– Впрочем, думаю, что и моя протекция вам не повредит.
– Ах, миледи! – едва слышно выдохнула Джулия. – Я надеялась, но не смела вас просить!..
– Ну вот и хорошо, что я сама об этом заговорила. Но обещайте в другой раз не чиниться и без церемоний просить меня, о чем вам нужно. Я буду рада в меру своих сил помочь вам и вашим сестрам. А теперь расскажите мне, как вы живете.
Расправив складки платья, Джулия начала подробный отчет обо всех хатерлейских новостях: о том, как ее сестры стали чаще принимать гостей, как сама она всерьез решила завоевать сердце своего мужа и как он сперва словно бы откликнулся на ее порыв, но потом снова отдалился от нее.
Дослушав до конца, леди Тревонанс сказала:
– Я вижу, вы многого добились за этот короткий срок. Только не отчаивайтесь из-за временных поражений и неудач. Вы должны помнить: сэр Перран не привык к женскому обществу. – Она еще раз улыбнулась, после чего заговорила совсем другим, деловым тоном. – Чтобы свет отнесся к вашим сестрам благосклонно, в эту первую неделю в Лондоне вам придется немало сделать. Вы готовы выслушать мои рекомендации?
– О да! – радостно кивнула Джулия. Почти три года она самоотверженно трудилась над тем, чтобы только приблизить эту минуту. И вот наконец ее сестры в Лондоне и при поддержке маркизы, Бог даст, скоро будут приняты придирчивым столичным светом.
– Во-первых, – начала леди Тревонанс, – нельзя забывать, что ваше положение осложнено двумя обстоятельствами: безвременной кончиной вашего отца и тем, что вы вышли замуж, не дождавшись конца траура.
– Я это понимаю, – серьезно кивнула Джулия.
– Хорошо. В таком случае, вам следует быть готовыми к тому, что самые ярые ревнители морали станут вас сторониться, хотя, думаю, и они не посмеют заявить об этом открыто. Если же до моих ушей дойдет, что в отношении вас выказаны какие-либо признаки неуважения, – поверьте, тут уж никому не поздоровится!.. Но это мое дело, вы же предупредите сестер, что, какие бы холодные взгляды на них ни кидались и как бы они себя при этом ни чувствовали, они всегда должны держаться спокойно и уверенно – будто ничего не произошло. Это очень важно. Я видела много сезонов на своем веку и знаю, что частенько одна-единственная улыбка, которой никто не ожидал, заставляет сплетников прикусить языки.
Далее, вы должны будете предъявлять мне все получаемые вами приглашения. В Лондоне слишком много «модных» гостиных, в которых нечего делать ни вам, ни вашим сестрам. Это тоже очень важно. И, хотя некоторых званых вечеров и балов придется избегать, все же, если вы хотите добиться успеха, каждый день вам нужно будет показываться по возможности в нескольких местах. Как только вы, все вчетвером – так что вас трудно будет не заметить, – начнете появляться то там, то тут, весь Лондон тотчас убедится, что сестры Вердель приняты везде. Почаще бывайте в Опере, гуляйте иногда в Воксхолл-Гарденз, только не в дни маскарада. Днем можете сколько душе угодно ходить по магазинам, лучше всего на Нью-Бонд-стрит, но упаси вас Бог забрести в ранний час на Сент-Джеймс-стрит: там молодые повесы подкарауливают несчастных девушек, по большей части приезжих, и набрасываются на них прямо из окон своих клубов. Непременно посетите Британский музей, Королевскую Академию и библиотеку Хукхэма. Будет просто превосходно, если вы где-нибудь повстречаетесь с принцем-регентом и ему случится вас заметить.
Джулия, слушавшая с большим вниманием, нашла список леди Тревонанс весьма подробным и даже исчерпывающим, за исключением одного пункта, который маркиза почему-то совершенно выпустила из виду. Случайно или намеренно? Скорее всего последнее, но все же Джулия хотела знать наверняка. Поэтому, собравшись с духом, она задала волновавший ее вопрос вслух.
– А что вы скажете о Доме Алмака?
Маркиза вздохнула.
– У меня, конечно, большие связи, но мое влияние все же не безгранично. В Доме Алмака всем заправляют несколько патронесс. Все они строгие блюстительницы нравов и очень ревностно относятся к вопросам репутации своих гостей. Я говорила с каждой в отдельности, включая леди Каупер, но – увы! – никого из них не удалось убедить. Мне очень жаль.
