Она стала защищаться. Так?
Бретт не мог выговорить ни слова. Это просто немыслимо. И всегда было так. У старика могучий ум, в этом ему не откажешь. Он всегда все знал.
— Или это ты его убил? Он ее изнасиловал? Если так, то ты правильно сделал.
— Нет, у него ничего не вышло.
— Она убила его?
— Пытаясь защититься.
Дон Фелипе кивнул:
— Подходящий конец для труса, как ты думаешь?
— Я не хочу, чтобы Эммануэль знал правду, — сказал Бретт.
— Я тоже. — Потом он рассмеялся: — Вполне возможно, что Диего вовсе не его отпрыск, но, поскольку он всегда отказывался видеть то, что творилось у него под носом, нет никакого смысла шокировать его теперь.
— Вы очень добры, — сухо произнес Бретт.
— Она беременна?
— Что?
— Когда у меня будет внук? Бретт не находил слов.
— Так зачем же ты вернулся? Чтобы привезти «печальные» новости?
— Да. Но главным образом из-за Сторм. Это она настояла. — Бретт помолчал, глядя на отца. — У нее появилась дурацкая мысль, что мне требуется некоторое время побыть в лоне семьи, поставить все на свои места.
Дон Фелипе усмехнулся:
— Дьявольски умная женщина. Бретт приподнял бровь:
— Но, отец, она ведь не калифорнио.
— Как и твоя мать.
— Я не выбирал себе родителей.
— Верно. Но, как ни странно, ты оказался лучшим из всех.
Бретт ушам своим не верил.
— Может, мне все это чудится?
— Не зазнавайся. Учти, что «все» — это только ты и эти твои извращенные кузены.
Внезапно Бретт рассмеялся:
— Спасибо. Простите меня, я было подумал, что меня похвалили.
— Похвалили? Похвала нужна только слабым и мертвым.
— Да, конечно, как это глупо с моей стороны. — Бретт не сводил взгляда со старика. Впервые в жизни он не испытывал ненависти к отцу. Он ощущал нечто совсем иное, нечто чужеродное и неописуемое. — Вы ошибаетесь, — наконец сказал он.
Дон приподнял бровь.
— Хвалить надо тех, кто это заслужил, и тех, кто в этом нуждается.
Дон Фелипе рассмеялся:
— Что, ты все еще злишься, что я не баловал тебя в детстве? По крайней мере из тебя не вышел слабак.
— Черт побери, — воскликнул Бретт, осознав, что только что получил от старика комплимент, возможно первый и последний в своей жизни, и с удивлением понял, что ему это безразлично.
— Когда ты уезжаешь?
— Как можно скорее, — ответил Бретт, глядя на сморщенного мужчину в кресле, и его охватила жалость. К этому мужчине. К этому старому, иссохшему мужчине, который считал, что воспитать настоящую личность можно только жестоким обращением.
— Тебе надо ехать, — сказал дон Фелипе. — Ты слишком надолго оставил свои дела. Разве может настоящий бизнесмен отсутствовать несколько месяцев? Этак можно вернуться и обнаружить, что тебя начисто обокрали.
Бретт усмехнулся: дон Фелипе навсегда останется верным себе. Он был самоуверенным, властным, немыслимо грубым. Но в данном случае он прав.
— Тебе это кажется забавным? — возмутился дон Фелипе.
— Нет. Нисколько.
— Я хочу увидеть ее до того, как вы уедете, парень, и я хочу, чтобы у меня был внук, которым я мог бы гордиться.
— Разве у меня может быть сын, которым вы станете гордиться? — поддразнил Бретт.
Дон Фелипе посмотрел на него:
— Рассчитываешь, что я стану осыпать тебя дешевыми комплиментами?
— Ни в коем случае, — улыбнулся Бретт. — Я просто не понимаю, как ничтожный ублюдок, сын шлюхи, сможет зачать внука, которым калифорнио с голубой кровью вроде вас мог бы гордиться, не говоря уж о том, чтобы считать его своим родственником.
— Нечего мне дерзить, — сказал дон Фелипе, но не смог сдержать ухмылки. — Подари мне этого внука, больше от тебя ничего не требуется.
