Безрассудно счастливый, окрыленный, бесконечно благодарный, он снова вонзился в нее, насаживая на себя, держа в плену своей налитой плотью, прежде чем отстраниться для следующего погружения.
— Не… не… не смей!
Она с силой надавила ему на спину, не позволяя выйти, хрипло умоляя о чем-то…
Все следы невинности были выжжены, уничтожены его ласками.
Шире расставив пальцы, он стиснул ее бедра, наслаждаясь божественным ощущением мягкой кожи, горячим шелком ее киски, и в который раз дал ей то, чего хотела она, чего хотел он. Поглощая, овладевая, наполняя до отказа. Ее исступленные крики стали мерой, эталоном, метой точных пределов его проникновения. И когда она снова забилась в конвульсиях, он втайне понадеялся, что хозяин окажется достаточно тактичным, чтобы пропустить мимо ушей вопли страсти.
Но тем не менее глянул на дверь, желая убедиться, что засов задвинут.
И когда ее буря затихла, оставив лишь легкие вздохи насыщения, он позволил себе достигнуть пика, выйдя из нее в самый последний миг и разбрызгав семя на ее живот. Несколько бесконечных лихорадочных мгновений затмили все. Макс забыл, где он, кто он, забыл все, кроме ослепительного пульсирующего оргазма, сотрясшего его тело. Каждый спазм пронзал его насквозь с такой потрясающей силой, что он закрыл глаза, терзаемый агонизирующим наслаждением.
Глава 6
Некоторое время стоявшую в комнате тишину нарушали только звуки тяжелого дыхания. Наконец маркиз открыл глаза.
— Покрывало розовое, — сообщил он. Ресницы Кристины медленно поднялись.
— И балдахин тоже.
Его взгляд остановился на ее лице.
— Привет.
— Теперь, когда я вернулась на этот свет, — пробормотала она, жмурясь от удовольствия, — и тебе тоже привет.
— Бывают в жизни минуты, — объявил он.
— Теперь я знаю, почему Лулу делает то, что делает.
Макс чуть поморщился при мысли о том, что она может последовать примеру Лулу.
— Я бы не советовал.
— Почему вдруг? — весело осведомилась Кристина. — Странно слышать такое от человека твоей репутации.
— Не важно.
Он и сам не знал, почему так вскинулся.
— Наверное, потому, что остальные мужчины на тебя не похожи.
— Я не это имел в виду.
Но, чувствуя себя в блаженном единении с миром, она оставалась равнодушной к словесным изыскам, пояснениям, и сомнения были ей неведомы.
— Обещаю не задавать трудных вопросов. За исключением, возможно, одного, — с сияющей улыбкой объявила Кристина. — Позже. И если не посчитаешь меня чересчур дерзкой, я бы сказала, что на тебе слишком много одежды.
— Прошу прощения, мне казалось, что кто-то требовал, чтобы я действовал со всей скоростью.
— Ах, — засмеялась Кристина, — я ничем не лучше Лулу. У тебя когда-нибудь была возможность сначала снять сапоги?
Это был не тот вопрос, на который он приготовился ответить.
— Дай мне минуту отдышаться, и я их сброшу.
— Извини за то, что так настаивала, но все казалось таким чудесным, и я боялась, что потеряю эти восхитительные ощущения и больше никогда не почувствую… видишь ли, со мной никогда не бывало раньше такого, поэтому я просто не могла остановиться и переждать в надежде, что, может быть…
Кристина смущенно замолчала.
— Понимаю, — кивнул он, пытаясь скрыть удивление. Либо князь не желал дарить жене наслаждение, либо считал секс средством самоудовлетворения и не обращал внимания на партнершу. Хотя, зная Джину… весьма сомнительно, что она способна простить любовнику подобный эгоизм.
— Поэтому, если ты не слишком… э-э… устал и не хочешь уйти или что-то в этом роде, я хотела бы сделать это еще раз. При условии, что ты не против, — быстро добавила она с видом ребенка, просящего второе пирожное.
— Почему же мне быть против?
Ее глаза широко распахнулись. После секса Ганс немедленно покидал ее спальню.
— Правда? Ты — олицетворение соблазна.
— И ты тоже, — шепнул он, глядя на нее. Ее щеки пламенели от страсти, светлые волосы лежали непокорными завитками на висках. Она выглядела свежей, как утренняя роса, уязвимой, словно молоденькая девушка, и в нем снова возникло безрассудное желание защитить ее.
— Я так рада, что ты пригласил меня на прогулку.
