Гораздо более важная.
— Если вы действительно считаете, что я лгу, если вы верите, что я воровка и женщина… легкого поведения, тогда почему, сэр, вас обеспокоило, что майор Битен получит от меня то, что он хотел? — решительно спросила она. Чувствуя, как яркая краска выступила у нее на щеках, она, преодолевая испуг и смущение, гордо подняла голову и бросила на Джонатана обвиняющий взгляд. — Почему вы грозились убить его?
— Кем бы ни была женщина, — ответил Джонатан спокойным, ясным тоном, — она тем не менее не заслуживает такого зверского обращения.
— Выходит, вы назначили себя опекуном всех женщин в порту, кому выпала подобная судьба? Вы и их спасете? Обеспечиваете ли вы им прибежище и позволяете ли брать напрокат подобные наряды? — закончила Алекс, подчеркнув последнюю фразу и указывая на свое роскошное платье.
— Остальные женщины не на моем попечении. А одежда взята не напрокат.
— Что?
— Эти вещи я купил для вас вчера, — откровенно признался он. Его глаза потемнели до цвета нефрита, когда он вновь с нескрываемым одобрением посмотрел на Алекс. — Я рад убедиться, что потратил свои деньги не зря.
— Но почему… зачем вы сделали это? — Ее глаза округлились. Она задержала дыхание, когда он еще ближе подошел к ней.
— Потому, моя дорогая мисс Синклер, что я не мог больше выносить вида этой проклятой тюремной робы.
— А я-то и не знала, капитан Хэзэрд, что мой внешний вид имеет для вас такое значение.
— Вполне естественно, что так и должно быть, поскольку в течение следующих семи лет мне придется ежедневно смотреть на вас, — подтвердил он свою мысль, сардонически подняв одну бровь.
— Но этого не будет, если мои попытки убежать увенчаются успехом, — возразила она. Но уже в следующую секунду с губ ее слетел слабый крик — так порывисто и так крепко он схватил ее за руки.
— К черту, женщина! Неужели вы еще не получили урок? — резко спросил он. Его взгляд безжалостно впился в яркий сине-зеленый огонь ее прекрасных глаз, а по его лбу пролегла мрачная морщина. — Какой же дьявол должен убедить вас, что побега быть не может?
— Я уже однажды вам сказала, что никогда добровольно не отдам себя в цепи рабства! — Она подняла руки, чтобы толкнуть его в грудь, но он перехватил их.
— Я полагал, что вы уже достаточно страдали, чтобы стать разумной женщиной. По-видимому, я ошибался.
— Не прикасайтесь ко мне! — приказала она, повышая голос. В ней снова проснулась ярость. — Вы не имеете права прикасаться ко мне, никакого права! Или вы хотите доказать, что вы такой же, как майор Битен?
Алекс сразу же охватило раскаяние за вырвавшиеся у нее слова, ибо она понимала, насколько несправедливо это сравнение. Но было уже слишком поздно.
Ее слова обожгли Джонатана, как пощечина.
В нем вспыхнула ответная ярость, но он сумел сдержаться. Даже снисходительная улыбка мелькнула на его губах, когда он разжал руки и выпустил ее. Мгновения тянулись бесконечно долго, пока они смотрели друг на друга, словно два противоборствующих бойца в необъявленной, но от этого не менее реальной войне. В комнате слышалось лишь мягкое потрескивание горящих в камине дров да тиканье часов, стоящих на каминной доске. Воздух был настолько насыщен напряженной враждебностью, что казался осязаемым.
Алекс замерла в ожидании реакции Джонатана. Глаза у нее были расширены, дыхание сбивалось и пропадало. Когда он заговорил, ее сердце пронзила внезапная необъяснимая боль.
— Вы на обеих лопатках, леди Алекс, — протяжно произнес он. Лицо его приобрело холодное, замкнутое выражение. Не сказав больше ни слова, он повернулся и тремя широкими, гневными шагами преодолел расстояние до двери комнаты.
Джонатан уже закрывал за собой дверь, когда Алекс совершила поступок, обернувшийся для нее фатальной ошибкой.
— Я не возвращусь на плантацию вместе с вами, — поспешно произнесла она ему вдогонку. — Я не намерена уехать из Сиднея, пока не переговорю с губернатором.
Джонатан замер. Он медленно повернулся. Его глаза яростно впились в нее, но лицо оставалось каменно спокойным, только на чисто выбритых щеках дергался один-единственный мускул.