Дом балов и собраний Алмака, известный лондонский «рынок невест», был кратчайшим и самым верным путем к успеху во время сезона. Джулия прекрасно понимала, что если этот путь будет закрыт для ее сестер, то многие молодые люди – в первую очередь те, которые считаются «завидными женихами», – постараются воздержаться от знакомства с ними.
– Так вы полагаете, что без этих приглашений мы сможем чего-нибудь добиться?
Леди Тревонанс широко улыбнулась.
– Подождите, дайте порядочным молодым людям раз-другой взглянуть на Элизабет, Каролину и Аннабеллу, и тогда – увидите сами – сэру Перрану трудно будет отбиться от гостей!
Джулия была не очень уверена в последнем, но поскольку ее визит и так уже растянулся далеко за положенные четверть часа, то она поднялась и стала прощаться. Однако леди Тревонанс, видимо, не собиралась пока отпускать свою гостью и снова уговорила ее сесть. Когда вернувшийся паж занял свое место за диваном у ее плеча, маркиза заметно оживилась. Они немного пошептались, и негритенок куда-то убежал, но через минуту появился снова, с блаженной улыбкой на широконосом лице, и шепнул на ухо хозяйке какое-то слово.
Просияв, маркиза потрепала мальчика за щеку и обернулась к Джулии.
– Простите нам наши маленькие секреты, просто мы готовили для вас сюрприз.
В следующее мгновение в комнату вошел Эдвард.
Джулии показалось, что она вдруг шагнула из яви в сон.
Эдвард!
Она не знала, произнесла ли она его имя мысленно или вслух.
Пока он шел к ней через всю комнату, она почти не дышала. Его волосы, по-прежнему длинные, были туго стянуты черной лентой, белый шейный платок и белоснежные углы стоячего воротничка оттеняли смуглость щек. На широких плечах превосходно сидел темно-синий фрак, впереди, между короткими полами фрака и черными панталонами, виднелась узкая полоска светло-желтого шелкового жилета. Высокие голенища подчеркивали стройность мускулистых ног. Он был, как всегда, красив, и, как всегда, при одном взгляде на него сердце Джулии тревожно забилось. Она не могла оторвать от него глаз.
Наконец он склонился над ее рукой.
– Здравствуйте, леди Блэкторн, – с улыбкой произнес он.
Прежде чем отпустить, он ненадолго задержал ее пальцы в своей руке.
– Где же ваши хорошие манеры, майор? – послышался с дивана голос леди Тревонанс. – Вы как будто вовсе не замечаете хозяйку дома.
– Виноват! – Обернувшись, Эдвард смиренно прижал ладонь к груди, после чего направился к маркизе, чтобы приложиться к ее ручке. – Но я предчувствовал, что мне так или иначе не избежать вашего гнева. Подойди я сперва к вам, вы сказали бы, что я невнимателен к вашей гостье.
– Возможно, вы правы; но я все же не могу отказать себе в удовольствии вас подразнить.
– Я рад, что доставил вам удовольствие, миледи. И спасибо, что послали за мной.
Она довольно улыбнулась, потом вдруг поднесла руку ко лбу, словно вспомнив о чем-то.
– Какая я рассеянная! – в притворной досаде воскликнула она. – Совсем забыла: ведь меня ждет важное и срочное дело! Майор Блэкторн, я сознаю, что злоупотребляю вашим великодушием, но не согласитесь ли вы – ради меня! – занять в мое отсутствие леди Блэкторн? Собеседница она, правда, неважная, но собой необычайно хороша, так что не сочтите за труд, окажите мне такую любезность!
Все это было сказано столь легким и игривым тоном, что Джулия окончательно смутилась. Кажется, герцогиня хочет оставить их с Эдвардом наедине? Она уже хотела воспротивиться, но когда Эдвард обернулся и взглянул на нее так, будто он умирает от жажды, а у нее в руках стакан с чистой водой, – решила все же покориться воле хозяйки.
Леди Тревонанс тем временем встала и, слегка ухватив негритенка за ухо, повела его к выходу. Джулия тоже встала, чтобы попрощаться с хозяйкой.
В дверях маркиза задержалась и пригласила Джулию наведываться к ней не реже, чем раз в два дня, с новостями и с полученными приглашениями. После этого она бросила Эдварду некий предмет, оказавшийся, к вящему смятению Джулии, ключом, и, прежде чем уйти, вполне явственно подмигнула.
Джулия почувствовала, как краска заливает ее лицо.
– Неужели она думает, что… – Она умолкла, не договорив.
