Я буду вне подозрения. Если что, пусть козлом отпущения сделают какого-нибудь паренька с военного завода, который якобы вел двойную игру. А нам надо просто выжидать удобного момента.
— Маркус, тебе уже давно пора сматывать удочки. Знаю, мы уже обсуждали эту тему, но, черт побери, послушай меня еще раз! Ты выполнил свою миссию. Провалилось одно покушение — удастся следующее. Пусть его убьют. Кому до этого есть дело?
Маркус вздохнул:
— Тебе, Джон, и мне тоже, уже не говоря о дяде Морти.
— К черту дядю Морти. Господи, конечно, я не это имел в виду. Ладно, поступай как знаешь. Кстати, твоя мать проводит с ним довольно много времени. Будь особенно осторожен в Марселе. Ты будешь иметь дело с настоящим подонком. Бертран как-то связан с Оливером, не так ли?
— Сомневаюсь, но Доминик мне ничего об этом не говорил. Ты же знаешь, как они с Оливером ненавидят друг друга. Чтобы они стали вместе работать? Вряд ли.
— Как твоя репортерша?
— Сегодня утром возвращается в резиденцию. Она упряма, мечтает размозжить мне голову камнем, знает карате почти так же хорошо, как я, и…
В трубке раздался смешок:
— Кажется, ты вернулся в старые добрые времена. Я видел ее фотографию. На обложке книги.
— Ну и?..
— Красивая, эти ясные глаза… Какого они цвета, зеленого?
— Нет, голубого. Когда она злится, в них появляются серые крапинки.
— С ней будет все в порядке, когда ты уедешь с острова?
— Да, по крайней мере хочется на это надеяться. Через пару минут Маркус повесил трубку. Теперь в его мыслях Рафаэлла перестала быть убийцей. Она стала для него женщиной: хрупкой, наивной и высокомерной. Да, Рафаэлла действительно остра на язык. И Маркус беспокоился за нее. Его не будет дня три, а может, и больше. Одному Богу известно, в какие неприятности она может влипнуть за это время.
Маркус поднялся и выскользнул из кабинета через служебный вход. Интересно, удастся ли ему уговорить госпожу Холланд немного потискаться до того, как он отвезет ее назад в резиденцию. Маркус, пожалуй, согласился бы даже снова поговорить с ней о том, как они в детстве ходили в походы. Да ведь тем для разговора было предостаточно. И от этого он расстроился еще больше. Маркусу так хотелось узнать ее, узнать на самом деле. Хотелось поговорить с ней, поговорить по-настоящему. Он был готов выйти за рамки двусмысленных шуток и насмешек.
Возможно, Рафаэлла даже не станет разговаривать с ним. Прошлой ночью она здорово на него разозлилась. И кажется, Маркус знал почему. От того, что произошло между ними в бассейне, она, без сомнения, получила громадное удовольствие. Нет, Рафаэлла отказалась остаться в резиденции, потому что испугалась, что Маркус станет обыскивать ее виллу.
А он сделал бы это. Маркус задумался, нельзя ли выпроводить ее оттуда прямо сейчас, чтобы он смог обыскать комнаты. Надо подумать. Сказать, что ей звонят из Штатов? Нет, нельзя. Рафаэлла решит, что это насчет матери. А Маркусу не хотелось так пугать ее только ради того, чтобы порыться на ее вилле.
Маркусу не терпелось узнать, что за странную книгу она постоянно читает. Теперь он понял, почему она показалась ему странной. Это не была книга, напечатанная в типографии. Нет, она скорее напоминала дневник. И ему страшно хотелось узнать содержание этого дневника.
Но Рафаэлла была отнюдь не такой глупой. Когда Маркус предложил ей позавтракать с ним, она тут же согласилась, но уже тогда он понял, что Рафаэлла надежно спрятала книгу, навсегда лишив его шанса найти ее.
И Маркус повел Рафаэллу завтракать. Другого выхода не было. В белоснежных брюках и голубой рубашке девушка выглядела свежей, юной и невинной, как младенец. Рафаэлла заплела волосы в косу и почти не накрасилась. Она нравилась Маркусу. Даже больше чем нравилась.
— Ты выглядишь посвежевшей. Хорошо выспалась? Или была очень занята, пряча по углам разные вещи?
Пальцы Рафаэллы крепко сжали кофейную чашку.
— Прошлой ночью во время пробежки я взяла с собой все свои ценные вещи, все собранные мной материалы и секретные документы и глубоко закопала. Тебе никогда не найти их, так что лучше забудь об этом.
— Я знал, что ты это сделаешь. — Маркус вздохнул, откинулся в кресле и сложил руки на груди. — Надеюсь, ты учла высшую точку прилива и не закопала эти предметы слишком близко к берегу.
