— Слово чести, — улыбнулся он. — Поедем в Минстер-Хилл, а потом… вдруг мне вздумается посетить Силезию?
— Нет! Ни в коем случае!
Это невозможно, ведь там за ней следят родственники Ганса!
Она явно чем-то напугана!
— Об этом мы еще успеем поговорить.
— Нет, Макс, — настаивала она, упираясь кулачками ему в грудь. — Мы не станем об этом говорить. Это совершенно исключается. Понятно?
— Как скажешь.
Слишком уж он сговорчив!
— Я серьезно, Макс. Обещай мне.
— Я не сделаю ничего против твоей воли.
Туманные, неопределенные, тревожащие слова.
— Скажи, что не приедешь в Силезию.
— Я не приеду в Силезию, — повторил Макс и про себя добавил: «Но мог бы оказаться в Силезии, подвернись подходящий предлог». Как человек, выросший на Диком Западе в те времена, когда закон утверждался пулей и петлей, Макс умел позаботиться о себе.
— Спасибо, — облегченно выдохнула она.
— И тебе спасибо за то, что одобрила мой выбор кровати.
Времени и в самом деле было немного, не стоит тратить его на лишние споры. Поэтому он лениво протянул:
— Что предпочитаешь сначала: ванну или секс? Решать тебе, потому что я из кожи вон лезу, чтобы казаться истинным джентльменом, и никоим образом не собираюсь навязываться.
— Разве что самым восхитительным образом… по крайней мере я на это надеюсь.
— О, тут меня просить не нужно, chou chou. Речь идет всего лишь о порядке событий.
— В таком случае мне не придется решать насчет секса, — усмехнулась она.
— Я принял решение за тебя, — подхватил он.
— Значит, я должна покориться?
— Или я должен услужить тебе, зависит от точки зрения.
— То есть намекаешь, будто я чересчур требовательна?
— Только в самых определенных и приятных случаях, вроде того, когда просишь рая на земле.
— Так я тебе все-таки нравлюсь?
— Да, черт побери! Так что не играй со мной, — прорычал Макс и, ошарашенный воздействием ее невинного кокетства, тем эффектом, который произвели ее слова, и обязанностями, которые они на него возлагали, тихо выругался, резко снял ее руки со своей груди и отступил, словно отгораживаясь от кандалов, какими неизменно представлялись ему искренние отношения. Сколько лет он ловко уклонялся от постоянных связей, и вот теперь добровольно сдается?
— Мне нужно выпить. А тебе?
Он огляделся в поисках несуществующего столика с напитками и, не дожидаясь ответа, сухо сообщил:
— Сейчас вернусь.
Услышав стук захлопнувшейся двери, Кристина подошла к окну и прислонилась лбом к стеклу. Прославленный донжуан потрясен! Она понимала, что он сейчас испытывает. Ее благополучный мирок тоже разлетелся на осколки: все традиции и законы, правила поведения и приличия сметены человеком, который дал ей столько счастья, что непонятно, как она могла быть довольна пародией на ту жизнь, которую считала настоящей.
Она тут же напомнила себе, что этот человек всего через две недели исчезнет навсегда. А может, и раньше.
Кристина вздохнула и потерла пальцем запотевшее пятнышко.
Очевидно, Макс расстроен или выведен из себя настолько, что нуждается в подкреплении. А это означает, что он вряд ли спокойно воспринимает происходящее… события или ситуацию…
Кристина снова вздохнула и нарисовала на стекле сердечко… как влюбленная, полная надежд девчонка, готовая отбросить суровую реальность ради блаженных грез. И за то время, что его не было в комнате, она намалевала целую гирлянду сердечек на всех окнах, словно заклинание счастья, и каждое было символом удачи, романтических стремлений и волшебных снов.
Но, услышав звук шагов, Кристина несколькими широкими взмахами поспешно стерла все доказательства своей глупости и повернулась к двери как раз вовремя, чтобы увидеть входившего Макса. Руки его были заняты блюдом с румяными яблоками, поверх которых возвышались губка, бутылка бренди и два стакана. На его лице сияла широкая улыбка.
— Я пришел с подарками. Миссис Бегшот подумала, что моя леди жена должна попробовать ее особенных яблок. Губка… ну… я попросил новую, специально для нашей ванны. Правда, посоветовал мистеру Бегшоту не слишком спешить с водой. Надеюсь, ты не возражаешь, но иначе она бы остыла. Я сказал, что ты спишь. Поразительно, как в подобных случаях ложь громоздится на ложь! Не то чтобы я раньше проделывал такое… поверь, никогда. Но, так или иначе, спускаясь вниз, я решил, что больше всего на свете хочу быть с тобой и держать тебя в объятиях, и черт с ним, со всем остальным. Надеюсь, ты не возражаешь, а если возражаешь, помни, что я вешу вдвое больше тебя и не менее чем на фут выше, так что подумай о последствиях. И учти, что пока я пытаюсь договориться миром.
