– А если завтра будет уже слишком поздно? – пробормотал он.
– Что ж, тогда я не стану вмешиваться. Делай то, что должен. – Она села прямо и подняла руки к волосам, где до сих пор в тусклом свете поблескивали зеленые бусины, вплетенные в косички. Потянула за косу, вздрогнула, потом снова потянула, упрямо пытаясь расплести их.
Уильям вздохнул, наблюдая за ней. Наконец, не выдержав, он протянул руки к ее волосам и молча принялся помогать. Тамсин слегка наклонила голову и, поджав под себя ноги, сложила руки и сунула их между колен.
– Ты не обязан помогать мне, – сказала она. – Я справлюсь.
– Знаю, – ответил Уильям, – но хочу помочь. Это не займет много времени.
– Иди, если должен. Это урок, которому научил меня ты, Уилл Скотт, – сказала Тамсин.
– И что же это за урок? – поинтересовался он, вытаскивая из сплетения косичек одну и освобождая ее по всей длине от бусинок, отводя в сторону другие пряди, скользящие по его руке, как тяжелый плотный шелк.
– Я поняла, страсть не умеет ждать, – ответила она. – А любовь терпелива, и ее огонь горит вечно.
– О, боже, – прошептал Уильям, закрывая глаза и наклоняя голову.
Его сердце замедлило свои удары, а в душе будто что-то проснулось. Уильям жарко поцеловал Тамсин в губы, а потом вернулся к прерванному занятию. Он терпеливо взялся за следующую прядь, складывая снятые бусы на стеганое покрывало. Они пощелкивали в темноте, ударяясь о своих предшественниц. Тамсин безмолвно сидела на кровати, наслаждаясь ощущениями, которые дарили ей его руки, распутывая, освобождая пышные блестящие локоны. Он не понимал, откуда у него взялось столько терпения, чтобы справиться с этим, когда его тело охвачено все сильнее разгорающимся желанием, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Каким-то образом то, что он делал с ее волосами, превращалось в прелюдию того, что он хотел сделать с ней, сделать для нее. С таким же терпением и заботой, с какими освобождал ее волосы из плена тугих кос, он хотел вытащить ее саму из жестких рамок, в которые она себя поместила давным-давно, освободить ее от убеждения, что она не может быть любимой и желанной. Он хотел дать ей почувствовать, что для него она самая красивая и обольстительная женщина в мире.
Уильям медленно прошелся поцелуями по ее шее и замер у основания. Он развязал длинную нить блестящих бусин, обмотавшуюся вокруг спутанного пучка ее волос.
– Женщины гораздо более умелые архитекторы, чем принято считать, – заметил Уильям. Он вытащил несколько отдельных бусин и распустил корону из косичек.
Тамсин рассмеялась низким, чувствительным смехом, заставившим его задрожать.
– Ты, моя красавица… – сказал Уильям, вытаскивая несколько последних заколок из слоновой кости и откидывая их в сторону. Теперь все волосы Тамсин свободным покрывалом окутывали ее плечи, – …просто великолепна, – закончил он.
– О да, цыганка-полукровка, которая не умеет причесать собственные волосы и правильно одеться, – подхватила девушка. Однако сейчас в ее голосе не было слышно горечи, как раньше.
Он пропустил ее локоны между пальцев и принялся массировать ей голову. Тамсин закрыла глаза и издала низкий стон удовольствия.
Уильям дрожал, заставлял себя ждать. Он мог бы ждать эту женщину вечно, говорил он себе.
– Тебе не нужно упаковывать себя в дамаск или бусы, в планшетки или шляпки. По крайней мере, для меня. Хотя ты и выглядишь такой хорошенькой в этих нарядах, – прошептал он, поглаживая ее виски до тех пор, пока она не задрожала и не застонала снова.
– М-м-м… – вздохнула она. – Но я хочу носить такие вещи… Они мне нравятся.
– Что ж, тогда носи, – согласился он, мягко опрокидывая ее на кровать, еле сдерживая дрожь нетерпения. – Только все эти наряды тут же будут сняты, когда мы закроемся в нашей спальне, моя любовь, – прошептал Уильям. Его руки скользнули по ее рубашке, обрисовав твердые полушария ее грудей, ее плоский живот и плавный изгиб ее бедра. – Я знаю, как снять все, что ты наденешь.
Тамсин улыбнулась, подняла руки, обхватила Уильяма за шею и медленно, с нежным поцелуем притянула его к себе, раскрываясь ему навстречу в то время, как он с наслаждением изучал контуры ее губ и влажный горячий рот. Страсть пьянила его, как молодое вино, заставляла сердце вторить каплям ливня, стучащим по крыше. Он накрыл ее собой, и они слились, утопая в пуховой перине и подушках. Она дрожащими пальцами пыталась справиться с завязками на вороте его рубашки.
