Коко подняла глаза и увидела входящих Делорио и Паулу. Доминик отпустил ее пальцы, продолжая лежать на животе.
— Я слышал, на курорте произошла заварушка, — проговорил Делорио. — Кто-то пытался застрелить Маркуса.
— Да, — ответил Доминик, — но с ним все в порядке, его спасла женщина.
Делорио был одет в теннисные шорты, белую майку и кроссовки. Образ идеального спортсмена нарушали только угрюмый рот, золотая цепь на шее и безумно дорогой «Ролекс» на запястье. Коко всегда пыталась представить себе, какой была первая жена Доминика. Она видела несколько стертых от времени фотографий, но портретов не было и в помине, и вообще Доминик не хранил ничего, что напоминало бы о жене. Ничего, кроме Делорио, у которого были темные глаза итальянца и черные волосы, уже слегка поредевшие на макушке. Природа не наделила Делорио тем аристократическим сложением, которое было у отца. Он был ниже и более плотный: своей комплекцией он скорее напоминал портового грузчика, чем сына богатого человека. Его ляжки в белых теннисных шортах были толстыми и очень волосатыми.
— Меркел спрашивал, можно ли ему пойти вместе с Коко, — обратился Делорио к отцу. — Он хочет разведать обстановку, поговорить с Хэнком, посмотреть, удалось ли что-то выяснить.
— Он рассказал тебе, что случилось с Маркусом?
— Ага. Ты же знаешь, у него шпионы повсюду.
— Передай ему, пусть идет, если хочет.
— А кто эта женщина?
— Ее имя Рафаэлла Холланд, — вмешалась Коко. — Я вчера с ней познакомилась, и она хочет пообедать со мной. — Коко пожала плечами. — Возможно, просто гоняется за знаменитостями.
— Может, я пойду с тобой? — спросила Паула, выглядывая из-за плеча мужа.
Коко отрицательно покачала головой:
— Не думаю, что это удобно, Паула. Эта женщина хочет встретиться со мной. Дай мне самой выяснить, что ей нужно.
— Ты становишься циничной, — отметил Доминик.
— Здесь так скучно, — пожаловалась Паула.
— Давай поиграем в теннис, — предложил Делорио и взял жену за руку. — Удалось узнать что-нибудь новое о тех голландцах?
— Нет, ничего.
— Я не хочу играть в теннис.
— Надо, у тебя ляжки стали толстые.
— Толстые! Какая чушь, ты просто ревнуешь.
— Да что ты? И к кому на этот раз?
— К Маркусу, ты ревнуешь к Маркусу!
— Маркус — пустое место, только и умеет, что хорошо работать. Пошли, Паула.
Доминик молчал и заговорил только тогда, когда сын и невестка отошли настолько далеко, что уже не могли слышать его.
— Я надеялся, что она подойдет ему, — произнес Доминик в воздух. — Правда, надеялся. Думал, что Делорио исправится. Ему надо научиться ориентироваться, осознать свое место в мире в роли моего сына. Ведь он — единственное, что у меня есть. И жена должна была бы помочь ему в этом. Паула из состоятельной семьи, получила прекрасное образование — отец даже отправил ее в Швейцарию, на высшие женские курсы, — продолжал Доминик, — и посмотри на нее: вечно ноет, вечно всем недовольна. Это ведь ты говорила мне, что видела, как Л инк выходил из ее комнаты поздно ночью, когда Делорио еще не вернулся из Майами?
— Да, но Линк слишком стар для нее. Может, просто развлекал ее байками про Камбоджу. Взгляни на это с другой стороны. Отношения между ними, в общем, складываются удачно. Делорио любит руководить, и, если я не ошибаюсь, Пауле очень нравится уступать, быть зависимой. Они подходят друг другу.
— Только в постели.
— Может быть, но это только начало их совместной жизни.
Коко могла бы еще добавить, что именно женитьба заставляет Делорио держаться на расстоянии от женщин-служанок на острове, но не сделала этого. Он представлял собой опасность, этот необузданный мальчик с телом мужчины, садист и задира. Джованни старался закрывать глаза на все, что касалось сына. Только в тех случаях, когда Доминик лицом к лицу сталкивался с дикостью и злобой Делорио, он сдерживал его с равной жестокостью. Доминик и раньше делился с Коко своими надеждами на то, что Делорио повзрослеет, наберется опыта и станет благоразумным, но Коко знала, что этому не бывать. Она вдавила кончики пальцев в сильно выступающую мышцу на спине Доминика; он застонал от удовольствия.