И Бретт понял, что это самая большая похвала, на которую только способен его отец.
Закрывая за собой дверь, он обнаружил, что посмеивается. Старик начинает сдавать. Сегодня он дважды расщедрился для него на доброе слово, хоть и намеками и как бы мимоходом. Никогда до этого Бретту не приходилось смеяться после встречи с отцом, но на этот раз он не переставал улыбаться, пока не добрался до своей комнаты.
Где же Бретт?
Это напоминало deja vu, и Сторм это вовсе не нравилось.
Сегодня он был совсем другим. На его лице появилось беззаботное выражение, вся напряженность исчезла, и он даже временами улыбался и посмеивался про себя.
В середине дня после встречи с отцом он занимался с ней любовью игриво, со смехом и поддразниваниями, как будто хотел отметить какое-то событие. Она никогда прежде не видела его таким ни в постели, ни вне ее. Таким он ей нравился.
Поскольку все были в трауре, они пообедали в своей комнате, а потом Бретт исчез. Сторм снова вожделела его. Ей хотелось, чтобы он укрыл ее своим большим телом, чтобы крепко обнял ее, смеясь и поддразнивая, а потом занялся восхитительной любовной игрой.
Чем он мог быть занят?
Сторм встала, взяла накидку и побрела в зал. Она увидела Бретта на другой стороне патио: он стоял, задрав голову, вдыхая свежий, прохладный ночной воздух. Лунный свет обрисовывал его великолепный профиль. Сердце Сторм сжалось от любви. Она сделала шаг к нему и вдруг застыла на месте.
— Бретт.
Этот голос Сторм узнала бы где угодно. София. Оба они одновременно повернулись на звук. Одетая только в тонкую облегающую ночную рубашку, София грациозно выплыла из темноты, направляясь к Бретту. Приблизившись к нему, она обвила его руками:
— Саrо, твоя жена и Диего изменили нам обоим. Забудь их. Забудь Сторм. Оставь ее, Бретт. Возьми меня с собой в Сан-Франциско.
Невидимая в тени, Сторм с нарастающим гневом молча глядела на Бретта и прижимавшуюся к нему Софию. Это было уж слишком. Софию требовалось проучить по-апачески. Она повернулась и побежала наверх.
В спальне она отыскала свой охотничий нож, спрятала его в складках накидки и выскочила из комнаты, с силой захлопнув дверь.
С бешено бьющимся сердцем она добежала до патио. Она уже рисовала себе картину: насмерть перепуганная приставленным к ее щеке ножом София за мгновение до того, как Сторм изрисует ее в отместку за все ее мерзости. Но Софии во дворике уже не было. И Бретта тоже нигде не было видно. Сторм бросилась в комнату Софии и нашла ее там стоящей в одиночестве перед зеркалом.
— Что вам нужно? — не поворачиваясь, холодно спросила София. Их глаза в зеркале встретились.
Сторм улыбнулась.
По лицу Софии промелькнула досадливая гримаса. Она повернулась:
— Что вам нужно?
Сторм все еще холодно улыбалась.
— Вам надо преподать урок.
На лице Софии недоумение сменилось издевкой.
— И чему же ты, девочка, могла бы научить меня?
Сторм быстро подошла к ней вплотную. София машинально отпрянула, прижавшись к туалетному столику. Что-то блеснуло, и в руке Сторм оказалось длинное лезвие, приставленное острием к носу Софии.
Глаза Софии расширились от ужаса.
— Он принадлежит мне, — тихо сказала Сторм, чуть надавливая на нож, но не рассекая великолепную белую кожу Софии.
София ахнула:
— Вы с ума сошли!
— Вам известно, что делают апачи с неверными женами? — непринужденным тоном спросила Сторм. Ответа не последовало, да она и не рассчитывала на него. — Они отрезают им нос.
Из горла Софии вырвался сдавленный звук.
— А вы знаете, почему они выбирают именно такое наказание? — спокойно продолжала Сторм, глядя в полные ужаса глаза Софии. — Знаете?
