И вот она возненавидела сцену и стала презирать актрис, на которых я указывал ей как на образец и соперничать с которыми у нее не хватало способностей.
– Тем не менее, вы, конечно, представите меня виконтессе? По всей вероятности, вчера ее не было дома? – спросил Супрамати.
Его коробило то, что он слышал. Воспитанному строго нравственной матерью, ему казалось диким давать в образец порядочной женщине нравы и вкусы кокоток, которых посещал супруг.
– Виконтессы нет в Париже. Несколько месяцев спустя после рождения дочери она бежала в Нормандию к родным, которые воспитали ее. Дядя ее, умерший в прошлом году, был старый идиот со взглядами времен Ноя; его жена, женщина с такими же отсталыми воззрениями, живет, как сова, в своем старом замке, переполненном святошами. Моей жене нравится такое общество, а я не требую ее возвращения, так как с ней невозможно жить. Она шпионит за мной, делает мне сцены и заставляет меня прятаться как вора. Теперь, благодаря Богу, я вот уже третий год веду холостую жизнь – жизнь беззаботную и веселую, позволяющую мне удовлетворять мою страсть к музыке и драматическому искусству. Но оставим эту скучную материю,- прибавил виконт, беря Супрамати под руку. – Если хотите, я предлагаю вам свою помощь для покупки каких-нибудь безделушек Пьеретте. После вчерашнего вечера это почти необходимо.
– Я не думаю уклоняться от этой необходимости и буду вам глубоко признателен, если вы укажете мне хорошего ювелира,- ответил, слегка покраснев, Супрамати.
– В таком случае, я беру на себя ваше дело и отвезу вас к ювелиру, где можно по умеренным ценам приобрести прекрасные вещи.
Виконт выказал необыкновенное усердие, и прежде всего повез принца к ювелиру. Он давал такие хорошие советы, что купленная безделушка оказалась бриллиантовой парюрой в сто тысяч франков. Кроме того, на память об очаровательном вечере, проведенном вместе, Супрамати купил двум другим дамам по браслету, в пять тысяч франков каждый. Затем, очень довольные покупкой, они поехали осматривать собор Богоматери.
Супрамати не знал, что на сделанных им покупках виконт приобрел десять процентов комиссионных и что в будущем мечтал о непрерывном ряде не менее блестящих доходов.
Забулдыга, игрок и ненасытный кутила, виконт уже давно расточил свое состояние и все то, чем мог овладеть из приданого жены. Разоренный, преследуемый кредиторами, но привыкший жить на широкую ногу и ни в чем себе не отказывать, он вел случайную жизнь, и покойный Нарайяна был для него курицей, несущей золотые яйца.
Виконт сумел понравиться миллионеру, щедро платившему ему за мелкие услуги и ссужавшему его деньгами, которые никогда не требовал обратно. Кроме того, он сумел устроить себе значительный доход из комиссионных денег, получаемых с поставщиков цветов, драгоценностей, конфет и других вещей, которые набоб имел обыкновение подносить дамам, отличенным его прихотью.
Супрамати вернулся домой довольно рано. Под предлогом, что ему необходимо написать несколько деловых писем, он отказался от ужина с Пьереттой, которая была в восхищении от полученного великолепного подарка. И действительно, на следующее утро Супрамати ожидал своего нотариуса и хотел раньше ознакомиться с различными документами, найденными им в письменном столе Нарайяны.
Перечтя и приведя в порядок нужные бумаги, Супрамати прошел в свой кабинет и лег на низкий мягкий диван, уже сделавшийся его излюбленным местом отдыха. Он намеревался прочесть новый роман, рекомендованный ему виконтом как один из самых интересных, но с первых же страниц пошлая безнравственность сюжета внушила ему отвращение, и Супрамати, бросив книгу, задумался.
Он чувствовал какое-то болезненное ощущение. Это не было утомление или физическое недомогание, но глубокое недовольство самим собой. Все его трудовое, чистое и религиозное прошлое восставало против распущенности и лени, которые готовы были овладеть им. С какою-то странною ясностью восстал в его памяти образ покойной матери, этой благочестивой и нежной женщины, рабы своего долга, которая примером и словами внушала ему принципы прямоты, честности в поступках и строгости к самому себе, которыми она сама руководилась и которые в течение тридцати лет руководили его жизнью.