— Вы поступите так, как я говорю, — приказал он убийственно холодным тоном.
— Я обращусь за помощью к мистеру Теннеру, возможно, даже к его жене, — сказала Алекс, незапно загоревшись этой идеей. Если бы она знала Джонатана лучше, то проявила бы осмотрительность и пресекла свою мятежную вспышку до того, как дело зашло слишком далеко. — Я надеюсь, что им по крайней мере известно, что такое благопристойность. Я совершенно уверена, что…
— Вы не привлечете их к осуществлению своих идиотских планов.
— Не привлеку? — Она непокорно тряхнула головой и надменно заявила: — Хотя я вам, капитан, и благодарна за вашу помощь нынешней ночью, мое решение остается неизменным, как и раньше. И ни вы, ни кто-либо другой не сможет помешать мне достичь своей цели — добиться свободы.
— Несмотря на опасности?
— Я к ним готова!
Как ни старался Джонатан, он не мог проигнорировать брошенный ему вызов. Он хотел отнестись к ней с нежностью и терпимостью, взяв себя в руки и держа свои чувства под контролем. Но воспоминание о том, как она лежала под майором Битеном, все еще жгло его мозг. Одной только мысли, что подобная ситуация может повториться, было достаточно, чтобы привести его в бешенство.
Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Его сознание вступило в молниеносное, яростное сражение с его земными инстинктами — и проиграло.
Глаза Алекс опять широко раскрылись, и у нее тревожно сжалось сердце, когда она увидела, что он ворвался обратно в комнату и захлопнул дверь. Она подобрала юбки и, не отдавая себе отчета в своих действиях, бросилась к окну. Но Джонатан поймал ее за талию и прижал к себе спиной.
— Черт меня побери, но сейчас вы принадлежите мне. Это вы понимаете? — сквозь зубы произнес он. Его голос, низкий и хриплый, полный едва сдерживаемого гнева, грозным эхом отдался у нее в ушах, а по спине пробежали мурашки. У нее перехватило дыхание, когда он резко повернул ее лицом к себе. — Вы моя!
У нее не оставалось времени спорить, не было возможности кричать, бороться или хотя бы вздохнуть. Он прижал ее к себе властным, сильным движением. А его рот ловил ее губы.
Она вновь почувствовала, будто ее охватило пламя. И это, бесспорно, было пламя — дикий одурманивающий взрыв взаимной страсти. Она извивалась в его объятиях, но ее протесты в лучшем случае можно было назвать нерешительными. Ее руки как бы зажили сами по себе. Сначала они поднялись, чтобы оказать сопротивление, а потом, без боя капитулировав, против ее воли обвили шею Джонатана.
Он целовал ее голодно, сочно. У него были теплые, сильные, требовательные губы, а его бархатистый язык вызывающе ощупывал ее рот. У Алекс кружилась голова, подкашивались ноги. Она была уверена, что упала бы навзничь, если бы только ее не поддерживали его руки.
Он приподнял ее повыше в своих объятиях. Почувствовав, что ее ноги оторвались от пола, Алекс отвечала на его поцелуи с такой сладостной, невинной страстностью, что Джонатан не смог сдержать внутреннего стона. Его руки сжимали ее со всевозрастающим яростным чувством власти над ней. Поцелуи становились все более притягивающими, страсть, закипевшая в них с самого начала, теперь вспыхнула пожаром, охватывая горячим пламенем их души.
Джонатан неожиданно подхватил ее на руки и отнес на шезлонг. Он опустился в него, не выпуская из рук свою прекрасную ношу, и усадил Алекс к себе на колени. Его рот обжигал жаркими ласками ее тело, опускаясь все ниже и ниже вдоль ее шелковистой шеи, туда, где ее соблазнительные груди выступали из глубокого декольте. Она едва дышала, когда он нетерпеливо сорвал с нее белую косынку, обнажив полную грудь. Ее веки трепетали, как крылья бабочки, горячий румянец залил щеки при первом прикосновении его губ к нежным полушариям ее грудей.
— Джонатан! — прошептала она, задыхаясь, Ее глаза снова томно закатились, и она конвульсивно ухватилась за его широкие плечи. Низкий стон вырвался из ее горла, а бедра начали беспокойно извиваться, охватывая его мускулистые бока, в то время как его рот жадно покрывал поцелуями ее спелое, трепещущее тело. Ее голова бессильно откинулась назад, а дыхание превратилась в нескончаемую череду тихих вздохов.
