Увидев в ее глазах боль, он тем не менее продолжил свой рассказ. — Но это, моя дорогая Либерти, еще не конец моей истории. После того как Ховард обвинил моего отца в незаконном присвоении средств, он уволил его — униженного, оскорбленного, опозоренного и без пенни в кармане. Моя мать, чтобы прокормить семью, подалась в прачки. Я в это время был в Оксфорде и узнал о происшедшем лишь несколько месяцев спустя. В одном из писем отец написал, что после многих лет безупречной службы Ховард отправил его на заслуженный отдых. Господи, какой я был идиот, что поверил в это! — воскликнул Дэрвуд и негромко, но крепко выругался.
— Откуда вам было знать?!
— Мне следовало знать! Я по наивности полагал, что Ховард Ренделл — человек безупречной репутации. Нелицеприятную правду я узнал гораздо позднее, когда моя учеба подошла к концу. Я получил от матери письмо, в котором она умоляла меня вернуться, поскольку отец серьезно болен.
Я мгновенно бросился домой, где застал их обоих больными, они заразились холерой. Нет никаких сомнений, что причиной болезни стали те чудовищные условия, в которых они были вынуждены влачить существование, — произнес Эллиот, и его черты омрачила душевная мука. — Когда отец умер, стало ясно, каких страданий стоили ему последние месяцы жизни. Он страшно исхудал и осунулся. Кожа на руках моей матери вся растрескалась, ведь она постоянно стирала в корыте с раствором щелочи.
— Какой ужас! — прошептала Либерти и закрыла глаза. Губы ее шевелились, словно в молитве.
Погруженный в воспоминания, Дэрвуд, казалось, не замечал ее присутствия.
— А я по юношеской глупости полагал, что могу обратиться за помощью к Ховарду. В то время я еще понятия не имел, что произошло между ним и отцом.
— Наверняка причиной тому было некое недоразумение. Ни за что не поверю, что Ховард…
— Ни о каком недоразумении не может быть и речи, — сказал как отрезал Эллиот, даже не пытаясь смягчить тон. — Ховард отлично знал, что делает. Он отказывался принять меня, не отвечал на письма. Через его поверенных мне стало известно об обвинениях, выдвинутых против моего отца. Когда же взялся разбирать бумаги родителей, то наткнулся на письмо, из которого узнал всю правду о том, что произошло.
— И сколько вам тогда было?
— Девятнадцать. У меня не было ничего, кроме полученного образования, что помогло бы мне выжить в этом мире. А поскольку имя моего отца было запятнано несмываемым позором, я не мог найти себе работу. Люди отказывались помогать мне. Наконец я подыскал себе место клерка в компании, занимавшейся доставкой грузов из Ост-Индии. Именно оттуда я и поднялся до того положения, какое занимаю ныне.
Либерти сочувственно положила руку на его ладонь. Этого простого прикосновения было достаточно, чтобы кровь бешено разлилась по жилам, и Дэрвуд с трудом удержался от того, чтобы не сжать Либерти в объятиях. Она же, казалось, даже не подозревала о том, какие чувства бурлят в его душе, и продолжала нежно гладить его руку.
— Мне, право, жаль, что вам пришлось столь многое вынести.
— Но вы мне верите?
— Мне трудно поверить, чтобы Ховард умышленно совершил нечто подобное. Даже если… — Она не договорила.
— Даже если бухгалтерские книги однозначно свидетельствуют о том, что имел место подлог? Причем не один.
— Нет, — покачала она головой. — Просто то, что вы только что рассказали, идет вразрез с тем, что мне известно о Ховарде. Он был добрый, отзывчивый человек.
— И этот добрый и отзывчивый тем не менее, — жестоко продолжал Дэрвуд, — оставил вас, и причем одну, в том кошмарном положении, в каком вы оказались после его смерти…
Либерти поспешила скрыть от Дэрвуда, как больно задели ее его слова.
— Я бы не назвала Ховарда жестоким. Недостатки его натуры были иного рода, — возразила она, наклоняясь ближе в Дэрвуду. — Для меня намного важнее то, во что вы верите. И мне понятно, Эллиот, что эта история для вас незаживающая рана. Почему вы мне не рассказали об этом раньше?
Дэрвуд никак не ожидал увидеть в ее глазах сострадание. Он привык к тому, что люди относились к нему по-разному, но с состраданием — никогда. Эллиот отказывался верить — столь неожиданной стала для него реакция Либерти.
— Я рассказал вам мою историю не для того, чтобы вызвать сочувствие.