Он может озарить ее сердце единственной улыбкой и превратить из законченного скептика в озорную, сумасбродную девчонку.
— А мне кажется, что ты потребуешь гораздо большего и не удовольствуешься тем, что можешь просто держать меня в объятиях, — кокетливо бросила она. — Надеюсь, ты не возражаешь, а если возражаешь, помни, что я собираюсь сорвать с тебя одежду с полным пренебрежением к твоим желаниям и овладеть тобой, хочешь ты этого или нет. — Ее улыбка была ярче солнца. — И учти, что пока я пытаюсь договориться миром.
— Похоже, эта бутылка мне не понадобится, — вздохнул он, ставя вышеуказанный предмет на стол.
— Вряд ли у тебя будет время пить, если только не явишь чудеса проворства.
— Честно говоря, я на это способен, но на ум приходят гораздо более приятные способы пустить в ход столь редкий талант.
— И что бы ты ни говорил на этот раз, я разденусь быстрее тебя.
Он с деланной угрозой шагнул к ней, но Кристина ловко увернулась и, зазывно качнув бедрами, отошла в шелесте юбок.
— На твоем месте я бы поторопилась.
— Не беспокойся за меня, моя дорогая жена. Я не отстану.
— А вот это мы еще посмотрим, мой дорогой муженек. И это слово, пусть и брошенное в шутку, растеклось сладостью у нее во рту.
Глава 8
Макс едва не проиграл, но все же ухитрился избавиться от одежды на какую-то долю секунды раньше Кристины.
— Сказывается долгая практика, — шутливо вздохнула она, швырнув в него сорочку — последний предмет туалета.
Игнорируя замечание, угрожавшее перерасти в перепалку, Макс поймал прозрачную ткань и бросил на пол.
— Больше тебе это не понадобится. Я намерен отныне держать тебя голой и голодной в своей уютной берлоге. Так что тебе лучше покориться, — прорычал он, решительно двинувшись к ней. — Чтобы исполнять мои прихоти.
— Или тебе — мои, — сообщила она, вскинув брови.
— Ах, где ты была до сих пор?
— Ждала тебя.
— Черт возьми, сколько же времени я потратил даром!
— А мне придется наверстывать потерянное время!
— Идеальное сочетание, не так ли? — усмехнулся он, беря ее за руку и увлекая к постели. — Могу я предложить вам это гигантское ложе, мисс Наверстывающая-потерянное-время?
— Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебя привязала?
— Конечно, — удивленно протянул он.
— И не станешь сопротивляться?
— Все, что прикажешь, дорогая. Я твой.
Вообще-то он не часто соглашался на такое. Вернее, редко. А еще вернее — всего однажды, и то давным-давно.
— Тебе этого хочется?
— Не знаю… если не возражаешь… сама идея весьма интригующа… но только с тобой. Впрочем, с тобой все кажется интригующим: секс и простая беседа, одеты ли мы, или на нас ничего нет. Вот видишь, во что ты меня превратил. Кажется, я влюблена… нет, вернее, увлечена. Думаю, это более точное определение, если учесть, как мало мы знакомы. И кроме того, ты всегда так восхитительно готов! — ахнула Кристина, глядя на его вздыбленную плоть.
И немудрено: при слове «связать» его плоть неудержимо рванулась вверх.
— Должно быть, ты что-то такое сказала, — ухмыльнулся он, садясь на кровать и ставя Кристину между раздвинутыми ногами.
— О, так и быть… хотя ты должен мне помочь. Кстати, а чем тебя связать?
Макс огляделся.
— Гардинные шнуры подойдут?
Она оглянулась. Окна были завешены простыми муслиновыми шторами, перехваченными широкими лентами гро-гро. Обернувшись, она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
— Как ты мил, что позволил мне такое.
— Но у меня есть одно условие, перед тем как меня прикуют.
— О, дорогой, ты этого не хочешь.
Уж слишком сдержанно он произнес слово «прикуют».
— Ничего подобного.
Какая обаятельная, чарующая улыбка!
— Но в зависимости от обстоятельств я могу опоздать. Понимаешь? Не сумею вовремя выйти из тебя. Тут поможет губка… внутри, — добавил он, отвечая на ее безмолвный вопрос.