Придерживая одной рукой ее за талию, Джонатан успокаивающе гладил другой ее спину. Но вот он опустил руку вниз и одним движением поднял ее юбки прежде, чем она смогла остановить его (если она вообще собиралась сделать это). А потом его рука скользнула вдоль ее стройных ног и обласкала атласные бедра. Его пальцы пробежали по волнующему изгибу ее живота, который был прикрыт лишь легким белым шелком панталон. Он исследовал ее аппетитные округлости так смело, что это заставило ее еще больше вспыхнуть и вздрогнуть всем телом.
Он прижал ее к себе еще ближе, к тому месту, где трепетало, чуть ли не вызывая физические муки, его напрягшееся мужское естество. Его губы продолжали мучительно сладостную атаку на ее груди, и она помимо своей воли изгибала спину, вся во власти упоительных ощущений. В той крохотной части ее мозга, которая еще сохранила способность разумного мышления, у нее родилась мысль, что поцелуи и ласки Джонатана не имели ничего общего с тем, что пытался сделать с ней майор Битен. В то время как Битен был жесток, Джонатан Хэзэрд доставлял ей неслыханное наслаждение.
С трудом пробираясь сквозь легкий туман страсти, она понимала, что ни один мужчина никогда не приносил ей таких ощущений… ни один мужчина не осмеливался прикоснуться к ней, как это делал Джонатан. Это было грешно. Это было неприлично.
Это было божественно.
Джонатан тоже пытался в последнем героическом усилии следовать голосу разума. Но желание неистовствовало в нем, грозя взорваться, подобно пороховому бочонку. Он хотел Алекс так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. С первого же момента, когда он увидел ее в Параматте, она заполнила его чувства, зажгла его кровь, преследовала его в снах. И дело было не только в ее красоте. Его увлекли ее храбрость, ее непостижимая, какая-то колдовская сила, ее манеры, и в самом деле свойственные разве что знатным дамам. Она одновременно приводила в ярость и пленяла своей неотразимостью, и Бог помог ему. Он страстно хотел обладать ею, ее телом и душой.
Она была его.
Рука Джонатана двигалась в соответствии с его желанием, приближаясь к заветному уголку ее манящего тела, а его губы опять вернулись, чтобы овладеть ее ртом. Прежде чем она смогла догадаться о его намерениях, его пальцы нырнули под края ее панталон. Она тяжело задышала у его рта, а глаза ее широко раскрылись, когда он прикоснулся к шелковистому треугольнику золотисто-каштановых волос, вившихся между ее стройных бедер. Его теплые, умелые пальцы раздвинули нежные складки розоватого тела, стремясь овладеть бутоном, укрывавшим в себе тайну ее женственности.
Алекс тревожно напряглась. Джонатан ласкал ее слишком интимно, слишком смело… слишком грешно возбуждающе. Она испугалась как своих собственных тайных желаний, так и более откровенных устремлений Джонатана. Чары внезапно рассеялись, и Алекс не выдержала.
— Нет! — в испуге хрипло закричала она, отрывая свои губы от его, но он удержал ее. — Прошу вас, отпустите меня!
— Да что с тобой, Александра? — опешил он. Его зеленые глаза мгновенно вспыхнули от ее запылавшего яростным бирюзовым огнем взгляда. — Черт побери, что за…
— Вы ничем не отличаетесь от майора! — выпалила она. При этом ею больше двигал страх, чем какое-то иное чувство.
Красивое лицо Джонатана превратилось в зловещую маску ярости. В нем закипели гнев и неосуществленное желание. Стремление удержать ее у себя на коленях боролось в нем с более искусительным желанием завершить задуманное, но он мудро решил не делать ни того, ни другого.
Он весьма бесцеремонно поставил ее на ноги и разжал объятия. Зардевшаяся и тяжело дышавшая Алекс приводила в порядок юбки, а Джонатан тем временем мрачно смотрел и безуспешно пытался отвести взгляд от ее быстро вздымавшихся и опадавших грудей. Клокоча от бешенства, он дал себе молчаливую клятву, намереваясь сдержать ее во что бы то ни стало, и опять направился к двери.
— Нас ждут внизу, — сообщил он, стараясь не смотреть на нее.
— Я не голодна, — повторила Алекс. Как она сможет сесть с ним за один стол после всего, что произошло? Лицо ее горело "при воспоминании о том, что он делал с ней… с ее, Алекс, добровольного согласия. И, как всегда, она скрыла свое смущение гордым вызовом. — Я хочу только одного — остаться в одиночестве!