* * *
К одиннадцати часам утра Маркусу с помощью всего-навсего одного телефонного звонка Марти Якобсу из «Майами геральд» уже удалось разузнать немного о Рафаэлле Холланд. Марти знал все про всех и любил посплетничать, причем абсолютно безвозмездно. Он рассказал Маркусу о «Пулитцере», который получила Рафаэлла… да, за разоблачение около двух с половиной лет назад группы неонацистов в Делавэре. Значит, Рафаэлла и есть та самая журналистка, проводившая расследование. Маркус помнил ту историю. После «Пулитцера» она перешла в «Бостон трибюн» и быстро добилась повышения, получив должность репортера отдела расследований. Говорят, она красотка. Неужели Маркус хочет затащить ее в постель? Ну, в таком случае он Маркусу ничего не говорил… Затем Марти сказал ему, куда и кому надо звонить, чтобы получить информацию более личного характера. Маркус выяснил, что ей лет двадцать пять — двадцать шесть, что она умна, упряма, иногда действует необдуманно, повинуясь импульсу, что только что расследовала еще одно шумное дело о парнишке из Бостона. Подозревали, что он вырезал свою семью, но оказалось, что это не так… — преступление совершил его младший брат, и Рафаэлла докопалась до истины. Мало кто знал, что она была незаконнорожденной. Мать Рафаэллы была очень богата и родила ее, будучи совсем юной. Личность отца Рафаэллы не была установлена, и, похоже, вряд ли будет когда-нибудь известно, кто он.
Чарльз Уинстон Ратледж Третий, очень богатый, влиятельный газетчик, приходился Рафаэлле отчимом. Ее мать в настоящий момент находилась в коме и лежала в частной клинике на Лонг-Айленде — в ее машину врезался пьяный водитель, скрывшийся с места преступления. Полиция разыскивает темно-синий седан, но не знает ни номеров машины, ни даже пола водителя. В общем, шансов на победу над ней у Маркуса почти не было. Он повесил трубку и откинулся на стуле, постукивая костяшками пальцев по столешнице.
Она приехала сюда, чтобы писать книгу, не так ли?
И ее мать лежит в клинике в коме?
Маркус желал узнать о ней все. Так много всего произошло, даже слишком много, и он понимал, что только информация может спасти его от гибели. Мысли Маркуса снова вернулись к «Вирсавии», к покушению на него прошлой ночью — если только его в самом деле хотели убить. Внезапно он принял решение позвонить Сэвэджу в Чикаго.
Набирая номер Сэвэджа, Маркус улыбался, слушая мелодичные сигналы. В первые шесть месяцев работы офис Маркуса был добросовестно снабжен подслушивающими устройствами. Потом он просто выложил жучки перед Домиником и сказал, что все это дерьмо ему не нравится и что он уволится, если Доминик не будет достаточно доверять ему, по крайней мере как управляющему курортом.
Затем, два месяца спустя, Маркус самостоятельно установил специальную личную линию, о которой никто не знал. Она действовала по сложнейшим схемам, и проследить и вычислить звонки было просто невозможно благодаря изобретательности таможенных служб США.
Они снабдили Маркуса застрахованным от прослушивания оборудованием, а также легендой, которую никак нельзя было опровергнуть, не важно, насколько глубоко стали бы копать. Что еще нужно было человеку для счастья?
Теперь каждые две недели Маркус с помощью электронного оборудования проверял офис на наличие жучков. Доверять было хорошо, но до разумных пределов.
— Сэвэдж слушает. Что случилось, Маркус?
— Несколько вещей, Джон. Я хочу, чтобы ты попросил Харли или кого-нибудь из его ребят собрать информацию о некоей Рафаэлле Холланд, журналистке из «Бостон трибюн». Я и сам уже выяснил довольно много, но меня не покидает ощущение, что здесь кроется что-то большее, и, возможно, это большее может стоить мне жизни. В любом случае посмотрим, что удастся раскопать Харли. Что-нибудь прояснилось насчет «Вирсавии»? И насчет этой женщины — Тюльп?