— Стало быть, вы это сделали для того, чтобы я разозлилась на Ховарда?
— Нет. Просто подумал, что это поможет вам осознать, что и мне понятна ваша сложная ситуация. Между нами, Либерти, немало общего. Мы с вами оба — и вы, и я — жертвы алчности Ховарда.
В течение нескольких мучительных секунд Либерти пристально смотрела ему в глаза. У Эллиота возникло ощущение, будто она пытается заглянуть ему в душу. Наконец, словно все-таки обнаружив там то, что искала, устало откинулась на спинку сиденья.
— Возможно, вы и не искали моего сочувствия, Эллиот, однако, боюсь, будет лучше, если вы и дальше будете нести вашу тяжкую ношу. Вы удивительный человек, и не в последнюю очередь потому, что на вашу долю выпало столько невзгод и испытаний.
— Я не только нес ее все эти годы, — заключил Дэрвуд. — Она помогла мне стать сильнее, выработать силу воли, закалить характер. И я поклялся себе, что никогда не позволю Ховарду Ренделлу взять надо мной верх!
Глава 7
Когда спустя четверть часа Эллиот проводил ее вверх по лестнице особняка леди Эстерли, Либерти все еще продолжала размышлять над тем, что поведал ей Дэрвуд. Она всем сердцем сочувствовала ему; более того, его рассказ в корне изменил ее взгляд на многие вещи. Другими глазами теперь она смотрела и на Эллиота.
— Вы уверены, — поинтересовалась она у него, — что леди Эстерли не передумает, чтобы наше бракосочетание состоялась в ее доме?
— Абсолютно. — Эллиот подождал, пока она расстегнет пряжку на плаще. — После того как я рассказал ей о нашей помолвке, она едва не лопнула от любопытства.
— Однако она отдает себе отчет в том, какие слухи за этим последуют? — Либерти едва удержалась от того, что-бы не добавить: «И вы тоже». Ей с трудом верилось, что после нескольких лет, которые Дэрвуд предпочитал держаться в тени, не привлекая к своей особе постороннего внимания, вдруг загорелся желанием объявить о личных делах, что называется, городу и миру. Он, словно нарочно, давал повод для пересудов как о себе самом, так и о том, что движет его поступком, прекрасно понимая, что за молвой последуют толки. Вскоре ему придется отвечать на расспросы касательно дел его отца с Ховардом.
Эллиот же, казалось, не замечал ее сомнений.
— Уверяю вас, она просто в восторге. Уж если Перл и любит что-то больше всего на свете, так это оказаться в центре всеобщего внимания.
— Мне кажется, нам бы хватило церемонии в узком кругу. — возразила Либерти, однако, заметив решительность на его лице, предпочла закрыть тему и молча отдала плащ. — Уж слишком театрально получается.
— И все же мне кажется, вам понравится.
— Неужели? — изумилась Либерти.
— Представьте себе. У меня сложилось впечатление, вы питаете слабость к театральным эффектам, — произнес Дэрвуд и коснулся ее волос. — А поскольку у ваших волос огненный отлив, то разве можно этому удивляться?
— Мои волосы просто каштановые, милорд.
— Нет-нет, Либерти, — он запустил пальцы ей в прическу, — они, как и все остальное в вас, удивительны.
— Полагаю, пытаетесь мне польстить.
— Я просто пытаюсь расположить вас к себе.
— Знаете, лесть — всегда удачное начало.
— Считаю, — продолжил Дэрвуд, беря Либерти под руку, — мы с вами отлично поладим. Ну как, готовы? Либерти кивнула.
— Должна ли я предупредить вас, что это первый в моей жизни званый вечер? Я ни разу не присутствовала на балах и приемах.
— Главное, — ответил Дэрвуд, вручая плащи лакею, — чтобы к концу вечера рядом с вами не осталось столового серебра.
— Надеюсь, милорд, вы шутите. — Либерти испуганно взглянула на своего спутника.
— Вы, должно быть, уже догадались, что у меня здоровое чувство юмора.
— Я наслышана, что оно у вас весьма неординарное и экстравагантное.
Издав тихий стон, Эллиот слегка подтолкнул ее вперед.
— Понятно. Что ж, постараюсь переменить ваше мнение о себе. Итак, мы идем? Либерти все еще колебалась:
— Надеюсь, нам не откажут в приеме?
— Никаких треволнений на сей счет быть не может. Вы здесь по приглашению со мной, и обращение будет соответственное.