— Нет… прошу вас.
Сторм снова улыбнулась:
— Потому что ни один мужчина не захочет иметь дело с уродиной. — Она помолчала, давая Софии возможность осознать сказанное, и надавила на нож немного сильнее, так что на коже выступила капелька крови.
София тоненько заскулила:
— Не надо, прошу вас! Не надо! Я никогда…
— Если вы еще раз приблизитесь к нему, — заявила Сторм, — если вы хотя бы раз взглянете на него, я так и сделаю — во мне вполне достаточно крови апачей. И ничто — слышите, ничто — не могло бы доставить мне большего наслаждения.
Она убрала нож, с мрачным удовлетворением глядя на Софию, без сил рухнувшую на стул. Она сомневалась в том, что теперь Софии так уж захочется снова заигрывать с Бреттом.
Сторм нашла Бретта нетерпеливо расхаживающим взад-вперед по комнате, одетым в темно-синий халат с небрежно завязанным поясом. Увидев его, Сторм ощутила прилив любви.
— Где ты была? — требовательно спросил он.
— Давала урок Софии, — честно призналась она, бросаясь в его объятия. Он был озадачен.
— Сторм, что…
Заглянув ему в глаза, она прервала его.
— Я люблю тебя, Бретт
Он изумился, потом его взгляд потеплел, и он обхватил ее лицо ладонями.
— Да, chere, конечно да. — Его рот нашел ее губы.
Сторм приоткрыла губы, упиваясь им. Ее переполненное счастьем сердце готово было вырваться из груди.
— Я люблю тебя, — прошептала она в его склоненные к ней губы. — Я люблю тебя, — повторила она, поглаживая ладонями его широкую спину.
Он крепко, до боли, прижал ее к себе и уткнулся лицом в ее волосы. Она чувствовала бешеное биение его сердца.
— О, Сторм, — простонал он. Он держал ее лицо в ладонях, испытующе глядя ей в глаза. — Скажи мне! О, прошу тебя, говори мне это снова и снова.
— Я люблю тебя. — Ее голос дрогнул. Бретт вновь отчаянно сжал ее в объятиях, сгорая от страсти. Он опустился на пол, увлекая ее за собой.
— Я одержим тобой, — заговорил он сбивчиво. — Никакая другая женщина тебя мне не заменит, тебе это известно?
Его руки почти до боли сжали ее плечи. Ей было ясно, что в нем бушует внутренняя борьба.
— Нет, — негромко сказала она, — не известно.
— С того самого дня, как я впервые тебя увидел, ты перевернула всю мою жизнь. Я не переставая думал о тебе, стараясь убедить себя, что это всего лишь похоть. Что я не нуждаюсь в тебе. — Он посмотрел на нее, глубоко вздохнул и скользнул ниже вдоль нее, так что она ощутила полноту его возбужденной плоти, прижатой к ее лону. Он потянулся к застежке бриджей, больше не в силах ждать.
— Heт. — Она решительно остановила его руку. Их дыхание смешалось. — Сначала закончи.
— Что закончить? — не понимая, переспросил он, потом неуверенно рассмеялся: — Да, chere, именно это я и пытаюсь сделать, только позволь мне расстегнуть брюки. Закончить то, что мы начали.
— Ты знаешь, Бретт, что я не это имела в виду.
— Чего же тебе еще нужно? — воскликнул он, сильнее сжимая ее плечи.
Она взяла в ладони его лицо с уже пробивающейся щетиной,
— Проклятие, — дрожащим голосом произнес он. Он прижал ее к себе так крепко, что кости се хрустнули. — Как будто ты не знаешь, что я полюбил тебя…
— Ты любишь меня, — выдохнула она. — Правда?
— Да, — прошептал он. — Скажи мне еще раз… что любишь меня.
— Я люблю тебя. — Она внезапно поняла, как нужна ему. Его лицо озарилось торжеством.
— Докажи мне! Докажи это прямо сейчас.
Она уже было собралась поцеловать его и показать и ртом, и руками, и телом, как сильно она его любит, но что-то остановило ее, какая-то женская интуиция.
