экипаже, из которого вышел, неся на руках что-то завернутое в плащ, похожее на большого ребенка. Затем позвали мою жену. После она рассказала мне, что принц привез с собой очень молоденькую девушку, прекрасную, как ангел, но, видимо, очень больную, так как она была в обмороке, и потребовалось более часа усилий, чтобы привести ее в чувство. Несколько недель девушка эта была опасно больна. Принц же был очень влюблен в нее, по-видимому, и вместе с моей женой самоотверженно ухаживал за ней.
Позже я тоже видел эту странную женщину. Она действительно была дьявольски хороша собой; притом так добра и нежна, что мы с женой искренне привязались к ней, особенно когда мы стали понимать друг друга. Тогда-то мы узнали, что она баядерка, уроженка Бенареса.
Сначала она говорила только на каком-то неизвестном языке, который понимал один принц. Когда она стала выздоравливать, то наотрез отказалась надеть одежды, принесенные моей женой, и продолжала лежать в постели. Тогда принц приказал открыть привезенный им с собой сундук, который был полон одежд, каких мы никогда не видали, но которые я счел за восточные. Там были газовые юбки, вышитые золотом и серебром, разноцветные шарфы и странные драгоценности, связанные длинными нитками жемчуга.
Маленькая незнакомка, начинавшая уже ходить, была в восхищении. Она тотчас же нарядилась, надела на руки и ноги широкие браслеты и решила потанцевать, как только будет в состоянии крепко держаться на ногах. Позже она часто танцевала, а иногда и пела под аккомпанемент чего-то вроде гитары. Ах, как она играла и пела! Как настоящий ангел! Когда же она танцевала, то ее можно было принять за райское видение.
Принц явно боготворил ее, а она, – странная вещь, – не терпела его и открыто показывала это. Сначала он смеялся над этим и силком целовал ее, когда она отталкивала его; но затем отношения обострились и начались ссоры. Они говорили на непонятном нам языке, но по тону и жестам видно было, что это были горькие, обидные слова.
Однажды ночью она убежала из спальни и укрылась у нас. Она дрожала, как в лихорадке. Наполовину жестами, наполовину словами на своем ужасном языке она дала понять нам, что не хочет его, что он внушает ей ужас. Несколько дней спустя после этого случая мы снова были разбужены – на этот раз призывными криками самого принца, и все бросились в сад, так как крики доносились оттуда.
Я должен сказать, что в саду находился большой пруд. В него-то бедная баядерка и бросилась, убегая от преследования.
Принц сам уже бросался, должно быть, в воду, так как он был весь мокрый, но не мог найти ее. Очевидно, он не знал, в каком именно месте она бросилась. Принц приказал зажечь факелы и баграми обыскать весь пруд; тому же, кто найдет утопленницу, он обещал целое состояние. Никогда еще не видал я принца в такой ярости. Он был смертельно бледен, топал ногами и произносил ужасные богохульства.
Прошло более часа в тщательных поисках: ни сети, ни багры не достали ничего. Наконец, помощник садовника Теофил нашел тело и вытащил его на берег.
Бедная баядерка казалась мертвою. Да и могло ли быть иначе, когда она пробыла под водой более часа. Лицо ее посинело, члены похолодели, легкие одежды облепили тело, а с длинных волос струилась вода.
Как безумный, бросился к ней принц. Руки его дрожали, зубы стучали; но он никому не позволил прикоснуться к ней и сам отнес ее в лабораторию.
– У него была там лаборатория? Какая? – перебил Супрамати, у которого кружилась голова от всего, что он услышал о своем предшественнике.
– Лаборатория алхимика. Так как он запирался там иногда на два или на три дня, запрещая кому бы то ни было беспокоить себя, то все мы предполагали, что он делает там золото при помощи дьявола. Все боялись того места и избегали подходить к нему.
И вот туда-то он отнес баядерку и заперся с ней. Что он там с ней делал, каким колдовством воскресил ее? – этого никто, даже я, никогда не узнал. Только через три дня он вышел с баядеркой. Она была жива, но казалось, у нее не было ни капли крови в жилах, до такой степени она была прозрачна, а выражение ее глаз просто оледенило меня.
Немного спустя мы вернулись сюда. Принц с индуской тоже приехали, и он сказывал, что женился на ней. Она больше не сопротивлялась и сделалась его женой, но только была грустна и апатична, точно приговоренная к смерти. Месяца через три принц уехал и увез молодую жену, а с тех пор я ничего о ней не слышал и не знаю, что с ней сталось.
Я предполагаю, что она умерла, так как после того он еще раз женился здесь. Я не помню хорошо имени баядерки, но оно похоже на имя принцессы, которую вы назвали его вдовой. Если бы я увидел ее, я наверное сказал бы вам, она ли это. А, может быть, она жива, если он дал ей то же вещество, что и мне. Эта вещь возможна!
