_______________
* В а х т а н г Г о р г а с а л и - царь Грузии Вахтанг I,
основатель Тбилиси (убит в бою с иранцами в 502 г.)
Позднее, в годы революционного подъема и наступившего затем разгула реакции, людей, пожелавших обрести свободу, оказалось так много, что Метехский замок перестал их вмещать. Видя такое положение, известный в то время промышленник Манташев порешил отдать под тюрьму два четырехэтажных здания в Ортачала*, предназначавшихся ранее под его текстильную фабрику, и преподнес их в день рождения Его Величеству Николаю Второму Романову, Императору и Самодержцу Всероссийскому, Царю Польскому, Великому Князю Финляндскому и прочая, и прочая, и прочая. Ортачальская тюрьма получила название "губернской".
_______________
* О р т а ч а л а - район Тбилиси.
А в феврале 1921-го "губернская" была конфискована большевиками и без изменения функций и названия передана трудящимся на вечное пользование.
...Главная достопримечательность тюрьмы - огромная алфавитная книга. Каждый, желающий узнать местонахождение своего заключенного, должен войти в административное здание тюрьмы, постучаться в окошко с надписью "Канцелярия" и, если оно откроется, назвать фамилию искомого. Спустя одну-две минуты окошко выдает ответ.
В этой книге я, как вы сами понимаете, записан под буквой "Н". И про меня здесь сказано следующее:
"Взят под арест 8 мая. В тюрьму доставлен 11 мая. Корпус V, камера X. По предварительному следствию определена ст. 110 УК ГССР".
А что сказано в этой ст. 110, об этом станет известно чуть позже.
Первое, что можно увидеть из окна моей камеры, - это сторожевую вышку и беззаботно сидящего на перилах ее площадки часового. Затем вы увидите административное здание и окно кабинета начальника тюрьмы. На подоконнике, с наружной стороны, выстроились в ряд цветочные горшки (так в некоторых домах любят выстраивать на крышке рояля фарфоровых слоников). Но в горшках цветов нет. Видимо, эти горшки с цветами когда-то украшали кабинет одного из бывших начальников тюрьмы - любителя комнатной флоры. Занявший его место новый начальник цветов не любил, но выбросить горшки, видно, счел неудобным и под благовидным предлогом создания нежным растениям лучших условий велел выставить горшки на воздух. Следующий начальник о цветах вообще и не думал. И стоят теперь на подоконнике никому не нужные горшки с засохшей землей и грустно внимают бодрому крику крестьянина, что с мешком на спине шагает по сбегающей от села Крцаниси тропинке:
- Земла, земла-а!.. Цветочни земла-а-а!.. Чернозем земла-а-а!..
Рядом с кабинетом начальника кабинет тюремного надзирателя. Между этими тремя достопримечательностями - сторожевой вышкой, кабинетом начальника и кабинетом надзирателя - существует своеобразная магическая связь. Допустим, беззаботный часовой на вышке заметил, что вы смотрите в окно. Не спеша, но глядя на вас, он снимает телефонную трубку. И если вы переведете взгляд на кабинет начальника, то увидите, что тотчас же трубку поднимет начальник. Он с довольным видом кивает головой и, не опуская первой трубки, снимает вторую. А теперь посмотрите в окно кабинета надзирателя: надзиратель берет трубку, потом другую, и тут... в коридоре за дверью вашей камеры раздается протяжный телефонный звонок. Потом дверь камеры открывается, и если вы сами не успели соскочить с окна, вам энергично помогут это сделать другие. Следующие за этой несложной операцией три дня вы проводите в карцере.
Существует другой - более быстрый - путь попадания в карцер. Это когда беззаботный часовой звонит непосредственно надзирателю вашего коридора. Но так поступают лишь неопытные, наивные часовые-новички. Они еще не усвоили элементарной истины: трудно сделать карьеру столь прямым путем.
Предположим, однако, что часовой не заметил вас. Что же вы еще увидите из вашего окна?
Вы увидите большой квадратный двор тюрьмы. В этом дворе есть другой разбитый на четыре сектора, окруженный стеной со сторожевыми вышками, двор для прогулок. Для чего он разбит на четыре сектора? Для того, чтобы можно было вывести на прогулку заключенных сразу из четырех разных камер. Прогулки устраиваются в каждый погожий день, а продолжительность их зависит от количества обитателей тюрьмы. Обычно они длятся от тридцати минут до одного часа.
Затем вы увидите кухню. Рядом с кухней - больница. Чуть правее морг.