Рафаэлла хлопнула себя ладонью по лбу:
— О, черт возьми! Как глупо и как необдуманно я поступила! Наверное, во мне взыграли гормоны.
— Ты же сказала вчера вечером, что у тебя скоро должны начаться месячные. — Рафаэлла зашикала на него, но Маркус не обратил внимания. — Ладно, твоя взяла. Прошлой ночью мне надо было связать тебе руки и все-таки обыскать твою виллу. Вы сильно усложняете мне жизнь, госпожа Холланд. А потом начинаете целовать меня, и я чувствую, что вот-вот прощу вам почти все ваши грехи. — Рафаэлла уже открыла рот, чтобы запротестовать, но Маркус поднял руку, останавливая ее: — Нет, можешь даже не говорить об этом. Наверное, в саду у тебя на вилле лежит камень, на котором высечены мои инициалы.
Рафаэлла улыбнулась:
— До чего же ты хорош, Маркус. Даже вырезая твои инициалы на этом камне, я думала, как ты хорош. И даже размышляя над тем, что ты самый большой подлец в мире, я не переставала думать, что ты отменно хорош.
— И прекрасный любовник? Разумеется, делая скидку на то, что все происходило на глубине двух с половиной метров.
Некоторое время Рафаэлла молчала, просто глядя на Маркуса. Наконец она произнесла:
— Да, раньше мне не доводилось вытворять ничего подобного. Мне было все равно, я даже не думала, что делаю. Странно, не правда ли?
«Лучше бы она так не говорила». Ее слова до смерти напугали Маркуса и одновременно взволновали его до глубины души. Он решил, что вести поверхностные разговоры намного лучше. По крайней мере безопаснее. И отрывисто проговорил:
— Да, чертовски странно.
— Раньше я никогда не доверяла красивым мужчинам. Ты только ни в коем случае не подумай, что тебе я доверяю. Помню одного испанца: он учился на старшем курсе, когда я еще была зеленой первокурсницей, и был божественно хорош, по крайней мере так считали все девчонки. Но я не доверяла ему. И стала доверять еще меньше, когда он стал поглядывать в мою сторону своими черными латинскими глазами.
Рафаэлла замолчала. Она выглядела крайне взволнованной.
— Я хотела бы получше понять тебя.
— Я — личность заурядная и простая. Тут и понимать нечего.
— Разумеется, но в таком случае мой пройдоха начальник — святоша, гуляющий по райским кущам.
— Ладно, в этом мы похожи. Я никогда особенно не доверял хорошеньким женщинам.
Рафаэлла не долго думая рассмеялась. Ее смех был совсем не наигранным — она просто смеялась ему в лицо.
— Какая чушь.
— Думаешь, я поверю, что ты не догадываешься о своей привлекательности? Я лопну от смеха, если ты начнешь убеждать меня в этом.
Рафаэлла взглянула на Маркуса, и ее веселость как рукой сняло.
— Я не из вашей команды, мистер Девлин, или как там вас зовут на самом деле. Это мне надо было бы навести о вас справки, но, даю голову на отсечение, никто не ответил бы мне, кто вы такой и что собой представляете на самом деле. Вы ведь очень умны, не так ли?
— Сомневаюсь, госпожа Холланд. А если бы кто-то стал наводить у меня справки о вас, то я бы ответил, что вы способны играть за любую команду. И еще я бы сказал, что вы так мило вскрикиваете, когда находитесь на грани оргазма. И что у вас сильные ноги благодаря всем этим пробежкам. Мне нравится, как они…
— Интересно, куда подевалась официантка, — проговорила Рафаэлла, оглядываясь по сторонам.
— А у тебя был выпускной бал? Ты носила перстень старшекурсника? Ты любишь футбол?
Рафаэлла склонила голову набок — официантка была тут же забыта.
— Да, нет и да, я обожаю футбол.
— Какая твоя любимая команда в НФЛ?
— «49» из Сан-Франциско. Я влюблена в Джо Монтана, Джерри Раиса и Роджера Крейга и…
Маркус поднял руку, засмеявшись.
— Скорее это страсть, а не любовь. И ты смотришь матчи по воскресеньям?
— Конечно. Беру воскресный номер «Трибюн», кофе и булочки из соседней пекарни. И еще я играю на тотализаторе «Трибюн». За последние несколько сезонов я выиграла больше трехсот долларов. А ты?
— Я болею за «Медведей», ну, что еще тебе сказать?