— Вы, леди Алекс, сейчас пойдете со мной или я, черт побери, принесу вас в столовую.
Это была не пустая угроза. Она почувствовала, что его ярость уже переходит опасную границу и вот-вот вырвется наружу. Бросив на него возмущенный взгляд, она наклонилась, подняла с пола батистовую косынку, которую он сорвал с ее груди, пристроила ее на место и с сердитым выражением лица прошла вперед.
— Хорошо, капитан, — дрожащим от обиды и злости голосом сказала она, но внезапно резко остановилась.
Он стоял, внимательно наблюдая за ней. Пребывая в блаженном неведении, насколько ему трудно сдерживать себя и не прикасаться к ней, она мстительно произнесла:
— Сегодня я сопровождаю вас на ужин. Завтра я вернусь с вами на плантацию. Но пусть меня повесят, если вы когда-нибудь притронетесь ко мне! Бог свидетель, что я…
— Не трудитесь продолжать, я вас хорошо понял, — грубо оборвал он ее.
Глаза Алекс вновь метали в него сине-зеленые искры, но она ничего больше не сказала, молча прошла мимо и вышла в коридор.
Ужин продолжался недолго; за столом царило скованное молчание. Алекс была по меньшей мере благодарна хозяевам за то, что они часто появлялись во время еды, ибо она была не в настроении вести с Джонатаном пустую беседу. Он сидел напротив нее и, казалось, как и она, всеми силами хотел избежать разговоров. Но его пронизывающий, обжигающий взгляд был все время направлен на нее. Она впала бы в панику, если бы только знала, о чем он думает.
Постаравшись после ужина поскорее удалиться в свою комнату, Алекс поспешно закрыла дверь на засов и прислонилась к ней спиной. Она могла слышать, как Джонатан ходит по соседней с ней спальне, но старалась не обращать внимания на эти звуки, пока раздевалась и укладывалась в постель на надушенные лавандой простыни. К этому моменту в камине остались лишь тлеющие головешки. Комнату заливал бледный свет луны, проникающий через кружевные занавески. Часы уютно тикали в тишине.
Алекс протяжно вздохнула. Ее глаза предательски осмотрели стену, разделяющую ее комнату и Джонатана. Двери между двумя комнатами не было. И все же она не считала себя в достаточной безопасности.
«Джонатан Хэзэрд — человек-загадка, абсолютная тайна», — сердито думала она, не понимая, как может случиться, что в один момент мужчина способен быть таким героем и таким бесчестным негодяем — в другой. Мужчину попросту нельзя понять, заключила она.
Но ему нельзя и сопротивляться.
Справедливость этой мысли относилась к вещам, с которыми она предпочла бы не иметь дела. И все же ее сердце обмануть было нельзя.
Вновь покраснев от воспоминания о своем бесстыдстве, Алекс нахмурилась и шумно повернулась на другой бок. Она в досаде ударила кулаком по пышной, мягкой подушке. Ночь проходила, но сна не было.
По другую сторону стены так же неспокойно чувствовал себя Джонатан. Он стоял у окна с мрачным выражением лица, скрестив руки на груди, и не отрываясь смотрел на темные, блестевшие под луной воды расположенной невдалеке гавани, однако мозг его был заполнен мыслями о красивой рыжеволосой «леди», находившейся в соседней комнате.
Он лег в постель далеко за полночь. К утру, измучившись ночными раздумьями, он наконец признался себе в своих истинных чувствах, но успокоения ему это не принесло.
Глава 8
В обратный путь на плантацию они отправились утром следующего дня.
Всю показавшуюся ей такой длинной ночь Алекс провела в тревожных снах, в которых на нее нагонял страх какой-то темный, безликий недруг. От опасности ее уберег закованный в латы красивый рыцарь — высокий и, конечно, зеленоглазый, — который сперва поверг злого врага, а потом посадил Алекс впереди себя на великолепного белого коня. Не произнеся ни единого слова, он умчал ее, словно прекрасную принцессу в окруженный башнями замок, возвышающийся в окутанной туманом ночи подобно некоему волшебному райскому уголку.