Эдвард улыбнулся и подошел к Джулии.
– Она просто любит над всеми подшучивать, – сказал он, – но делает это по-доброму. На самом деле она прекрасно знает, что ни ты, ни я не выйдем за рамки приличий и не позволим себе ничего лишнего. – Серые глаза смотрели на нее влюбленно и одновременно грустно. – Хотя, сказать по правде, в тот момент, когда я вошел в комнату, я ощутил ровно то же самое, что и в июле: тогда, стоило мне только взглянуть в твою сторону, как уже хотелось обнимать, целовать и ласкать тебя без конца… Я всегда буду любить тебя, Джулия.
От его слов на сердце у Джулии стало вдруг нестерпимо горячо. Она дотронулась ладонью до его щеки и посмотрела ему прямо в глаза; тут же ей захотелось раствориться в их серой зовущей глубине и остаться там навсегда. – А я в тот момент, когда ты вошел в комнату, не могла ни думать, ни дышать, – тихо сказала она. – Просто остолбенела – и все. Я ведь не ожидала тебя сегодня встретить. Слава Богу, что это произошло здесь, а не на каком-нибудь балу, иначе всему Лондону тотчас стало бы известно, что я к тебе чувствую.
Собственные слова казались ей вполне безобидными. В конце концов, что дурного, если, храня верность мужу, она признается в своей любви к другому?
Но не успела она понять, что произошло, как он уже обнял ее, и его губы легко коснулись ее лба, виска, щеки, а ее собственная рука, все еще лежавшая на его щеке, скользнула назад, к затылку, к черной шелковой ленте в его волосах. В тот же миг Эдвард притянул ее к себе, а его рот нежно приник к ее губам. По всему телу Джулии пробежала волна сладостного желания, и она поняла, что должна сейчас же оттолкнуть Эдварда, запретить ему так себя целовать, – но у нее не было на это сил. Сейчас она желала лишь одного – чтобы его руки трогали и ласкали ее, чтобы его кожа касалась ее кожи, а его губы поскорее добрались до тех мест, которые так тосковали по его ласкам.
Блэкторн не понимал, почему от одной ее близости все его принципы и решения, казалось, полетели в тартарары. Ведь всего минуту назад он не собирался так страстно целовать и прижимать ее к себе, теперь же он, кажется, готов был пойти гораздо дальше, стоило ей только намекнуть.
– Джулия! – едва слышно шепнул он ей в ухо и, услышав в ответ собственное имя, снова жадно приник к ее губам. Желание его стремительно росло и становилось все непреодолимее. С нею, по всей видимости, происходило то же самое, или, возможно, она угадала его состояние, потому что неожиданно она вырвалась от него и отошла к камину.
С минуту он стоял неподвижно, пережидая, когда волна страсти спадет. Но едва он поднял глаза и увидел Джулию, которая стояла с опущенными плечами, глядя в пол, сердце его пронзила острая боль. Он снова подошел к ней и взял ее за плечи.
– Ах, Эдвард, – прошептала она. – Как глупо, что я поверила собственным выдумкам. Все это время я доказывала себе, что могу быть счастлива и без тебя, и вот, стоило тебе дотронуться до меня и поцеловать, – и я уже не понимаю, как буду уходить из этой комнаты… А я должна это сделать.
Эдвард притянул ее к себе и поцеловал золотистую макушку. Она склонила голову ему на плечо.
– Я люблю тебя, – шепнул он ей в самое ухо. – Что нам делать, Джулия?
Горло ее тоскливо сжалось. Хотелось поднять голову и подставить ему губы, но кто знает, чем это могло кончиться? Она уже не доверяла себе.
– Я жена твоего дяди, – сказала она, – и намерена любить его и сделать все, чтобы он тоже меня полюбил. Как бы я ни хотела быть с тобой, это уже невозможно: я дала слово хранить верность мужу. Прошу тебя, помоги мне его сдержать.
Эдвард долго молчал и, прижимая ее к себе, тихонько целовал ее волосы. Наконец он сказал:
– Я сделаю все, как ты скажешь.
– Сейчас я могу сказать тебе только одно, – прошептала она, медленно высвобождаясь из его объятий. – Уходи. Пожалуйста.
