Она шагнула в его объятья так легко и естественно, словно делала это всю жизнь, и Эдвард, как и в прошлый раз, тотчас завладел ее ртом. Целуя ее, он развязал ленты у нее под подбородком, и, прежде чем она успела опомниться, ее белая шелковая шляпка полетела на траву. Пальцы Эдварда, ласкавшие ее шею, скользнули вниз, к груди, но она не отстранилась и не отвела его руки. Она хотела этого, хотела, чтобы Эдвард Блэкторн трогал и ласкал ее, как муж ласкает жену. Увы, она не могла быть его женой, и, возможно, именно поэтому позволяла ему то, чего не должна была позволять.
Летний день, жизнь со всеми ее невзгодами – все кануло куда-то, остались только прикосновения его губ, рук, языка. Словно мощный поток нес ее вперед. Прижав к себе голову Эдварда, она развязала ленточку у него на затылке и запустила пальцы в густые черные пряди. Ленточка упала на землю.
Тотчас он обнял ее крепче, и его поцелуи сделались более властными и горячими. Джулия ощущала всем телом, как он хочет ее, и ею владела одна-единственная мысль: Эдвард мой, мой, пусть всего лишь на минуту – но он мой! Ее пальцы скользнули под синий редингот, потом под застежку белой рубахи, слегка влажной от пота… Он застонал и снова притянул ее к себе.
– Джулия, милая… – шептали его губы.
Не в силах вымолвить ни слова, она лишь льнула к нему всем телом.
Неожиданно он перестал ее целовать и замер, не разжимая объятий. Стало слышно, что оба дышат с трудом.
– Что будем делать? – хриплым шепотом спросил он.
В голове у Джулии неожиданно замелькали мысли, которые она гнала от себя до сих пор: об отце, о лорде Питере, о заросшем бурьяном огороде. Она прижалась лбом к его груди. Безнадежно, бесполезно.
– Я придумаю что-нибудь, – сказал он. – Что-нибудь, чтобы мы могли быть вместе. – Он отклонился назад и, держа ее за плечи, долго всматривался в изумрудно-зеленые глаза. – Джулия, послушай меня. Ты должна мне верить. Я обязательно найду какой-нибудь выход, но мне нужно время.
– Я хочу тебе верить, Эдвард, очень хочу. Только времени у меня нет.
– Не может быть, чтобы твой отец совершенно разорился. Наверняка что-то еще можно спасти.
– Я… я не знаю. Но меня не оставляет ощущение, что моей семье грозит какая-то страшная опасность – словно мы стоим на краю высокого утеса и малейший ветерок может сбросить всех нас в пропасть.
– Как бы то ни было, – сказал он, все еще держа ее за плечи, – ты не выходишь ни за лорда Питера, ни за кого другого. С этой минуты ты моя… Впрочем, возможно, ты была моей еще в те времена, когда я катал тебя верхом.
– Или привязывал к дереву и понарошку сжигал? – Она улыбнулась сквозь слезы.
– Да, – сказал он и крепко прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Джулия. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, Эдвард.
Они еще долго стояли обнявшись, потом, подобрав в траве белую шелковую шляпку и черную ленточку, двинулись назад по ущелью, но по пути больше смотрели друг другу в глаза, чем любовались красотами природы. Позже, когда они ехали в двуколке домой, Джулия витала среди грез. Ей представлялось будущее с Эдвардом: их семья, маленькая ферма, домик у моря. Он, разумеется, уйдет из армии, а она нарожает ему десяток детей.
Во время этой прогулки по ущелью Джулия словно бы впала в любовный столбняк, в котором пребывала до сих пор. Везде, куда бы она ни посмотрела, ей мерещились картины семейного счастья с Эдвардом.
Когда повозка в очередной раз подпрыгнула на колдобине и мелодия песни украсилась очередной визгливой руладой сестер, Джулия наконец вернулась к настоящему.
Бурый мерин тащился кое-как, но Эдвард не особенно его торопил. Он продолжал держать вожжи одной рукой, другая же его рука тем временем нашла пальцы Джулии и ласково сжала их.
– О чем ты думала? – спросил он. – Ты так долго молчала.
– О вчерашнем дне, – ответила она.
Он оглядел ее и улыбнулся.
– Ты просто чудо, Джулия. Мне ужасно хочется забрать тебя отсюда и увезти в Лондон. Мои друзья лопнули бы от зависти при виде такой красавицы. – Он мечтательно вздохнул.
