Так, как он пил сейчас крепкое, хорошее вино.
– Расскажи мне о Тамсин, – тихо попросила мать, постепенно переходя на шепот. – Она такая же упрямая, как ее отец? Мне показалось, что да, но по-своему. Я думаю, она просто слишком свободолюбивая.
– Эта девушка во многом похожа на отца. Она сбежала, когда я вез ее сюда, потому что не хотела сидеть в моем темном, ужасном подземелье. Я уже рассказывал эту историю раньше, – Уильям улыбнулся.
Хелен громко рассмеялась. Кэтрин мигнула, глядя на нее, и издала радостный булькающий звук.
– Подземелье! Полагаю, ты позволил ей поверить в это! – Серебряная иголка, за которой тянулась черная нить, блеснула в руках Эммы.
– Позволил… Она, как спичка, мгновенно разжигает во мне желание ее подразнить.
– И это навело тебя на мысль жениться на ней, – усмехнулась Хелен.
Уильям ничего не ответил, только скривил губы. Эмма прыснула, и Уильям повернулся к матери. Отсветы огня из камина играли на ее лице, на светлых волосах под черной остроконечной шапочкой. Она прищуривала глаза, вглядываясь в вышивку, и закусывала губу, становясь похожей на молоденькую девушку. Прожитые годы тяжкой ношей легли ей на плечи, Уильям знал это, но возраст только усиливал притягательную красоту леди Эммы.
Хелен, осторожно поддерживая Кэтрин, смотрела на брата.
– Может быть, у нее была еще одна веская причина сбежать? Например, твое жестокое обращение с ней. Или твой злодейский нрав, – весело поддразнила она Уильяма.
Он состроил в ответ гримасу, которой часто пугал сестру в детстве. А про себя отметил, как красива Хелен при мягком свете свечи. В ее карих глазах танцевали огоньки, каштановые волосы были гладко уложены под шапочкой-полумесяцем. Раннее вдовство погасило ее внутреннюю искру, а шрамы на лице заставили стесняться своей внешности. В конце концов, она привыкла постоянно ходить в черном и говорить, что никогда снова не выйдет замуж, а останется в Рукхоупе так долго, как позволит ей брат. Уильям, конечно, разрешил бы ей остаться навсегда, но он хотел, чтобы Хелен снова была счастлива. Он видел, как одиночество все больше ложится тенями вокруг ее глаз, и ощущал, что в его собственных глазах притаился брат-близнец ее одиночества. Они все вместе – он, Эмма и Хелен – делили печаль и трагические воспоминания, и лишь иногда им доставалось немного счастья. Любовь и боль переплели их жизни, как переплелись виноградные лозы и цветы на прекрасной вышивке Эммы.
Может быть, еще и поэтому он так охотно согласился на эту фальшивую женитьбу, вместо того чтобы создать настоящий союз с Тамсин или с другой женщиной. Ему довелось испытать слишком много боли, но сейчас он тосковал по любви, искал утешения и хотел вновь испытать страсть. И теперь, похоже, несмотря на его инстинкт самосохранения, судьба поймала его в свои сети и выпускать не собиралась.
Подумав о Тамсин, он снова взглянул на дверь, как делал уже не раз за последний час. Уильям пытался угадать, что ее так задержало: сражение с завязками на женском наряде или борьба со смущением, которую Тамсин никак не может выиграть?
Непрошеное воспоминание о невинном, но таком страстном поцелуе с Тамсин обрушилось на него с неожиданной силой. Он нахмурился, изумленный своей реакцией. Похоже, с этой девушкой он и сам превратился в юнца, не способного управлять ни своим телом, ни своими эмоциями.
– Я помню мать Тамсин, – сказала вдруг Эмма, отвлекая Уильяма от его опасных мыслей. – Я однажды видела ее. Красивое существо, хотя очень молодое и по-своему немного странное. Арчи восхищался ею. Я не знала, что ребенок жил с ним. Думала, цыгане забрали девочку с собой.
– Они так и сделали, но потом Арчи перевез ее в свой дом… примерно в то время, когда мы покинули Рукхоуп, – пояснил Уильям. Перед его глазами всплыла картинка: снегопад, Арчи на коне и темноволосый ребенок на его коленях. Видение было изумительно реальным, почти живым. – Я видел ее вместе с Арчи в тот день, когда Малис увозил меня.