— Значит, губка не для ванны?
? Нет.
Он в который раз поразился ее наивности. После двенадцати лет брака и двоих детей она понятия не имеет о противозачаточных средствах! Можно только гадать, каковы супружеские отношения князя и княгини! Но почему мысль о том, что она редко принимает мужа в постели, так приятна?
— Наверное, сначала следует сделать именно это.
— Ты сможешь излиться в меня без нежелательных последствий?
Он на миг почувствовал себя преподавателем гигиены.
— Теперь ты видишь мои эгоистичные мотивы.
— О, мне они нравятся… — Она снова вспыхнула. — То есть… мне так хорошо, когда ты…
Казалось, даже ее груди порозовели!
— Садись, — предложил он, подтолкнув ее на кровать, и, встав, улыбнулся. — Подготовимся к сексу.
— О Господи… Макс… только услышав это, я уже… Она закрыла глаза, отдаваясь на волю расплавленному жару, залившему ее лоно.
Макс легко коснулся губами ее сомкнутых век.
— Это неизведанная территория для нас обоих, — пробормотал он, приподнимая ее подбородок согнутым пальцем, и, когда ее ресницы взметнулись вверх, добавил: — Я, как правило, не позволяю себя связывать.
— Но позволишь ради меня?
— Я бы сделал для тебя все на свете.
— Не предлагай мне так много. Я жадная. Он ответил сладострастной улыбкой.
— О, дорогая, поверь, я намерен получить свою долю.
— И нам никто не помешает?
Она чувствовала себя восхитительно развратной и не могла поверить, что у них достаточно времени.
— Бегшотам хорошо заплатили за наше уединение.
— В таком случае скорее покажи мне. Покажи губку, которая позволит тебе быть со мной до конца.
Он подошел к столу, взял губку и, вынув из кармана небольшой золотой ножичек, вырезал из нее овальный кусочек. Потом налил в стакан немного бренди, окунул губку и тщательно выжал.
Сгорая от вожделения, она тем не менее зачарованно наблюдала за ним. За каждым движением. Каждым жестом. Точным. Завораживающим. Пьянящим. Даже самая равнодушная женщина должна согласиться, что он само совершенство. Тугие бугрящиеся мышцы, живое свидетельство его постоянных тренировок, высокое стройное тело таких идеальных пропорций, что могло бы послужить моделью любому скульптору. Бронзовая кожа, смоляные волосы… как не похоже это на все, что она когда-то искала в мужчине!
Вернувшись к кровати, Макс показал ей кусочек губки.
— Наверное… лучше это сделать мне.
— Ты прав. Не уверена, что смогу правильно…
Она осеклась. Лулу рассказывала о каком-то каучуковом колпачке и «французских письмах», но ни словом не упомянула о губке. А откуда узнать о таких вещах женщине, которая за двенадцать лет считанные разы бывала с мужчиной?
— Боюсь, я никогда не обращала внимания… на такие вещи.
Он пережил минуту чисто мужского торжества. Сознания того, что обладает женщиной, совершенно невежественной в подобных вещах. И поразился внезапно нахлынувшим угрызениям совести. И это он?! Тот, кто всегда исповедовал принцип равенства в любовных играх?
— Правда, я слышала о «французских письмах». У тебя их нет?
— Я не рассчитывал на…
— …что-то, кроме прогулки верхом. Понимаю. — Она раздвинула губы в медленной улыбке. — А я соблазнила тебя.
— За что я глубоко благодарен, — хмыкнул Макс.
— И теперь собираешься позволить мне делать с тобой все, что угодно? — пробормотала она, восхищенная тем, что может впервые в жизни разыгрывать кокетку.
— Не беспокойся, я отвечу тем же. Пока это всего лишь предупреждение, — поддразнил он, опрокидывая ее на спину.
— Ты меня тоже свяжешь?
— Я еще не решил, — лукаво улыбнулся он, поднимая ее колени и раздвигая ноги. — Посмотрим, в каком я буду настроении.
— Ты по крайней мере хотя бы знаешь, что делать. А для меня это так ново… о Господи, включая и это…
Она выгнула спину и тихо застонала: длинные, пальцы Макса скользнули вверх, проникли в лоно, чуть нажимая на пульсирующую плоть, проталкивая губку, казалось, в самое ее чрево… удерживая легким надавливанием, пока яростные судороги сотрясали ее существо.