И наконец, огромные металлические ворота. Через ворота людей вводят группами, а выпускают по одному. Есть три способа выйти из этих ворот: первый - когда вы невиновны, второй - когда вы уже осуждены, и третий когда вы, словно Цикара*, захотите вышибить ворота, но... это именно те девятые ворота, об которые Цикара обломал рога...
_______________
* Ц и к а р а - персонаж грузинской народной сказки - бык.
Все описанное - это, так сказать, внутреннее хозяйство тюрьмы. Оно, должно быть, куда сложнее, но из нашего окна больше ничего не видно.
Что касается внешнего мира - он для нас ограничен стометровой полосой противоположной улицы: пивной киоск, аптека, парикмахерская и шапочная мастерская. Вот и все, что можно обозреть с нашего наблюдательного пункта - из окна. И пункт этот безраздельно принадлежит Шошиа.
Шошиа* - так зовут одного из обитателей нашей камеры. Сперва я думал, что это прозвище, потому что, во-первых, смуглый Шошиа со своим клювообразным носом действительно очень похож на скворца, во-вторых, он, словно скворец, целыми днями сидит под окном (и поэтому почти все остальные дни проводит в карцере). Вы думаете, Шошиа боится карцера? Ничуть! Однажды он сказал мне:
- Ты, дорогой мой Заза, не поймешь, какая это радость - по выходе из карцера выглянуть в окно! Это может понять только Шошиа, который сидит в клетке и которого в гнезде ждут два желторотых слабеньких птенца...
_______________
* Ш о ш и а - по-грузински скворец.
Фотоснимки этих птенцов Шошиа раз десять на день достает из кармана и каждый раз при этом плачет горькими слезами:
- Чтоб ему сдохнуть, вашему идиоту отцу, детки мои! Черт меня дернул заниматься этим ежевичным соком?! Сидел бы на своем месте завхоза техникума! Разве мало было там денег?! Это все ваша мать, обезьяна паршивая!.. Ненасытная тварь!.. Поделом мне, болвану несчастному!
- И не стыдно тебе, Шошиа, так поносить собственную жену? возмущаюсь я.
- Ух! Ты не знаешь ее, дорогой мой Заза! Это - чудовище, это алчный, ненасытный зверь!.. Пусть теперь продает свои бриллиантовые кольца, посмотрю, насколько их хватит!.. Мне ведь влепят лет десять, это точно!.. Все равно! Выйду, прогоню ее и женюсь на моей соседке Сиран! Вот помяни мое слово!.. - Шошиа вдруг умолкает и потом произносит доверительно: Знаешь, какую она готовит толму?*
_______________
* Т о л м а - мясное блюдо вроде голубцов.
В камере, кроме меня и Шошиа, еще восемь человек. Вечер. Я слышу звяканье ключей за дверью. Это, наверное, надзиратель: время вечерней поверки.
Так и есть. Дверь камеры медленно открывается, и входит молодой незнакомый надзиратель - мы его видим впервые. Все встают.
Надзиратель начинает пересчитывать нас. "Раз", "два", "три", чеканит он, тыча в каждого указательным пальцем.
Чтоб не сбивать надзирателя со счета, тот, кого он уже отсчитал, должен сесть, - таков порядок.
- Кто староста? - спрашивает надзиратель.
- Я! - отвечает с явным мегрельским акцентом один из нас и встает.
- Фамилия!
- Гоголь!
Надзиратель бросает на старосту косой взгляд.
- Имя!
- Чичико!
- Фамилия! - снова спрашивает надзиратель.
- Я ведь сказал, начальник, - Гоголь!
Глаза надзирателя наливаются кровью.
- Сгною в карцере! - ревет он.
- Новичок... - замечает кто-то.
- А вот и выкуси, уважаемый начальник! Фамилия моя на самом деле Гоголь!* - спокойно отвечает Чичико и садится.
_______________
* Фамилия Гоголь действительно встречается в Мегрелии.
Надзиратель раскрывает папку с бумагами, уставляется в список, потом с недоумением взглядывает на Чичико и, помолчав некоторое время, приступает к перекличке:
- Девдариани!
- Здесь!
- Накашидзе!
- Я!
- Гулоян!
- И я здесь!
- Гоголь!
Чичико не отвечает.
- Гоголь! - повышает голос надзиратель.
- Я не Гоголь! - вскакивает Чичико. - Я - Толстой, Илья Чавчавадзе, Дуту Мегрели*, Грибоедов! Понятно? Не Гоголь я! Вычеркните меня из этого проклятого списка и отпустите домой! Ясно?!
_______________
* Д у т у М е г р е л и - псевдоним писателя Д. Хоштариа.
Поднимается хохот. Надзиратель-новичок, смешавшись, растерянно улыбается.
- Ты откуда? - спрашивает он Чичико.