Макс ответил не сразу, потому что, кроме природной сдержанности, предвидел многие трудности, связанные с совсем иными, чем секс, проблемами. И главные из них — безоговорочная симпатия… или того хуже — привязанность.
— Не волнуйся, — заверила она, поняв, о чем он думает, — я не стану навязываться.
— Дело не в этом. Просто я…
— Просто на тебя большой спрос. Я понимаю.
— Нет. Просто ты притягиваешь меня сильнее, чем хотелось бы, — выпалил Макс, спрашивая себя, в уме ли он.
Недаром искренность всегда считалась страшным недостатком в амурных делах.
— И ты терпеть не можешь эмоциональных проявлений. Ясно. Я не буду ничего требовать, хотя, если не слишком рассердишься, я все еще горю и пульсирую этой восхитительной ноющей болью и хочу тебя очень сильно и очень скоро, — призналась она, наморщив носик. — Прости. И это после того, как я пообещала не быть требовательной!
Макс рассмеялся.
— Не стоит извиняться. Я более чем счастлив угодить даме.
Еще будет время анализировать причину непонятных чувств после того, как он ею насытится.
— Я была бы крайне благодарна, — улыбнулась она. — Не очень разозлишься, если я поцелую тебя? Я испытываю поистине всепобеждающее желание целовать тебя, касаться, держать в объятиях и остаться с тобой в этой кровати навсегда, и…
Он заставил ее замолчать поцелуем, желая того же, что и она, хотя на этот раз секс был не просто сексом, хотя после придется докапываться до источника столь нежных чувств, хотя слово «навсегда» должно было бы напугать его до чертиков…
И когда он спустя долгое время отстранился, Кристина прошептала:
— Как ты можешь вызывать во мне такие ощущения всего лишь поцелуем?
Он не знал. И совершенно не понимал, отчего нельзя отнестись к этому свиданию как к одной из многих постельных битв.
— Сейчас вернусь, — пробормотал он и поднялся, думая, что следовало бы немедленно уйти — от нее, из этой комнаты, из дома Шейлы.
Неужели она сказала что-то отпугнувшее его?
Он уезжает?
Охваченная паникой, Кристина пыталась разгадать смысл его короткой реплики хотя бы по тону, которым она была сказана. Но он всего лишь шагнул к умывальнику, вымылся, поправил свои бриджи для верховой езды, смочил еще одно полотенце, схватил с вешалки сухое, вернулся к кровати и молча вытер сперму с ее живота. Значит, они уезжают. Она так быстро ему надоела? Он передумал и хочет поскорее от нее отделаться? И больше она не испытает такого острого наслаждения?
Не знакомая с негласными правилами поведения в подобных ситуациях, никогда до этого не имевшая любовника, с ужасом ожидающая скорого конца своего приключения, Кристина с надеждой смотрела на него, пытаясь разгадать его намерения.
— Кстати, — неожиданно заметил Макс, прерывая неловкое молчание, — на тебе тоже чересчур много одежды.
Он швырнул полотенца на пол и сбросил куртку.
— Подними ногу, — мягко приказал он, потянувшись к ее сапожку.
Кристина немедленно сделала, как он велел.
— Я подумала, что ты хочешь уйти. Но я не могу и помыслить о возвращении.
— Никогда?
Мало того, что он не совсем понимает намерения своей новоявленной любовницы, но еще и сам не знает, с чего вдруг вздумал допрашивать ее. Бросив изящный сапожок на пол, Макс вновь напомнил себе об опасности слишком тесного сближения.
— По крайней мере не сейчас. По чисто эгоистическим причинам, — добавила Кристина, поднимая вторую ногу.
— Можно отправиться куда-нибудь еще.
Макс стянул ее второй сапог, на этот раз уже всерьез опасаясь, что сошел с ума. Да что это, черт возьми, на него нашло?
— Правда?
Она так и светилась надеждой, и он, сам себе не веря, услышал собственный голос:
— Я мог бы послать записку Шейле… изобрести какой-нибудь предлог…
Господи, у него такое чувство, будто какой-то незнакомец захватил его тело и разум и теперь высказывается с полным пренебрежением к стремлению всячески избегать слишком тесного сближения. Но в процессе стягивания белой кружевной подвязки и чулка он вдруг решил, что, какой бы сумасбродной ни казалась идея, сознание того, что эти длинные стройные ноги обвивают его талию, само по себе уже является достаточно веским мотивом. И сумасбродство неожиданно приняло форму вполне осуществимого плана.
— Впрочем, Дитрих знает, что мы здесь.
Макс стащил вторую подвязку и чулок.
— Мы пробудем здесь недолго.