Необычайный случай вырвал его из простой и правильной жизни, бросив в вихрь бесконечного существования и безграничного богатства. Но не было ли его долгом пользоваться этим колоссальным богатством для помощи ближним, а не для того, чтобы бросать деньги погибшим созданьям и золотить их пороки под предлогом покровительства талантам!? Да еще в такое время, когда столько уважаемой бедности таится в сараях и на чердаках! Десятая часть того, что он подарил сегодня Пьеретте, могла бы спасти от нужды и разорения целое семейство.
С презрением к самому себе Супрамати сравнивал себя с голодным нищим, нашедшим полный кошелек золота, который жадно набрасывается на все съедобное, пожирая даже те блюда, которые ему не нравятся.
Ему вспомнился один бедняк, которого он знал, будучи еще студентом, и который неожиданно получил довольно значительное наследство. Тот потерял голову от гордости и стал разыгрывать большого барина, принуждая себя есть то, что ему противно, и такие блюда, от которых его тошнило. И все это делалось только для того, чтобы показать, будто он привык есть самые дорогие и тонкие кушанья. Морган тогда жестоко насмехался над таким смешным тщеславием, а теперь не поступает ли он сам так же, предавшись оргии, не доставившей ему особенного удовольствия, но от которой он боится отказаться впредь, чтобы не прослыть скупцом и провинциалом.
Затем мысль его перешла к Нарайяне. Тот оставался тем, чем был всегда, забулдыгой и кутилой Александрии, которого собственная расточительность довела до нищеты.
Тогда необходимость заставила его остановиться; но, сделавшись бессмертным и миллионером, он снова начал кутить и покровительствовать куртизанкам, и только иногда, мучимый пресыщением, запирался в одном из своих дворцов, чтобы заняться изучением оккультных наук. Но что же он изучил? Как он пользовался своим знанием? Употреблял ли он его на благо человечества? Очевидно – нет, так как много говорили о его роскоши, о его щедрости по отношению к любовницам, но ни слова о его благодеяниях. И к довершению всего, какой темной и кровавой драмой закончилась его жизнь!
Размышления его были прерваны сдавленным криком, донесшимся из спальни, который заставил его вздрогнуть. Он выпрямился и ясно услышал шум опрокидываемых стульев, а затем – падение на пол тяжелого тела.
Вскочив с дивана, Супрамати бросился в спальню, но ничего там не увидел. Все было тихо и спокойно, и мягкий свет лампы позволял видеть царивший всюду порядок. А между тем он не сомневался: подозрительный шум донесся именно отсюда. Осмотрев тщательно все и не найдя ничего, что могло бы объяснить слышанное, Супрамати успокоил себя, что это было не что иное, как галлюцинация слуха, и лег спать.
Не проспал он и четверти часа, когда какое-то невыразимо неприятное ощущение заставило его сразу проснуться. Ледяной ветер дул в лицо, и ему показалось, что кто-то вошел в комнату. Стряхнув с себя сонливость, Супрамати приподнялся на кровати, и сердце его усиленно забилось.
Прислонившись к шифоньерке, стояла женщина в одной белой юбке. Одна рука ее была прижата к боку, а сквозь пальцы, казалось, струилась тоненькими струйками кровь.
– Кто вы? Что вам здесь нужно? – повелительным тоном спросил Супрамати.
При звуке его голоса женщина обернулась. Лицо ей было бледно, посиневшие губы крепко сжаты, а большие глаза смотрели на него с ужасом. Минуту спустя женщина эта исчезла за шифоньеркой.
Но Супрамати видел достаточно. Несмотря на страшный вид мертвенного лица и растерянный взгляд, он узнал в ночной посетительнице красавицу Лилиану – жертву Нарайяны.
Дрожащей рукой повернул он кнопку, и потоки электрического света залили пустую комнату. Однако перенесенное им волнение было так велико, что он уже не мог больше заснуть до рассвета. Впечатление от этого ночного видения продержалось все следующие дни, тем более что еще два раза в полночь повторялось как будто невидимое преступление. Раздавался сдавленный крик и хрип агонии, слышались падение тела и стук опрокидываемой мебели, а затем наступала мертвая тишина.