- Из Нахаребао*, провалиться ему в тартарары! Двести лет назад дед моего деда поселился там, да и омегрелился. Ему что? Лежит себе в могиле. А мне из-за его фамилии покоя нет! Хотя бы словечко знал я по-русски или по-украински!.. Вот наказание!..
_______________
* Н а х а р е б а о - название села.
Мы кое-как успокоили Чичико.
Надзиратель продолжал:
- Чейшвили!
- Я, уважаемый!
- Мошиашвили!
- Здесь я, здесь, дорогой!
- Мебуришвили!
- Здесь!
- Гамцемлидзе!
- К вашим услугам!
- Саларидзе!
- Есть!
- Моголадзе!
- Его еще не арестовали! - замечает кто-то.
- Соголадзе, - поправился надзиратель.
- Ищут!
- Чоголадзе! - выкрикивает надзиратель.
- Он в соседней камере, - показывает большим пальцем себе за спину Гулоян.
- Почему же его фамилия в этом списке? - спрашивает надзиратель.
- А я почем знаю? - удивляется Тигран.
- Уважаемый, быть может, вы ищете Гоголадзе? - спрашивает с изысканной вежливостью Шошиа.
Надзиратель молча смотрит на него, потом заглядывает в список и утвердительно кивает головой:
- Да, Гоголадзе!
- В таком случае это - я! - встает Шошиа.
Надзиратель захлопывает папку и обращается к старосте:
- Гоголь! Есть претензии у десятой пятого? ("Десятая пятого" означает: десятая камера пятого этажа.)
- Изложить письменно или доложить на словах? - спрашивает Чичико.
- Говорите! - хмурится надзиратель, вновь раскрывает папку.
Гоголь подмигивает нам.
- Я думаю, начнет Гамцемлидзе! - говорит он с улыбкой.
Гамцемлидзе поправил очки и начал:
- Вам, должно быть, известно, что мы - не обыкновенные арестанты...
- А какие же? - удивился надзиратель.
- Не перебивайте, уважаемый! Гамцемлидзе предупреждающе поднял руку. - Мы ведь не мешали вам при чтении списка!
Сбитый с толку надзиратель раскрыл было рот, но промолчал. А Гамцемлидзе продолжал:
- Наши дела на данном этапе находятся, так сказать, в стадии следствия, и этим положением должна определяться амплитуда обращения с нами, как с гражданами, находящимися в неофициальном, так сказать, в предварительном, временном заключении. Это обращение должно в разумных пределах колебаться между, так сказать, строгостью и милосердием таким образом, чтобы условия нашего пребывания в тюрьме на время, предусмотренное структурой и технологией следствия, были для нас, так сказать, приемлемы, ибо физические возможности человеческого организма и его моральные...
- Гоголь, - обратился надзиратель к старосте, и нижняя челюсть его задрожала, - чего он хочет?
- Похоже, что путевку на двадцать четыре дня в Лебарде!*
_______________
* Л е б а р д е - курорт в Западной Грузии.
- Бесплатную? - спросил надзиратель.
- Бесплатную! - улыбнулся Чичико.
- Скажи ему, пусть сядет, пока я не сошел с ума!
- Я сяду, уважаемый, когда мне объяснят, почему, несмотря на мои настоятельные просьбы, я до сих пор не получил седьмой том Чернышевского! - заявил Гамцемлидзе.
- И этот человек должен сидеть в тюрьме?! - воскликнул Тигран Гулоян.
- Садитесь, Чернышевский! - распорядился Гоголь. - Теперь твоя очередь, Чейшвили!
Чейшвили встал.
- Начать с моих личных претензий, а потом доложить о претензиях всей камеры, или прикажете говорить вперемежку обо всем? - спросил он надзирателя.
Тот пожал плечами.
- Валяй все сразу! - подзадорил я Чейшвили.
- Значит, так. Первое. Нас едят клопы! Второе. Вместо чая нас поят водой! Третье. Вместо пищи нас кормят силосом! Четвертое. Одним лезвием бреют десять человек. Пятое. Нам не дают периодической печати! Шестое. Мы лишены политической литературы! Седьмое. Лично мне не хватает хлеба!
- Его не водят на экскурсии!
- Зарплата у него низкая!
- Обувь жмет!
- И жена его - проститутка!
- Поведение моей жены никого не касается! - ограничился Чейшвили общим заявлением, не смея вступать в спор с Девдариани.
- Тигран, спроси-ка его, почему он не платит алиментов? - обратился Девдариани к Гулояну.
- Слышишь, почему ты не платишь жене алименты? - спросил Тигран.
- Потому что, во-первых, рождение моих детей не совпадает с... э-э... с моими подсчетами, а во-вторых, они не похожи на меня.