– Хорошо, я уйду, но сперва я тоже должен сказать тебе кое-что. Посмотри на меня. – Джулия подняла на него глаза, и они тотчас наполнились слезами. Эдвард дотронулся рукой до ее щеки. – Я мечтал, что мы будем жить с тобою вместе до конца наших дней и спать в одной постели всегда, если только я не стану тебе неприятен. Я мечтал, что ты нарожаешь мне детей и будешь заботиться о них, растить их мужественными и сильными. Я ухожу, но хочу, чтобы ты знала: мое сердце рвется от тоски. Мне снова, как прошлым летом, приходится навсегда прощаться со своими мечтами. Ты понимаешь меня?
Джулия медленно кивнула. Слезы выкатились у нее из глаз, но она не замечала их.
– Тогда, – продолжал он, – мне остается только сказать, что я уважаю твое решение хранить верность мужу и готов во всем тебе подчиниться. Только скажи мне, что я должен делать.
– Пожалуйста, не ищи встречи со мною, – сказала она. – Если случайно наши пути где-то пересекутся – прошу тебя, проявляй ко мне одну только светскую учтивость. Иначе, боюсь, что я сама…
– Я знаю. – Наклонив голову, он уперся лбом в ее лоб. – Хорошо. Пусть будет светская учтивость. – И, едва коснувшись губами ее губ, он быстро вышел из гостиной.
Несколько минут спустя Джулия уже покачивалась в роскошной городской карете своего мужа, которая выехала с Баркли-сквер и направилась в сторону Гроувенор-сквер. Небо мало-помалу начинало проясняться, и кое-где сквозь пелену серых облаков проглядывали бледно-голубые клочки. Воздух после ночного дождя казался особенно свежим и чистым, но в его свежесть уже вплеталась стойкая струя лошадиного пота. По улицам разъезжали повозки для сбора отбросов, ими правили дюжие плечистые возчики. Тут и там к небу поднимались темные столбы дыма от очагов и каминов, топившихся углем. Почти все дома в городе были темно-серые, а в тех местах, куда обычно сваливался уголь, стены почернели от въедливой пыли.
Джулия, впрочем, предпочитала не замечать вездесущей угольной пыли и дыма, которым в недалеком будущем суждено было видоизменить облик столицы, и искренне любовалась прекрасными зданиями и оживлением на городских улицах. Навстречу ей катились кареты всех видов и мастей: одноместные открытые экипажи, роскошные парные двуколки, фаэтоны, спешившие в Гайд-парк, легкие прогулочные кареты, старомодные четырехместные коляски и ландо. Этот город полон движения, думала Джулия, а всякое движение рано или поздно должно вести вперед. И хотя присутствие Эдварда в столице ее немало смущало, она все же была рада, что наконец попала в Лондон.
Следующая неделя принесла с собой круговорот радостных событий, и первым из них был бал, устроенный маркизой в честь сестер Вердель. Если до сих пор Джулия еще немного сомневалась в успехе Элизабет, Каролины и Аннабеллы в Лондоне, то после бала сомнения ее окончательно развеялись. С первого же момента их появления перед гостями, когда они, все вчетвером – две черноволосые и две златовласые красавицы, – грациозно спустились по мраморной лестнице в доме леди Тревонанс, у младших сестер буквально отбоя не было от кавалеров.
Джулия и сама могла бы собрать около себя целый шлейф поклонников, однако она предпочитала находиться возле мужа, предупреждая его малейшие желания. Он держался отстраненно, и время от времени Джулия ловила на себе его взгляд, исполненный какой-то непонятной печали. Однако он по-прежнему оставался равнодушен к расспросам жены и, по-видимому, не собирался говорить ей, что его удручает.
И все же, несмотря на явную холодность сэра Перрана, Джулия была довольна началом этого сезона. Первые две недели ее пребывания в Лондоне полностью совпали с предсказаниями леди Тревонанс. Каждый вечер ей приходилось вывозить своих сестер по меньшей мере в четыре разных места, дверной молоточек их дома на Гроувенор-сквер почти не смолкал, а сам дом скоро стал похож на большой цветочный магазин. Отсутствие приглашений в Дом Алмака было пока незаметно, поскольку традиционные «среды Алмака» еще не начались. Джулия надеялась, что до их начала сестры успеют проявить себя с наилучшей стороны и что мамино воспитание, вкупе с их собственными достоинствами, поможет им утвердиться в лондонском великосветском обществе.
Что касается Эдварда, то после их первого нечаянного свидания Джулия убедилась, что уже может встречаться с ним на людях без прежнего, почти непреодолимого желания броситься к нему в объятия. При виде его она всегда напоминала себе о своем долге перед мужем и о том, как важно для нее сейчас завоевать сердце сэра Перрана. В ее жизни не могло быть места для Эдварда, и она это знала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ах, миледи! – едва слышно выдохнула Джулия. – Я надеялась, но не смела вас просить!..