– У меня в этом не такой богатый опыт, как у тебя, – произнесла Тамсин, дергая за шнурки. Наконец ей удалось развязать их, и она стянула с мужчины рубашку. Уильям, отбросив одежду в сторону, снова заключил девушку в объятия. Она по-новому ощутила тепло его обнаженной кожи. Ее пальцы перебрались на его талию и потянули за шнурки на бриджах. – Но я сумею раздеть тебя, когда мне этого очень захочется, – заключила Тамсин.
Ее рука скользнула по сарже и замерла, обхватив, к удивлению Уильяма, самую интимную его часть. Он наполнился и набух от ее легкого прикосновения. Мужчина застонал, обхватил руками ее запястья и нежно распял Тамсин на кровати, привстав на одном колене. Он хотел видеть ее глаза.
– Дерзкая девушка, – произнес он, целуя ее в ухо.
Тамсин пошевелилась, и Уильям подумал, что он взорвется, едва начав любить ее. Он поцеловал ее в губы и отстранился, потому что Тамсин выгнулась дугой ему навстречу. Ее глаза были закрыты, она застыла в ожидании. Уильям стащил с нее сорочку, и гибкое обнаженное тело девушки предстало перед ним во всей своей совершенной красе, мерцающее в отблесках огня из камина. «Слишком поздно, – подумал он, – соблюдать целомудрие». Они оба не в состоянии ждать, пока священник обвенчает их. Он сгорал сейчас от желания ощутить ее тело, почувствовать, как растворяется в ней. Он склонился, чтобы поцеловать ее губы, провел своими губами по ее шее и спустился ниже, к ее восхитительным полным грудям с набухшими сосками, ждущими его прикосновений.
Уильям вобрал в себя один сосок, лаская и дразня его языком, и Тамсин нежно вздохнула. Она провела левой рукой по его волосам, потом по щеке и подбородку, очертила ею контуры его широких плеч и крепкой груди. Он знал, что она умеет быть смелой, даже дерзкой, но сейчас ее прикосновения казались ему слишком застенчивыми, слишком нерешительными.
Уильям перехватил ее левую руку и, поднеся ее к своим губам, припал долгим поцелуем к маленькой ладошке. Тамсин, казалось, перестала дышать. Он снова поцеловал ее руку и приложил к своей щеке. Он смотрел на нее в полумраке комнаты. Красноватый отсвет из камина высветил блеснувшую на ее щеке слезу. Уильям осушил сверкающую каплю губами и откинул назад ее волосы.
– Ты прекрасна, – прошептал он. – Никогда не думай иначе. Я не вижу в тебе ни одного изъяна, ты – само совершенство.
Тамсин глубоко вздохнула и прижала Уильяма к себе, ее ноги обвились вокруг его ног, она плавно скользнула вдоль его туловища, и Уильям испугался, что может лишиться разума от желания обладать ею.
– Никаких изъянов? – спросила она, покрывая поцелуями его щеку и неуклонно приближаясь к его губам.
– Только вспыльчивость, – выдохнул он, проводя рукой вдоль ее тела.
Он нашел ее мягкое лоно и погрузил в него пальцы. Ее внутренние складки были горячими, влажными, ждущими. Тамсин с силой втянула в себя воздух и застонала. Он ласкал ее то нежно, то сильнее, пока она наконец не выгнула спину, призывая его взять ее полностью. Тамсин снова потянулась к его бриджам, ей хотелось ощутить его горячую плоть, но эта последняя деталь одежды мешала, разделяла их тела. Уильям поспешно освободился от бриджей и, перекинув через нее ногу, прижался губами к ее губам. Вдруг он остановился, хотя для этого ему пришлось призвать на помощь всю свою волю.
– Мы не женаты, – пробормотал он. – Ты это знаешь.
– Мы были женаты, однажды, – губы Тамсин шевелились у его губ, их дыхание сливалось в одно. – Мне жаль, что я прекратила наш брак. Мы поженимся еще раз.
Уильям издал глубокий стон.
– Как? – выдохнул он. – Когда?
– Сейчас, – прошептала Тамсин. – Здесь.
И она припала к нему, полностью раскрываясь перед ним, страстно желая ощутить его внутри себя, и Уильям медленно, осторожно, очень нежно проник в нее. В ту секунду, когда он пересекал границу, Тамсин изумленно раскрыла глаза, ее дыхание прервалось. Он скользнул внутрь теплой, такой зовущей плоти, и что-то неожиданно мучительное, что-то цельное и законченное, казалось, заключило его в свои объятия, даря мир и покой. Уильям благодарно закрыл глаза, растворяясь в Тамсин.