Наконец повозка выехала на просторный луг. Густая высокая – по колено – трава расстилалась до самого подножия холмов, на которых Джулия и Элизабет играли когда-то с Эдвардом и его братьями. На пологих склонах между дубовыми и буковыми рощицами светились синие ковры колокольчиков. Посередине луга протекал ручей; около него Эдвард и остановил повозку. Когда он распряг мерина и собирался подвести его к воде, Каролина заявила, что сделает это сама и вдобавок протрет травой лошадиные бока.
– Лошади – моя слабость. Вы не представляете, как я горевала, когда папа распродал чуть не всю конюшню. Я ведь целыми днями не отходила от лошадей, так что Чилтон, наш конюх, уже не знал, куда от меня деваться.
Бурый мерин тряхнул головой, словно в подтверждение ее слов. Каролина завела его в прозрачный неглубокий поток, а Эдвард, по просьбе Элизабет, взялся за огромную корзину. Для девушек она оказалась слишком тяжела, хоть они и пытались поднять ее все втроем: Джулия за одну ручку, Элизабет с Аннабеллой за другую.
Отстранив Джулию, Эдвард без особых усилий опустил драгоценную ношу на траву.
Аннабелла радостно устремилась к корзине.
– Я умираю с голоду! – объявила она, откидывая крышку. – Кроме того, эти яблочные тарталетки всю дорогу так одуряюще пахли, что я едва дотерпела.
Из корзины были извлечены: холодная курятина; горячие пироги с голубиным мясом, обложенные нагретыми кирпичами в полотенцах; груши в лимонном сиропе; а также свежеиспеченный хлеб, сливочное масло, джем из куманики и упомянутые уже яблочные тарталетки. Еда казалась Джулии божественной. От свежего воздуха, пенистого вина и непринужденной беседы вся компания скоро впала в счастливое и умиротворенное состояние. Каролина то и дело принималась декламировать стихи – Вордсворта или Байрона, – но всякий раз прерывала себя на полуслове и тянулась то за ломтиком мягкого хлеба, то за грушевым десертом.
Когда полдник завершился и Аннабелла начала складывать посуду обратно в корзину, а Элизабет задремала у Каролины на коленях, Эдвард предложил сестрам подняться на холм и подышать лесным воздухом.
– Ой, правда, пойдемте, – с воодушевлением подхватила Джулия и, дернув за шелковые ленты под подбородком, забросила свою соломенную шляпку прямо в повозку.
– Что? – Элизабет сонно подняла голову. – Гулять в лес? После погуляем. Сейчас я хочу спать. – И снова уютно свернулась на сестриных коленях.
Зато Аннабелла немедленно захлопнула крышку корзины и подскочила на ноги.
– А я пойду, – объявила она и тут же шлепнулась на одеяло, потому что Каролина крепко ухватила ее за подол желтого с коричневым ситцевого платья и, видимо, не собиралась отпускать.
– Куда это ты собралась? – строго осведомилась она. – Ты что, забыла, что сейчас твоя очередь читать вслух? Вот и читай. – Она сунула Аннабелле в руки томик стихов.
– Но… – Аннабелла в растерянности уставилась на книгу.
– Ну ты же обещала! – ласково улыбнулась ей Каролина и обернулась к Джулии. – Ступайте! Аннабелла посидит с нами.
Только тут зеленые глаза Аннабеллы обратились к старшей сестре, и она зарделась от смущения.
– Да-да, конечно… ступайте! Я ведь и правда обещала Каролине. Просто… как-то вылетело из головы.
Джулия, которая, конечно, все поняла, не знала, сердиться ли ей на сестер или радоваться. Их хитрость была шита белыми нитками. Что подумает Эдвард? Он ведь может заподозрить, что она сама все подстроила. Впрочем, какая разница? Главное, у них будет возможность побыть вдвоем.
Поэтому, бросив Каролине благодарный взгляд, она решительно схватила Эдварда за руку и потянула за собой.
Через минуту они уже добежали до края луга и, не замедляя шага, начали взбираться на холм. Подобрав подол, Джулия храбро устремилась на подъем. Она, конечно, без труда проходила две-три мили в день, но бегать вверх по склонам – пусть даже не очень крутым – ей уже давно не приходилось, и вскоре ее дыхание сделалось частым и неровным, а ноги начали заплетаться, словно вязли в грязи. Ее утешало только то, что Эдвард ненамного ее обогнал, хотя и дышал гораздо спокойнее и ровнее.