Спальня начала внушать Супрамати ужас; но, стыдясь своей собственной трусости и боясь выставить себя смешным перед прислугой, без всякого основания бросив роскошную спальню, он не решался переменить комнату. Для того же, чтобы избегнуть рокового часа, Супрамати стал много выезжать и возвращался очень поздно, позволяя виконту таскать себя из одного увеселительного места в другое.
Глава шестая
Однажды утром, неделю спустя после ночного видения, Супрамати спустился в сад на утреннюю прогулку. Был чудный осенний день. С наслаждением вдыхая чистый и живительный воздух, он в первый еще раз сделал подробный осмотр своего владения.
Он увидел, что по обе стороны дома и перед фасадом сад занимал очень обширное пространство, но что за дворцом он тянулся лишь узкой полосой. С этой стороны решетку заменяла очень высокая стена. Здесь, в этом своего рода коридоре, рос густой кустарник. Тем не менее, удивленный таким устройством, Супрамати проник туда, желая узнать, имеют ли между собой сообщение обе половины сада. Оказалось, что нет, так как стена, сделав поворот, примыкала прямо к дому.
Взглянув случайно наверх, Супрамати увидел два окна, почти совершенно скрытых густою зеленью и со спущенными жалюзи. Он не помнил, чтобы видел полутемную комнату с окнами, выходившими в стену. Сначала он никак не мог ориентироваться, где бы могла находиться эта незнакомая ему комната, и только после долгих размышлений пришел к заключению, что она должна быть рядом с его спальней, хотя в разъединяющей их стене и не было двери.
Зарождалось подозрение, что это был заветный уголок Нарайяны, который, чтобы не иметь вечно перед глазами голую стену, посадил спереди каштаны.
Сильно заинтригованный, Супрамати вернулся домой и произвел тщательный осмотр спальни. Воспоминание о ночном видении внушило ему мысль, что, может быть, именно в этой комнате Нарайяна спрятал труп своей жертвы и что вход в нее находится за шифоньеркой. Однако несмотря на все свои поиски, он не нашел ничего.
Вечером он никак не мог заснуть, а читать тоже не хватало терпения. Окна таинственной комнаты не выходили у него из головы; поэтому он бросил журнал и откинулся на подушки.
Свет лампы отражался на слегка потемневшем золоте обоев. Вдруг рассеянный взгляд Супрамати остановился на более блестящей точке в центре большого цветка. Машинально поднял он
руку к блестящей точке и вздрогнул, убедившись, что это была маленькая металлическая кнопка.
Он вскочил и начал нажимать и передвигать кнопку, предполагая в ней пружину. Супрамати не ошибся. Кнопка подалась под его давлением, и кусок стены, скрытый в коврах так, что его невозможно было заметить, бесшумно скользнул на невидимых шарнирах. Образовалось отверстие, за которым было так темно, что ничего нельзя было разглядеть.
«Это та таинственная комната, окна которой я видел», – подумал Супрамати, поспешно надевая туфли и набрасывая халат.
Супрамати горел желанием увидеть тайник Нарайяны и то, что он там прятал. От Нары он знал, что отель этот принадлежал покойному со времен великого короля Людовика XIV, во время малолетства которого он купил его и отделал по своему вкусу и потребностям.
Супрамати зажег огонь и вошел в тайную комнату, вход в которую закрывался толстой портьерой.
Он очутился в комнате средних размеров, меблированной в стиле самого утонченного рококо. Голубая шелковая материя, усыпанная гирляндами цветов и маленькими амурами, покрывала стены. Пол был закрыт обюссоновским ковром, по белому фону которого были рассыпаны розы.
Против входа, между окон, стоял маленький письменный стол чудной работы, отделанный золотом и перламутром. На стене над ним висел портрет Нарайяны в роскошном костюме времен Людовика XV. На нем был надет изумрудно-зеленый камзол и кружевное жабо; волосы его были напудрены. Рукой он опирался на золотую рукоятку тонкой шпаги. Из-под кружев широкой манжетки, подобно капле крови, сверкал таинственный перстень братства Грааль.
В этом роскошном костюме Нарайяна был обольстительно хорош; что-то демоническое сверкало в его черных глазах.