— А вы, милорд, похоже, не отдаете себе отчета в том, что своими поступками сами напрашиваетесь на то, что о вас распространяют сплетни, и по поводу вашего здравого смысла тоже. Я не вполне уверена, насколько уместно…
— Либерти, кажется, я однозначно дал понять, что не потерплю оскорблений в мой адрес.
— Иначе провинившегося ждут неприятные последствия, не так ли?
— Угадали.
— И вы, как я понимаю, привыкли добиваться всего в жизни именно таким образом — путем угроз и запугивания?
— Лишь тогда, когда сочту это необходимым.
— Вы не находите, что вам, как джентльмену, которому стоило немалых трудов создать свою финансовую империю, будет непросто провести один единственный вечер в обществе такой женщины, как я? Ведь я, в конце концов, всего лишь бедная делопроизводительница покойного графа Хаксли.
— Что вы хотите этим сказать? — Эллиот остановился, не дойдя шага до дверей, что вели в гостиную леди Эстерли. Либерти покосилась на дверь. Как объяснить ему, какие чувства обуревают ее в эти минуты? Постепенно у нее раскрылись глаза на то, что Ховард ее обокрал, лишив средств к существованию, а не только доброго имени. И хотя Либерти изо всех сил пыталась сохранить видимость самообладания, в ее душу все глубже проникал страх.
— О нас начнут говорить ужасные вещи.
— Знаю, — сощурился Дэрвуд. — Однако я могу оградить вас от пересудов, по крайней мере вам никто ничего не посмеет сказать в лицо.
В глазах Эллиота читалось сочувствие, и Либерти не могла не испытать к нему благодарности. Ей было понятно, что когда-то в жизни он уже преодолел нечто подобное.
— Я всего лишь бывшая делопроизводительница покойного графа Хаксли, милорд, — повторила она и пожала плечами. — И любой из них скажет вам, что я недостойна вашего покровительства и уважения.
От Либерти не укрылось, как распрямились его плечи. Дэрвуд пронзил ее взглядом, словно проник в святая святых ее души.
— Никогда! — негромко произнес он. — Слышите? Никогда не произносите при мне ничего подобного.
Его не допускающий возражений тон оказался для нее полной неожиданностью.
— Но ведь это так.
— Неправда. Пусть даже вы и не родились в роскоши, пусть не раз предпринимали неверные шаги, поставившие вас вне высшего общества, однако я усвоил одну простую истину: мерило человека не в его общественном положении, а в сознании собственного достоинства. Вы заслужили мое уважение. Можете в этом не сомневаться.
— Право, я даже не знаю, что вам на это ответить, — произнесла она, поежившись от его отповеди.
— И не нужно. Вы привыкли к тому, чтобы принимать самостоятельные решение. Однако сегодня, как мне кажется, вы будете только рады переложить эту ответственность на меня.
— То есть вы готовы взять на себя заботу буквально обо всем? Я правильно поняла?
— Да, миледи.
— Интересно, сколько невест слышат подобные обещания в свою брачную ночь?
— Большинство из них к тому моменту, когда об этом заходит речь, успевают уже расстаться с одеждой.
Либерти почувствовала, что краснеет, и поспешила отвернуться.
Эллиот же кивнул лакею, давая понять, что они готовы войти в парадный зал.
— Вот почему я надеюсь, что вы позволите себе насладиться предстоящим вечером, не терзая себя сомнениями.
Двери распахнулись, и взору предстал богато убранный салон леди Эстерли, полный гостей. Либерти отметила про себя и усыпанных драгоценностями дам, и щегольски разодетых джентльменов высшего света. При свете свечей то тут, то там ярко сверкали бриллианты, слышался шелест атласа, парчи и шелка. А от богато сервированного стола исходили соблазнительные, благоуханные ароматы.
Если бы не рука Дэрвуда на спине, неуклонно направлявшая ее вперед, при виде этой картины Либерти наверняка моментально развернулась бы, чтобы обратиться в бегство.
На них были устремлены взоры около трех десятков гостей. Слева от себя Либерти услышала приглушенный возглас — это вошедших узнала какая-то немолодая матрона и поспешила опуститься на софу. Либерти представляла усмешки на лицах гостей еще до того, как появилась пред ними, ощущала, как все мгновенно застыли на месте. Вокруг них установилась гнетущая тишина. Что ж, возможно, Эллиоту и удалось подавить кривотолки в зародыше, однако ничто не могло ослабить всеобщего внимания к их совместному выходу в свет.
Рука Либерти покоилась на руке Дэрвуда. Она ощутила, как напряглись его мышцы. К счастью, в следующее мгновение раздался повелительный возглас леди Эстерли:
— Прошу вас, господа, расступитесь. Я не вижу моих друзей!