— Да, я собирался звонить тебе в наше обычное время. Имя этой женщины скорее всего Фрида Хоффман, она из Маннхейма, это в Западной Германии. Профессия — наемный убийца. Все не так просто. Она завоевала репутацию железного человека, всегда доводящего дело до конца. За свою работу Фрида всегда получала огромные деньги. Что ты думаешь по этому поводу? Она соответствует твоим описаниям, а в настоящее время числится пропавшей. Харли пытается разузнать, кто нанял ее для убийства Доминика. Когда что-нибудь выяснится, я дам тебе знать. Теперь «Вирсавия». Ничего похожего в Голландии не существует: ни террористической группировки, ни крупной организации — ничего. Однако Харли продолжает поиски. Теперь это не займет много времени. Да, Маркус, по словам Харли, он очень доволен, что ты не дал Доминику погибнуть.
— А как же иначе. Смерть от пули — слишком легкая для него. Он хочет засадить Доминика в тюрьму до второго пришествия. Ах да, Джон, я что-то не понимаю, зачем этим людям вздумалось рисовать какое-то чертово название «Вирсавия» на боку вертолета. Я не вижу ни капли смысла в подобном риске, ведь название может вывести на организацию или на человека, замешанного в этом.
— Потому что, друг мой, предполагалось, что оттуда никто не уйдет живым, по крайней мере никто из тех, кто видел надпись. А Джованни удалось что-нибудь выяснить?
— Не знаю. Он мне ни черта не рассказывает. Всегда вежлив, но тверд как камень. Он просто избегает меня. Что-нибудь выяснили о Корбо и Ван Весселе?
— Мелкие бандиты по найму. По словам Харли, допрашивай не допрашивай, они все равно ничего не смогли бы рассказать.
Но тогда почему они отравились?
Маркус повесил трубку, немного подиктовал Келли и обнаружил, что уже почти час дня. Сейчас Рафаэлла Холланд обедает с Коко.
— Я иду обедать, — бросил он Келли и выскочил из офиса, не дав ей возможности наброситься на него с вопросами, задержать или нагрузить новыми сообщениями.
Стоило Маркусу увидеть Коко и Рафаэллу вместе, он тут же понял — то, что они обсуждают, ему бы не понравилось. Коко поймала взгляд Маркуса и помахала ему, затем сказала что-то Рафаэлле.
Та высоко подняла голову и одарила его взглядом, который напугал бы любого, даже самого отчаянного мужчину.
Маркус ухмыльнулся. Он почувствовал, что мир — сегодня и в будущем — сулит ему много увлекательного, и зашагал к столику.
Глава 8
«Маркус неплохо рассчитал время», — подумала Рафаэлла, недовольно поглядывая на него. Она перебирала про себя всевозможные предлоги для того, чтобы остаться наедине с Коко, когда, к ее великому облегчению, к столику подошла женщина и протянула Маркусу листок бумаги. Коко и Рафаэлла наблюдали, как он прочитал послание, аккуратно сложил записку, махнул им на прощание и удалился.
— Наверное, что-то опять должно случиться, — объяснила Коко. — Маркус может решить почти любую проблему, и все эти проблемы стекаются прямо к нему.
Коко нахмурилась, а Рафаэлла задалась вопросом, не вспоминает ли она о вчерашнем вечере, если ей вообще что-либо известно о случившемся. Рафаэлле совсем не хотелось обсуждать эту тему.
— Хорошо, что на какое-то время мы остались одни. Я ведь в самом деле хотела поговорить с вами, Коко.
Рафаэлла решила применить к Коко Вивро подход «я преклоняюсь перед вашим талантом» и заметила, что на Коко это подействовало. Какое облегчение! Рафаэлла испытывала потребность быть откровенной и остроумной, и ей это удавалось. Подарив Коко надписанный экземпляр своей книги «Темная лошадка» о Луисе Рамо, Рафаэлла сказала:
— Я хотела бы написать биографию мистера Джованни с акцентом на последние два года его жизни, иными словами, на вас, мисс Вивро.
Рафаэлла откусила кусочек свежей креветки, обмакнув ее в соус, и стала медленно жевать, в то время как Коко сидела, не произнося ни слова. Слова Рафаэллы явно обеспокоили и насторожили ее.
Рафаэлла порылась в пачке фотографий и вырезок, найденных в дневниках матери. Она выбрала один снимок и протянула его Коко.
— Мне нравится эта фотография. Здесь вы с мистером Джованни выходите из магазинчика в деревне Святого Николая, на Крите.
Коко заморгала, пытаясь вспомнить.
— Боже мой, откуда вам это известно? Ох, ну и неделя выдалась тогда! Вам известно, что там есть остров под названием Спиналонга, который много веков подряд считался колонией прокаженных? Ваша коллекция просто поразительна. О, смотрите, вот фотография Доминика в Париже. Вы благодаря ей узнали обо мне и мистере Джованни?