- Тигран, - продолжал Девдариани, - скажи этому болвану, что, если ему суждено выйти отсюда, пусть трижды на коленях обойдет Светицховели и поблагодарит бога за то, что дети его не похожи на своего отца!
- Слышишь? Трижды на коленях обойдешь Сиони!*
_______________
* С и о н и - храм в Тбилиси.
- Не Сиони, а Светицховели!
- Не все ли равно, Лимон-джан?
- Как все равно, когда Светицховели - во Мцхете, а Сиони - в Тбилиси?!
- Ну и что?
- Как ну и что? Билет до Мцхеты денег стоит, а он даже собственным детям не платит алиментов!
В камере поднялся хохот.
Надзиратель, поняв, что его разыгрывают, закрыл папку и выскочил из камеры, сильно хлопнув дверью. Мы продолжали смеяться. Вдруг приоткрылась форточка и показалось раскрасневшееся лицо надзирателя.
- Завтра останетесь без прогулки!
- Подумаешь, тоже мне прогулка по Головинскому!* Проваливай отсюда, мать твою!.. - крикнул Гулоян.
_______________
* Г о л о в и н с к и й проспект - старое название проспекта
им. Руставели в Тбилиси.
Форточка захлопнулась.
СЕМЕРО НЕПОРОЧНЫХ И ТРИ ПАДШИХ АНГЕЛА
Был в детстве со мной случай, так сильно потрясший меня, что до сих пор при одном воспоминании о нем я обливаюсь холодным потом.
Не помню точно, сколько мне было тогда лет. Мать повела меня в зоопарк. Сперва я катался в коляске, запряженной пони, потом мы направились к обезьянам.
- Смотри, как она похожа на тебя! - сказала с улыбкой мать, показывая на маленькую смешную макаку. Я был очень этим доволен и на радостях отдал мартышке все свои конфеты.
Потом мы пошли к медведям. Здесь было очень много детей, и мне ничего не было видно. Тогда мать взяла меня на руки.
Я глянул на медведей, и мне думалось, что они больше похожи на людей, чем обезьяны, - они стояли на двух ногах, не имели хвостов и пили лимонад из бутылки точно так, как беспалый нищий перед нашим домом.
Потом я долго соревновался с цаплей, стоявшей на одной ноге, и, конечно, победила цапля.
А потом я увидел тура. Он застыл, словно каменное изваяние, на краю искусственной скалы, и трудно было поверить, что это живое существо.
- Э-ге-ге-е!.. - крикнул я и запустил в тура камень.
Камень упал в двух шагах от него и покатился по скале. Тур не шелохнулся, как говорится, не моргнул глазом... Задумчивый его взор был устремлен к синевшим вдали Кавказским горам.
- Мама, почему он не двигается?
- Думает, сынок... Пойдем поскорей, через десять минут закроют!
Не поняв, о чем говорила мать, я вприпрыжку последовал за ней. Мы подошли к одноэтажному зданию. Мать приоткрыла дверь с тугой пружиной и пропустила меня вперед. Мы оказались в огромном помещении, уставленном металлическими клетками. В нос ударило тлетворным запахом падали. Это был страшный, неведомый для меня мир: огромные гривастые львы лениво поводили глазами, медленно, тяжело вышагивали вдоль клеток полосатые тигры, беспокойно бегали и кидались к решеткам леопарды и пантеры...
Кроме нас, в зале не было никого. В дальнем углу помещения женщина в грязном синем халате подметала клетку льва и громко выговаривала ему за грязь и плохое поведение.
Меня стал пробирать страх. Этот огромный зал напоминал темницу, куда бросили побежденных в кровопролитном бою и захваченных в плен полководцев и придворных какого-то неведомого грозного повелителя. И вот теперь пленники сидели в железных клетках. Некоторые из них, еще не привыкнув к неволе, с остервенением пытались разбить ненавистные решетки; другие, затаившись, строили планы побега; иные же, свыкнувшись со своей печальной участью, покорно ожидали приговора судьбы.
Внезапно наступила тишина. Навострив уши, звери, словно по команде, уставились в одну точку. Распахнулись тяжелые двери, и в зал вкатились две тачки, груженные мясом.
- Уа-а-а! - завыли звери.
- Зр-р-р! - задрожали железные клетки.
- Мама-а-а! - заревел я и уткнулся лицом в материнское платье, спасаясь от надвигавшегося со всех сторон воя и грохота.
До меня донесся успокоительный голос матери:
- Не бойся, сынок! Не бойся, маленький!
И следом грозный крик женщины в синем халате:
- Ты что, читать не умеешь, дура несчастная?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17