Маркус замолк, и внезапно у него перед глазами возникла картина: воскресное осеннее утро, они лежат в постели и смотрят матч до середины, затем занимаются любовью, потом продолжают смотреть игру, споря насчет игроков… Маркус одернул себя и отрывисто проговорил:
— Сегодня я покидаю остров.
Рафаэлла, удивленная, быстро взглянула на Маркуса. Внезапно она поняла, что не хочет, чтобы тот уезжал. Это привело ее в замешательство и немного разозлило.
— Зачем? Или это еще один из твоих секретов?
— У меня кое-какие дела во Франции, ничего особенного. Вернусь к пятнице. Один совет, госпожа Холланд. Будьте осторожны в резиденции. Я не шучу. Никому не доверяйте. Ничего не предпринимайте, заранее не обдумав. Понятно?
— Единственное, что мне не совсем понятно, это почему ты меня предупреждаешь.
Маркус пожал плечами и кивнул Мелиссе, одной из официанток.
— Под водой ты была великолепна. Просто будь осторожна. Привет, Мелли. Прекрасное утро, не правда ли? Тост и половинку грейпфрута, пожалуйста. Госпожа Холланд…
— А у тебя три инициала или только два? Пожалуйста, кофе, Мелисса, и рогалик.
Маркус не отрывал взгляда от длинных ног Мелиссы, удалявшейся в сторону кухни.
— Интересно, успел ли Хуан найти твои трусики? Этот восемнадцатилетний мальчишка страшно испорчен. Наверное, он будет на седьмом небе от счастья и повесит их в рамочку над кроватью.
— А что у тебя за дела во Франции?
— А может, их найдет Делорио. Он любит поплавать с утра пораньше. Будь с ним поосторожней. — Маркус выпрямился, взял руку Рафаэллы и крепко сжал ее. — Предупреждаю тебя. Никому не доверяй. А теперь расскажи мне, что написано в том дневнике, который ты так поспешно спрятала?
«Из него невозможно выудить абсолютно никакой информации», — подумала про себя Рафаэлла. Настоящий изворотливый моллюск, да еще с закрытым ртом.
— Ага, а вот и наш завтрак. — Он выпустил ее руку. — Набирайтесь сил, госпожа Холланд. Когда я вернусь, то придумаю новые, более захватывающие способы вырвать вас из цепких рук морали и нравственности.
«Мосты», Саутгемптон, Лонг-Айленд
Март, 1990 год
Чарльз Уинстон Ратледж Третий аккуратно положил телефонную трубку на рычаг. Никаких изменений. Доктора выявили некоторые улучшения в ЭЭГ, но по-прежнему были осторожны в своих прогнозах. «Всегда есть шанс, мистер Ратледж», — повторяли они как молитву. Чарльз доставил в больницу профессора Джейкоба Филлоса, одного из лучших нейрохирургов в мире.
«Да, шанс есть», — подтвердил профессор Филлос после длительных раздумий. Затем потрепал Чарльза по руке, как будто тот — обеспокоенный папаша пятилетней девочки, и посоветовал не волноваться. Чертов старый осел.
«Всегда есть шанс». Это стало и его молитвой. Маргарет должна жить. Она будет жить. Он, Чарльз, не мог существовать без нее. Он давно уже знал это.
Он набрал номер Б. Дж. Льюиса, частного детектива в Манхэттене. Чарльз назвал себя и буквально через несколько секунд был соединен с великим сыщиком; в лучшие времена он посмеялся бы над собственным образом всемогущего человека, но сейчас, когда дела его были так плохи, ситуация показалась ему нелепой. Одна надежда на то, что Льюис знает свое дело, и знает неплохо.
— Говорит Ратледж. Есть какие-нибудь новости? Чарльз не ожидал услышать ничего ободряющего и уже собирался скрыть за легким вздохом накопившееся раздражение. Он был недоволен всеми окружающими его людьми, которые считались профессионалами, но в этом деле оказались бессильны. Хотя у Б. Дж. Льюиса было не так уж и много зацепок: темный седан, четырехдверный, водитель скорее всего был пьян, машина должна быть помята со стороны пассажирского сиденья, поскольку удар пришелся на ту сторону, где сидела Маргарет.
Но на этот раз Чарльзу не пришлось разочаровываться. Он выпрямился в кресле, судорожно сжимая трубку.
— Бог мой, вы уверены в этом, Б. Дж.?
Чарльз послушал, что ответил ему Б. Дж.; рука его дрожала от нетерпения.
— Естественно, не знаю!
И через какое-то время добавил, заканчивая разговор:
— Продолжайте работать над этим. Вы же знаете не хуже меня, что нельзя торопить события. Собирайте улики. Мне надо немного подумать.
Он слушал еще несколько секунд, затем положил трубку.