Рафаэлла улыбнулась.
— Я собрала почти все материалы и фотографии, опубликованные когда-либо: на них вы и отдельно и вдвоем с Домиником. — «Благодаря тому, что моя мать была одержима этим мужчиной», — мысленно добавила Рафаэлла.
Она наблюдала за тем, как Коко перебирает фотографии: какие-то вызывали у нее улыбку, какие-то заставляли нахмуриться. Рафаэлла тщательно отобрала фотографии, так чтобы там не было снимков, сделанных до знакомства Коко с мистером Джованни три года назад. И статьи, принесенные ею, были скорее светские, за исключением двух. Наконец Коко повернулась к Рафаэлле и проговорила, изящно дернув плечиком:
— Да, вы были со мной честны и откровенны. Насколько я вижу, настрой у вас решительный. Приезжайте сегодня вечером в резиденцию и поговорите с мистером Джованни. Но, Рафаэлла, хочу предупредить вас: принимать окончательное решение будет только он.
Одна из статей, принесенных Рафаэллой — она показалась ей достаточно безобидной, — рассказывала о слушаниях в сенате в семидесятые годы. Коко прочитала ее, затем помолчала, размешивая ложечкой чай со льдом, в котором плавали листочки мяты.
— Значит, вам известно, что у мистера Джованни было довольно загадочное прошлое. — Она пожала плечами. — Противоречивое, если можно так выразиться. Да, были слушания в сенате, ему предъявили несколько обвинений — разумеется, осужден Доминик не был. Первое обвинение, кажется, в уклонении от налогов, второе имело отношение к политическим взяткам в семидесятые… его обвиняли в уголовном преступлении, но это было очень-очень давно. Естественно, это широко известные факты. Доминика не перестают преследовать американские службы под тем предлогом, что он торгует наркотиками. Но это ложь, Доминик, кстати, даже активный противник наркотиков. Не знаю почему, по он скорее умрет, чем дотронется до наркотиков. Доминик даже выделял средства на некоторые программы в Штатах, связанные с лечением от наркотической зависимости. Но американцы не клюют на это: они считают, что все это — ложь и лицемерие, и хотят утопить его. Мне хочется, чтобы вы знали заранее — всегда существует оборотная сторона медали. Поэтому я все это вам рассказываю.
— Я понимаю, — проговорила Рафаэлла и добавила, солгав и даже не моргнув глазом: — Я слышала, что мистер Джованни стоял за некоторыми программами, связанными с наркотиками.
Рафаэлла взяла еще одну статью и протянула ее Коко.
— В ходе моих предварительных исследований выяснилось, что мистер Джованни является торговцем оружием.
Коко быстро проглядела текст статьи.
— О да, но торговля происходит открыто и достаточно легально. Доминик связан с ЦРУ, но, естественно, если кто-то спросит его об этом, репортер или кто-нибудь еще, он станет категорически отрицать этот факт.
— Значит, он не имеет отношения к черному рынку оружия?
— Нет, конечно. Доминик знаком с такими людьми, но сам он никогда не стал бы этим заниматься. С Родди Оливером, к примеру. Если захотите посмотреть на дьявола, на человека, от вида которого мороз бежит по коже, поезжайте в Лондон и поговорите с ним.
— Насколько я понимаю, речь идет об огромных суммах денег, если учитывать тот риск, на который приходится идти.
— Но это справедливо почти для всего, что есть в жизни, не так ли? Некоторые вопросы вы должны задать самому Доминику, если он позволит. Если честно, я не хочу больше говорить на эту тему.
— А мистер Джованни в самом деле был виновен в тех преступлениях, о которых вы говорили?
Коко жевала листочек мяты и улыбалась.
— Нет, конечно. Возможно, Доминик и сделал некоторые глупости в молодости, но кто их не делал? Теперь он стал старше, мудрее — по крайней мере так он любит мне говорить. Я уже сказала вам, Доминик не верит в наркотики и не притронется к ним, какие бы деньги за этим ни стояли, хотя меня и удивляет, почему в таком случае он числится в списках Организации по борьбе с наркотиками. Доминик очень богат, Рафаэлла, и ему принадлежит весь этот остров, а не только Порто-Бьянко. У него дома в Париже, Риме, вилла на Крите — около деревушки Святого Николая — и огромное ранчо в Вайоминге. Доминик — законный бизнесмен, и все же, по правде говоря, я не думаю, что он захочет, чтобы кто-то писал его биографию. Зачем ему это? — Коко снова пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Я слышал, на курорте произошла заварушка, — проговорил Делорио. — Кто-то пытался застрелить Маркуса.