Все, что произошло потом, запомнилось уже не так хорошо. В ее сознании остались лишь смутные мерцающие отблески пылающего огня, стакан сладкого вина, согревшего все ее тело от головы до пят, а также повергший ее в восторг неотразимый поцелуй, который стер из ее разума все подавляющие чувства запреты…
Она постаралась поскорее стереть этот сон из памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Если вы действительно считаете, что я лгу, если вы верите, что я воровка и женщина… легкого поведения, тогда почему, сэр, вас обеспокоило, что майор Битен получит от меня то, что он хотел? — решительно спросила она. Чувствуя, как яркая краска выступила у нее на щеках, она, преодолевая испуг и смущение, гордо подняла голову и бросила на Джонатана обвиняющий взгляд. — Почему вы грозились убить его?
— Кем бы ни была женщина, — ответил Джонатан спокойным, ясным тоном, — она тем не менее не заслуживает такого зверского обращения.
— Выходит, вы назначили себя опекуном всех женщин в порту, кому выпала подобная судьба? Вы и их спасете? Обеспечиваете ли вы им прибежище и позволяете ли брать напрокат подобные наряды? — закончила Алекс, подчеркнув последнюю фразу и указывая на свое роскошное платье.
— Остальные женщины не на моем попечении. А одежда взята не напрокат.
— Что?
— Эти вещи я купил для вас вчера, — откровенно признался он. Его глаза потемнели до цвета нефрита, когда он вновь с нескрываемым одобрением посмотрел на Алекс. — Я рад убедиться, что потратил свои деньги не зря.
— Но почему… зачем вы сделали это? — Ее глаза округлились. Она задержала дыхание, когда он еще ближе подошел к ней.
— Потому, моя дорогая мисс Синклер, что я не мог больше выносить вида этой проклятой тюремной робы.
— А я-то и не знала, капитан Хэзэрд, что мой внешний вид имеет для вас такое значение.
— Вполне естественно, что так и должно быть, поскольку в течение следующих семи лет мне придется ежедневно смотреть на вас, — подтвердил он свою мысль, сардонически подняв одну бровь.
— Но этого не будет, если мои попытки убежать увенчаются успехом, — возразила она. Но уже в следующую секунду с губ ее слетел слабый крик — так порывисто и так крепко он схватил ее за руки.
— К черту, женщина! Неужели вы еще не получили урок? — резко спросил он. Его взгляд безжалостно впился в яркий сине-зеленый огонь ее прекрасных глаз, а по его лбу пролегла мрачная морщина. — Какой же дьявол должен убедить вас, что побега быть не может?
— Я уже однажды вам сказала, что никогда добровольно не отдам себя в цепи рабства! — Она подняла руки, чтобы толкнуть его в грудь, но он перехватил их.
— Я полагал, что вы уже достаточно страдали, чтобы стать разумной женщиной. По-видимому, я ошибался.
— Не прикасайтесь ко мне! — приказала она, повышая голос. В ней снова проснулась ярость. — Вы не имеете права прикасаться ко мне, никакого права! Или вы хотите доказать, что вы такой же, как майор Битен?
Алекс сразу же охватило раскаяние за вырвавшиеся у нее слова, ибо она понимала, насколько несправедливо это сравнение. Но было уже слишком поздно.
Ее слова обожгли Джонатана, как пощечина.
В нем вспыхнула ответная ярость, но он сумел сдержаться. Даже снисходительная улыбка мелькнула на его губах, когда он разжал руки и выпустил ее. Мгновения тянулись бесконечно долго, пока они смотрели друг на друга, словно два противоборствующих бойца в необъявленной, но от этого не менее реальной войне. В комнате слышалось лишь мягкое потрескивание горящих в камине дров да тиканье часов, стоящих на каминной доске. Воздух был настолько насыщен напряженной враждебностью, что казался осязаемым.
Алекс замерла в ожидании реакции Джонатана. Глаза у нее были расширены, дыхание сбивалось и пропадало. Когда он заговорил, ее сердце пронзила внезапная необъяснимая боль.
— Вы на обеих лопатках, леди Алекс, — протяжно произнес он. Лицо его приобрело холодное, замкнутое выражение. Не сказав больше ни слова, он повернулся и тремя широкими, гневными шагами преодолел расстояние до двери комнаты.
Джонатан уже закрывал за собой дверь, когда Алекс совершила поступок, обернувшийся для нее фатальной ошибкой.
— Я не возвращусь на плантацию вместе с вами, — поспешно произнесла она ему вдогонку. — Я не намерена уехать из Сиднея, пока не переговорю с губернатором.
Джонатан замер. Он медленно повернулся. Его глаза яростно впились в нее, но лицо оставалось каменно спокойным, только на чисто выбритых щеках дергался один-единственный мускул.