Гости раздвинулись, подобно театральному занавесу, к стенам, освобождая проход. Леди Эстерли в кресле-каталке сидела в дальнем конце зала. Несмотря на не слишком удобное положение — одна нога ее была вытянута вперед, — ее отличала тем менее истинно королевская горделивая осанка. В течение нескольких секунд хозяйка дома разглядывала вошедших в лорнет, после чего ее морщинистое лицо расплылось в приветливой улыбке.
— О, да это же виконт Дэрвуд и мисс Мэдисон! Проходите, друзья мои, прошу вас. Кстати, вы опоздали, мой милый друг, — добавила она, погрозив Эллиоту пальцем.
Было слышно, как среди гостей пробежал вздох облегчения.
— Почему так поздно? — бросился им навстречу Гаррик. — Или это ты нарочно, чтобы произвести неотразимое впечатление?
— Кажется, Гаррик, ты не слишком преуспел в том, чтобы подготовить публику к нашему прибытию, — сердито парировал Эллиот. — Боюсь, нас встретили довольно прохладно.
— Я сделал все, что в моих силах, — возразил Фрост. — Просто злые языки еще не устали обсуждать тот случай с сигарой. — С этими словами он взял руку Либерти и поднес к губам. — Мисс Мэдисон, позвольте сказать вам, что для меня высокая честь видеть вас здесь сегодня. Честное слово, вы неотразимы.
Либерти одарила его благодарной улыбкой. Она обостренно чувствовала, как контрастирует ее траур с ослепительными вечерними нарядами светских дам.
— Благодарю вас, мистер Фрост.
Эллиот предостерегающе посмотрел на друга.
— Не советую тебе заигрывать с моей невестой.
В ответ на замечание Гаррик невинным жестом прижал руку к груди — мол, никаких худых намерений у него нет и. в помине. Однако в глазах его плясали лукавые огоньки.
— Дэрвуд, как ты мог заподозрить дурное?!
— В таком случае отпусти ее руку, — не унимался Эллиот.
— Не вижу причин для грубости, милорд, — укоризненно заметила Либерти. — Мистер Фрост демонстрирует мне свое расположение.
— Дайте ему возможность, и он с радостью продемонстрирует вам, на что способен, — попытался свести все к шутке Дэрвуд, хотя в голосе его по-прежнему слышалась легкая издевка. Гаррик слыл записным волокитой, однако его преданность Эллиоту была выше всяких сомнений. Еще с детства они были близки, словно родные братья, и вряд ли найдется во всем Лондоне хотя бы один человек, кто усомнится в их дружеских чувствах.
Наверное, поэтому Либерти моментально ощутила расположение к Гаррику. А Фрост, в свою очередь, понял, что творится сейчас на душе у его лучшего друга, и пытался шуткой облегчить его страдания. Либерти была ему за это искренне благодарна.
— Дэрвуд, — требовательно произнесла леди Эстерли, — хватит болтать с Фростом. Лучше подойдите-ка ко мне. Мы еще с вами толком не поприветствовали друг друга.
Эллиот послушно повел Либерти сквозь толпу гостей.
— Простите меня, мадам. Я подумал, что вы извините мне мое опоздание, когда узнаете, что тому причиной. По пути к вам мне пришлось сделать дополнительную остановку, чтобы взять с собой мисс Мэдисон.
С этими словами он поздоровался с хозяйкой дома. Сначала поцеловал ее затянутую в перчатку руку, затем слегка пожал, после чего обернулся к Либерти.
— Я подумал, — сказал он, обращаясь к ним обеим, — что вы будете рады видеть друг друга.
— Разумеется, разумеется. — Леди Эстерли по-матерински потрепала его по щеке. — Кроме того, благодаря вам мой вечер стал притчей во языцех. Вот увидите, к завтрашнему утру о нем зашумит весь город. Ах, как я, однако, люблю оказаться в центре пересудов!
Эллиот рассмеялся, и притом от души.
— Я об этом наслышан, мадам, и всегда рад вам угодить. Однако вам придется простить и мисс Мэдисон, — добавил он заговорщицким шепотом, — она не привыкла, чтобы я демонстрировал хорошие манеры.
— Интересно, а кто же тогда привык? — фыркнула леди Эстерли и посмотрела на Либерти. — Подойдите поближе, дорогая. Я так давно вас не видела!
— Постойте рядом с Перл, — шепнул Дэрвуд на ухо Либерти, подталкивая вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29