Судя по всему, Б. Дж. удалось установить личность водителя той машины, которая врезалась в Маргарет, а потом уехала с места аварии. По крайней мере у него не было сомнений относительно машины и ее владельца. Чарльз не знал, что он рассчитывал услышать, но мог точно сказать, что никак не это. Машина принадлежала женщине.
Чертовой пьяной женщине, протаранившей автомобиль Маргарет.
Ее звали Сильвия Карлуччи.
И Б. Дж. поинтересовался, слышал ли Чарльз об этой женщине: Сильвия славилась тем, что швыряла деньгами направо и налево, могла выпить целое море мартини и окружила себя бесчисленным количеством молодых любовников.
Чарльз медленно поднялся из кресла. Когда он нанимал Б. Дж., у него не было сомнений, что ситуация находится у него под контролем. Но такого Чарльз никак не мог ожидать. Нет, он ждал всего чего угодно, но только не этого. Пьяного подростка, возможно, перепуганного и впавшего в панику. Но не Сильвию Карлуччи. Будь эта женщина монахиней — люди все равно знали бы о ней все; она всегда была на виду, потому что ее отцом был сам Карло Карлуччи из Чикаго. Сейчас Сильвии Карлуччи было около пятидесяти, и она до сих пор здорово… здорово увлекалась спиртным, а также молодыми любовниками, которых вечно таскала за собой. И еще у нее был муж, порвавший с Сильвией много лет назад, правда, они и до этого не слишком ладили. Естественно, официально они не были разведены — такие номера не проходили с дочерью самого Карло Карлуччи, проживавшего на последнем этаже дома на Мичиган-авеню. Сейчас тому стукнуло уже семьдесят пять, и он до сих пор был окружен своими многочисленными дружками-прихлебателями.
В подобном совпадении было столько грустной иронии, что Чарльз никак не мог оправиться от потрясения.
Зазвонил телефон. Это была его личная линия. Чарльз знал, что ни один человек в доме не подойдет к телефону, услышав, что звонок идет по этой линии. Он вернулся к письменному столу и снял трубку. Этот номер знали только шесть человек.
— Да. Ратледж слушает.
— Я скучаю по тебе, Чарльз.
Ему сейчас так не хватало этого. Чарльз понизил голос до шепота и заговорил с наигранной холодностью:
— Послушай, Клаудиа. Я не знаю, зачем ты позвонила, но мне сейчас не до этого. Моя жена еще в больнице, в коме, и я страшно занят, у меня полно дел и… я очень переживаю за нее.
— Но прошло уже столько времени, и мне тебя не хватает.
Взгляд Чарльза скользнул вдоль стены библиотеки и устремился на маленькое окошечко, выходившее на восточную лужайку. Оттуда открывался прекрасный вид, несмотря на голые деревья, черную траву и подстриженные кусты роз без единого цветка. Все казалось спящим. Даже Маргарет.
Но Клаудиа не выглядела спящей, красивая умелая Клаудиа. Чарльз вначале даже не мог вспомнить, как это он позволил ей войти в свою жизнь. Но потом, конечно же, вспомнил. Во всем был виноват ее рот. Такое простое объяснение: всего-навсего ее рот.
— Послушай, Клаудиа, я не могу. Мы же расстались больше чем полгода назад. Я хотел этого тогда и хочу сейчас. Извини.
Клаудиа пропустила мимо ушей его слова и заговорила сама, описывая, что собирается делать с ним, в мельчайших и очень выразительных подробностях. Она прекрасно знала, что от ее слов Чарльз тут же возбудится, и оказалась права. Только на этот раз рассудок в нем побелил желание. Чарльз подождал, пока Клаудиа закончит свой искусный монолог, предназначенный для того, чтобы он потерял голову от страсти.
Наконец она замолчала, и Чарльз смог произнести:
— Клаудиа, ты доставишь мне огромное удовольствие, приняв скромный знак моего внимания. — Он позабыл, что уже преподнес ей довольно дорогой подарок несколько месяцев тому назад, когда наконец порвал с ней. — Скажем, бриллиантовый браслет? От Картье? Я попрошу, чтобы его доставили тебе сегодня днем. Нет, нет, сам принести не могу.
Произнося эти слова, Чарльз уже не был так уверен в себе; в глубине души он осознавал, что желает того облегчения, которое принесет свидание с ней. Всего один миг из целой вечности, час из суток, когда не надо будет ни о чем думать, когда с помощью секса ослабнет страшное телесное напряжение. А потом Клаудиа всегда бывает такой милой; она будет слушать его, сочувствовать ему, станет такой, какой Чарльз захочет ее увидеть…
Он был слабым и ненавидел себя за это, но он был мужчиной, а его отец любил повторять, что мужчины становятся сильными тогда, когда им что-то небезразлично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Маркус, тебе уже давно пора сматывать удочки. Знаю, мы уже обсуждали эту тему, но, черт побери, послушай меня еще раз! Ты выполнил свою миссию. Провалилось одно покушение — удастся следующее. Пусть его убьют. Кому до этого есть дело?