Развевающийся подол ее бледно-зеленого муслинового платья задевал за колокольчики, и краем глаза Джулия видела, как они еще какое-то время покачивались у нее за спиной. Ветки деревьев цеплялись за волосы, шпильки одна за другой выползали из пучка, и вскоре развившийся золотистый жгут начал при каждом шаге подпрыгивать у нее на спине. Однако она не думала из-за этого останавливаться. Наконец склон сделался более пологим, и лес начал редеть, зато колокольчиков кругом стало гораздо больше. Эдвард неожиданно сделал шаг в ее сторону, крепко обхватил ее за талию и, не дав опомниться, уложил на мягкое колокольчиковое ложе.
Джулия хотела отдышаться, но никак не могла, потому что ее душил смех.
– Ну, сейчас ты у меня получишь!.. – с трудом вымолвила она.
– Ах, как страшно! – Смеясь, он улегся рядом с ней. – Полюбуйся на себя! Ты же едва дышишь.
Грудь Эдварда тоже вздымалась высоко, но не так, как у Джулии.
– Сама знаю! – ответила она и снова едва не задохнулась от смеха. – Как глупо… и как хорошо. – Сквозь ветви буков перед ее глазами проглядывало темно-голубое, почти синее небо. – Ты когда-нибудь замечал, что здесь, на холмах, небо всегда кажется ближе и синее, чем внизу? Интересно, почему так? – Ее дыхание начало наконец выравниваться.
Однако, повернув голову и увидев, какими глазами Эдвард смотрит на низкий вырез ее платья, Джулия забыла про цвет неба.
Он, вероятно, почувствовал ее взгляд, потому что тотчас отвел глаза.
– Поцелуй меня, – прошептала она.
Эдвард приподнялся на локте и погладил ее по лицу, легко коснувшись полуоткрытых губ, после чего вдруг перекатился на нее и приник губами к ее рту. Джулия впервые ощутила тяжесть его тела и поняла, что еще немного – и они с Эдвардом сольются воедино… Она обхватила его руками за шею.
Растворяясь в поцелуе, она чувствовала, как рука Эдварда движется по изгибам его тела вниз, от груди к талии и дальше, вниз по бедру. Когда его пальцы приподняли край ее платья и, скользнув за подвязку, стали ласкать ногу под шелковым чулком, по ее телу пробежала сладкая дрожь.
Выбравшись из-под подвязки, он гладил ее бедро под легким муслином. Всякий раз, когда пальцы Эдварда скользили по ее коже, его поцелуи становились горячее. Теперь уже ничто не мешало ему познать ее.
Он глухо застонал и, оторвавшись от ее рта, скользнул губами по ее шее к груди.
– Джулия, – прошептал он. – Я люблю тебя. Ты такая нежная, прекрасная. – Он поцеловал ее грудь. – От тебя пахнет розами.
После этого он вдруг умолк и отодвинулся от Джулии.
– Почему ты перестал?.. – тихо спросила она, пропуская между пальцами выбившиеся из-под ленточки черные пряди.
– Потому что иначе я овладею тобой, даже если ты попытаешься меня остановить. Я не хочу так. Я хочу, чтобы ты была моей женой. – Он тихонько погладил нежную выпуклость ее груди. – У нас с тобой еще будет время насладиться друг другом, обещаю.
Сердце Джулии, как и тело, рвалось к нему. Она знала, что будет любить его всегда. В голове мелькали обрывки каких-то тревожных мыслей, но она постаралась отогнать их подальше, чтобы не мешали ей наслаждаться счастьем и мечтать о будущем с Эдвардом. Главное сейчас – что он любил ее и они были вместе.
7
Вечером того же дня, когда в доме уже все стихло, Эдвард сидел в маленькой рабочей комнатке мистера Лэдока, смежной с кабинетом хозяина. Ему надо было все хорошо обдумать и составить в голове план действий, однако мысли его беспрестанно путались. Сознание того, что французский шпион вот уже по меньшей мере пять лет пользуется документами сэра Перрана, и что все это происходит здесь, в дядином доме, мешало майору сосредоточиться на мыслях об их с Джулией будущем.
По правде сказать, обещая Джулии найти какой-нибудь выход, он не имел в голове никакого определенного решения, просто очень хотел быть с нею вместе. Теперь же, поразмыслив некоторое время над создавшимся положением, он пришел к выводу, что найти выход из него будет не так-то просто. Джулия хотела, чтобы ее затруднения были разрешены немедленно, однако все практические решения, приходящие ему на ум, требовали для своего осуществления, самое малое, нескольких месяцев.