Она издала возглас захватчика, возглас триумфа. Он вторил ей, чувственно и исступленно, испытывая небывалое наслаждение, он вонзался в нее, ощущая, как она трепещет вокруг него. Вдруг яркая вспышка ослепила Уильяма, и он знал, что эта вспышка у них с Тамсин одна на двоих. Он знал это, потому что всегда каким-то непостижимым образом чувствовал, что эта девушка – яркое, неуловимое отражение его новой, возрожденной души.
Уильям вздохнул, и до его слуха вдруг снова донесся дождь, он услышал раскаты грома. Он ощутил, как Тамсин сдвинулась под ним. Уильям целовал ее, давая себе обещание, что он никогда и никому не позволит разрушить то, что возникло между ними по велению судьбы и по их обоюдному желанию.
Сейчас они оба нуждались в отдыхе, хотя бы самом малом, и Уильям, удобно устроившись подле Тамсин и накинув на разгоряченные тела покрывало, почувствовал, как его одолевает сон. Тамсин тоже скоро уснула, чувствуя себя очень уютно в кольце его рук.
* * *
– О, боже! – воскликнул Уильям, проснувшись. Мутный свет и прохладный, пропитанный туманом воздух проникали в комнату через маленькое окошко. Бледный луч света падал на лицо спящей Тамсин. – О, господи. Сколько я здесь пробыл? – Уильям сел, откинул волосы со лба и, быстро вскочив с кровати, натянул на себя рубашку и бриджи.
– Уилл? – Тамсин проснулась и села на постели. Мужчина взглянул на ее заспанные глаза, взъерошенные волосы и обнаженное тело, такое прекрасное и любимое. Он нагнулся, поцеловал ее. Тамсин потянулась к нему.
– Я должен идти, – пробормотал Уильям. – Где мои сапоги?.. Ах да, они все еще в темнице… – Он снова откинул назад волосы, но они упрямо падали ему на глаза. – Я собирался поговорить с Масгрейвом и отправиться в путь. Черт возьми! – выругался он, стоя посреди комнаты и пытаясь затянуть на талии пояс, заправляя под него рубашку. – Мне нужно спешить. Боже, – вдруг произнес он, глядя на Тамсин, – не делай этого. Ты убьешь меня.
Тамсин стояла перед ним, стройная и прекрасная, в короткой сорочке на фоне окна. Сквозь тонкую ткань полностью просвечивало ее тело.
– Я тоже еду, – заявила Тамсин. – Подожди, пока я оденусь.
– Если ты еще хотя бы секунду постоишь вот так, как сейчас, мы никуда не поедем. Вернёмся прямиком в постель, – с усмешкой проговорил Уильям охрипшим со сна голосом.
Тамсин улыбнулась и спрыгнула с кровати прямо в его раскрытые объятия.
– Ты должна оставаться здесь, пока я буду говорить с Масгрейвом, – твердо сказал он. – А потом можешь спуститься вниз и быстренько сказать мне «до свидания». И если у Арчи найдется какая-нибудь еда, может быть, он поделится со мной? Заранее благодарю. Святые небеса, ты – чудесное создание, хоть и созданное мне на погибель. – Он поцеловал ее в губы, потом коснулся губами ее руки и кивнул, указывая на кровать.
Тамсин начала было возражать, но он, не обращая никакого внимания на ее протесты, потянул за ручку, открывая дверь. Уильям сбежал по винтовой лестнице на первый этаж в одних носках. Замок еще спал. Он миновал большой холл, который сейчас пустовал, и направился вниз по другой лестнице, ведущей в подземную часть башни, где, подобно темному, грозному зверю, щетинилась решетками темница.
* * *
– Проснись, – сказал Уильям, толкая Масгрейва носком своего сапога.
Он чуть отступил, наблюдая, как Масгрейв пробуждается, похрюкивая и неловко шевелясь на покрытом соломой полу в маленькой мрачной камере.
– Вставай! – Уильям упер кулаки в бока и стоял, широко расставив ноги.
Он уже был полностью одет. На нем были его высокие сапоги и кожаный дублет, на поясе висели меч и кинжал, он готов был выехать сразу же, как только выяснит все необходимое.
В дверном проеме стоял Рэбби Армстронг, не слишком хорошо соображая после всего нескольких часов сна. В одной руке он держал факел, в другой – шлем Уильяма.
Масгрейв сел и прислонился спиной к стене, его огромный живот вылез вперед, плечи поникли, складки на подбородке расползлись по груди. Он поднял руку, чтобы протереть глаза, и цепь, соединяющая кандалы на его запястьях, неожиданно громко звякнула. Мужчина посмотрел вверх.
– А-а-а, – проговорил он, – они что, отпустили тебя? Что ты делаешь в моей камере? Куда-то собрался?