Между тем Кэтрин надоело играть с Хелен. Она потянулась к отцу. Уильям подхватил ее и посадил к себе на колени. Ему нравилось невинное спокойствие, которое он всегда видел в широко раскрытых синих глазах дочери. У девочки были глаза Джен, темные, как голубика, в отличие от более светлых глаз Уильяма. Эти глаза, движение головки, то, как она смешно морщила носик, напоминали ему Джен. Но чаще он вспоминал ее смех, глубокий и мелодичный. Интересно, когда Кэтрин вырастет, будет ли она смеяться так же, как ее мать?
Девочка ухватилась за руку отца и засунула его палец себе в рот.
– Этого ребенка нужно чаще кормить, – с улыбкой заметил Уильям.
– У нее сейчас режутся зубы. – Хелен подошла и забрала малышку. Кэтрин выразила свое недовольство громким плачем. – Я поищу ее кормилицу. Маргарет, должно быть, снова на кухне. Ручаюсь, она или ест, или заигрывает с поварами. После того, как она покормит Кэтрин, я сама уложу девочку спать. – Она понизила голос. – Дорогая, пойдем со мной. Скажи всем до свидания. Уильям, если мы больше не увидимся сегодня вечером, хочу еще раз поздравить тебя с женитьбой. И передай мои поздравления Тамсин. Думаю, ты преподнес нам замечательный сюрприз! – Хелен улыбнулась брату, и он кивнул в знак благодарности.
Без Кэтрин комната сразу потускнела, будто солнце скрылось за облаком. Уильям откинулся на спинку кресла и смотрел, как мать работает над вышивкой. На льняной ткани соседствовали черные виноградные лозы и цветы. Мать говорила, что это вышивка в испанском стиле.
– Когда я закончу, должна получиться превосходная вещь, – заметила Эмма.
– Что это будет? Скатерть?
– Покрывало на подушки. Я уже вышила два таких, они в твоей комнате, на постели. Разве ты не замечал?
– Нет, – честно признался он. – Прости меня.
– Думаю, ты заметил бы перемены, только если бы мы совсем убрали кровать, – улыбаясь, сказала Эмма. – Но теперь, когда ты в спальне не один, все изменится.
Уильям видел, как у матери заблестели глаза.
Леди Эмму всегда отличало чувство собственного достоинства и изящество. Она была уравновешенной, может быть, чуть холодноватой, но никогда не была чопорной. Став много лет назад женой лэрда из Приграничья, она научилась вести сложное домашнее хозяйство, но осталась верна себе и редко говорила о том, что чувствует.
– Возможно, – ответил Уильям и отругал себя за мальчишество, когда почувствовал, как краска заливает его щеки. Он смущенно закашлялся и пригубил вино.
– Ты не должен сидеть здесь вместе со мной, Уильям, – мягко сказала Эмма, поворачиваясь к свече, чтобы обрезать нитку маленькими серебряными ножницами. Она отложила вышивку и принялась вдевать в иглу новую нить. – Сегодня твоя первая брачная ночь.
Уильям вздохнул и провел руками по лицу. Он почти забыл об этом, потому что не чувствовал себя женатым и, говоря по правде, вообще не был уверен в статусе этого необычного союза. Он затруднялся подобрать ему название.
– Тамсин сказала, что спустится, как только закончит одеваться, – проговорил он. – Может быть, передумала?
– А может быть, она ждет, когда ты поднимешься к ней? – Эмма искоса посмотрела на сына, чуть приподняв бровь.
– Не исключено, – согласился он, а про себя подумал, что Тамсин может ждать его только при одном условии – если основательно запуталась в своих одеждах.
Уильям вдруг осознал, что ему не хочется подниматься в свою спальню. Он просто не знал, как сдержать обещание, данное Тамсин. Его жена, которая на самом деле не была ему женой, разжигала его страсть одним своим взглядом, заставляя гореть и мучиться от неутоленного желания.
– Я рада, что ты решил жениться, хотя это и оказалось для меня полной неожиданностью, – сказала леди Эмма. – Я переживала из-за притязаний Малиса Гамильтона. Твоя женитьба ослабит его позиции. И еще я боялась, что ты согласишься взять в жены одну из тех, кого он выбрал для тебя.
– Моя жена – это только мой выбор. Малис Гамильтон тут ни при чем.
– Обещай мне, Уильям, – попросила Эмма, и ее голос задрожал, – обещай, что он не заберет нашу крошку Кэтрин.
Уильям пристально смотрел на последнюю каплю вина, оставшуюся на дне бокала.
– Пока в моем теле будет хоть капля воздуха, чтобы дышать, – прошептал он, – с Кэтрин ничего не случится.
Эмма облегченно вздохнула и вернулась к работе, а Уильям задумчиво наблюдал за танцующими язычками пламени в догорающем камине. Вдруг дверь гостиной скрипнула, и они с Эммой одновременно повернули головы на звук.