Маркус вздохнул:
— Тебе, Джон, и мне тоже, уже не говоря о дяде Морти.
— К черту дядю Морти. Господи, конечно, я не это имел в виду. Ладно, поступай как знаешь. Кстати, твоя мать проводит с ним довольно много времени. Будь особенно осторожен в Марселе. Ты будешь иметь дело с настоящим подонком. Бертран как-то связан с Оливером, не так ли?
— Сомневаюсь, но Доминик мне ничего об этом не говорил. Ты же знаешь, как они с Оливером ненавидят друг друга. Чтобы они стали вместе работать? Вряд ли.
— Как твоя репортерша?
— Сегодня утром возвращается в резиденцию. Она упряма, мечтает размозжить мне голову камнем, знает карате почти так же хорошо, как я, и…
В трубке раздался смешок:
— Кажется, ты вернулся в старые добрые времена. Я видел ее фотографию. На обложке книги.
— Ну и?..
— Красивая, эти ясные глаза… Какого они цвета, зеленого?
— Нет, голубого. Когда она злится, в них появляются серые крапинки.
— С ней будет все в порядке, когда ты уедешь с острова?
— Да, по крайней мере хочется на это надеяться. Через пару минут Маркус повесил трубку. Теперь в его мыслях Рафаэлла перестала быть убийцей. Она стала для него женщиной: хрупкой, наивной и высокомерной. Да, Рафаэлла действительно остра на язык. И Маркус беспокоился за нее. Его не будет дня три, а может, и больше. Одному Богу известно, в какие неприятности она может влипнуть за это время.
Маркус поднялся и выскользнул из кабинета через служебный вход. Интересно, удастся ли ему уговорить госпожу Холланд немного потискаться до того, как он отвезет ее назад в резиденцию. Маркус, пожалуй, согласился бы даже снова поговорить с ней о том, как они в детстве ходили в походы. Да ведь тем для разговора было предостаточно. И от этого он расстроился еще больше. Маркусу так хотелось узнать ее, узнать на самом деле. Хотелось поговорить с ней, поговорить по-настоящему. Он был готов выйти за рамки двусмысленных шуток и насмешек.
Возможно, Рафаэлла даже не станет разговаривать с ним. Прошлой ночью она здорово на него разозлилась. И кажется, Маркус знал почему. От того, что произошло между ними в бассейне, она, без сомнения, получила громадное удовольствие. Нет, Рафаэлла отказалась остаться в резиденции, потому что испугалась, что Маркус станет обыскивать ее виллу.
А он сделал бы это. Маркус задумался, нельзя ли выпроводить ее оттуда прямо сейчас, чтобы он смог обыскать комнаты. Надо подумать. Сказать, что ей звонят из Штатов? Нет, нельзя. Рафаэлла решит, что это насчет матери. А Маркусу не хотелось так пугать ее только ради того, чтобы порыться на ее вилле.
Маркусу не терпелось узнать, что за странную книгу она постоянно читает. Теперь он понял, почему она показалась ему странной. Это не была книга, напечатанная в типографии. Нет, она скорее напоминала дневник. И ему страшно хотелось узнать содержание этого дневника.
Но Рафаэлла была отнюдь не такой глупой. Когда Маркус предложил ей позавтракать с ним, она тут же согласилась, но уже тогда он понял, что Рафаэлла надежно спрятала книгу, навсегда лишив его шанса найти ее.
И Маркус повел Рафаэллу завтракать. Другого выхода не было. В белоснежных брюках и голубой рубашке девушка выглядела свежей, юной и невинной, как младенец. Рафаэлла заплела волосы в косу и почти не накрасилась. Она нравилась Маркусу. Даже больше чем нравилась.
— Ты выглядишь посвежевшей. Хорошо выспалась? Или была очень занята, пряча по углам разные вещи?
Пальцы Рафаэллы крепко сжали кофейную чашку.
— Прошлой ночью во время пробежки я взяла с собой все свои ценные вещи, все собранные мной материалы и секретные документы и глубоко закопала. Тебе никогда не найти их, так что лучше забудь об этом.
— Я знал, что ты это сделаешь. — Маркус вздохнул, откинулся в кресле и сложил руки на груди. — Надеюсь, ты учла высшую точку прилива и не закопала эти предметы слишком близко к берегу.