— Вы поступите так, как я говорю, — приказал он убийственно холодным тоном.
— Я обращусь за помощью к мистеру Теннеру, возможно, даже к его жене, — сказала Алекс, незапно загоревшись этой идеей. Если бы она знала Джонатана лучше, то проявила бы осмотрительность и пресекла свою мятежную вспышку до того, как дело зашло слишком далеко. — Я надеюсь, что им по крайней мере известно, что такое благопристойность. Я совершенно уверена, что…
— Вы не привлечете их к осуществлению своих идиотских планов.
— Не привлеку? — Она непокорно тряхнула головой и надменно заявила: — Хотя я вам, капитан, и благодарна за вашу помощь нынешней ночью, мое решение остается неизменным, как и раньше. И ни вы, ни кто-либо другой не сможет помешать мне достичь своей цели — добиться свободы.
— Несмотря на опасности?
— Я к ним готова!
Как ни старался Джонатан, он не мог проигнорировать брошенный ему вызов. Он хотел отнестись к ней с нежностью и терпимостью, взяв себя в руки и держа свои чувства под контролем. Но воспоминание о том, как она лежала под майором Битеном, все еще жгло его мозг. Одной только мысли, что подобная ситуация может повториться, было достаточно, чтобы привести его в бешенство.
Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Его сознание вступило в молниеносное, яростное сражение с его земными инстинктами — и проиграло.
Глаза Алекс опять широко раскрылись, и у нее тревожно сжалось сердце, когда она увидела, что он ворвался обратно в комнату и захлопнул дверь. Она подобрала юбки и, не отдавая себе отчета в своих действиях, бросилась к окну. Но Джонатан поймал ее за талию и прижал к себе спиной.
— Черт меня побери, но сейчас вы принадлежите мне. Это вы понимаете? — сквозь зубы произнес он. Его голос, низкий и хриплый, полный едва сдерживаемого гнева, грозным эхом отдался у нее в ушах, а по спине пробежали мурашки. У нее перехватило дыхание, когда он резко повернул ее лицом к себе. — Вы моя!
У нее не оставалось времени спорить, не было возможности кричать, бороться или хотя бы вздохнуть. Он прижал ее к себе властным, сильным движением. А его рот ловил ее губы.
Она вновь почувствовала, будто ее охватило пламя. И это, бесспорно, было пламя — дикий одурманивающий взрыв взаимной страсти. Она извивалась в его объятиях, но ее протесты в лучшем случае можно было назвать нерешительными. Ее руки как бы зажили сами по себе. Сначала они поднялись, чтобы оказать сопротивление, а потом, без боя капитулировав, против ее воли обвили шею Джонатана.
Он целовал ее голодно, сочно. У него были теплые, сильные, требовательные губы, а его бархатистый язык вызывающе ощупывал ее рот. У Алекс кружилась голова, подкашивались ноги. Она была уверена, что упала бы навзничь, если бы только ее не поддерживали его руки.
Он приподнял ее повыше в своих объятиях. Почувствовав, что ее ноги оторвались от пола, Алекс отвечала на его поцелуи с такой сладостной, невинной страстностью, что Джонатан не смог сдержать внутреннего стона. Его руки сжимали ее со всевозрастающим яростным чувством власти над ней. Поцелуи становились все более притягивающими, страсть, закипевшая в них с самого начала, теперь вспыхнула пожаром, охватывая горячим пламенем их души.
Джонатан неожиданно подхватил ее на руки и отнес на шезлонг. Он опустился в него, не выпуская из рук свою прекрасную ношу, и усадил Алекс к себе на колени. Его рот обжигал жаркими ласками ее тело, опускаясь все ниже и ниже вдоль ее шелковистой шеи, туда, где ее соблазнительные груди выступали из глубокого декольте. Она едва дышала, когда он нетерпеливо сорвал с нее белую косынку, обнажив полную грудь. Ее веки трепетали, как крылья бабочки, горячий румянец залил щеки при первом прикосновении его губ к нежным полушариям ее грудей.
— Джонатан! — прошептала она, задыхаясь, Ее глаза снова томно закатились, и она конвульсивно ухватилась за его широкие плечи. Низкий стон вырвался из ее горла, а бедра начали беспокойно извиваться, охватывая его мускулистые бока, в то время как его рот жадно покрывал поцелуями ее спелое, трепещущее тело. Ее голова бессильно откинулась назад, а дыхание превратилась в нескончаемую череду тихих вздохов.