Супрамати любовался с минуту классическими чертами лица своего предшественника, затем, глубоко вздохнув, он отвернулся и стал осматривать комнату. В ней царил большой беспорядок: лежал опрокинутый стул, на ковре валялась раскрытая шкатулочка, а на бюро, очевидно впотьмах, были разбросаны разные бумаги.
Супрамати зажег свечи в канделябрах и прошел в соседнюю комнату, гораздо меньших размеров, чем первая. Это был женский будуар с туалетом, убранным великолепными кружевами и с зеркалом в золотой эмалированной раме. Стены, как и мебель, были обтянуты белым атласом, расшитым золотом. Драпировки у кровати, стоявшей на возвышении, покрытом меховым ковром, были сделаны из такой же материи.
Постель была в беспорядке, подушки разбросаны, а одеяло валялось на полу и было запачкано кровью. На белом ковре, около большого пятна от бывшей тут, очевидно, лужи крови стояла серебряная чашка, наполненная черноватой жидкостью, которая издавала неприятный, тошнотворный запах.
В ногах постели была полуоткрыта дверь, которая вела в небольшую прихожую, а оттуда на лестницу, покрытую ковром. И та и другая освещались лампами, теперь уже угасшими. Внизу лестницы была дверь, в которой торчал ключ. Супрамати открыл ее и выглянул наружу. Перед ним тянулся узенький переулочек, ограниченный с двух сторон стенами, но он не стал исследовать его, а поднялся обратно по лестнице.
Осмотрев снова будуар, он нашел в головах кровати другую дверь, скрытую портьерой. Эта дверь была заперта и ключа в ней не было.
Пытаясь тщетно открыть или сломать ее, Супрамати стал искать что-нибудь, что можно было бы ввести в замочную скважину для взлома замка. Не найдя ничего подходящего в будуаре, он вернулся в гостиную и увидел там на столе длинный и прочный нож, присутствие которого в этой комнате он никак не мог объяснить себе.
Впрочем, он долго и не раздумывал об этом, так как торопился проникнуть за эту дверь. Предчувствие говорило ему, что там он найдет новые доказательства преступления.
После нескольких усилий замок сломался и дверь открылась. Поток холодного воздуха, насыщенного удушливым запахом, так сильно ударил его в лицо, что у него закружилась голова, и он поспешно отступил назад.
Впрочем, это ощущение быстро рассеялось. Тогда Супрамати поднял свечу, переступил порог и застыл на месте, растерянно глядя на длинный ящик, похожий на гроб и совершенно закрытый черным сукном, на котором лежала громадная гирлянда цветов, таких свежих, словно они только что были сорваны.
По концам ящика стояли четыре серебряных шандала старинной формы, на которых еще горели лампады слабым синеватым пламенем.
При мерцающем свете свечки эта погребальная комната имела зловещий вид, и дрожь суеверного страха пробежала по телу Супрамати, когда он осматривался кругом.
В глубине комнаты виднелась ванна, а около нее стояла мраморная скамейка, на которой валялось окровавленное белье и стоял небольшой сосуд с губками.
Супрамати боролся с минуту с овладевшим им суеверным ужасом, а затем решительно подошел к ящику. Надо же было ему, наконец, узнать, что такое находится в нем, и ничто не помешает ему завтра же донести властям о своей находке.
Он осмотрел черный погребальный покров, по которому серебром были вышиты каббалистические знаки. Затем нетвердой рукой хотел приподнять его. Сукно тотчас же соскользнуло, как с полированной поверхности, и упало на пол. С глухим криком отшатнулся он, и свеча чуть не выпала из его рук. Перед ним стоял хрустальный ящик, и в глубине на белом шелковом матрасе лежала женщина в широком белом пеньюаре; голова ее покоилась на подушке, отделанной кружевами.
Это был оригинал миниатюры – красавица Лилиана. Но теперь вид ее не был так ужасен и искажен, как в ночном видении. Несмотря на свою алебастровую белизну, тело не производило впечатления трупа, а казалось свежим и гибким, как у спящего человека. Небольшой, чуть приоткрытый рот носил отпечаток страдания; длинные черные ресницы бросали тень на прозрачные щеки, а одна рука мирно покоилась на груди. Раны не было видно совсем; она была скрыта под складками батиста. Кроме того, от талии до ног труп как покрывалом был усыпан розами, фиалками, лилиями и другими ароматными цветами, красивыми и свежими, словно они росли в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Тем не менее, вы, конечно, представите меня виконтессе? По всей вероятности, вчера ее не было дома? – спросил Супрамати.