— Нет, — улыбнулась она. Глаза ее призывно заблестели. — Это ты докажи мне.
У него раздувались ноздри.
— С радостью, — воскликнул он. Его черные глаза не отрывались от ее глаз, и в них, наконец-то утративших бремя прежних горестей, она увидела то, что было гораздо выразительнее слов.
Губы его медленно опустились, и она приоткрыла свои им навстречу. Через некоторое время он прошептал, не отрывая губ от ее рта:
— Всю оставшуюся мне жизнь я буду доказывать, как сильно я люблю тебя, Сторм
— Да. — сказала она. — Конечно, да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Бретт не мог выговорить ни слова. Это просто немыслимо. И всегда было так. У старика могучий ум, в этом ему не откажешь. Он всегда все знал.
— Или это ты его убил? Он ее изнасиловал? Если так, то ты правильно сделал.
— Нет, у него ничего не вышло.
— Она убила его?
— Пытаясь защититься.
Дон Фелипе кивнул:
— Подходящий конец для труса, как ты думаешь?
— Я не хочу, чтобы Эммануэль знал правду, — сказал Бретт.
— Я тоже. — Потом он рассмеялся: — Вполне возможно, что Диего вовсе не его отпрыск, но, поскольку он всегда отказывался видеть то, что творилось у него под носом, нет никакого смысла шокировать его теперь.
— Вы очень добры, — сухо произнес Бретт.
— Она беременна?
— Что?
— Когда у меня будет внук? Бретт не находил слов.
— Так зачем же ты вернулся? Чтобы привезти «печальные» новости?
— Да. Но главным образом из-за Сторм. Это она настояла. — Бретт помолчал, глядя на отца. — У нее появилась дурацкая мысль, что мне требуется некоторое время побыть в лоне семьи, поставить все на свои места.
Дон Фелипе усмехнулся:
— Дьявольски умная женщина. Бретт приподнял бровь:
— Но, отец, она ведь не калифорнио.
— Как и твоя мать.
— Я не выбирал себе родителей.
— Верно. Но, как ни странно, ты оказался лучшим из всех.
Бретт ушам своим не верил.
— Может, мне все это чудится?
— Не зазнавайся. Учти, что «все» — это только ты и эти твои извращенные кузены.
Внезапно Бретт рассмеялся:
— Спасибо. Простите меня, я было подумал, что меня похвалили.
— Похвалили? Похвала нужна только слабым и мертвым.
— Да, конечно, как это глупо с моей стороны. — Бретт не сводил взгляда со старика. Впервые в жизни он не испытывал ненависти к отцу. Он ощущал нечто совсем иное, нечто чужеродное и неописуемое. — Вы ошибаетесь, — наконец сказал он.
Дон приподнял бровь.
— Хвалить надо тех, кто это заслужил, и тех, кто в этом нуждается.
Дон Фелипе рассмеялся:
— Что, ты все еще злишься, что я не баловал тебя в детстве? По крайней мере из тебя не вышел слабак.
— Черт побери, — воскликнул Бретт, осознав, что только что получил от старика комплимент, возможно первый и последний в своей жизни, и с удивлением понял, что ему это безразлично.
— Когда ты уезжаешь?
— Как можно скорее, — ответил Бретт, глядя на сморщенного мужчину в кресле, и его охватила жалость. К этому мужчине. К этому старому, иссохшему мужчине, который считал, что воспитать настоящую личность можно только жестоким обращением.
— Тебе надо ехать, — сказал дон Фелипе. — Ты слишком надолго оставил свои дела. Разве может настоящий бизнесмен отсутствовать несколько месяцев? Этак можно вернуться и обнаружить, что тебя начисто обокрали.
Бретт усмехнулся: дон Фелипе навсегда останется верным себе. Он был самоуверенным, властным, немыслимо грубым. Но в данном случае он прав.
— Тебе это кажется забавным? — возмутился дон Фелипе.
— Нет. Нисколько.
— Я хочу увидеть ее до того, как вы уедете, парень, и я хочу, чтобы у меня был внук, которым я мог бы гордиться.