Придерживая одной рукой ее за талию, Джонатан успокаивающе гладил другой ее спину. Но вот он опустил руку вниз и одним движением поднял ее юбки прежде, чем она смогла остановить его (если она вообще собиралась сделать это). А потом его рука скользнула вдоль ее стройных ног и обласкала атласные бедра. Его пальцы пробежали по волнующему изгибу ее живота, который был прикрыт лишь легким белым шелком панталон. Он исследовал ее аппетитные округлости так смело, что это заставило ее еще больше вспыхнуть и вздрогнуть всем телом.
Он прижал ее к себе еще ближе, к тому месту, где трепетало, чуть ли не вызывая физические муки, его напрягшееся мужское естество. Его губы продолжали мучительно сладостную атаку на ее груди, и она помимо своей воли изгибала спину, вся во власти упоительных ощущений. В той крохотной части ее мозга, которая еще сохранила способность разумного мышления, у нее родилась мысль, что поцелуи и ласки Джонатана не имели ничего общего с тем, что пытался сделать с ней майор Битен. В то время как Битен был жесток, Джонатан Хэзэрд доставлял ей неслыханное наслаждение.
С трудом пробираясь сквозь легкий туман страсти, она понимала, что ни один мужчина никогда не приносил ей таких ощущений… ни один мужчина не осмеливался прикоснуться к ней, как это делал Джонатан. Это было грешно. Это было неприлично.
Это было божественно.
Джонатан тоже пытался в последнем героическом усилии следовать голосу разума. Но желание неистовствовало в нем, грозя взорваться, подобно пороховому бочонку. Он хотел Алекс так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. С первого же момента, когда он увидел ее в Параматте, она заполнила его чувства, зажгла его кровь, преследовала его в снах. И дело было не только в ее красоте. Его увлекли ее храбрость, ее непостижимая, какая-то колдовская сила, ее манеры, и в самом деле свойственные разве что знатным дамам. Она одновременно приводила в ярость и пленяла своей неотразимостью, и Бог помог ему. Он страстно хотел обладать ею, ее телом и душой.
Она была его.
Рука Джонатана двигалась в соответствии с его желанием, приближаясь к заветному уголку ее манящего тела, а его губы опять вернулись, чтобы овладеть ее ртом. Прежде чем она смогла догадаться о его намерениях, его пальцы нырнули под края ее панталон. Она тяжело задышала у его рта, а глаза ее широко раскрылись, когда он прикоснулся к шелковистому треугольнику золотисто-каштановых волос, вившихся между ее стройных бедер. Его теплые, умелые пальцы раздвинули нежные складки розоватого тела, стремясь овладеть бутоном, укрывавшим в себе тайну ее женственности.
Алекс тревожно напряглась. Джонатан ласкал ее слишком интимно, слишком смело… слишком грешно возбуждающе. Она испугалась как своих собственных тайных желаний, так и более откровенных устремлений Джонатана. Чары внезапно рассеялись, и Алекс не выдержала.
— Нет! — в испуге хрипло закричала она, отрывая свои губы от его, но он удержал ее. — Прошу вас, отпустите меня!
— Да что с тобой, Александра? — опешил он. Его зеленые глаза мгновенно вспыхнули от ее запылавшего яростным бирюзовым огнем взгляда. — Черт побери, что за…
— Вы ничем не отличаетесь от майора! — выпалила она. При этом ею больше двигал страх, чем какое-то иное чувство.
Красивое лицо Джонатана превратилось в зловещую маску ярости. В нем закипели гнев и неосуществленное желание. Стремление удержать ее у себя на коленях боролось в нем с более искусительным желанием завершить задуманное, но он мудро решил не делать ни того, ни другого.
Он весьма бесцеремонно поставил ее на ноги и разжал объятия. Зардевшаяся и тяжело дышавшая Алекс приводила в порядок юбки, а Джонатан тем временем мрачно смотрел и безуспешно пытался отвести взгляд от ее быстро вздымавшихся и опадавших грудей. Клокоча от бешенства, он дал себе молчаливую клятву, намереваясь сдержать ее во что бы то ни стало, и опять направился к двери.
— Нас ждут внизу, — сообщил он, стараясь не смотреть на нее.
— Я не голодна, — повторила Алекс. Как она сможет сесть с ним за один стол после всего, что произошло? Лицо ее горело "при воспоминании о том, что он делал с ней… с ее, Алекс, добровольного согласия. И, как всегда, она скрыла свое смущение гордым вызовом. — Я хочу только одного — остаться в одиночестве!