– Ну вот и хорошо, что я сама об этом заговорила. Но обещайте в другой раз не чиниться и без церемоний просить меня, о чем вам нужно. Я буду рада в меру своих сил помочь вам и вашим сестрам. А теперь расскажите мне, как вы живете.
Расправив складки платья, Джулия начала подробный отчет обо всех хатерлейских новостях: о том, как ее сестры стали чаще принимать гостей, как сама она всерьез решила завоевать сердце своего мужа и как он сперва словно бы откликнулся на ее порыв, но потом снова отдалился от нее.
Дослушав до конца, леди Тревонанс сказала:
– Я вижу, вы многого добились за этот короткий срок. Только не отчаивайтесь из-за временных поражений и неудач. Вы должны помнить: сэр Перран не привык к женскому обществу. – Она еще раз улыбнулась, после чего заговорила совсем другим, деловым тоном. – Чтобы свет отнесся к вашим сестрам благосклонно, в эту первую неделю в Лондоне вам придется немало сделать. Вы готовы выслушать мои рекомендации?
– О да! – радостно кивнула Джулия. Почти три года она самоотверженно трудилась над тем, чтобы только приблизить эту минуту. И вот наконец ее сестры в Лондоне и при поддержке маркизы, Бог даст, скоро будут приняты придирчивым столичным светом.
– Во-первых, – начала леди Тревонанс, – нельзя забывать, что ваше положение осложнено двумя обстоятельствами: безвременной кончиной вашего отца и тем, что вы вышли замуж, не дождавшись конца траура.
– Я это понимаю, – серьезно кивнула Джулия.
– Хорошо. В таком случае, вам следует быть готовыми к тому, что самые ярые ревнители морали станут вас сторониться, хотя, думаю, и они не посмеют заявить об этом открыто. Если же до моих ушей дойдет, что в отношении вас выказаны какие-либо признаки неуважения, – поверьте, тут уж никому не поздоровится!.. Но это мое дело, вы же предупредите сестер, что, какие бы холодные взгляды на них ни кидались и как бы они себя при этом ни чувствовали, они всегда должны держаться спокойно и уверенно – будто ничего не произошло. Это очень важно. Я видела много сезонов на своем веку и знаю, что частенько одна-единственная улыбка, которой никто не ожидал, заставляет сплетников прикусить языки.
Далее, вы должны будете предъявлять мне все получаемые вами приглашения. В Лондоне слишком много «модных» гостиных, в которых нечего делать ни вам, ни вашим сестрам. Это тоже очень важно. И, хотя некоторых званых вечеров и балов придется избегать, все же, если вы хотите добиться успеха, каждый день вам нужно будет показываться по возможности в нескольких местах. Как только вы, все вчетвером – так что вас трудно будет не заметить, – начнете появляться то там, то тут, весь Лондон тотчас убедится, что сестры Вердель приняты везде. Почаще бывайте в Опере, гуляйте иногда в Воксхолл-Гарденз, только не в дни маскарада. Днем можете сколько душе угодно ходить по магазинам, лучше всего на Нью-Бонд-стрит, но упаси вас Бог забрести в ранний час на Сент-Джеймс-стрит: там молодые повесы подкарауливают несчастных девушек, по большей части приезжих, и набрасываются на них прямо из окон своих клубов. Непременно посетите Британский музей, Королевскую Академию и библиотеку Хукхэма. Будет просто превосходно, если вы где-нибудь повстречаетесь с принцем-регентом и ему случится вас заметить.
Джулия, слушавшая с большим вниманием, нашла список леди Тревонанс весьма подробным и даже исчерпывающим, за исключением одного пункта, который маркиза почему-то совершенно выпустила из виду. Случайно или намеренно? Скорее всего последнее, но все же Джулия хотела знать наверняка. Поэтому, собравшись с духом, она задала волновавший ее вопрос вслух.
– А что вы скажете о Доме Алмака?
Маркиза вздохнула.
– У меня, конечно, большие связи, но мое влияние все же не безгранично. В Доме Алмака всем заправляют несколько патронесс. Все они строгие блюстительницы нравов и очень ревностно относятся к вопросам репутации своих гостей. Я говорила с каждой в отдельности, включая леди Каупер, но – увы! – никого из них не удалось убедить. Мне очень жаль.