Возможно также, что он женился здесь потихоньку от той. Последняя жена его, войдя в этот замок, вышла из него только для того, чтобы спуститься в склеп.
Супрамати вернулся в свои апартаменты совершенно поглощенный всем услышанным и отпустил Тортоза, отложив до следующего дня дальнейший осмотр замка. Он хотел остаться один.
Чем больше думал он о Нарайяне, тем загадочнее становился тот для него. Каким образом, будучи посвящен в такие важные и интересные тайны, мог он наполнять свою жизнь нескончаемым рядом трагических любовных приключений, всегда кончавшихся смертью несчастных женщин, которых он привлекал в свои объятия из всех уголков вселенной?
Найденная им в Венеции коллекция портретов служила, по всей вероятности, воспоминанием об этих мимолетных женах, так быстро скошенных смертью.
Но отчего умирали эти юные жизни? Не сжигало ли их, вместо того чтобы сохранять, могучее веяние жизненности этого человека? Возможно ли, чтобы за свою долгую жизнь он не имел детей, не имел прямого наследника? Между тем, он завещал все чужому человеку?
Если он дал жизненный эликсир слуге, то почему отказал в нем своему ребенку?
Все эти вопросы оставались без ответа. В данную минуту его больше всего занимало, одно ли и то же лицо Нара и баядерка? Во всяком случае, он это узнает, когда она сделается его женой. Ему казалось маловероятным, чтобы эта умная и развитая женщина с демоническим взглядом могла быть тихой и невежественной танцовщицей Бенареса. Впрочем, и она ведь могла измениться.
Не без страха спрашивал он себя, как-то сложится их интимная жизнь, будет ли Нара способна к искренней глубокой любви и удовлетворится ли она тихой честной семейной жизнью, которую Супрамати считал идеалом счастья?
Заснул он очень поздно. На следующее утро вчерашние впечатления отчасти побледнели, и он со свежим интересом принялся за осмотр своих новых владений.
Прежде всего они осмотрели окруженный стеной небольшой сад замка с вековыми деревьями, а затем поднялись на самую высокую башню, откуда открывался чудный вид.
Когда Супрамати выразил свое восхищение, Тортоз заметил:
– Да, здесь хорошо! Но принц владел, то есть хотел сказать, вы владеете в Шотландии старым замком, который я предпочитаю этому. Тот выстроен на берегу океана, на громадной скале. Там между небом и водой чувствуешь себя уединенно и спокойно. Когда погода хороша, лучи солнца искрами рассыпаются по гребням волн, а морские птицы реют вокруг балкона. Принц очень любил это место, особенно когда на него находили черные часы и он не знал куда деться. Но тогда он больше всего любил бурю. Когда ревел ураган, а высокие волны, точно водяные горы, с грохотом разбивались о скалы, он чувствовал себя хорошо и не покидал висевшего над бездной балкона.
– Да, его душа страдала, и он нигде не мог найти себе покоя, – с сожалением заметил Супрамати.
Управляющий вздохнул.
– Знаете, что он мне однажды сказал? – «Мое несчастье, – говорит, – заключается в том, что у меня нет терпения работать. Если бы я трудился, изучал, я забыл бы время и был бы счастливее».
Под конец они осмотрели капеллу и склеп, где странный Синяя Борода сложил гробы своих многочисленных жен.
Склеп представлял из себя большую подземную залу, высеченную в скале. В глубине виднелся каменный алтарь с большим распятием из белого мрамора, перед которым горела лампада. Далее в два ряда тянулись длинные ящики, форма и украшение которых относились ко всем векам.
– Если хотите посмотреть на бедных покойниц, то вон в том ящике хранятся ключи от гробов, – заметил Тортоз, указывая на большой ящик черного дерева с серебряными уголками, стоявший на ступенях алтаря.
Супрамати с минуту колебался. Любопытство побуждало его взглянуть на жертв своего предшественника и в то же время ему неловко было смущать нескромным любопытством покой бедных усопших.
– Вероятно, в этих гробах большей частью остались одни кости, – с нерешительным видом ответил он.
– Не думаю! Сам я не смел смотреть их, но я знаю, что принц всякий раз, как приезжал в замок, спускался сюда и открывал все гробы. Понятно, он хотел видеть любимых жен, а не тлеющие могильные кости.
Побежденный этим доводом, Супрамати приказал подать себе ящик, содержавший ключи всякой формы и величины.
– Прежде чем открывать гробы, надо зажечь канделябры, стоящие в той нише. Покойный принц всегда делал это.
– Зажгите, друг Тортоз, – ответил Супрамати, выбирая ключ от самого древнего гроба.