– Я свободен, – сказал Уильям. – Скажи мне, какого черта ты натворил, Джаспер? Мне нужно знать.
– Признался, да? Проклятые шотландцы! – проворчал Масгрейв. – А если я признаюсь, как думаешь, регент отпустит меня? Что-то я сомневаюсь… Мне кажется, они отпускают только своих шотландцев.
– Признайся, – сказал Уильям. – Признайся во всем, что ты сделал, и расскажи подробно. Они позволят тебе вернуться в Англию. Я замолвлю за тебя словечко.
Масгрейв смерил его недоверчивым взглядом, прищурив и без того по-поросячьи узкие глазки.
– А ты признался им в том, что ты поддерживаешь короля Генриха?.. Что ты типичный, мошенник, держащий нос по ветру и поворачивающий хвост в нужную сторону, когда это удобно.
– Кому ты заплатил и куда они направились? – наседал Уильям. Сейчас он стоял, положив руку на рукоять кинжала.
Масгрейв посмотрел на него, и вдруг недобрые искры промелькнули в его глазах.
– Будь ты проклят, – проговорил он, с трудом поднимая свое грузное тело на ноги. Он стоял, тяжело дыша, слегка покачиваясь. – Ты заодно с регентом! Король Генрих будет в ярости, когда узнает о твоей измене. Ты обещал мне совсем другую лояльность. Сколько они заплатили тебе? Мы заплатим вдвое больше! Нам нужен человек, имеющий доступ ко двору! Назови свою цену и скачи в Англию, чтобы получить монеты в обмен за нужные нам услуги!
Уильям сделал один широкий шаг и, схватив Масгрейва за запястья, дернул его на себя, а потом оттолкнул назад. Цепь снова жалобно зазвенела. Уильям вжал грузное тело в стену.
– Я не поддерживаю никого, – сказал он, – кроме инфанты, королевы Шотландии.
– Дурак! Стань воином, а не нянькой! – проскрипел Масгрейв. – Присоединяйся к тем, кто уже находится в пути, чтобы добыть для Генриха маленький приз. Если бы я был на твоем месте, – продолжал он дребезжать, – я бы свалил все на Арчи Армстронга и его проклятую дочь-цыганку. Я уже сообщил их имена регенту прошлой ночью. Сделай то же самое. Их схватят, и очень скоро, за их предательство. Если уж мне придется умереть, я утяну за собой и Арчи.
– Если ты расскажешь мне все, что я хочу знать, и сделаешь это быстро, – Уильям скривил губы в ухмылке, – ты не умрешь. Тебя отправят назад, в Англию.
– По чьему приказу ты говоришь мне это? – поинтересовался Масгрейв.
– По своему собственному, – процедил Уильям сквозь зубы. Он снова тряхнул Масгрейва и развел его руки в стороны так, что цепь натянулась и придавила горло. Мужчина засуетился, покраснел, задергал своими пухлыми руками. – Ты однажды стоял поблизости, позволяя веревке стягивать женскую шею. А ну-ка, попробуй на собственной шкуре, каково это! – сказал Уильям, натягивая цепь.
Масгрейв тяжело задышал, скорчился от боли и начал оседать на подогнувшихся ногах.
– Даже не думай о том, чтобы забрать ребенка у ее матери! – Внутри него клокотала ярость. – Моя королева – всего лишь беспомощный младенец, да. Но я – мужчина. И мой меч защитит ее. Ты меня слышишь?
Масгрейв кивнул. Его глаза начали вылезать из орбит.
– Ты предал меня, – прошипел он. – Ты подлый шпион!
– Скажи мне, – потребовал Уильям, снова натягивая цепь, – кого ты послал, когда и что они должны сделать! А не то… Клянусь, эта цепь поможет тебе расстаться с жизнью прямо здесь и сейчас.
– Их нашел Артур! – выдавил из себя Масгрейв. – Артур нашел цыган, которые предсказывали ему судьбу и путешествовали на севере. Лолли Фолл, сказал он, звали того цыгана, с которым он говорил. Я отправил своих людей, хорошо заплатил им. Они держат путь в Линлитгоу.
– Зачем? Какая у них цель? – спросил Уильям, крепко стиснув зубы.
– Цыгане будут танцевать, жонглировать – словом, отвлекать внимание, а мои люди в это время похитят ребенка. Когда все будет кончено, обвинение падет на цыган. Никто не заметит моих людей, переодетых цыганами. Когда все вскроется, народ будет требовать, чтобы повесили всех бродяг.
– А маленькая королева будет в это время уже в Англии, – подытожил Уильям.
– Да. В безопасности. Никакого вреда ребенку. – Масгрейв уставился на Уильяма, его лицо стало пурпурного цвета, руками он пытался ухватиться за воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45