Дом балов и собраний Алмака, известный лондонский «рынок невест», был кратчайшим и самым верным путем к успеху во время сезона. Джулия прекрасно понимала, что если этот путь будет закрыт для ее сестер, то многие молодые люди – в первую очередь те, которые считаются «завидными женихами», – постараются воздержаться от знакомства с ними.
– Так вы полагаете, что без этих приглашений мы сможем чего-нибудь добиться?
Леди Тревонанс широко улыбнулась.
– Подождите, дайте порядочным молодым людям раз-другой взглянуть на Элизабет, Каролину и Аннабеллу, и тогда – увидите сами – сэру Перрану трудно будет отбиться от гостей!
Джулия была не очень уверена в последнем, но поскольку ее визит и так уже растянулся далеко за положенные четверть часа, то она поднялась и стала прощаться. Однако леди Тревонанс, видимо, не собиралась пока отпускать свою гостью и снова уговорила ее сесть. Когда вернувшийся паж занял свое место за диваном у ее плеча, маркиза заметно оживилась. Они немного пошептались, и негритенок куда-то убежал, но через минуту появился снова, с блаженной улыбкой на широконосом лице, и шепнул на ухо хозяйке какое-то слово.
Просияв, маркиза потрепала мальчика за щеку и обернулась к Джулии.
– Простите нам наши маленькие секреты, просто мы готовили для вас сюрприз.
В следующее мгновение в комнату вошел Эдвард.
Джулии показалось, что она вдруг шагнула из яви в сон.
Эдвард!
Она не знала, произнесла ли она его имя мысленно или вслух.
Пока он шел к ней через всю комнату, она почти не дышала. Его волосы, по-прежнему длинные, были туго стянуты черной лентой, белый шейный платок и белоснежные углы стоячего воротничка оттеняли смуглость щек. На широких плечах превосходно сидел темно-синий фрак, впереди, между короткими полами фрака и черными панталонами, виднелась узкая полоска светло-желтого шелкового жилета. Высокие голенища подчеркивали стройность мускулистых ног. Он был, как всегда, красив, и, как всегда, при одном взгляде на него сердце Джулии тревожно забилось. Она не могла оторвать от него глаз.
Наконец он склонился над ее рукой.
– Здравствуйте, леди Блэкторн, – с улыбкой произнес он.
Прежде чем отпустить, он ненадолго задержал ее пальцы в своей руке.
– Где же ваши хорошие манеры, майор? – послышался с дивана голос леди Тревонанс. – Вы как будто вовсе не замечаете хозяйку дома.
– Виноват! – Обернувшись, Эдвард смиренно прижал ладонь к груди, после чего направился к маркизе, чтобы приложиться к ее ручке. – Но я предчувствовал, что мне так или иначе не избежать вашего гнева. Подойди я сперва к вам, вы сказали бы, что я невнимателен к вашей гостье.
– Возможно, вы правы; но я все же не могу отказать себе в удовольствии вас подразнить.
– Я рад, что доставил вам удовольствие, миледи. И спасибо, что послали за мной.
Она довольно улыбнулась, потом вдруг поднесла руку ко лбу, словно вспомнив о чем-то.
– Какая я рассеянная! – в притворной досаде воскликнула она. – Совсем забыла: ведь меня ждет важное и срочное дело! Майор Блэкторн, я сознаю, что злоупотребляю вашим великодушием, но не согласитесь ли вы – ради меня! – занять в мое отсутствие леди Блэкторн? Собеседница она, правда, неважная, но собой необычайно хороша, так что не сочтите за труд, окажите мне такую любезность!
Все это было сказано столь легким и игривым тоном, что Джулия окончательно смутилась. Кажется, герцогиня хочет оставить их с Эдвардом наедине? Она уже хотела воспротивиться, но когда Эдвард обернулся и взглянул на нее так, будто он умирает от жажды, а у нее в руках стакан с чистой водой, – решила все же покориться воле хозяйки.
Леди Тревонанс тем временем встала и, слегка ухватив негритенка за ухо, повела его к выходу. Джулия тоже встала, чтобы попрощаться с хозяйкой.
В дверях маркиза задержалась и пригласила Джулию наведываться к ней не реже, чем раз в два дня, с новостями и с полученными приглашениями. После этого она бросила Эдварду некий предмет, оказавшийся, к вящему смятению Джулии, ключом, и, прежде чем уйти, вполне явственно подмигнула.
Джулия почувствовала, как краска заливает ее лицо.
– Неужели она думает, что… – Она умолкла, не договорив.
Эдвард улыбнулся и подошел к Джулии.