— Да, — ответил Доминик, — но с ним все в порядке, его спасла женщина.
Делорио был одет в теннисные шорты, белую майку и кроссовки. Образ идеального спортсмена нарушали только угрюмый рот, золотая цепь на шее и безумно дорогой «Ролекс» на запястье. Коко всегда пыталась представить себе, какой была первая жена Доминика. Она видела несколько стертых от времени фотографий, но портретов не было и в помине, и вообще Доминик не хранил ничего, что напоминало бы о жене. Ничего, кроме Делорио, у которого были темные глаза итальянца и черные волосы, уже слегка поредевшие на макушке. Природа не наделила Делорио тем аристократическим сложением, которое было у отца. Он был ниже и более плотный: своей комплекцией он скорее напоминал портового грузчика, чем сына богатого человека. Его ляжки в белых теннисных шортах были толстыми и очень волосатыми.
— Меркел спрашивал, можно ли ему пойти вместе с Коко, — обратился Делорио к отцу. — Он хочет разведать обстановку, поговорить с Хэнком, посмотреть, удалось ли что-то выяснить.
— Он рассказал тебе, что случилось с Маркусом?
— Ага. Ты же знаешь, у него шпионы повсюду.
— Передай ему, пусть идет, если хочет.
— А кто эта женщина?
— Ее имя Рафаэлла Холланд, — вмешалась Коко. — Я вчера с ней познакомилась, и она хочет пообедать со мной. — Коко пожала плечами. — Возможно, просто гоняется за знаменитостями.
— Может, я пойду с тобой? — спросила Паула, выглядывая из-за плеча мужа.
Коко отрицательно покачала головой:
— Не думаю, что это удобно, Паула. Эта женщина хочет встретиться со мной. Дай мне самой выяснить, что ей нужно.
— Ты становишься циничной, — отметил Доминик.
— Здесь так скучно, — пожаловалась Паула.
— Давай поиграем в теннис, — предложил Делорио и взял жену за руку. — Удалось узнать что-нибудь новое о тех голландцах?
— Нет, ничего.
— Я не хочу играть в теннис.
— Надо, у тебя ляжки стали толстые.
— Толстые! Какая чушь, ты просто ревнуешь.
— Да что ты? И к кому на этот раз?
— К Маркусу, ты ревнуешь к Маркусу!
— Маркус — пустое место, только и умеет, что хорошо работать. Пошли, Паула.
Доминик молчал и заговорил только тогда, когда сын и невестка отошли настолько далеко, что уже не могли слышать его.
— Я надеялся, что она подойдет ему, — произнес Доминик в воздух. — Правда, надеялся. Думал, что Делорио исправится. Ему надо научиться ориентироваться, осознать свое место в мире в роли моего сына. Ведь он — единственное, что у меня есть. И жена должна была бы помочь ему в этом. Паула из состоятельной семьи, получила прекрасное образование — отец даже отправил ее в Швейцарию, на высшие женские курсы, — продолжал Доминик, — и посмотри на нее: вечно ноет, вечно всем недовольна. Это ведь ты говорила мне, что видела, как Л инк выходил из ее комнаты поздно ночью, когда Делорио еще не вернулся из Майами?
— Да, но Линк слишком стар для нее. Может, просто развлекал ее байками про Камбоджу. Взгляни на это с другой стороны. Отношения между ними, в общем, складываются удачно. Делорио любит руководить, и, если я не ошибаюсь, Пауле очень нравится уступать, быть зависимой. Они подходят друг другу.
— Только в постели.
— Может быть, но это только начало их совместной жизни.
Коко могла бы еще добавить, что именно женитьба заставляет Делорио держаться на расстоянии от женщин-служанок на острове, но не сделала этого. Он представлял собой опасность, этот необузданный мальчик с телом мужчины, садист и задира. Джованни старался закрывать глаза на все, что касалось сына. Только в тех случаях, когда Доминик лицом к лицу сталкивался с дикостью и злобой Делорио, он сдерживал его с равной жестокостью. Доминик и раньше делился с Коко своими надеждами на то, что Делорио повзрослеет, наберется опыта и станет благоразумным, но Коко знала, что этому не бывать. Она вдавила кончики пальцев в сильно выступающую мышцу на спине Доминика; он застонал от удовольствия.