Сначала появилась туфля. Видимо, соскочив с ноги, она шлепнулась рядом с креслом, в котором сидел Уильям. Послышалось тихое проклятие, и в комнате появилась немного смущенная Тамсин.
Эмма раскрыла рот, издав возглас изумления. Уильям просто смотрел, не в силах оторвать от нее глаз. Он уже видел Тамсин в черном парчовом платье, но сейчас она выглядела как-то иначе. Может быть, это огонь в камине отбрасывал на нее свет и золотил ее кожу, а может, мерцающая золотая вышивка на черной парче производила такой странный эффект. Уильям не мог сказать, что именно изменилось. Она будто вся светилась изнутри. У него на какой-то миг перехватило дыхание, а потом он ощутил, как его наполняет необыкновенное, ликующее чувство радости.
Уильям улыбнулся, уголки его губ лишь чуть-чуть дрогнули. Совершенно очарованный, он пожирал ее взглядом. Сочетание черного и золотого придавало ее смуглой коже темно-медовый оттенок, нежно-розовый румянец освежал щеки.
Игра света и тени выделяла ее темные волосы и усиливала ясность и чистоту ее зеленых глаз. Тамсин была стройна и грациозна, но явно не наряд подчеркивал ее красоту. Это стало совершенно ясно, когда Уильям заметил свидетельства ее не вполне успешной попытки самостоятельно одеться. Но именно эти черты ее характера – гордость и независимость – тысячекратно усиливали ее очарование в его глазах.
Тамсин, чуть прихрамывая, направилась к Уильяму. Идти без туфли, случайно слетевшей с ноги, было не очень удобно. Уильям нагнулся, поднял непрактичную расшитую вещицу и молча отдал ее девушке. Тамсин от смущения зарделась. Уильям обратил внимание на то, что ее черная шапочка-полумесяц, обшитая жемчугом, сидела на голове неровно, с одной стороны выбились темные кудри, а бархатная накидка перекосилась. Фальшивые нижние рукава были подвязаны неправильно, шелковый пояс Тамсин не затянула, а из-под подола платья выглядывала ступня в шелковом чулке. Янтарное ожерелье оттеняло ее кожу, делало светлее глаза. В ушах Тамсин оставила свои простые цыганские серьги в виде золотых колец.
– Прошу прощения, – прошептала она, поставила туфлю на пол и попыталась вдеть в нее ногу, но покачнулась, теряя равновесие.
– Присядь, Тамсин, – тихо сказал Уильям, указывая на пустой стул рядом с ним. – Не обращай внимания на эту нелепую штуку. От нее все равно нет никакого проку.
Тамсин с облегчением взглянула на мужчину, села, расправила юбки и скинула вторую туфельку.
– Тамсин… – проговорила Эмма. Она поднялась со своего места и направилась к девушке, на ходу протягивая ей руку. – Ты гораздо красивее, чем я могла себе представить. – Тамсин протянула в ответ свою правую руку, и леди Эмма пожала ее. – Я так рада, что Уильям привез тебя в свой дом как жену.
Девушка пробормотала слова благодарности, а потом добавила:
– Леди Эмма, я прошу у вас прощения за шок, который вы испытали, узнав о нашей женитьбе. И за мое ужасное поведение за обедом.
– Этот шок, как ты его называешь, помог мне вновь почувствовать радость и надежду. А за обедом ты внесла оживление в наш узкий, немного скучноватый семейный круг. Так что, никаких извинений, – с улыбкой проговорила Эмма. – Но ты пропустила ужин и, должно быть, страшно голодна.
Тамсин отрицательно покачала головой.
– Я только что поела. Хелен встретила меня в коридоре и проводила на кухню. Кое-что нашлось в шкафу, и еще хлеб, и сыр, и немного эля. Разбавленного, – поспешно добавила она.
– Хорошо, – кивнула Эмма. – А теперь… Я знаю, что вы оба устали и готовы отправиться в постель…
Уильям взглянул на Тамсин. Ее щеки пылали. Она опустила глаза.
– Но перед тем как вы уйдете, – продолжила Эмма, – я хочу вручить вам свадебный подарок. Я дожидалась, когда у меня появится шанс поговорить с вами обоими наедине.
Она подошла к шкафу и достала деревянную шкатулку. Держа ее обеими руками, Эмма села и поставила ящичек себе на колени.