– Она просто любит над всеми подшучивать, – сказал он, – но делает это по-доброму. На самом деле она прекрасно знает, что ни ты, ни я не выйдем за рамки приличий и не позволим себе ничего лишнего. – Серые глаза смотрели на нее влюбленно и одновременно грустно. – Хотя, сказать по правде, в тот момент, когда я вошел в комнату, я ощутил ровно то же самое, что и в июле: тогда, стоило мне только взглянуть в твою сторону, как уже хотелось обнимать, целовать и ласкать тебя без конца… Я всегда буду любить тебя, Джулия.
От его слов на сердце у Джулии стало вдруг нестерпимо горячо. Она дотронулась ладонью до его щеки и посмотрела ему прямо в глаза; тут же ей захотелось раствориться в их серой зовущей глубине и остаться там навсегда. – А я в тот момент, когда ты вошел в комнату, не могла ни думать, ни дышать, – тихо сказала она. – Просто остолбенела – и все. Я ведь не ожидала тебя сегодня встретить. Слава Богу, что это произошло здесь, а не на каком-нибудь балу, иначе всему Лондону тотчас стало бы известно, что я к тебе чувствую.
Собственные слова казались ей вполне безобидными. В конце концов, что дурного, если, храня верность мужу, она признается в своей любви к другому?
Но не успела она понять, что произошло, как он уже обнял ее, и его губы легко коснулись ее лба, виска, щеки, а ее собственная рука, все еще лежавшая на его щеке, скользнула назад, к затылку, к черной шелковой ленте в его волосах. В тот же миг Эдвард притянул ее к себе, а его рот нежно приник к ее губам. По всему телу Джулии пробежала волна сладостного желания, и она поняла, что должна сейчас же оттолкнуть Эдварда, запретить ему так себя целовать, – но у нее не было на это сил. Сейчас она желала лишь одного – чтобы его руки трогали и ласкали ее, чтобы его кожа касалась ее кожи, а его губы поскорее добрались до тех мест, которые так тосковали по его ласкам.
Блэкторн не понимал, почему от одной ее близости все его принципы и решения, казалось, полетели в тартарары. Ведь всего минуту назад он не собирался так страстно целовать и прижимать ее к себе, теперь же он, кажется, готов был пойти гораздо дальше, стоило ей только намекнуть.
– Джулия! – едва слышно шепнул он ей в ухо и, услышав в ответ собственное имя, снова жадно приник к ее губам. Желание его стремительно росло и становилось все непреодолимее. С нею, по всей видимости, происходило то же самое, или, возможно, она угадала его состояние, потому что неожиданно она вырвалась от него и отошла к камину.
С минуту он стоял неподвижно, пережидая, когда волна страсти спадет. Но едва он поднял глаза и увидел Джулию, которая стояла с опущенными плечами, глядя в пол, сердце его пронзила острая боль. Он снова подошел к ней и взял ее за плечи.
– Ах, Эдвард, – прошептала она. – Как глупо, что я поверила собственным выдумкам. Все это время я доказывала себе, что могу быть счастлива и без тебя, и вот, стоило тебе дотронуться до меня и поцеловать, – и я уже не понимаю, как буду уходить из этой комнаты… А я должна это сделать.
Эдвард притянул ее к себе и поцеловал золотистую макушку. Она склонила голову ему на плечо.
– Я люблю тебя, – шепнул он ей в самое ухо. – Что нам делать, Джулия?
Горло ее тоскливо сжалось. Хотелось поднять голову и подставить ему губы, но кто знает, чем это могло кончиться? Она уже не доверяла себе.
– Я жена твоего дяди, – сказала она, – и намерена любить его и сделать все, чтобы он тоже меня полюбил. Как бы я ни хотела быть с тобой, это уже невозможно: я дала слово хранить верность мужу. Прошу тебя, помоги мне его сдержать.
Эдвард долго молчал и, прижимая ее к себе, тихонько целовал ее волосы. Наконец он сказал:
– Я сделаю все, как ты скажешь.
– Сейчас я могу сказать тебе только одно, – прошептала она, медленно высвобождаясь из его объятий. – Уходи. Пожалуйста.