Его коробило то, что он слышал. Воспитанному строго нравственной матерью, ему казалось диким давать в образец порядочной женщине нравы и вкусы кокоток, которых посещал супруг.
– Виконтессы нет в Париже. Несколько месяцев спустя после рождения дочери она бежала в Нормандию к родным, которые воспитали ее. Дядя ее, умерший в прошлом году, был старый идиот со взглядами времен Ноя; его жена, женщина с такими же отсталыми воззрениями, живет, как сова, в своем старом замке, переполненном святошами. Моей жене нравится такое общество, а я не требую ее возвращения, так как с ней невозможно жить. Она шпионит за мной, делает мне сцены и заставляет меня прятаться как вора. Теперь, благодаря Богу, я вот уже третий год веду холостую жизнь – жизнь беззаботную и веселую, позволяющую мне удовлетворять мою страсть к музыке и драматическому искусству. Но оставим эту скучную материю,- прибавил виконт, беря Супрамати под руку. – Если хотите, я предлагаю вам свою помощь для покупки каких-нибудь безделушек Пьеретте. После вчерашнего вечера это почти необходимо.
– Я не думаю уклоняться от этой необходимости и буду вам глубоко признателен, если вы укажете мне хорошего ювелира,- ответил, слегка покраснев, Супрамати.
– В таком случае, я беру на себя ваше дело и отвезу вас к ювелиру, где можно по умеренным ценам приобрести прекрасные вещи.
Виконт выказал необыкновенное усердие, и прежде всего повез принца к ювелиру. Он давал такие хорошие советы, что купленная безделушка оказалась бриллиантовой парюрой в сто тысяч франков. Кроме того, на память об очаровательном вечере, проведенном вместе, Супрамати купил двум другим дамам по браслету, в пять тысяч франков каждый. Затем, очень довольные покупкой, они поехали осматривать собор Богоматери.
Супрамати не знал, что на сделанных им покупках виконт приобрел десять процентов комиссионных и что в будущем мечтал о непрерывном ряде не менее блестящих доходов.
Забулдыга, игрок и ненасытный кутила, виконт уже давно расточил свое состояние и все то, чем мог овладеть из приданого жены. Разоренный, преследуемый кредиторами, но привыкший жить на широкую ногу и ни в чем себе не отказывать, он вел случайную жизнь, и покойный Нарайяна был для него курицей, несущей золотые яйца.
Виконт сумел понравиться миллионеру, щедро платившему ему за мелкие услуги и ссужавшему его деньгами, которые никогда не требовал обратно. Кроме того, он сумел устроить себе значительный доход из комиссионных денег, получаемых с поставщиков цветов, драгоценностей, конфет и других вещей, которые набоб имел обыкновение подносить дамам, отличенным его прихотью.
Супрамати вернулся домой довольно рано. Под предлогом, что ему необходимо написать несколько деловых писем, он отказался от ужина с Пьереттой, которая была в восхищении от полученного великолепного подарка. И действительно, на следующее утро Супрамати ожидал своего нотариуса и хотел раньше ознакомиться с различными документами, найденными им в письменном столе Нарайяны.
Перечтя и приведя в порядок нужные бумаги, Супрамати прошел в свой кабинет и лег на низкий мягкий диван, уже сделавшийся его излюбленным местом отдыха. Он намеревался прочесть новый роман, рекомендованный ему виконтом как один из самых интересных, но с первых же страниц пошлая безнравственность сюжета внушила ему отвращение, и Супрамати, бросив книгу, задумался.
Он чувствовал какое-то болезненное ощущение. Это не было утомление или физическое недомогание, но глубокое недовольство самим собой. Все его трудовое, чистое и религиозное прошлое восставало против распущенности и лени, которые готовы были овладеть им. С какою-то странною ясностью восстал в его памяти образ покойной матери, этой благочестивой и нежной женщины, рабы своего долга, которая примером и словами внушала ему принципы прямоты, честности в поступках и строгости к самому себе, которыми она сама руководилась и которые в течение тридцати лет руководили его жизнью.