Уильям застыл, не зная, чего ожидать. Он никогда раньше не видел эту резную деревянную шкатулку. Рядом с ним сидела Тамсин, нервно сжав руки, прикрытые пышными манжетами. Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась, покусывая губы. Он понимал, что она сейчас испытывает. Он и сам переживал сейчас то же самое – тревогу и ощущение вины. Эмма с воодушевлением отнеслась к их браку, одобрила его, а теперь еще собиралась преподнести им свадебный подарок.
Уильям проклинал себя за глупость. Сообщая своей семье о том, что женился, он и представить не мог, что его мать и сестра будут так скоро очарованы Тамсин, как и он сам. Ему следовало промолчать, раз уж он согласился, что их брак – не настоящий. От этой женитьбы по соглашению, возможно, не так-то просто будет отказаться. Слишком много сердец покорила его красавица-цыганка. Уильям нахмурился, осознавая, что его собственное сердце в этом списке было отнюдь не последнее.
Эмма открыла резную крышку шкатулки и долго смотрела на ее содержимое. Со своего места Уильям не мог видеть, что там находится.
Леди Эмма, казалось, не решалась заговорить. Между ее бровей залегла глубокая морщина. Наконец она вытащила из шкатулки бархатный мешочек, закрыла крышку и посмотрела на Уильяма.
– Сын мой, – сказала она торжественно. – Я хранила эту шкатулку на протяжении многих лет и думала, что когда-нибудь вручу её тебе. Я не знала точно, когда это произойдет. Сейчас, думаю, этот день настал. Ты доставил мне сегодня столько радости, больше, чем можешь себе представить, женившись на дочери Арчи Армстронга. Сейчас самое подходящее время для того, чтобы вручить тебе этот памятный свадебный подарок от меня и твоего отца, – закончила леди Эмма и передала шкатулку мужчине.
– Моего отца? – Уильям непонимающе смотрел на мать. Его пальцы лежали на крышке, однако открыть шкатулку он не решался.
– В этом ящичке вещи, принадлежавшие твоему отцу. Я уверена, ему было бы приятно узнать, что ты хранишь их. Я сама собрала их и сложила в шкатулку после того, как он погиб, а тебя увезли из родного дома. Я не заглядывала в нее до сегодняшнего дня.
Дрожащими пальцами Уильям приподнял крышку шкатулки, не до конца уверенный в том, что хочет видеть ее содержимое. Взглянув на вещи, он не смог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к каждой из них. В ящичке лежала пара кожаных рукавиц, темно-синяя шотландская мужская шапочка, простой кожаный кошель, несколько свернутых листов пергамента, маленький кинжал в кожаных ножнах и несколько монет. Уильям ощутил слабый запах кожи и чего-то еще, неуловимого и до боли знакомого. На него нахлынули воспоминания, и он быстро закрыл крышку, будто запечатал видения внутри вместе с вещами отца.
– Я благодарю тебя, мама, – сказал он, не снимая рук со шкатулки. Его горло сжалось. – Позже я разберу их. Мне очень дороги эти вещи, – добавил он.
Тамсин ничего не сказала, только дотронулась до его рукава. Ее пальцы были теплыми, робкое прикосновение несло в себе утешение.
– Некоторые вещи я достала из его карманов, а некоторые мне пришлось снять с тела, когда… когда они принесли его мне после того, как все было кончено, – сказала Эмма. – Я сохранила их для тебя. Теперь ты сам женат, и у тебя есть ребенок… Я хочу, чтобы ты хранил вещи отца и помнил о нем. Он был хорошим отцом и хорошим мужем.
– Я никогда не забывал его, – едва слышно произнес Уильям.
– Аллан хотел бы, чтобы это тоже досталось тебе. И я хочу того же. – Эмма протянула сыну бархатный мешочек.
Уильям раскрыл ладонь, и мать высыпала на нее несколько оловянных пуговиц и круглую серебряную брошь с гранатом – символ клана Скоттов. Уильям вспомнил, что всегда видел ее на тартане отца. Вслед за ней на ладони Уильяма оказались два золотых кольца: одно большое, с крупным изумрудом, второе – маленькое и изящное, тоже с изумрудом, окруженным крошечными жемчужинами.
– Я срезала пуговицы с жакета Аллана в день его похорон, когда готовила тело к погребению, – продолжила Эмма звенящим как сталь голосом. – Я взяла его брошь для тартана, которую носили многие поколения владельцев Рукхоупа, и его обручальное кольцо. Я сняла свое кольцо, положила к его вещам и убрала подальше. – Женщина остановилась, сделала глубокий вдох и закончила: – И сейчас я хочу, чтобы вы с Тамсин обменялись кольцами, которые когда-то носили мы с твоим отцом.