* * *
К одиннадцати часам утра Маркусу с помощью всего-навсего одного телефонного звонка Марти Якобсу из «Майами геральд» уже удалось разузнать немного о Рафаэлле Холланд. Марти знал все про всех и любил посплетничать, причем абсолютно безвозмездно. Он рассказал Маркусу о «Пулитцере», который получила Рафаэлла… да, за разоблачение около двух с половиной лет назад группы неонацистов в Делавэре. Значит, Рафаэлла и есть та самая журналистка, проводившая расследование. Маркус помнил ту историю. После «Пулитцера» она перешла в «Бостон трибюн» и быстро добилась повышения, получив должность репортера отдела расследований. Говорят, она красотка. Неужели Маркус хочет затащить ее в постель? Ну, в таком случае он Маркусу ничего не говорил… Затем Марти сказал ему, куда и кому надо звонить, чтобы получить информацию более личного характера. Маркус выяснил, что ей лет двадцать пять — двадцать шесть, что она умна, упряма, иногда действует необдуманно, повинуясь импульсу, что только что расследовала еще одно шумное дело о парнишке из Бостона. Подозревали, что он вырезал свою семью, но оказалось, что это не так… — преступление совершил его младший брат, и Рафаэлла докопалась до истины. Мало кто знал, что она была незаконнорожденной. Мать Рафаэллы была очень богата и родила ее, будучи совсем юной. Личность отца Рафаэллы не была установлена, и, похоже, вряд ли будет когда-нибудь известно, кто он.
Чарльз Уинстон Ратледж Третий, очень богатый, влиятельный газетчик, приходился Рафаэлле отчимом. Ее мать в настоящий момент находилась в коме и лежала в частной клинике на Лонг-Айленде — в ее машину врезался пьяный водитель, скрывшийся с места преступления. Полиция разыскивает темно-синий седан, но не знает ни номеров машины, ни даже пола водителя. В общем, шансов на победу над ней у Маркуса почти не было. Он повесил трубку и откинулся на стуле, постукивая костяшками пальцев по столешнице.
Она приехала сюда, чтобы писать книгу, не так ли?
И ее мать лежит в клинике в коме?
Маркус желал узнать о ней все. Так много всего произошло, даже слишком много, и он понимал, что только информация может спасти его от гибели. Мысли Маркуса снова вернулись к «Вирсавии», к покушению на него прошлой ночью — если только его в самом деле хотели убить. Внезапно он принял решение позвонить Сэвэджу в Чикаго.
Набирая номер Сэвэджа, Маркус улыбался, слушая мелодичные сигналы. В первые шесть месяцев работы офис Маркуса был добросовестно снабжен подслушивающими устройствами. Потом он просто выложил жучки перед Домиником и сказал, что все это дерьмо ему не нравится и что он уволится, если Доминик не будет достаточно доверять ему, по крайней мере как управляющему курортом.
Затем, два месяца спустя, Маркус самостоятельно установил специальную личную линию, о которой никто не знал. Она действовала по сложнейшим схемам, и проследить и вычислить звонки было просто невозможно благодаря изобретательности таможенных служб США.
Они снабдили Маркуса застрахованным от прослушивания оборудованием, а также легендой, которую никак нельзя было опровергнуть, не важно, насколько глубоко стали бы копать. Что еще нужно было человеку для счастья?
Теперь каждые две недели Маркус с помощью электронного оборудования проверял офис на наличие жучков. Доверять было хорошо, но до разумных пределов.
— Сэвэдж слушает. Что случилось, Маркус?
— Несколько вещей, Джон. Я хочу, чтобы ты попросил Харли или кого-нибудь из его ребят собрать информацию о некоей Рафаэлле Холланд, журналистке из «Бостон трибюн». Я и сам уже выяснил довольно много, но меня не покидает ощущение, что здесь кроется что-то большее, и, возможно, это большее может стоить мне жизни. В любом случае посмотрим, что удастся раскопать Харли. Что-нибудь прояснилось насчет «Вирсавии»? И насчет этой женщины — Тюльп?
— Да, я собирался звонить тебе в наше обычное время. Имя этой женщины скорее всего Фрида Хоффман, она из Маннхейма, это в Западной Германии. Профессия — наемный убийца. Все не так просто. Она завоевала репутацию железного человека, всегда доводящего дело до конца. За свою работу Фрида всегда получала огромные деньги. Что ты думаешь по этому поводу? Она соответствует твоим описаниям, а в настоящее время числится пропавшей. Харли пытается разузнать, кто нанял ее для убийства Доминика. Когда что-нибудь выяснится, я дам тебе знать. Теперь «Вирсавия». Ничего похожего в Голландии не существует: ни террористической группировки, ни крупной организации — ничего. Однако Харли продолжает поиски. Теперь это не займет много времени. Да, Маркус, по словам Харли, он очень доволен, что ты не дал Доминику погибнуть.