— Вы, леди Алекс, сейчас пойдете со мной или я, черт побери, принесу вас в столовую.
Это была не пустая угроза. Она почувствовала, что его ярость уже переходит опасную границу и вот-вот вырвется наружу. Бросив на него возмущенный взгляд, она наклонилась, подняла с пола батистовую косынку, которую он сорвал с ее груди, пристроила ее на место и с сердитым выражением лица прошла вперед.
— Хорошо, капитан, — дрожащим от обиды и злости голосом сказала она, но внезапно резко остановилась.
Он стоял, внимательно наблюдая за ней. Пребывая в блаженном неведении, насколько ему трудно сдерживать себя и не прикасаться к ней, она мстительно произнесла:
— Сегодня я сопровождаю вас на ужин. Завтра я вернусь с вами на плантацию. Но пусть меня повесят, если вы когда-нибудь притронетесь ко мне! Бог свидетель, что я…
— Не трудитесь продолжать, я вас хорошо понял, — грубо оборвал он ее.
Глаза Алекс вновь метали в него сине-зеленые искры, но она ничего больше не сказала, молча прошла мимо и вышла в коридор.
Ужин продолжался недолго; за столом царило скованное молчание. Алекс была по меньшей мере благодарна хозяевам за то, что они часто появлялись во время еды, ибо она была не в настроении вести с Джонатаном пустую беседу. Он сидел напротив нее и, казалось, как и она, всеми силами хотел избежать разговоров. Но его пронизывающий, обжигающий взгляд был все время направлен на нее. Она впала бы в панику, если бы только знала, о чем он думает.
Постаравшись после ужина поскорее удалиться в свою комнату, Алекс поспешно закрыла дверь на засов и прислонилась к ней спиной. Она могла слышать, как Джонатан ходит по соседней с ней спальне, но старалась не обращать внимания на эти звуки, пока раздевалась и укладывалась в постель на надушенные лавандой простыни. К этому моменту в камине остались лишь тлеющие головешки. Комнату заливал бледный свет луны, проникающий через кружевные занавески. Часы уютно тикали в тишине.
Алекс протяжно вздохнула. Ее глаза предательски осмотрели стену, разделяющую ее комнату и Джонатана. Двери между двумя комнатами не было. И все же она не считала себя в достаточной безопасности.
«Джонатан Хэзэрд — человек-загадка, абсолютная тайна», — сердито думала она, не понимая, как может случиться, что в один момент мужчина способен быть таким героем и таким бесчестным негодяем — в другой. Мужчину попросту нельзя понять, заключила она.
Но ему нельзя и сопротивляться.
Справедливость этой мысли относилась к вещам, с которыми она предпочла бы не иметь дела. И все же ее сердце обмануть было нельзя.
Вновь покраснев от воспоминания о своем бесстыдстве, Алекс нахмурилась и шумно повернулась на другой бок. Она в досаде ударила кулаком по пышной, мягкой подушке. Ночь проходила, но сна не было.
По другую сторону стены так же неспокойно чувствовал себя Джонатан. Он стоял у окна с мрачным выражением лица, скрестив руки на груди, и не отрываясь смотрел на темные, блестевшие под луной воды расположенной невдалеке гавани, однако мозг его был заполнен мыслями о красивой рыжеволосой «леди», находившейся в соседней комнате.
Он лег в постель далеко за полночь. К утру, измучившись ночными раздумьями, он наконец признался себе в своих истинных чувствах, но успокоения ему это не принесло.
Глава 8
В обратный путь на плантацию они отправились утром следующего дня.
Всю показавшуюся ей такой длинной ночь Алекс провела в тревожных снах, в которых на нее нагонял страх какой-то темный, безликий недруг. От опасности ее уберег закованный в латы красивый рыцарь — высокий и, конечно, зеленоглазый, — который сперва поверг злого врага, а потом посадил Алекс впереди себя на великолепного белого коня. Не произнеся ни единого слова, он умчал ее, словно прекрасную принцессу в окруженный башнями замок, возвышающийся в окутанной туманом ночи подобно некоему волшебному райскому уголку.
Все, что произошло потом, запомнилось уже не так хорошо. В ее сознании остались лишь смутные мерцающие отблески пылающего огня, стакан сладкого вина, согревшего все ее тело от головы до пят, а также повергший ее в восторг неотразимый поцелуй, который стер из ее разума все подавляющие чувства запреты…
Она постаралась поскорее стереть этот сон из памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32