Самые реальные из них были так или иначе связаны с карьером. По словам сэра Перрана, на местном известняке еще можно было заработать хорошее состояние, хотя в последние годы добыча камня пришла в упадок из-за плохого управления и недостатка контрактов.
Блэкторн нисколько не сомневался, что при помощи кое-каких связей он без особого труда сможет подыскать несколько выгодных контрактов, и мог бы приступить к делу хоть сейчас, однако в его отсутствие события в Монастырской усадьбе приняли несколько неожиданный оборот.
Вернувшись вечером из Хатерлейского парка, он обнаружил, что кто-то побывал у него в спальне и добрался до секретных документов Веллингтона. В таких обстоятельствах отвлекаться на решение посторонних вопросов означало подвергать опасности порученную ему миссию, а возможно, и собственную жизнь.
Не прослужи он столько лет на полуострове, где во всем соблюдался строжайший порядок, потому что в любую минуту мог последовать сигнал к отступлению или атаке, он скорее всего вовсе не обнаружил бы следов пребывания непрошеного гостя. Однако, памятуя педантичность, с какой его денщик всегда складывал его одежду и личные вещи, майор придумал хитроумную ловушку.
Уходя, он всякий раз прятал кожаную папку с документами в платяной шкаф, сверху на папку укладывал три пары скатанных чулок, первую пару носками к себе, вторую от себя и третью снова к себе, рядом ставил три пары сапог: «веллингтоны», как теперь повсеместно назывались сапоги для верховой езды, ботфорты и парадные, с белыми отворотами. Поперек чулок лежала шпага – изогнутой стороной рукояти к задней стенке шкафа.
Заглянув в шкаф – что со времени возвращения в Монастырскую усадьбу вошло у него в привычку, – он обнаружил, что все как будто лежит на своих местах, даже шпага повернута в точности так, как он ее оставил. Однако на средней паре чулок почему-то не было видно его вышитых инициалов. Блэкторн нагнулся и взял их в руки. Да, так и есть: в середине оказалась пара без инициалов, пара же с инициалами теперь лежала слева. Кто-то заглядывал в его папку, после чего тщательнейшим образом разложил все как было, вот только перепутал местами две пары чулок.
Документы в папке тоже оказались в полном порядке. Моулз не соврал: этот шпион, кто бы он ни был, коварная бестия, хотя и коварство, как выяснилось, не избавляет от промахов и ошибок.
Вот над чем размышлял майор Блэкторн в комнате Лэдока, когда тишину ночного дома неожиданно нарушил женский смех и вслед за ним голос самого хозяина комнаты. Видимо, он вел даму к себе. Блэкторн сперва хотел незаметно уйти, но потом подумал, что при таком раскладе не помешает, пожалуй, застать своего секретаря врасплох и немножко припугнуть.
Скоро парочка прошествовала через кабинет сэра Перрана и показалась в дверях. Лэдок вел свою даму за талию, с улыбкой заглядывая ей в глаза, его спутница тоже улыбалась ему в ответ. Неудивительно, что они не заметили в комнате майора.
– Добрый вечер, – громко сказал он и поднялся из-за письменного стола.
Женщина, в которой Эдвард узнал дядину горничную, испуганно ойкнула.
– Какого черта?.. – начал было мистер Лэдок, но сразу же осекся. – Простите, майор Блэкторн… Как вы меня напугали! – Сообразив, что его застали со служанкой в самый неподходящий момент, он покраснел до корней волос и шепнул что-то ей на ухо. Она тотчас ретировалась, неслышно ступая по янтарно-желтому ковру хозяйского кабинета. – Вы хотели меня видеть? – вежливо осведомился Лэдок. Щеки его все еще горели.
– Нет. – Блэкторн покачал головой. – Я просто искал уединения.
– Здесь?
Лэдок был высокий шатен лет тридцати пяти, худощавый и остроносый. В спокойные минуты его лицо отличалось изрядной бледностью. Сейчас он стоял нахмурясь, его черные глаза настороженно смотрели на майора.
Блэкторн усмехнулся.
– Право, сам не знаю, как меня сюда занесло. – Он с притворным удивлением оглядел дубовую обшивку стен, заваленный бумагами стол и полосатую древесину кленового шкафа напротив. – Верно, это все оттого, что я влюблен!