Уильям отвернулся. Его сердце готово было вот-вот остановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Расскажи мне о Тамсин, – тихо попросила мать, постепенно переходя на шепот. – Она такая же упрямая, как ее отец? Мне показалось, что да, но по-своему. Я думаю, она просто слишком свободолюбивая.
– Эта девушка во многом похожа на отца. Она сбежала, когда я вез ее сюда, потому что не хотела сидеть в моем темном, ужасном подземелье. Я уже рассказывал эту историю раньше, – Уильям улыбнулся.
Хелен громко рассмеялась. Кэтрин мигнула, глядя на нее, и издала радостный булькающий звук.
– Подземелье! Полагаю, ты позволил ей поверить в это! – Серебряная иголка, за которой тянулась черная нить, блеснула в руках Эммы.
– Позволил… Она, как спичка, мгновенно разжигает во мне желание ее подразнить.
– И это навело тебя на мысль жениться на ней, – усмехнулась Хелен.
Уильям ничего не ответил, только скривил губы. Эмма прыснула, и Уильям повернулся к матери. Отсветы огня из камина играли на ее лице, на светлых волосах под черной остроконечной шапочкой. Она прищуривала глаза, вглядываясь в вышивку, и закусывала губу, становясь похожей на молоденькую девушку. Прожитые годы тяжкой ношей легли ей на плечи, Уильям знал это, но возраст только усиливал притягательную красоту леди Эммы.
Хелен, осторожно поддерживая Кэтрин, смотрела на брата.
– Может быть, у нее была еще одна веская причина сбежать? Например, твое жестокое обращение с ней. Или твой злодейский нрав, – весело поддразнила она Уильяма.
Он состроил в ответ гримасу, которой часто пугал сестру в детстве. А про себя отметил, как красива Хелен при мягком свете свечи. В ее карих глазах танцевали огоньки, каштановые волосы были гладко уложены под шапочкой-полумесяцем. Раннее вдовство погасило ее внутреннюю искру, а шрамы на лице заставили стесняться своей внешности. В конце концов, она привыкла постоянно ходить в черном и говорить, что никогда снова не выйдет замуж, а останется в Рукхоупе так долго, как позволит ей брат. Уильям, конечно, разрешил бы ей остаться навсегда, но он хотел, чтобы Хелен снова была счастлива. Он видел, как одиночество все больше ложится тенями вокруг ее глаз, и ощущал, что в его собственных глазах притаился брат-близнец ее одиночества. Они все вместе – он, Эмма и Хелен – делили печаль и трагические воспоминания, и лишь иногда им доставалось немного счастья. Любовь и боль переплели их жизни, как переплелись виноградные лозы и цветы на прекрасной вышивке Эммы.
Может быть, еще и поэтому он так охотно согласился на эту фальшивую женитьбу, вместо того чтобы создать настоящий союз с Тамсин или с другой женщиной. Ему довелось испытать слишком много боли, но сейчас он тосковал по любви, искал утешения и хотел вновь испытать страсть. И теперь, похоже, несмотря на его инстинкт самосохранения, судьба поймала его в свои сети и выпускать не собиралась.
Подумав о Тамсин, он снова взглянул на дверь, как делал уже не раз за последний час. Уильям пытался угадать, что ее так задержало: сражение с завязками на женском наряде или борьба со смущением, которую Тамсин никак не может выиграть?
Непрошеное воспоминание о невинном, но таком страстном поцелуе с Тамсин обрушилось на него с неожиданной силой. Он нахмурился, изумленный своей реакцией. Похоже, с этой девушкой он и сам превратился в юнца, не способного управлять ни своим телом, ни своими эмоциями.
– Я помню мать Тамсин, – сказала вдруг Эмма, отвлекая Уильяма от его опасных мыслей. – Я однажды видела ее. Красивое существо, хотя очень молодое и по-своему немного странное. Арчи восхищался ею. Я не знала, что ребенок жил с ним. Думала, цыгане забрали девочку с собой.
– Они так и сделали, но потом Арчи перевез ее в свой дом… примерно в то время, когда мы покинули Рукхоуп, – пояснил Уильям. Перед его глазами всплыла картинка: снегопад, Арчи на коне и темноволосый ребенок на его коленях. Видение было изумительно реальным, почти живым. – Я видел ее вместе с Арчи в тот день, когда Малис увозил меня.