Необычайный случай вырвал его из простой и правильной жизни, бросив в вихрь бесконечного существования и безграничного богатства. Но не было ли его долгом пользоваться этим колоссальным богатством для помощи ближним, а не для того, чтобы бросать деньги погибшим созданьям и золотить их пороки под предлогом покровительства талантам!? Да еще в такое время, когда столько уважаемой бедности таится в сараях и на чердаках! Десятая часть того, что он подарил сегодня Пьеретте, могла бы спасти от нужды и разорения целое семейство.
С презрением к самому себе Супрамати сравнивал себя с голодным нищим, нашедшим полный кошелек золота, который жадно набрасывается на все съедобное, пожирая даже те блюда, которые ему не нравятся.
Ему вспомнился один бедняк, которого он знал, будучи еще студентом, и который неожиданно получил довольно значительное наследство. Тот потерял голову от гордости и стал разыгрывать большого барина, принуждая себя есть то, что ему противно, и такие блюда, от которых его тошнило. И все это делалось только для того, чтобы показать, будто он привык есть самые дорогие и тонкие кушанья. Морган тогда жестоко насмехался над таким смешным тщеславием, а теперь не поступает ли он сам так же, предавшись оргии, не доставившей ему особенного удовольствия, но от которой он боится отказаться впредь, чтобы не прослыть скупцом и провинциалом.
Затем мысль его перешла к Нарайяне. Тот оставался тем, чем был всегда, забулдыгой и кутилой Александрии, которого собственная расточительность довела до нищеты.
Тогда необходимость заставила его остановиться; но, сделавшись бессмертным и миллионером, он снова начал кутить и покровительствовать куртизанкам, и только иногда, мучимый пресыщением, запирался в одном из своих дворцов, чтобы заняться изучением оккультных наук. Но что же он изучил? Как он пользовался своим знанием? Употреблял ли он его на благо человечества? Очевидно – нет, так как много говорили о его роскоши, о его щедрости по отношению к любовницам, но ни слова о его благодеяниях. И к довершению всего, какой темной и кровавой драмой закончилась его жизнь!
Размышления его были прерваны сдавленным криком, донесшимся из спальни, который заставил его вздрогнуть. Он выпрямился и ясно услышал шум опрокидываемых стульев, а затем – падение на пол тяжелого тела.
Вскочив с дивана, Супрамати бросился в спальню, но ничего там не увидел. Все было тихо и спокойно, и мягкий свет лампы позволял видеть царивший всюду порядок. А между тем он не сомневался: подозрительный шум донесся именно отсюда. Осмотрев тщательно все и не найдя ничего, что могло бы объяснить слышанное, Супрамати успокоил себя, что это было не что иное, как галлюцинация слуха, и лег спать.
Не проспал он и четверти часа, когда какое-то невыразимо неприятное ощущение заставило его сразу проснуться. Ледяной ветер дул в лицо, и ему показалось, что кто-то вошел в комнату. Стряхнув с себя сонливость, Супрамати приподнялся на кровати, и сердце его усиленно забилось.
Прислонившись к шифоньерке, стояла женщина в одной белой юбке. Одна рука ее была прижата к боку, а сквозь пальцы, казалось, струилась тоненькими струйками кровь.
– Кто вы? Что вам здесь нужно? – повелительным тоном спросил Супрамати.
При звуке его голоса женщина обернулась. Лицо ей было бледно, посиневшие губы крепко сжаты, а большие глаза смотрели на него с ужасом. Минуту спустя женщина эта исчезла за шифоньеркой.
Но Супрамати видел достаточно. Несмотря на страшный вид мертвенного лица и растерянный взгляд, он узнал в ночной посетительнице красавицу Лилиану – жертву Нарайяны.
Дрожащей рукой повернул он кнопку, и потоки электрического света залили пустую комнату. Однако перенесенное им волнение было так велико, что он уже не мог больше заснуть до рассвета. Впечатление от этого ночного видения продержалось все следующие дни, тем более что еще два раза в полночь повторялось как будто невидимое преступление. Раздавался сдавленный крик и хрип агонии, слышались падение тела и стук опрокидываемой мебели, а затем наступала мертвая тишина.