— А как же иначе. Смерть от пули — слишком легкая для него. Он хочет засадить Доминика в тюрьму до второго пришествия. Ах да, Джон, я что-то не понимаю, зачем этим людям вздумалось рисовать какое-то чертово название «Вирсавия» на боку вертолета. Я не вижу ни капли смысла в подобном риске, ведь название может вывести на организацию или на человека, замешанного в этом.
— Потому что, друг мой, предполагалось, что оттуда никто не уйдет живым, по крайней мере никто из тех, кто видел надпись. А Джованни удалось что-нибудь выяснить?
— Не знаю. Он мне ни черта не рассказывает. Всегда вежлив, но тверд как камень. Он просто избегает меня. Что-нибудь выяснили о Корбо и Ван Весселе?
— Мелкие бандиты по найму. По словам Харли, допрашивай не допрашивай, они все равно ничего не смогли бы рассказать.
Но тогда почему они отравились?
Маркус повесил трубку, немного подиктовал Келли и обнаружил, что уже почти час дня. Сейчас Рафаэлла Холланд обедает с Коко.
— Я иду обедать, — бросил он Келли и выскочил из офиса, не дав ей возможности наброситься на него с вопросами, задержать или нагрузить новыми сообщениями.
Стоило Маркусу увидеть Коко и Рафаэллу вместе, он тут же понял — то, что они обсуждают, ему бы не понравилось. Коко поймала взгляд Маркуса и помахала ему, затем сказала что-то Рафаэлле.
Та высоко подняла голову и одарила его взглядом, который напугал бы любого, даже самого отчаянного мужчину.
Маркус ухмыльнулся. Он почувствовал, что мир — сегодня и в будущем — сулит ему много увлекательного, и зашагал к столику.
Глава 8
«Маркус неплохо рассчитал время», — подумала Рафаэлла, недовольно поглядывая на него. Она перебирала про себя всевозможные предлоги для того, чтобы остаться наедине с Коко, когда, к ее великому облегчению, к столику подошла женщина и протянула Маркусу листок бумаги. Коко и Рафаэлла наблюдали, как он прочитал послание, аккуратно сложил записку, махнул им на прощание и удалился.
— Наверное, что-то опять должно случиться, — объяснила Коко. — Маркус может решить почти любую проблему, и все эти проблемы стекаются прямо к нему.
Коко нахмурилась, а Рафаэлла задалась вопросом, не вспоминает ли она о вчерашнем вечере, если ей вообще что-либо известно о случившемся. Рафаэлле совсем не хотелось обсуждать эту тему.
— Хорошо, что на какое-то время мы остались одни. Я ведь в самом деле хотела поговорить с вами, Коко.
Рафаэлла решила применить к Коко Вивро подход «я преклоняюсь перед вашим талантом» и заметила, что на Коко это подействовало. Какое облегчение! Рафаэлла испытывала потребность быть откровенной и остроумной, и ей это удавалось. Подарив Коко надписанный экземпляр своей книги «Темная лошадка» о Луисе Рамо, Рафаэлла сказала:
— Я хотела бы написать биографию мистера Джованни с акцентом на последние два года его жизни, иными словами, на вас, мисс Вивро.
Рафаэлла откусила кусочек свежей креветки, обмакнув ее в соус, и стала медленно жевать, в то время как Коко сидела, не произнося ни слова. Слова Рафаэллы явно обеспокоили и насторожили ее.
Рафаэлла порылась в пачке фотографий и вырезок, найденных в дневниках матери. Она выбрала один снимок и протянула его Коко.
— Мне нравится эта фотография. Здесь вы с мистером Джованни выходите из магазинчика в деревне Святого Николая, на Крите.
Коко заморгала, пытаясь вспомнить.
— Боже мой, откуда вам это известно? Ох, ну и неделя выдалась тогда! Вам известно, что там есть остров под названием Спиналонга, который много веков подряд считался колонией прокаженных? Ваша коллекция просто поразительна. О, смотрите, вот фотография Доминика в Париже. Вы благодаря ей узнали обо мне и мистере Джованни?