Между тем Кэтрин надоело играть с Хелен. Она потянулась к отцу. Уильям подхватил ее и посадил к себе на колени. Ему нравилось невинное спокойствие, которое он всегда видел в широко раскрытых синих глазах дочери. У девочки были глаза Джен, темные, как голубика, в отличие от более светлых глаз Уильяма. Эти глаза, движение головки, то, как она смешно морщила носик, напоминали ему Джен. Но чаще он вспоминал ее смех, глубокий и мелодичный. Интересно, когда Кэтрин вырастет, будет ли она смеяться так же, как ее мать?
Девочка ухватилась за руку отца и засунула его палец себе в рот.
– Этого ребенка нужно чаще кормить, – с улыбкой заметил Уильям.
– У нее сейчас режутся зубы. – Хелен подошла и забрала малышку. Кэтрин выразила свое недовольство громким плачем. – Я поищу ее кормилицу. Маргарет, должно быть, снова на кухне. Ручаюсь, она или ест, или заигрывает с поварами. После того, как она покормит Кэтрин, я сама уложу девочку спать. – Она понизила голос. – Дорогая, пойдем со мной. Скажи всем до свидания. Уильям, если мы больше не увидимся сегодня вечером, хочу еще раз поздравить тебя с женитьбой. И передай мои поздравления Тамсин. Думаю, ты преподнес нам замечательный сюрприз! – Хелен улыбнулась брату, и он кивнул в знак благодарности.
Без Кэтрин комната сразу потускнела, будто солнце скрылось за облаком. Уильям откинулся на спинку кресла и смотрел, как мать работает над вышивкой. На льняной ткани соседствовали черные виноградные лозы и цветы. Мать говорила, что это вышивка в испанском стиле.
– Когда я закончу, должна получиться превосходная вещь, – заметила Эмма.
– Что это будет? Скатерть?
– Покрывало на подушки. Я уже вышила два таких, они в твоей комнате, на постели. Разве ты не замечал?
– Нет, – честно признался он. – Прости меня.
– Думаю, ты заметил бы перемены, только если бы мы совсем убрали кровать, – улыбаясь, сказала Эмма. – Но теперь, когда ты в спальне не один, все изменится.
Уильям видел, как у матери заблестели глаза.
Леди Эмму всегда отличало чувство собственного достоинства и изящество. Она была уравновешенной, может быть, чуть холодноватой, но никогда не была чопорной. Став много лет назад женой лэрда из Приграничья, она научилась вести сложное домашнее хозяйство, но осталась верна себе и редко говорила о том, что чувствует.
– Возможно, – ответил Уильям и отругал себя за мальчишество, когда почувствовал, как краска заливает его щеки. Он смущенно закашлялся и пригубил вино.
– Ты не должен сидеть здесь вместе со мной, Уильям, – мягко сказала Эмма, поворачиваясь к свече, чтобы обрезать нитку маленькими серебряными ножницами. Она отложила вышивку и принялась вдевать в иглу новую нить. – Сегодня твоя первая брачная ночь.
Уильям вздохнул и провел руками по лицу. Он почти забыл об этом, потому что не чувствовал себя женатым и, говоря по правде, вообще не был уверен в статусе этого необычного союза. Он затруднялся подобрать ему название.
– Тамсин сказала, что спустится, как только закончит одеваться, – проговорил он. – Может быть, передумала?
– А может быть, она ждет, когда ты поднимешься к ней? – Эмма искоса посмотрела на сына, чуть приподняв бровь.
– Не исключено, – согласился он, а про себя подумал, что Тамсин может ждать его только при одном условии – если основательно запуталась в своих одеждах.
Уильям вдруг осознал, что ему не хочется подниматься в свою спальню. Он просто не знал, как сдержать обещание, данное Тамсин. Его жена, которая на самом деле не была ему женой, разжигала его страсть одним своим взглядом, заставляя гореть и мучиться от неутоленного желания.
– Я рада, что ты решил жениться, хотя это и оказалось для меня полной неожиданностью, – сказала леди Эмма. – Я переживала из-за притязаний Малиса Гамильтона. Твоя женитьба ослабит его позиции. И еще я боялась, что ты согласишься взять в жены одну из тех, кого он выбрал для тебя.
– Моя жена – это только мой выбор. Малис Гамильтон тут ни при чем.
– Обещай мне, Уильям, – попросила Эмма, и ее голос задрожал, – обещай, что он не заберет нашу крошку Кэтрин.
Уильям пристально смотрел на последнюю каплю вина, оставшуюся на дне бокала.
– Пока в моем теле будет хоть капля воздуха, чтобы дышать, – прошептал он, – с Кэтрин ничего не случится.
Эмма облегченно вздохнула и вернулась к работе, а Уильям задумчиво наблюдал за танцующими язычками пламени в догорающем камине. Вдруг дверь гостиной скрипнула, и они с Эммой одновременно повернули головы на звук.