С этими словами он вышел из-за стола и покинул комнату, чем окончательно сбил с толку бедного мистера Лэдока. Однако, дойдя до середины дядиного кабинета, он остановился и неслышно вернулся к приоткрытой двери. Лэдок стоял, опершись обеими руками на стол, с белым, как мел, лицом, словно вот-вот собирался упасть в обморок. Блэкторн бесшумно шагнул в комнату и затворил за собою дверь.
– Что случилось? – спросил он.
Лэдок испуганно вскинул голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Летний день, жизнь со всеми ее невзгодами – все кануло куда-то, остались только прикосновения его губ, рук, языка. Словно мощный поток нес ее вперед. Прижав к себе голову Эдварда, она развязала ленточку у него на затылке и запустила пальцы в густые черные пряди. Ленточка упала на землю.
Тотчас он обнял ее крепче, и его поцелуи сделались более властными и горячими. Джулия ощущала всем телом, как он хочет ее, и ею владела одна-единственная мысль: Эдвард мой, мой, пусть всего лишь на минуту – но он мой! Ее пальцы скользнули под синий редингот, потом под застежку белой рубахи, слегка влажной от пота… Он застонал и снова притянул ее к себе.
– Джулия, милая… – шептали его губы.
Не в силах вымолвить ни слова, она лишь льнула к нему всем телом.
Неожиданно он перестал ее целовать и замер, не разжимая объятий. Стало слышно, что оба дышат с трудом.
– Что будем делать? – хриплым шепотом спросил он.
В голове у Джулии неожиданно замелькали мысли, которые она гнала от себя до сих пор: об отце, о лорде Питере, о заросшем бурьяном огороде. Она прижалась лбом к его груди. Безнадежно, бесполезно.
– Я придумаю что-нибудь, – сказал он. – Что-нибудь, чтобы мы могли быть вместе. – Он отклонился назад и, держа ее за плечи, долго всматривался в изумрудно-зеленые глаза. – Джулия, послушай меня. Ты должна мне верить. Я обязательно найду какой-нибудь выход, но мне нужно время.
– Я хочу тебе верить, Эдвард, очень хочу. Только времени у меня нет.
– Не может быть, чтобы твой отец совершенно разорился. Наверняка что-то еще можно спасти.
– Я… я не знаю. Но меня не оставляет ощущение, что моей семье грозит какая-то страшная опасность – словно мы стоим на краю высокого утеса и малейший ветерок может сбросить всех нас в пропасть.
– Как бы то ни было, – сказал он, все еще держа ее за плечи, – ты не выходишь ни за лорда Питера, ни за кого другого. С этой минуты ты моя… Впрочем, возможно, ты была моей еще в те времена, когда я катал тебя верхом.
– Или привязывал к дереву и понарошку сжигал? – Она улыбнулась сквозь слезы.
– Да, – сказал он и крепко прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Джулия. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, Эдвард.
Они еще долго стояли обнявшись, потом, подобрав в траве белую шелковую шляпку и черную ленточку, двинулись назад по ущелью, но по пути больше смотрели друг другу в глаза, чем любовались красотами природы. Позже, когда они ехали в двуколке домой, Джулия витала среди грез. Ей представлялось будущее с Эдвардом: их семья, маленькая ферма, домик у моря. Он, разумеется, уйдет из армии, а она нарожает ему десяток детей.
Во время этой прогулки по ущелью Джулия словно бы впала в любовный столбняк, в котором пребывала до сих пор. Везде, куда бы она ни посмотрела, ей мерещились картины семейного счастья с Эдвардом.
Когда повозка в очередной раз подпрыгнула на колдобине и мелодия песни украсилась очередной визгливой руладой сестер, Джулия наконец вернулась к настоящему.
Бурый мерин тащился кое-как, но Эдвард не особенно его торопил. Он продолжал держать вожжи одной рукой, другая же его рука тем временем нашла пальцы Джулии и ласково сжала их.
– О чем ты думала? – спросил он. – Ты так долго молчала.
– О вчерашнем дне, – ответила она.
Он оглядел ее и улыбнулся.
– Ты просто чудо, Джулия. Мне ужасно хочется забрать тебя отсюда и увезти в Лондон. Мои друзья лопнули бы от зависти при виде такой красавицы. – Он мечтательно вздохнул.
Наконец повозка выехала на просторный луг. Густая высокая – по колено – трава расстилалась до самого подножия холмов, на которых Джулия и Элизабет играли когда-то с Эдвардом и его братьями. На пологих склонах между дубовыми и буковыми рощицами светились синие ковры колокольчиков. Посередине луга протекал ручей; около него Эдвард и остановил повозку. Когда он распряг мерина и собирался подвести его к воде, Каролина заявила, что сделает это сама и вдобавок протрет травой лошадиные бока.