Спальня начала внушать Супрамати ужас; но, стыдясь своей собственной трусости и боясь выставить себя смешным перед прислугой, без всякого основания бросив роскошную спальню, он не решался переменить комнату. Для того же, чтобы избегнуть рокового часа, Супрамати стал много выезжать и возвращался очень поздно, позволяя виконту таскать себя из одного увеселительного места в другое.
Глава шестая
Однажды утром, неделю спустя после ночного видения, Супрамати спустился в сад на утреннюю прогулку. Был чудный осенний день. С наслаждением вдыхая чистый и живительный воздух, он в первый еще раз сделал подробный осмотр своего владения.
Он увидел, что по обе стороны дома и перед фасадом сад занимал очень обширное пространство, но что за дворцом он тянулся лишь узкой полосой. С этой стороны решетку заменяла очень высокая стена. Здесь, в этом своего рода коридоре, рос густой кустарник. Тем не менее, удивленный таким устройством, Супрамати проник туда, желая узнать, имеют ли между собой сообщение обе половины сада. Оказалось, что нет, так как стена, сделав поворот, примыкала прямо к дому.
Взглянув случайно наверх, Супрамати увидел два окна, почти совершенно скрытых густою зеленью и со спущенными жалюзи. Он не помнил, чтобы видел полутемную комнату с окнами, выходившими в стену. Сначала он никак не мог ориентироваться, где бы могла находиться эта незнакомая ему комната, и только после долгих размышлений пришел к заключению, что она должна быть рядом с его спальней, хотя в разъединяющей их стене и не было двери.
Зарождалось подозрение, что это был заветный уголок Нарайяны, который, чтобы не иметь вечно перед глазами голую стену, посадил спереди каштаны.
Сильно заинтригованный, Супрамати вернулся домой и произвел тщательный осмотр спальни. Воспоминание о ночном видении внушило ему мысль, что, может быть, именно в этой комнате Нарайяна спрятал труп своей жертвы и что вход в нее находится за шифоньеркой. Однако несмотря на все свои поиски, он не нашел ничего.
Вечером он никак не мог заснуть, а читать тоже не хватало терпения. Окна таинственной комнаты не выходили у него из головы; поэтому он бросил журнал и откинулся на подушки.
Свет лампы отражался на слегка потемневшем золоте обоев. Вдруг рассеянный взгляд Супрамати остановился на более блестящей точке в центре большого цветка. Машинально поднял он
руку к блестящей точке и вздрогнул, убедившись, что это была маленькая металлическая кнопка.
Он вскочил и начал нажимать и передвигать кнопку, предполагая в ней пружину. Супрамати не ошибся. Кнопка подалась под его давлением, и кусок стены, скрытый в коврах так, что его невозможно было заметить, бесшумно скользнул на невидимых шарнирах. Образовалось отверстие, за которым было так темно, что ничего нельзя было разглядеть.
«Это та таинственная комната, окна которой я видел», – подумал Супрамати, поспешно надевая туфли и набрасывая халат.
Супрамати горел желанием увидеть тайник Нарайяны и то, что он там прятал. От Нары он знал, что отель этот принадлежал покойному со времен великого короля Людовика XIV, во время малолетства которого он купил его и отделал по своему вкусу и потребностям.
Супрамати зажег огонь и вошел в тайную комнату, вход в которую закрывался толстой портьерой.
Он очутился в комнате средних размеров, меблированной в стиле самого утонченного рококо. Голубая шелковая материя, усыпанная гирляндами цветов и маленькими амурами, покрывала стены. Пол был закрыт обюссоновским ковром, по белому фону которого были рассыпаны розы.
Против входа, между окон, стоял маленький письменный стол чудной работы, отделанный золотом и перламутром. На стене над ним висел портрет Нарайяны в роскошном костюме времен Людовика XV. На нем был надет изумрудно-зеленый камзол и кружевное жабо; волосы его были напудрены. Рукой он опирался на золотую рукоятку тонкой шпаги. Из-под кружев широкой манжетки, подобно капле крови, сверкал таинственный перстень братства Грааль.
В этом роскошном костюме Нарайяна был обольстительно хорош; что-то демоническое сверкало в его черных глазах.
Супрамати любовался с минуту классическими чертами лица своего предшественника, затем, глубоко вздохнув, он отвернулся и стал осматривать комнату. В ней царил большой беспорядок: лежал опрокинутый стул, на ковре валялась раскрытая шкатулочка, а на бюро, очевидно впотьмах, были разбросаны разные бумаги.