Сначала появилась туфля. Видимо, соскочив с ноги, она шлепнулась рядом с креслом, в котором сидел Уильям. Послышалось тихое проклятие, и в комнате появилась немного смущенная Тамсин.
Эмма раскрыла рот, издав возглас изумления. Уильям просто смотрел, не в силах оторвать от нее глаз. Он уже видел Тамсин в черном парчовом платье, но сейчас она выглядела как-то иначе. Может быть, это огонь в камине отбрасывал на нее свет и золотил ее кожу, а может, мерцающая золотая вышивка на черной парче производила такой странный эффект. Уильям не мог сказать, что именно изменилось. Она будто вся светилась изнутри. У него на какой-то миг перехватило дыхание, а потом он ощутил, как его наполняет необыкновенное, ликующее чувство радости.
Уильям улыбнулся, уголки его губ лишь чуть-чуть дрогнули. Совершенно очарованный, он пожирал ее взглядом. Сочетание черного и золотого придавало ее смуглой коже темно-медовый оттенок, нежно-розовый румянец освежал щеки.
Игра света и тени выделяла ее темные волосы и усиливала ясность и чистоту ее зеленых глаз. Тамсин была стройна и грациозна, но явно не наряд подчеркивал ее красоту. Это стало совершенно ясно, когда Уильям заметил свидетельства ее не вполне успешной попытки самостоятельно одеться. Но именно эти черты ее характера – гордость и независимость – тысячекратно усиливали ее очарование в его глазах.
Тамсин, чуть прихрамывая, направилась к Уильяму. Идти без туфли, случайно слетевшей с ноги, было не очень удобно. Уильям нагнулся, поднял непрактичную расшитую вещицу и молча отдал ее девушке. Тамсин от смущения зарделась. Уильям обратил внимание на то, что ее черная шапочка-полумесяц, обшитая жемчугом, сидела на голове неровно, с одной стороны выбились темные кудри, а бархатная накидка перекосилась. Фальшивые нижние рукава были подвязаны неправильно, шелковый пояс Тамсин не затянула, а из-под подола платья выглядывала ступня в шелковом чулке. Янтарное ожерелье оттеняло ее кожу, делало светлее глаза. В ушах Тамсин оставила свои простые цыганские серьги в виде золотых колец.
– Прошу прощения, – прошептала она, поставила туфлю на пол и попыталась вдеть в нее ногу, но покачнулась, теряя равновесие.
– Присядь, Тамсин, – тихо сказал Уильям, указывая на пустой стул рядом с ним. – Не обращай внимания на эту нелепую штуку. От нее все равно нет никакого проку.
Тамсин с облегчением взглянула на мужчину, села, расправила юбки и скинула вторую туфельку.
– Тамсин… – проговорила Эмма. Она поднялась со своего места и направилась к девушке, на ходу протягивая ей руку. – Ты гораздо красивее, чем я могла себе представить. – Тамсин протянула в ответ свою правую руку, и леди Эмма пожала ее. – Я так рада, что Уильям привез тебя в свой дом как жену.
Девушка пробормотала слова благодарности, а потом добавила:
– Леди Эмма, я прошу у вас прощения за шок, который вы испытали, узнав о нашей женитьбе. И за мое ужасное поведение за обедом.
– Этот шок, как ты его называешь, помог мне вновь почувствовать радость и надежду. А за обедом ты внесла оживление в наш узкий, немного скучноватый семейный круг. Так что, никаких извинений, – с улыбкой проговорила Эмма. – Но ты пропустила ужин и, должно быть, страшно голодна.
Тамсин отрицательно покачала головой.
– Я только что поела. Хелен встретила меня в коридоре и проводила на кухню. Кое-что нашлось в шкафу, и еще хлеб, и сыр, и немного эля. Разбавленного, – поспешно добавила она.
– Хорошо, – кивнула Эмма. – А теперь… Я знаю, что вы оба устали и готовы отправиться в постель…
Уильям взглянул на Тамсин. Ее щеки пылали. Она опустила глаза.
– Но перед тем как вы уйдете, – продолжила Эмма, – я хочу вручить вам свадебный подарок. Я дожидалась, когда у меня появится шанс поговорить с вами обоими наедине.
Она подошла к шкафу и достала деревянную шкатулку. Держа ее обеими руками, Эмма села и поставила ящичек себе на колени.