Рафаэлла хлопнула себя ладонью по лбу:
— О, черт возьми! Как глупо и как необдуманно я поступила! Наверное, во мне взыграли гормоны.
— Ты же сказала вчера вечером, что у тебя скоро должны начаться месячные. — Рафаэлла зашикала на него, но Маркус не обратил внимания. — Ладно, твоя взяла. Прошлой ночью мне надо было связать тебе руки и все-таки обыскать твою виллу. Вы сильно усложняете мне жизнь, госпожа Холланд. А потом начинаете целовать меня, и я чувствую, что вот-вот прощу вам почти все ваши грехи. — Рафаэлла уже открыла рот, чтобы запротестовать, но Маркус поднял руку, останавливая ее: — Нет, можешь даже не говорить об этом. Наверное, в саду у тебя на вилле лежит камень, на котором высечены мои инициалы.
Рафаэлла улыбнулась:
— До чего же ты хорош, Маркус. Даже вырезая твои инициалы на этом камне, я думала, как ты хорош. И даже размышляя над тем, что ты самый большой подлец в мире, я не переставала думать, что ты отменно хорош.
— И прекрасный любовник? Разумеется, делая скидку на то, что все происходило на глубине двух с половиной метров.
Некоторое время Рафаэлла молчала, просто глядя на Маркуса. Наконец она произнесла:
— Да, раньше мне не доводилось вытворять ничего подобного. Мне было все равно, я даже не думала, что делаю. Странно, не правда ли?
«Лучше бы она так не говорила». Ее слова до смерти напугали Маркуса и одновременно взволновали его до глубины души. Он решил, что вести поверхностные разговоры намного лучше. По крайней мере безопаснее. И отрывисто проговорил:
— Да, чертовски странно.
— Раньше я никогда не доверяла красивым мужчинам. Ты только ни в коем случае не подумай, что тебе я доверяю. Помню одного испанца: он учился на старшем курсе, когда я еще была зеленой первокурсницей, и был божественно хорош, по крайней мере так считали все девчонки. Но я не доверяла ему. И стала доверять еще меньше, когда он стал поглядывать в мою сторону своими черными латинскими глазами.
Рафаэлла замолчала. Она выглядела крайне взволнованной.
— Я хотела бы получше понять тебя.
— Я — личность заурядная и простая. Тут и понимать нечего.
— Разумеется, но в таком случае мой пройдоха начальник — святоша, гуляющий по райским кущам.
— Ладно, в этом мы похожи. Я никогда особенно не доверял хорошеньким женщинам.
Рафаэлла не долго думая рассмеялась. Ее смех был совсем не наигранным — она просто смеялась ему в лицо.
— Какая чушь.
— Думаешь, я поверю, что ты не догадываешься о своей привлекательности? Я лопну от смеха, если ты начнешь убеждать меня в этом.
Рафаэлла взглянула на Маркуса, и ее веселость как рукой сняло.
— Я не из вашей команды, мистер Девлин, или как там вас зовут на самом деле. Это мне надо было бы навести о вас справки, но, даю голову на отсечение, никто не ответил бы мне, кто вы такой и что собой представляете на самом деле. Вы ведь очень умны, не так ли?
— Сомневаюсь, госпожа Холланд. А если бы кто-то стал наводить у меня справки о вас, то я бы ответил, что вы способны играть за любую команду. И еще я бы сказал, что вы так мило вскрикиваете, когда находитесь на грани оргазма. И что у вас сильные ноги благодаря всем этим пробежкам. Мне нравится, как они…
— Интересно, куда подевалась официантка, — проговорила Рафаэлла, оглядываясь по сторонам.
— А у тебя был выпускной бал? Ты носила перстень старшекурсника? Ты любишь футбол?
Рафаэлла склонила голову набок — официантка была тут же забыта.
— Да, нет и да, я обожаю футбол.
— Какая твоя любимая команда в НФЛ?
— «49» из Сан-Франциско. Я влюблена в Джо Монтана, Джерри Раиса и Роджера Крейга и…
Маркус поднял руку, засмеявшись.
— Скорее это страсть, а не любовь. И ты смотришь матчи по воскресеньям?
— Конечно. Беру воскресный номер «Трибюн», кофе и булочки из соседней пекарни. И еще я играю на тотализаторе «Трибюн». За последние несколько сезонов я выиграла больше трехсот долларов. А ты?
— Я болею за «Медведей», ну, что еще тебе сказать?
Маркус замолк, и внезапно у него перед глазами возникла картина: воскресное осеннее утро, они лежат в постели и смотрят матч до середины, затем занимаются любовью, потом продолжают смотреть игру, споря насчет игроков… Маркус одернул себя и отрывисто проговорил:
— Сегодня я покидаю остров.