– Лошади – моя слабость. Вы не представляете, как я горевала, когда папа распродал чуть не всю конюшню. Я ведь целыми днями не отходила от лошадей, так что Чилтон, наш конюх, уже не знал, куда от меня деваться.
Бурый мерин тряхнул головой, словно в подтверждение ее слов. Каролина завела его в прозрачный неглубокий поток, а Эдвард, по просьбе Элизабет, взялся за огромную корзину. Для девушек она оказалась слишком тяжела, хоть они и пытались поднять ее все втроем: Джулия за одну ручку, Элизабет с Аннабеллой за другую.
Отстранив Джулию, Эдвард без особых усилий опустил драгоценную ношу на траву.
Аннабелла радостно устремилась к корзине.
– Я умираю с голоду! – объявила она, откидывая крышку. – Кроме того, эти яблочные тарталетки всю дорогу так одуряюще пахли, что я едва дотерпела.
Из корзины были извлечены: холодная курятина; горячие пироги с голубиным мясом, обложенные нагретыми кирпичами в полотенцах; груши в лимонном сиропе; а также свежеиспеченный хлеб, сливочное масло, джем из куманики и упомянутые уже яблочные тарталетки. Еда казалась Джулии божественной. От свежего воздуха, пенистого вина и непринужденной беседы вся компания скоро впала в счастливое и умиротворенное состояние. Каролина то и дело принималась декламировать стихи – Вордсворта или Байрона, – но всякий раз прерывала себя на полуслове и тянулась то за ломтиком мягкого хлеба, то за грушевым десертом.
Когда полдник завершился и Аннабелла начала складывать посуду обратно в корзину, а Элизабет задремала у Каролины на коленях, Эдвард предложил сестрам подняться на холм и подышать лесным воздухом.
– Ой, правда, пойдемте, – с воодушевлением подхватила Джулия и, дернув за шелковые ленты под подбородком, забросила свою соломенную шляпку прямо в повозку.
– Что? – Элизабет сонно подняла голову. – Гулять в лес? После погуляем. Сейчас я хочу спать. – И снова уютно свернулась на сестриных коленях.
Зато Аннабелла немедленно захлопнула крышку корзины и подскочила на ноги.
– А я пойду, – объявила она и тут же шлепнулась на одеяло, потому что Каролина крепко ухватила ее за подол желтого с коричневым ситцевого платья и, видимо, не собиралась отпускать.
– Куда это ты собралась? – строго осведомилась она. – Ты что, забыла, что сейчас твоя очередь читать вслух? Вот и читай. – Она сунула Аннабелле в руки томик стихов.
– Но… – Аннабелла в растерянности уставилась на книгу.
– Ну ты же обещала! – ласково улыбнулась ей Каролина и обернулась к Джулии. – Ступайте! Аннабелла посидит с нами.
Только тут зеленые глаза Аннабеллы обратились к старшей сестре, и она зарделась от смущения.
– Да-да, конечно… ступайте! Я ведь и правда обещала Каролине. Просто… как-то вылетело из головы.
Джулия, которая, конечно, все поняла, не знала, сердиться ли ей на сестер или радоваться. Их хитрость была шита белыми нитками. Что подумает Эдвард? Он ведь может заподозрить, что она сама все подстроила. Впрочем, какая разница? Главное, у них будет возможность побыть вдвоем.
Поэтому, бросив Каролине благодарный взгляд, она решительно схватила Эдварда за руку и потянула за собой.
Через минуту они уже добежали до края луга и, не замедляя шага, начали взбираться на холм. Подобрав подол, Джулия храбро устремилась на подъем. Она, конечно, без труда проходила две-три мили в день, но бегать вверх по склонам – пусть даже не очень крутым – ей уже давно не приходилось, и вскоре ее дыхание сделалось частым и неровным, а ноги начали заплетаться, словно вязли в грязи. Ее утешало только то, что Эдвард ненамного ее обогнал, хотя и дышал гораздо спокойнее и ровнее.
Развевающийся подол ее бледно-зеленого муслинового платья задевал за колокольчики, и краем глаза Джулия видела, как они еще какое-то время покачивались у нее за спиной. Ветки деревьев цеплялись за волосы, шпильки одна за другой выползали из пучка, и вскоре развившийся золотистый жгут начал при каждом шаге подпрыгивать у нее на спине. Однако она не думала из-за этого останавливаться. Наконец склон сделался более пологим, и лес начал редеть, зато колокольчиков кругом стало гораздо больше. Эдвард неожиданно сделал шаг в ее сторону, крепко обхватил ее за талию и, не дав опомниться, уложил на мягкое колокольчиковое ложе.