Скоро двадцать четыре свечи горели в древних канделябрах, ярко освещая внутренность гроба, только что открытого Супрамати. Слегка дрожащей рукой снял он шелковое покрывало – и в ту же минуту крик удивленного восхищения сорвался с его губ.
Перед ним лежала и точно спала молодая женщина чудной красоты. Она была нарядно одета и до половины засыпана цветами, такими свежими, как будто они только что были сорваны. Странный и удушливый аромат, такой же, как и в комнате, где лежала Лилиана, волнами вырывался из гроба.
То же самое было и во всех остальных гробах. В последнем гробе покоилась Элеонора, на которой Нарайяна женился во время своего последнего пребывания в замке. Она также была очаровательна.
Супрамати с удивлением спрашивал себя, почему его предшественник, имевший такое могущественное средство в руках, не воспользовался им ни для одной из любимых женщин?
– Как не хотелось умирать этой бедной Элеоноре. Она так любила принца, что с ума сходила при мысли о разлуке с ним. Он тоже горько плакал и целовал ее, не переставая повторять: «Какая милость неба была бы, о Элеонора, если бы я мог умереть с тобой!» – рассказывал Тортоз, последовательно называвший имена всех красавиц-покойниц.
Затем, взяв один из свежих цветов, он прибавил, осеняя себя крестным знамением:
– Да умилосердится Господь над душой моего бедного господина! Я никогда не хотел верить, что он имел сношения с дьяволом, но этот цветок заставляет сильно задуматься. Без помощи Бога или демона цветок не может оставаться свежим в течение четырех или пяти столетий.
– Успокойтесь, Тортоз! Дьявол не принимал никакого участия в этом деле. Сохранение цветов, как и этих тел, есть результат знания; только это знание Нарайяна мог бы употребить лучше.
Окончив осмотр и пообедав, Супрамати в беседе с Тортозом выразил удивление, что здесь нет, как в Бретани, лаборатории, хотя Нарайяна часто и подолгу жил в этом замке.
– Здесь есть лаборатория. Вход в нее из библиотеки, только дверь скрыта обшивкой, – ответил управляющий.
Когда крайне заинтересованный Супрамати выразил желание, чтобы Тортоз немедленно же показал ему эту дверь, последний объявил, что ему неизвестен секрет, как открыть дверь лаборатории, потому что покойный раз навсегда запретил ему входить туда. Он согласился только приблизительно указать место, где она находится.
Они тотчас же прошли в библиотеку, и Супрамати с жаром принялся за поиски этой двери.
Место, указанное управляющим, было закрыто полками с книгами, и Супрамати пришлось снять их, чтобы осмотреть стену.
Тем не менее ему потребовалось более двух часов, чтобы найти пружину, искусно скрытую в резьбе полок.
Наконец, дверь открылась, и Супрамати вошел в большую залу без окон. В свешивавшейся с потолка лампе горел синеватый огонек, как у гроба Лилианы, распространяя слабый свет. Но огонек этот почти тотчас же погас. Супрамати принес зажженный канделябр и с любопытством стал осматривать странное помещение.
В глубине залы находился громадный очаг, снабженный мехами и заставленный ретортами и другими принадлежностями алхимии. Около стены был стол, имевший форму аналоя, к которому железною цепью был прикован толстый фолиант в кожаном переплете. Немного дальше стоял шкаф, переполненный кожаными меточками различных цветов, флаконами всевозможных форм, ящичками и свитками пергамента.
Вдоль стены стояли треножники и какие-то странные инструменты, совершенно незнакомые Супрамати. Но его более всего заинтересовали две вещи, стоявшие по концам залы.
Одна из них была треугольной деревянной подставкой, в которой был укреплен широкий меч, обращенный лезвием к потолку. Сверкающий клинок этого меча был покрыт надписями, непонятными для Супрамати.
Вторая вещь представляла из себя большой металлический лист в виде щита, тоже утвержденный на подставке, и рядом с ним на табурете лежал молоток. Все это было обведено нарисованным на полу красным кругом, имевшим с трех сторон каббалистические знаки.
Никогда еще Супрамати не видел такого металла, из какого был сделан этот щит. Он казался то прозрачным, то нет, отливая в то же время всеми цветами радуги.
Желая поближе осмотреть этот странный предмет, он переступил черту круга и наклонился над щитом. Он ощупывал и внимательно осматривал его, но этот осмотр ничего не объяснил ему. Поверхность была полированная. Если на нее смотреть вблизи, то она казалась однообразной, молочного оттенка; но стоило только отойти на некоторое расстояние, и она начинала отливать всеми цветами призмы.
Вдруг у Супрамати явилось желание попробовать, какой звук издает этот странный металл, если ударить по нем сверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35