Рафаэлла улыбнулась.
— Я собрала почти все материалы и фотографии, опубликованные когда-либо: на них вы и отдельно и вдвоем с Домиником. — «Благодаря тому, что моя мать была одержима этим мужчиной», — мысленно добавила Рафаэлла.
Она наблюдала за тем, как Коко перебирает фотографии: какие-то вызывали у нее улыбку, какие-то заставляли нахмуриться. Рафаэлла тщательно отобрала фотографии, так чтобы там не было снимков, сделанных до знакомства Коко с мистером Джованни три года назад. И статьи, принесенные ею, были скорее светские, за исключением двух. Наконец Коко повернулась к Рафаэлле и проговорила, изящно дернув плечиком:
— Да, вы были со мной честны и откровенны. Насколько я вижу, настрой у вас решительный. Приезжайте сегодня вечером в резиденцию и поговорите с мистером Джованни. Но, Рафаэлла, хочу предупредить вас: принимать окончательное решение будет только он.
Одна из статей, принесенных Рафаэллой — она показалась ей достаточно безобидной, — рассказывала о слушаниях в сенате в семидесятые годы. Коко прочитала ее, затем помолчала, размешивая ложечкой чай со льдом, в котором плавали листочки мяты.
— Значит, вам известно, что у мистера Джованни было довольно загадочное прошлое. — Она пожала плечами. — Противоречивое, если можно так выразиться. Да, были слушания в сенате, ему предъявили несколько обвинений — разумеется, осужден Доминик не был. Первое обвинение, кажется, в уклонении от налогов, второе имело отношение к политическим взяткам в семидесятые… его обвиняли в уголовном преступлении, но это было очень-очень давно. Естественно, это широко известные факты. Доминика не перестают преследовать американские службы под тем предлогом, что он торгует наркотиками. Но это ложь, Доминик, кстати, даже активный противник наркотиков. Не знаю почему, по он скорее умрет, чем дотронется до наркотиков. Доминик даже выделял средства на некоторые программы в Штатах, связанные с лечением от наркотической зависимости. Но американцы не клюют на это: они считают, что все это — ложь и лицемерие, и хотят утопить его. Мне хочется, чтобы вы знали заранее — всегда существует оборотная сторона медали. Поэтому я все это вам рассказываю.
— Я понимаю, — проговорила Рафаэлла и добавила, солгав и даже не моргнув глазом: — Я слышала, что мистер Джованни стоял за некоторыми программами, связанными с наркотиками.
Рафаэлла взяла еще одну статью и протянула ее Коко.
— В ходе моих предварительных исследований выяснилось, что мистер Джованни является торговцем оружием.
Коко быстро проглядела текст статьи.
— О да, но торговля происходит открыто и достаточно легально. Доминик связан с ЦРУ, но, естественно, если кто-то спросит его об этом, репортер или кто-нибудь еще, он станет категорически отрицать этот факт.
— Значит, он не имеет отношения к черному рынку оружия?
— Нет, конечно. Доминик знаком с такими людьми, но сам он никогда не стал бы этим заниматься. С Родди Оливером, к примеру. Если захотите посмотреть на дьявола, на человека, от вида которого мороз бежит по коже, поезжайте в Лондон и поговорите с ним.
— Насколько я понимаю, речь идет об огромных суммах денег, если учитывать тот риск, на который приходится идти.
— Но это справедливо почти для всего, что есть в жизни, не так ли? Некоторые вопросы вы должны задать самому Доминику, если он позволит. Если честно, я не хочу больше говорить на эту тему.
— А мистер Джованни в самом деле был виновен в тех преступлениях, о которых вы говорили?
Коко жевала листочек мяты и улыбалась.
— Нет, конечно. Возможно, Доминик и сделал некоторые глупости в молодости, но кто их не делал? Теперь он стал старше, мудрее — по крайней мере так он любит мне говорить. Я уже сказала вам, Доминик не верит в наркотики и не притронется к ним, какие бы деньги за этим ни стояли, хотя меня и удивляет, почему в таком случае он числится в списках Организации по борьбе с наркотиками. Доминик очень богат, Рафаэлла, и ему принадлежит весь этот остров, а не только Порто-Бьянко. У него дома в Париже, Риме, вилла на Крите — около деревушки Святого Николая — и огромное ранчо в Вайоминге. Доминик — законный бизнесмен, и все же, по правде говоря, я не думаю, что он захочет, чтобы кто-то писал его биографию. Зачем ему это? — Коко снова пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46