Джулия хотела отдышаться, но никак не могла, потому что ее душил смех.
– Ну, сейчас ты у меня получишь!.. – с трудом вымолвила она.
– Ах, как страшно! – Смеясь, он улегся рядом с ней. – Полюбуйся на себя! Ты же едва дышишь.
Грудь Эдварда тоже вздымалась высоко, но не так, как у Джулии.
– Сама знаю! – ответила она и снова едва не задохнулась от смеха. – Как глупо… и как хорошо. – Сквозь ветви буков перед ее глазами проглядывало темно-голубое, почти синее небо. – Ты когда-нибудь замечал, что здесь, на холмах, небо всегда кажется ближе и синее, чем внизу? Интересно, почему так? – Ее дыхание начало наконец выравниваться.
Однако, повернув голову и увидев, какими глазами Эдвард смотрит на низкий вырез ее платья, Джулия забыла про цвет неба.
Он, вероятно, почувствовал ее взгляд, потому что тотчас отвел глаза.
– Поцелуй меня, – прошептала она.
Эдвард приподнялся на локте и погладил ее по лицу, легко коснувшись полуоткрытых губ, после чего вдруг перекатился на нее и приник губами к ее рту. Джулия впервые ощутила тяжесть его тела и поняла, что еще немного – и они с Эдвардом сольются воедино… Она обхватила его руками за шею.
Растворяясь в поцелуе, она чувствовала, как рука Эдварда движется по изгибам его тела вниз, от груди к талии и дальше, вниз по бедру. Когда его пальцы приподняли край ее платья и, скользнув за подвязку, стали ласкать ногу под шелковым чулком, по ее телу пробежала сладкая дрожь.
Выбравшись из-под подвязки, он гладил ее бедро под легким муслином. Всякий раз, когда пальцы Эдварда скользили по ее коже, его поцелуи становились горячее. Теперь уже ничто не мешало ему познать ее.
Он глухо застонал и, оторвавшись от ее рта, скользнул губами по ее шее к груди.
– Джулия, – прошептал он. – Я люблю тебя. Ты такая нежная, прекрасная. – Он поцеловал ее грудь. – От тебя пахнет розами.
После этого он вдруг умолк и отодвинулся от Джулии.
– Почему ты перестал?.. – тихо спросила она, пропуская между пальцами выбившиеся из-под ленточки черные пряди.
– Потому что иначе я овладею тобой, даже если ты попытаешься меня остановить. Я не хочу так. Я хочу, чтобы ты была моей женой. – Он тихонько погладил нежную выпуклость ее груди. – У нас с тобой еще будет время насладиться друг другом, обещаю.
Сердце Джулии, как и тело, рвалось к нему. Она знала, что будет любить его всегда. В голове мелькали обрывки каких-то тревожных мыслей, но она постаралась отогнать их подальше, чтобы не мешали ей наслаждаться счастьем и мечтать о будущем с Эдвардом. Главное сейчас – что он любил ее и они были вместе.
7
Вечером того же дня, когда в доме уже все стихло, Эдвард сидел в маленькой рабочей комнатке мистера Лэдока, смежной с кабинетом хозяина. Ему надо было все хорошо обдумать и составить в голове план действий, однако мысли его беспрестанно путались. Сознание того, что французский шпион вот уже по меньшей мере пять лет пользуется документами сэра Перрана, и что все это происходит здесь, в дядином доме, мешало майору сосредоточиться на мыслях об их с Джулией будущем.
По правде сказать, обещая Джулии найти какой-нибудь выход, он не имел в голове никакого определенного решения, просто очень хотел быть с нею вместе. Теперь же, поразмыслив некоторое время над создавшимся положением, он пришел к выводу, что найти выход из него будет не так-то просто. Джулия хотела, чтобы ее затруднения были разрешены немедленно, однако все практические решения, приходящие ему на ум, требовали для своего осуществления, самое малое, нескольких месяцев.
Самые реальные из них были так или иначе связаны с карьером. По словам сэра Перрана, на местном известняке еще можно было заработать хорошее состояние, хотя в последние годы добыча камня пришла в упадок из-за плохого управления и недостатка контрактов.