— Ты часто это делаешь? Ах, не знаю даже, почему спрашиваю, разве что чувствую себя так, словно бросаюсь с края земли, и…
— И я бросаюсь вместе с тобой, — мягко перебил он. — Только не спрашивай почему, ибо я понятия не имею. Разве что хочу любить тебя, пока не лишусь сил и никого уже не смогу любить, пока окончательно не потеряю голову и не смогу пошевелиться.
Лицо его на мгновение помрачнело.
— И поверь, я не слишком счастлив при мысли об этом.
— Мне очень жаль.
— Не стоит.
Открытая мальчишеская улыбка вознаградила Кристину за все сомнения.
— Говоря по правде, я не могу этого дождаться.
Она села и порывисто обняла его.
— Ты просто поразителен: идеальный, чудесный любовник, и я, кажется, вновь стала пятнадцатилетней девчонкой.
Кристина осеклась, потому что в пятнадцать лет не посмела бы сделать то, что сделала полчаса назад. Но ведь тогда ее и не предавали каждый час, каждый день, каждую ночь.
Сознательно отрешившись от мучительных дум, Кристина улыбнулась человеку, сумевшему хоть ненадолго освободить ее. Тому, кто окунул ее в море несказанного наслаждения.
— Итак, скажи мне, сколько еще времени нам позволено провести в этой чудесной розовой постели и как часто ты будешь любить меня. А главное, подтверди, подтверди, что это не сон.
Откинувшись назад, чтобы лучше видеть ее лицо, Макс даже улыбнулся такой горячности.
— Если это и сон, прошу, не буди меня, — с необычной нежностью прошептал он. — И мы без опаски можем пробыть здесь целый час. Никто не хватится нас до обеда. И поскольку время ограничено, мне остается взять тебя всего лишь тысячу миллионов раз.
Глаза ее радостно просияли.
— Ты слишком добр ко мне.
— В моих намерениях нет ничего великодушного, дорогая. Ничуточки. А теперь подними голову, и я расстегну эти бесчисленные пуговки на блузке.
— Лучше я. Так будет скорее. — Она поспешно принялась за длинный ряд пуговиц. — Если у нас всего только час…
Он сжал ее руки и, погладив, заверил:
— На этот раз мы не спешим. Дитер вернется домой не раньше чем через полчаса, и если даже кто-то вздумает пуститься на поиски…
Она попыталась что-то ответить, но Макс заглушил протесты быстрым легким поцелуем.
— На этот раз, — пробормотал он, снова прижимаясь к ее губам своими, теплыми и твердыми, — я заставлю тебя кончить… медленно… очень медленно.
Кристина улыбнулась и глубоко вздохнула:
— Попытаюсь расслабиться. И не знаю, как благодарить тебя за это… это невероятное чудо. Мне тридцать лет, из которых я замужем двенадцать, и все это время не подозревала, чего лишена.
— Рад услужить, мэм, — шутливо отрапортовал он, наклонив голову.
— Далеко не так, как я, — промурлыкала она.
— Подожди до следующего раза.
— Неужели будет еще лучше? Невозможно!
Макс рассмеялся.
— И лучше и… дольше, — вкрадчиво начал он, — и глубже и медленнее, и я надеюсь, что на твои крики не примчится хозяин.
Кристина потрясенно моргнула.
— Я не кричала.
Макс молча кивнул.
— О Боже…
Глаза его весело заискрились.
— Ничего страшного, пока дверь остается запертой.
— И ты не возражаешь?
— Почему это вдруг?
Кристина залилась багровым румянцем.
— Это кажется таким…
— Страстным и чувственным?
— Чувственным? — нерешительно промямлила Кристина, словно впервые выговаривала подобное слово.
— В этом нет ничего плохого, дорогая. Наоборот, это огромное преимущество. И у тебя большой природный талант.
— Это действительно так?
Он и вправду имеет дело с воплощенной невинностью! И это несмотря на то, что она уже не так молода и может считаться почтенной замужней дамой!
— Клянусь, — прошептал он.
— Мне вдруг захотелось отыграться за все потерянное время.
Макс не понял, шутит ли она или говорит всерьез. Уж очень тихо говорит.
— Я готов, — предложил он, вынимая шпильку из ее волос, — помочь тебе возместить все, что было утрачено, и на много лет вперед.
Он вытащил вторую шпильку.
— А если я окажусь слишком требовательной? — спросила она, заранее радуясь столь соблазнительной возможности.
— Сделаю все, чтобы ублажить тебя, — лукаво подмигнул он.
Кристина счастливо вздохнула.
— Должно быть, ты — греза каждой женщины, обернувшаяся явью.