Рафаэлла, удивленная, быстро взглянула на Маркуса. Внезапно она поняла, что не хочет, чтобы тот уезжал. Это привело ее в замешательство и немного разозлило.
— Зачем? Или это еще один из твоих секретов?
— У меня кое-какие дела во Франции, ничего особенного. Вернусь к пятнице. Один совет, госпожа Холланд. Будьте осторожны в резиденции. Я не шучу. Никому не доверяйте. Ничего не предпринимайте, заранее не обдумав. Понятно?
— Единственное, что мне не совсем понятно, это почему ты меня предупреждаешь.
Маркус пожал плечами и кивнул Мелиссе, одной из официанток.
— Под водой ты была великолепна. Просто будь осторожна. Привет, Мелли. Прекрасное утро, не правда ли? Тост и половинку грейпфрута, пожалуйста. Госпожа Холланд…
— А у тебя три инициала или только два? Пожалуйста, кофе, Мелисса, и рогалик.
Маркус не отрывал взгляда от длинных ног Мелиссы, удалявшейся в сторону кухни.
— Интересно, успел ли Хуан найти твои трусики? Этот восемнадцатилетний мальчишка страшно испорчен. Наверное, он будет на седьмом небе от счастья и повесит их в рамочку над кроватью.
— А что у тебя за дела во Франции?
— А может, их найдет Делорио. Он любит поплавать с утра пораньше. Будь с ним поосторожней. — Маркус выпрямился, взял руку Рафаэллы и крепко сжал ее. — Предупреждаю тебя. Никому не доверяй. А теперь расскажи мне, что написано в том дневнике, который ты так поспешно спрятала?
«Из него невозможно выудить абсолютно никакой информации», — подумала про себя Рафаэлла. Настоящий изворотливый моллюск, да еще с закрытым ртом.
— Ага, а вот и наш завтрак. — Он выпустил ее руку. — Набирайтесь сил, госпожа Холланд. Когда я вернусь, то придумаю новые, более захватывающие способы вырвать вас из цепких рук морали и нравственности.
«Мосты», Саутгемптон, Лонг-Айленд
Март, 1990 год
Чарльз Уинстон Ратледж Третий аккуратно положил телефонную трубку на рычаг. Никаких изменений. Доктора выявили некоторые улучшения в ЭЭГ, но по-прежнему были осторожны в своих прогнозах. «Всегда есть шанс, мистер Ратледж», — повторяли они как молитву. Чарльз доставил в больницу профессора Джейкоба Филлоса, одного из лучших нейрохирургов в мире.
«Да, шанс есть», — подтвердил профессор Филлос после длительных раздумий. Затем потрепал Чарльза по руке, как будто тот — обеспокоенный папаша пятилетней девочки, и посоветовал не волноваться. Чертов старый осел.
«Всегда есть шанс». Это стало и его молитвой. Маргарет должна жить. Она будет жить. Он, Чарльз, не мог существовать без нее. Он давно уже знал это.
Он набрал номер Б. Дж. Льюиса, частного детектива в Манхэттене. Чарльз назвал себя и буквально через несколько секунд был соединен с великим сыщиком; в лучшие времена он посмеялся бы над собственным образом всемогущего человека, но сейчас, когда дела его были так плохи, ситуация показалась ему нелепой. Одна надежда на то, что Льюис знает свое дело, и знает неплохо.
— Говорит Ратледж. Есть какие-нибудь новости? Чарльз не ожидал услышать ничего ободряющего и уже собирался скрыть за легким вздохом накопившееся раздражение. Он был недоволен всеми окружающими его людьми, которые считались профессионалами, но в этом деле оказались бессильны. Хотя у Б. Дж. Льюиса было не так уж и много зацепок: темный седан, четырехдверный, водитель скорее всего был пьян, машина должна быть помята со стороны пассажирского сиденья, поскольку удар пришелся на ту сторону, где сидела Маргарет.
Но на этот раз Чарльзу не пришлось разочаровываться. Он выпрямился в кресле, судорожно сжимая трубку.
— Бог мой, вы уверены в этом, Б. Дж.?
Чарльз послушал, что ответил ему Б. Дж.; рука его дрожала от нетерпения.
— Естественно, не знаю!
И через какое-то время добавил, заканчивая разговор:
— Продолжайте работать над этим. Вы же знаете не хуже меня, что нельзя торопить события. Собирайте улики. Мне надо немного подумать.
Он слушал еще несколько секунд, затем положил трубку.