Блэкторн нисколько не сомневался, что при помощи кое-каких связей он без особого труда сможет подыскать несколько выгодных контрактов, и мог бы приступить к делу хоть сейчас, однако в его отсутствие события в Монастырской усадьбе приняли несколько неожиданный оборот.
Вернувшись вечером из Хатерлейского парка, он обнаружил, что кто-то побывал у него в спальне и добрался до секретных документов Веллингтона. В таких обстоятельствах отвлекаться на решение посторонних вопросов означало подвергать опасности порученную ему миссию, а возможно, и собственную жизнь.
Не прослужи он столько лет на полуострове, где во всем соблюдался строжайший порядок, потому что в любую минуту мог последовать сигнал к отступлению или атаке, он скорее всего вовсе не обнаружил бы следов пребывания непрошеного гостя. Однако, памятуя педантичность, с какой его денщик всегда складывал его одежду и личные вещи, майор придумал хитроумную ловушку.
Уходя, он всякий раз прятал кожаную папку с документами в платяной шкаф, сверху на папку укладывал три пары скатанных чулок, первую пару носками к себе, вторую от себя и третью снова к себе, рядом ставил три пары сапог: «веллингтоны», как теперь повсеместно назывались сапоги для верховой езды, ботфорты и парадные, с белыми отворотами. Поперек чулок лежала шпага – изогнутой стороной рукояти к задней стенке шкафа.
Заглянув в шкаф – что со времени возвращения в Монастырскую усадьбу вошло у него в привычку, – он обнаружил, что все как будто лежит на своих местах, даже шпага повернута в точности так, как он ее оставил. Однако на средней паре чулок почему-то не было видно его вышитых инициалов. Блэкторн нагнулся и взял их в руки. Да, так и есть: в середине оказалась пара без инициалов, пара же с инициалами теперь лежала слева. Кто-то заглядывал в его папку, после чего тщательнейшим образом разложил все как было, вот только перепутал местами две пары чулок.
Документы в папке тоже оказались в полном порядке. Моулз не соврал: этот шпион, кто бы он ни был, коварная бестия, хотя и коварство, как выяснилось, не избавляет от промахов и ошибок.
Вот над чем размышлял майор Блэкторн в комнате Лэдока, когда тишину ночного дома неожиданно нарушил женский смех и вслед за ним голос самого хозяина комнаты. Видимо, он вел даму к себе. Блэкторн сперва хотел незаметно уйти, но потом подумал, что при таком раскладе не помешает, пожалуй, застать своего секретаря врасплох и немножко припугнуть.
Скоро парочка прошествовала через кабинет сэра Перрана и показалась в дверях. Лэдок вел свою даму за талию, с улыбкой заглядывая ей в глаза, его спутница тоже улыбалась ему в ответ. Неудивительно, что они не заметили в комнате майора.
– Добрый вечер, – громко сказал он и поднялся из-за письменного стола.
Женщина, в которой Эдвард узнал дядину горничную, испуганно ойкнула.
– Какого черта?.. – начал было мистер Лэдок, но сразу же осекся. – Простите, майор Блэкторн… Как вы меня напугали! – Сообразив, что его застали со служанкой в самый неподходящий момент, он покраснел до корней волос и шепнул что-то ей на ухо. Она тотчас ретировалась, неслышно ступая по янтарно-желтому ковру хозяйского кабинета. – Вы хотели меня видеть? – вежливо осведомился Лэдок. Щеки его все еще горели.
– Нет. – Блэкторн покачал головой. – Я просто искал уединения.
– Здесь?
Лэдок был высокий шатен лет тридцати пяти, худощавый и остроносый. В спокойные минуты его лицо отличалось изрядной бледностью. Сейчас он стоял нахмурясь, его черные глаза настороженно смотрели на майора.
Блэкторн усмехнулся.
– Право, сам не знаю, как меня сюда занесло. – Он с притворным удивлением оглядел дубовую обшивку стен, заваленный бумагами стол и полосатую древесину кленового шкафа напротив. – Верно, это все оттого, что я влюблен!
С этими словами он вышел из-за стола и покинул комнату, чем окончательно сбил с толку бедного мистера Лэдока. Однако, дойдя до середины дядиного кабинета, он остановился и неслышно вернулся к приоткрытой двери. Лэдок стоял, опершись обеими руками на стол, с белым, как мел, лицом, словно вот-вот собирался упасть в обморок. Блэкторн бесшумно шагнул в комнату и затворил за собою дверь.
– Что случилось? – спросил он.
Лэдок испуганно вскинул голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46