Максу вдруг стало не по себе, такое неподдельное восхищение звучало в ее словах.
— Держи, — велел он, ссыпав шпильки в ее ладонь.
— Предупреждаю, — игриво заметила она, согретая его близостью и своим трепетным предвкушением, — что могу оказаться далеко не столь уступчивой, как была раньше. Видишь ли, я впервые испытала наслаждение и, придя в восторг от собственных подвигов, чувствую себя всесильной.
— Интересно, — хмыкнул он — человек, который всегда чувствовал себя всесильным. — И что теперь? Собираешься взять власть надо мной?
— Возможно, — улыбнулась она. — Как только научусь плавать немного лучше… говоря метафорически. Лулу сказала, что ты для этого самый подходящий наставник, и была права. О Господи…
Мимолетная гримаска изумления промелькнула на ее лице.
— Наверное, мне не стоило говорить этого. А мужчины тоже так откровенны со своими друзьями?
— Не знаю. Лично я — нет.
Еще две шпильки оказались в его пальцах, и бледно-золотые волосы рассыпались по ее плечам.
— Думаю, в твоей жизни столько дам, что нет необходимости обсуждать…
Она внезапно задохнулась. Он пропускал сквозь пальцы шелковистые пряди, и осторожные касания пробуждали необычайно сильные волны жара, обжигавшего ее лоно. Кристина в изнеможении прикрыла глаза.
Втайне довольный тем, что ушел от скользкой темы, с наслаждением перебирая роскошные пряди, он нетерпеливо ожидал, когда эта потрясающая женщина, которую он с такой неохотой взял сегодня на прогулку верхом, оседлает его. Запустив руки в золотистую гриву, он привлек Кристину ближе к себе. Она с готовностью подалась вперед, и он лизнул ее губы.
— Мне все равно, кто возьмет верх, пока мы будем свято, соблюдать условия.
— Какие именно? — шепнула она, дотронувшись до его языка своим.
— Мы даем друг другу вдвойне все, чего бы ни захотелось.
— Чудесно, — выдохнула она. — По рукам.
Такая сговорчивость заставила его плоть мгновенно рвануться вверх, и Кристина, ощутив эту напряженную твердость сквозь мягкую замшу, погладила ее ладонью. До чего же он велик!
Мысль об этом опалила ее жаром.
— Попытаюсь быть послушной и не спешить, но…
Она на миг затаила дыхание, ощутив ладонью внезапный резкий толчок.
— …но не могу ни за что ручаться…
В эту минуту и он, казалось, потерял всякую способность сдерживаться. Маленькая ручка будила в нем давно забытые желания и ощущения. Однако, понимая, что медленный путь приносит более сладкие плоды, Макс убрал ее руку.
— Позже, — пообещал он и, схватив ее, уложил на подушки. — Потерпи минуту, я сейчас.
Нагнувшись, он поспешно стянул сапоги, чулки и обернулся к ней:
— Кажется, мы снова возвратились к тому, с чего начали. Я сниму с тебя блузку, ты сорвешь с меня рубашку и так далее. Посмотрим, сумеем ли мы раздеться до того, как кончим.
— Значит, не одна я так нетерпелива!
Его ресницы чуть опустились.
— Мои друзья были бы шокированы.
— И мои тоже.
— Я не жалуюсь.
— И я тоже. Наоборот, — заметила она, лениво потягиваясь, так что большие груди соблазнительно встали острыми холмиками. — Боюсь, что эта вакханалия чувств так захватила меня, что я готова пренебречь всеми наставлениями своей матушки.
— Так, значит, она ничего не рассказала об этих наслаждениях? — осведомился Макс, касаясь затвердевшего соска, натянувшего ткань ее блузки. — Знаешь, я даже рад.
Он чуть сжал тугой бугорок большим и указательным пальцами и не смог заставить себя признаться, что ревновал бы ко всем мужчинам, бывшим до него. Вместо этого он выпалил:
— Рад, что все это ты берегла для меня.
— И это, — прошептала она, предлагая ему другую грудь. Восхитительная боль между бедер подстрекала ее на такие выходки, о которых она и не помышляла раньше.
Макс легонько стиснул второй сосок, ощущая, как он набухает под его пальцами, и, стоило ей качнуться к нему и тихо застонать, легонько толкнул ее назад, так что соски нестерпимо заныли.
О Боже, она сейчас кончит от одного прикосновения, полностью одетая, а ведь он даже не поцеловал ее.
— Пожалуйста, — едва слышно попросила Кристина. Он понял, о чем она просит, но отпустил ее, и она тихо протестующе застонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28