Уильям застыл, не зная, чего ожидать. Он никогда раньше не видел эту резную деревянную шкатулку. Рядом с ним сидела Тамсин, нервно сжав руки, прикрытые пышными манжетами. Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась, покусывая губы. Он понимал, что она сейчас испытывает. Он и сам переживал сейчас то же самое – тревогу и ощущение вины. Эмма с воодушевлением отнеслась к их браку, одобрила его, а теперь еще собиралась преподнести им свадебный подарок.
Уильям проклинал себя за глупость. Сообщая своей семье о том, что женился, он и представить не мог, что его мать и сестра будут так скоро очарованы Тамсин, как и он сам. Ему следовало промолчать, раз уж он согласился, что их брак – не настоящий. От этой женитьбы по соглашению, возможно, не так-то просто будет отказаться. Слишком много сердец покорила его красавица-цыганка. Уильям нахмурился, осознавая, что его собственное сердце в этом списке было отнюдь не последнее.
Эмма открыла резную крышку шкатулки и долго смотрела на ее содержимое. Со своего места Уильям не мог видеть, что там находится.
Леди Эмма, казалось, не решалась заговорить. Между ее бровей залегла глубокая морщина. Наконец она вытащила из шкатулки бархатный мешочек, закрыла крышку и посмотрела на Уильяма.
– Сын мой, – сказала она торжественно. – Я хранила эту шкатулку на протяжении многих лет и думала, что когда-нибудь вручу её тебе. Я не знала точно, когда это произойдет. Сейчас, думаю, этот день настал. Ты доставил мне сегодня столько радости, больше, чем можешь себе представить, женившись на дочери Арчи Армстронга. Сейчас самое подходящее время для того, чтобы вручить тебе этот памятный свадебный подарок от меня и твоего отца, – закончила леди Эмма и передала шкатулку мужчине.
– Моего отца? – Уильям непонимающе смотрел на мать. Его пальцы лежали на крышке, однако открыть шкатулку он не решался.
– В этом ящичке вещи, принадлежавшие твоему отцу. Я уверена, ему было бы приятно узнать, что ты хранишь их. Я сама собрала их и сложила в шкатулку после того, как он погиб, а тебя увезли из родного дома. Я не заглядывала в нее до сегодняшнего дня.
Дрожащими пальцами Уильям приподнял крышку шкатулки, не до конца уверенный в том, что хочет видеть ее содержимое. Взглянув на вещи, он не смог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к каждой из них. В ящичке лежала пара кожаных рукавиц, темно-синяя шотландская мужская шапочка, простой кожаный кошель, несколько свернутых листов пергамента, маленький кинжал в кожаных ножнах и несколько монет. Уильям ощутил слабый запах кожи и чего-то еще, неуловимого и до боли знакомого. На него нахлынули воспоминания, и он быстро закрыл крышку, будто запечатал видения внутри вместе с вещами отца.
– Я благодарю тебя, мама, – сказал он, не снимая рук со шкатулки. Его горло сжалось. – Позже я разберу их. Мне очень дороги эти вещи, – добавил он.
Тамсин ничего не сказала, только дотронулась до его рукава. Ее пальцы были теплыми, робкое прикосновение несло в себе утешение.
– Некоторые вещи я достала из его карманов, а некоторые мне пришлось снять с тела, когда… когда они принесли его мне после того, как все было кончено, – сказала Эмма. – Я сохранила их для тебя. Теперь ты сам женат, и у тебя есть ребенок… Я хочу, чтобы ты хранил вещи отца и помнил о нем. Он был хорошим отцом и хорошим мужем.
– Я никогда не забывал его, – едва слышно произнес Уильям.
– Аллан хотел бы, чтобы это тоже досталось тебе. И я хочу того же. – Эмма протянула сыну бархатный мешочек.
Уильям раскрыл ладонь, и мать высыпала на нее несколько оловянных пуговиц и круглую серебряную брошь с гранатом – символ клана Скоттов. Уильям вспомнил, что всегда видел ее на тартане отца. Вслед за ней на ладони Уильяма оказались два золотых кольца: одно большое, с крупным изумрудом, второе – маленькое и изящное, тоже с изумрудом, окруженным крошечными жемчужинами.
– Я срезала пуговицы с жакета Аллана в день его похорон, когда готовила тело к погребению, – продолжила Эмма звенящим как сталь голосом. – Я взяла его брошь для тартана, которую носили многие поколения владельцев Рукхоупа, и его обручальное кольцо. Я сняла свое кольцо, положила к его вещам и убрала подальше. – Женщина остановилась, сделала глубокий вдох и закончила: – И сейчас я хочу, чтобы вы с Тамсин обменялись кольцами, которые когда-то носили мы с твоим отцом.
Уильям отвернулся. Его сердце готово было вот-вот остановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45