Супрамати зажег свечи в канделябрах и прошел в соседнюю комнату, гораздо меньших размеров, чем первая. Это был женский будуар с туалетом, убранным великолепными кружевами и с зеркалом в золотой эмалированной раме. Стены, как и мебель, были обтянуты белым атласом, расшитым золотом. Драпировки у кровати, стоявшей на возвышении, покрытом меховым ковром, были сделаны из такой же материи.
Постель была в беспорядке, подушки разбросаны, а одеяло валялось на полу и было запачкано кровью. На белом ковре, около большого пятна от бывшей тут, очевидно, лужи крови стояла серебряная чашка, наполненная черноватой жидкостью, которая издавала неприятный, тошнотворный запах.
В ногах постели была полуоткрыта дверь, которая вела в небольшую прихожую, а оттуда на лестницу, покрытую ковром. И та и другая освещались лампами, теперь уже угасшими. Внизу лестницы была дверь, в которой торчал ключ. Супрамати открыл ее и выглянул наружу. Перед ним тянулся узенький переулочек, ограниченный с двух сторон стенами, но он не стал исследовать его, а поднялся обратно по лестнице.
Осмотрев снова будуар, он нашел в головах кровати другую дверь, скрытую портьерой. Эта дверь была заперта и ключа в ней не было.
Пытаясь тщетно открыть или сломать ее, Супрамати стал искать что-нибудь, что можно было бы ввести в замочную скважину для взлома замка. Не найдя ничего подходящего в будуаре, он вернулся в гостиную и увидел там на столе длинный и прочный нож, присутствие которого в этой комнате он никак не мог объяснить себе.
Впрочем, он долго и не раздумывал об этом, так как торопился проникнуть за эту дверь. Предчувствие говорило ему, что там он найдет новые доказательства преступления.
После нескольких усилий замок сломался и дверь открылась. Поток холодного воздуха, насыщенного удушливым запахом, так сильно ударил его в лицо, что у него закружилась голова, и он поспешно отступил назад.
Впрочем, это ощущение быстро рассеялось. Тогда Супрамати поднял свечу, переступил порог и застыл на месте, растерянно глядя на длинный ящик, похожий на гроб и совершенно закрытый черным сукном, на котором лежала громадная гирлянда цветов, таких свежих, словно они только что были сорваны.
По концам ящика стояли четыре серебряных шандала старинной формы, на которых еще горели лампады слабым синеватым пламенем.
При мерцающем свете свечки эта погребальная комната имела зловещий вид, и дрожь суеверного страха пробежала по телу Супрамати, когда он осматривался кругом.
В глубине комнаты виднелась ванна, а около нее стояла мраморная скамейка, на которой валялось окровавленное белье и стоял небольшой сосуд с губками.
Супрамати боролся с минуту с овладевшим им суеверным ужасом, а затем решительно подошел к ящику. Надо же было ему, наконец, узнать, что такое находится в нем, и ничто не помешает ему завтра же донести властям о своей находке.
Он осмотрел черный погребальный покров, по которому серебром были вышиты каббалистические знаки. Затем нетвердой рукой хотел приподнять его. Сукно тотчас же соскользнуло, как с полированной поверхности, и упало на пол. С глухим криком отшатнулся он, и свеча чуть не выпала из его рук. Перед ним стоял хрустальный ящик, и в глубине на белом шелковом матрасе лежала женщина в широком белом пеньюаре; голова ее покоилась на подушке, отделанной кружевами.
Это был оригинал миниатюры – красавица Лилиана. Но теперь вид ее не был так ужасен и искажен, как в ночном видении. Несмотря на свою алебастровую белизну, тело не производило впечатления трупа, а казалось свежим и гибким, как у спящего человека. Небольшой, чуть приоткрытый рот носил отпечаток страдания; длинные черные ресницы бросали тень на прозрачные щеки, а одна рука мирно покоилась на груди. Раны не было видно совсем; она была скрыта под складками батиста. Кроме того, от талии до ног труп как покрывалом был усыпан розами, фиалками, лилиями и другими ароматными цветами, красивыми и свежими, словно они росли в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35