Только сверхъестественным усилием воли удержался он от того, чтобы не оседлать Кристину, особенно сейчас, когда появилась возможность исторгнуться в нее. Ноздри Макса раздувались от напряжения, необходимости подавлять свои желания, и он, резко выдернув пальцы, встал и отодвинулся.
— Это будет чертовски трудно, — пробурчал он, снова борясь с ошеломляющим порывом взять ее, сейчас и немедленно. Их взгляды скрестились: ее — лихорадочный, его — жадный.
— Я не могу ждать. Прости. Я чувствую себя такой простушкой, глупенькой и наивной, но не могу…
«Слава Богу!» — подумал он, чувствуя, что теряет контроль над собой.
— Мы слишком долго не были вместе, — выдохнул он вслух, подводя свой набухший фаллос к жаждущему лону, забыв о том, что прошел всего час с тех пор, как они любили друг друга.
Обезумев от желания, она гостеприимно развела бедра, и он свирепо ринулся в нее, как враг в завоеванный город.
— На этот раз я наполню тебя своим семенем, — хрипло выдавил он. Властно. Как хозяин.
— Каждый раз…
Она поняла, что он предъявил на нее права, и хотела его с яростью, которая всего день назад была бы невозможной.
— Каждый раз, — поклялся он, и его слова прозвучали скорее вызовом, чем подтверждением. Раздвинув ее ноги еще шире, он снова вонзился в нее могучим, горячечным выпадом.
И она на кратчайший миг потеряла сознание.
Из его груди вырвался тихий рык. Подсунув ладони под ее попку, он почти грубо дернул ее вверх, подгоняемый невыразимой потребностью владеть. Сделать своей.
Равнодушная ко всему, кроме урагана ощущений, не сознававшая того, какие эмоции владеют Максом, она двигалась в одном ритме с ним, желая большего. Дыхание застревало у него в груди, мышцы спины, казалось, вот-вот порвутся, но он только крепче стискивал ее ягодицы, требуя, приказывая, заставляя.
Их соитие было исступленным, мучительным, алчным.
Он потерял способность мыслить ясно: поразительное помрачение ума для мужчины, всегда приравнивавшего секс к обычному спорту, разве чуть более азартному. Она, похоже, снова теряла сознание, хотя не знала, возможно ли это в пылу страсти. Но в конце, когда льнула к нему, испуская дикие, бессвязные крики, а он с каждым вздохом изливался в нее мощными струями, и кровать, и гостиница, и ноябрьский день растворились, ушли за грань сознания.
Некоторое время спустя, когда они немного пришли в себя, а действительность вернулась, до них постепенно стали доходить стук дверей, чьи-то голоса, прохлада, солнечные лучи, проникавшие в окна…
«Значит, можно на самом деле купаться в наслаждении», — подумала она.
И секс перестал быть просто сексом, смутно понял он.
Макс встрепенулся первым, возможно, по привычке: он часто занимался любовью в будуарах, где в любую минуту мог появиться разъяренный муж. И сейчас повиновался инстинкту.
Кристина подняла голову, когда он шевельнулся.
— Одновременный финиш, — пояснил он с улыбкой. — Нужно срочно повторить.
Кристина и не подозревала, что на свете может существовать столь идеальная гармония.
— Должно быть, это одно из чудес Господних.
— Так оно и есть, — кивнул Макс.
— Теперь я не шевельнусь целых десять лет, — объявила она, жмурясь от удовольствия.
Он улыбнулся.
— Я пошлю Шейле записку.
— Если только…
Макс, как человек действия, был более уверен в себе.
— Можешь делать все, что пожелаешь.
— А я думала, только мужчины могут делать все, что пожелают.
Макс пожал плечами:
— И некоторые женщины тоже.
Чмокнув ее в нос, он откатился и потянулся за полотенцем, равнодушный к загадкам пола.
Лишенная его тепла, она вздрогнула. Макс заметил это и быстро вскочил:
— Сейчас разведу огонь.
Укутав Кристину одеялом, он отдал полотенце, сунул руку между ее бедер и молниеносно вынул губку, прежде чем она успела удивиться.
— Со временем все сама усвоишь, а пока… — галантно пробормотал он и, подойдя к умывальнику, открыл дверцу внизу и избавился от губки. Потом вытерся маленьким полотенцем, бросил под умывальник и его. Очевидно, он был не только знаком, но и вполне освоился со всеми прозаическими подробностями случайных рандеву.
Он ничуть не стеснялся своей наготы, как и практических вопросов секса, и она с нескрываемым интересом новичка наблюдала за каждым его движением. И вдруг перед глазами всплыла сцена с Лулу в спальне дома Шейлы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28