Судя по всему, Б. Дж. удалось установить личность водителя той машины, которая врезалась в Маргарет, а потом уехала с места аварии. По крайней мере у него не было сомнений относительно машины и ее владельца. Чарльз не знал, что он рассчитывал услышать, но мог точно сказать, что никак не это. Машина принадлежала женщине.
Чертовой пьяной женщине, протаранившей автомобиль Маргарет.
Ее звали Сильвия Карлуччи.
И Б. Дж. поинтересовался, слышал ли Чарльз об этой женщине: Сильвия славилась тем, что швыряла деньгами направо и налево, могла выпить целое море мартини и окружила себя бесчисленным количеством молодых любовников.
Чарльз медленно поднялся из кресла. Когда он нанимал Б. Дж., у него не было сомнений, что ситуация находится у него под контролем. Но такого Чарльз никак не мог ожидать. Нет, он ждал всего чего угодно, но только не этого. Пьяного подростка, возможно, перепуганного и впавшего в панику. Но не Сильвию Карлуччи. Будь эта женщина монахиней — люди все равно знали бы о ней все; она всегда была на виду, потому что ее отцом был сам Карло Карлуччи из Чикаго. Сейчас Сильвии Карлуччи было около пятидесяти, и она до сих пор здорово… здорово увлекалась спиртным, а также молодыми любовниками, которых вечно таскала за собой. И еще у нее был муж, порвавший с Сильвией много лет назад, правда, они и до этого не слишком ладили. Естественно, официально они не были разведены — такие номера не проходили с дочерью самого Карло Карлуччи, проживавшего на последнем этаже дома на Мичиган-авеню. Сейчас тому стукнуло уже семьдесят пять, и он до сих пор был окружен своими многочисленными дружками-прихлебателями.
В подобном совпадении было столько грустной иронии, что Чарльз никак не мог оправиться от потрясения.
Зазвонил телефон. Это была его личная линия. Чарльз знал, что ни один человек в доме не подойдет к телефону, услышав, что звонок идет по этой линии. Он вернулся к письменному столу и снял трубку. Этот номер знали только шесть человек.
— Да. Ратледж слушает.
— Я скучаю по тебе, Чарльз.
Ему сейчас так не хватало этого. Чарльз понизил голос до шепота и заговорил с наигранной холодностью:
— Послушай, Клаудиа. Я не знаю, зачем ты позвонила, но мне сейчас не до этого. Моя жена еще в больнице, в коме, и я страшно занят, у меня полно дел и… я очень переживаю за нее.
— Но прошло уже столько времени, и мне тебя не хватает.
Взгляд Чарльза скользнул вдоль стены библиотеки и устремился на маленькое окошечко, выходившее на восточную лужайку. Оттуда открывался прекрасный вид, несмотря на голые деревья, черную траву и подстриженные кусты роз без единого цветка. Все казалось спящим. Даже Маргарет.
Но Клаудиа не выглядела спящей, красивая умелая Клаудиа. Чарльз вначале даже не мог вспомнить, как это он позволил ей войти в свою жизнь. Но потом, конечно же, вспомнил. Во всем был виноват ее рот. Такое простое объяснение: всего-навсего ее рот.
— Послушай, Клаудиа, я не могу. Мы же расстались больше чем полгода назад. Я хотел этого тогда и хочу сейчас. Извини.
Клаудиа пропустила мимо ушей его слова и заговорила сама, описывая, что собирается делать с ним, в мельчайших и очень выразительных подробностях. Она прекрасно знала, что от ее слов Чарльз тут же возбудится, и оказалась права. Только на этот раз рассудок в нем побелил желание. Чарльз подождал, пока Клаудиа закончит свой искусный монолог, предназначенный для того, чтобы он потерял голову от страсти.
Наконец она замолчала, и Чарльз смог произнести:
— Клаудиа, ты доставишь мне огромное удовольствие, приняв скромный знак моего внимания. — Он позабыл, что уже преподнес ей довольно дорогой подарок несколько месяцев тому назад, когда наконец порвал с ней. — Скажем, бриллиантовый браслет? От Картье? Я попрошу, чтобы его доставили тебе сегодня днем. Нет, нет, сам принести не могу.
Произнося эти слова, Чарльз уже не был так уверен в себе; в глубине души он осознавал, что желает того облегчения, которое принесет свидание с ней. Всего один миг из целой вечности, час из суток, когда не надо будет ни о чем думать, когда с помощью секса ослабнет страшное телесное напряжение. А потом Клаудиа всегда бывает такой милой; она будет слушать его, сочувствовать ему, станет такой, какой Чарльз захочет ее увидеть…
Он был слабым и ненавидел себя за это, но он был мужчиной, а его отец любил повторять, что мужчины становятся сильными тогда, когда им что-то небезразлично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46