– Хорошо, я уйду, но сперва я тоже должен сказать тебе кое-что. Посмотри на меня. – Джулия подняла на него глаза, и они тотчас наполнились слезами. Эдвард дотронулся рукой до ее щеки. – Я мечтал, что мы будем жить с тобою вместе до конца наших дней и спать в одной постели всегда, если только я не стану тебе неприятен. Я мечтал, что ты нарожаешь мне детей и будешь заботиться о них, растить их мужественными и сильными. Я ухожу, но хочу, чтобы ты знала: мое сердце рвется от тоски. Мне снова, как прошлым летом, приходится навсегда прощаться со своими мечтами. Ты понимаешь меня?
Джулия медленно кивнула. Слезы выкатились у нее из глаз, но она не замечала их.
– Тогда, – продолжал он, – мне остается только сказать, что я уважаю твое решение хранить верность мужу и готов во всем тебе подчиниться. Только скажи мне, что я должен делать.
– Пожалуйста, не ищи встречи со мною, – сказала она. – Если случайно наши пути где-то пересекутся – прошу тебя, проявляй ко мне одну только светскую учтивость. Иначе, боюсь, что я сама…
– Я знаю. – Наклонив голову, он уперся лбом в ее лоб. – Хорошо. Пусть будет светская учтивость. – И, едва коснувшись губами ее губ, он быстро вышел из гостиной.
Несколько минут спустя Джулия уже покачивалась в роскошной городской карете своего мужа, которая выехала с Баркли-сквер и направилась в сторону Гроувенор-сквер. Небо мало-помалу начинало проясняться, и кое-где сквозь пелену серых облаков проглядывали бледно-голубые клочки. Воздух после ночного дождя казался особенно свежим и чистым, но в его свежесть уже вплеталась стойкая струя лошадиного пота. По улицам разъезжали повозки для сбора отбросов, ими правили дюжие плечистые возчики. Тут и там к небу поднимались темные столбы дыма от очагов и каминов, топившихся углем. Почти все дома в городе были темно-серые, а в тех местах, куда обычно сваливался уголь, стены почернели от въедливой пыли.
Джулия, впрочем, предпочитала не замечать вездесущей угольной пыли и дыма, которым в недалеком будущем суждено было видоизменить облик столицы, и искренне любовалась прекрасными зданиями и оживлением на городских улицах. Навстречу ей катились кареты всех видов и мастей: одноместные открытые экипажи, роскошные парные двуколки, фаэтоны, спешившие в Гайд-парк, легкие прогулочные кареты, старомодные четырехместные коляски и ландо. Этот город полон движения, думала Джулия, а всякое движение рано или поздно должно вести вперед. И хотя присутствие Эдварда в столице ее немало смущало, она все же была рада, что наконец попала в Лондон.
Следующая неделя принесла с собой круговорот радостных событий, и первым из них был бал, устроенный маркизой в честь сестер Вердель. Если до сих пор Джулия еще немного сомневалась в успехе Элизабет, Каролины и Аннабеллы в Лондоне, то после бала сомнения ее окончательно развеялись. С первого же момента их появления перед гостями, когда они, все вчетвером – две черноволосые и две златовласые красавицы, – грациозно спустились по мраморной лестнице в доме леди Тревонанс, у младших сестер буквально отбоя не было от кавалеров.
Джулия и сама могла бы собрать около себя целый шлейф поклонников, однако она предпочитала находиться возле мужа, предупреждая его малейшие желания. Он держался отстраненно, и время от времени Джулия ловила на себе его взгляд, исполненный какой-то непонятной печали. Однако он по-прежнему оставался равнодушен к расспросам жены и, по-видимому, не собирался говорить ей, что его удручает.
И все же, несмотря на явную холодность сэра Перрана, Джулия была довольна началом этого сезона. Первые две недели ее пребывания в Лондоне полностью совпали с предсказаниями леди Тревонанс. Каждый вечер ей приходилось вывозить своих сестер по меньшей мере в четыре разных места, дверной молоточек их дома на Гроувенор-сквер почти не смолкал, а сам дом скоро стал похож на большой цветочный магазин. Отсутствие приглашений в Дом Алмака было пока незаметно, поскольку традиционные «среды Алмака» еще не начались. Джулия надеялась, что до их начала сестры успеют проявить себя с наилучшей стороны и что мамино воспитание, вкупе с их собственными достоинствами, поможет им утвердиться в лондонском великосветском обществе.
Что касается Эдварда, то после их первого нечаянного свидания Джулия убедилась, что уже может встречаться с ним на людях без прежнего, почти непреодолимого желания броситься к нему в объятия. При виде его она всегда напоминала себе о своем долге перед мужем и о том, как важно для нее сейчас завоевать сердце сэра Перрана. В ее жизни не могло быть места для Эдварда, и она это знала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46