— Разве у меня может быть сын, которым вы станете гордиться? — поддразнил Бретт.
Дон Фелипе посмотрел на него:
— Рассчитываешь, что я стану осыпать тебя дешевыми комплиментами?
— Ни в коем случае, — улыбнулся Бретт. — Я просто не понимаю, как ничтожный ублюдок, сын шлюхи, сможет зачать внука, которым калифорнио с голубой кровью вроде вас мог бы гордиться, не говоря уж о том, чтобы считать его своим родственником.
— Нечего мне дерзить, — сказал дон Фелипе, но не смог сдержать ухмылки. — Подари мне этого внука, больше от тебя ничего не требуется.
И Бретт понял, что это самая большая похвала, на которую только способен его отец.
Закрывая за собой дверь, он обнаружил, что посмеивается. Старик начинает сдавать. Сегодня он дважды расщедрился для него на доброе слово, хоть и намеками и как бы мимоходом. Никогда до этого Бретту не приходилось смеяться после встречи с отцом, но на этот раз он не переставал улыбаться, пока не добрался до своей комнаты.
Где же Бретт?
Это напоминало deja vu, и Сторм это вовсе не нравилось.
Сегодня он был совсем другим. На его лице появилось беззаботное выражение, вся напряженность исчезла, и он даже временами улыбался и посмеивался про себя.
В середине дня после встречи с отцом он занимался с ней любовью игриво, со смехом и поддразниваниями, как будто хотел отметить какое-то событие. Она никогда прежде не видела его таким ни в постели, ни вне ее. Таким он ей нравился.
Поскольку все были в трауре, они пообедали в своей комнате, а потом Бретт исчез. Сторм снова вожделела его. Ей хотелось, чтобы он укрыл ее своим большим телом, чтобы крепко обнял ее, смеясь и поддразнивая, а потом занялся восхитительной любовной игрой.
Чем он мог быть занят?
Сторм встала, взяла накидку и побрела в зал. Она увидела Бретта на другой стороне патио: он стоял, задрав голову, вдыхая свежий, прохладный ночной воздух. Лунный свет обрисовывал его великолепный профиль. Сердце Сторм сжалось от любви. Она сделала шаг к нему и вдруг застыла на месте.
— Бретт.
Этот голос Сторм узнала бы где угодно. София. Оба они одновременно повернулись на звук. Одетая только в тонкую облегающую ночную рубашку, София грациозно выплыла из темноты, направляясь к Бретту. Приблизившись к нему, она обвила его руками:
— Саrо, твоя жена и Диего изменили нам обоим. Забудь их. Забудь Сторм. Оставь ее, Бретт. Возьми меня с собой в Сан-Франциско.
Невидимая в тени, Сторм с нарастающим гневом молча глядела на Бретта и прижимавшуюся к нему Софию. Это было уж слишком. Софию требовалось проучить по-апачески. Она повернулась и побежала наверх.
В спальне она отыскала свой охотничий нож, спрятала его в складках накидки и выскочила из комнаты, с силой захлопнув дверь.
С бешено бьющимся сердцем она добежала до патио. Она уже рисовала себе картину: насмерть перепуганная приставленным к ее щеке ножом София за мгновение до того, как Сторм изрисует ее в отместку за все ее мерзости. Но Софии во дворике уже не было. И Бретта тоже нигде не было видно. Сторм бросилась в комнату Софии и нашла ее там стоящей в одиночестве перед зеркалом.
— Что вам нужно? — не поворачиваясь, холодно спросила София. Их глаза в зеркале встретились.
Сторм улыбнулась.
По лицу Софии промелькнула досадливая гримаса. Она повернулась:
— Что вам нужно?
Сторм все еще холодно улыбалась.
— Вам надо преподать урок.
На лице Софии недоумение сменилось издевкой.
— И чему же ты, девочка, могла бы научить меня?
Сторм быстро подошла к ней вплотную. София машинально отпрянула, прижавшись к туалетному столику. Что-то блеснуло, и в руке Сторм оказалось длинное лезвие, приставленное острием к носу Софии.
Глаза Софии расширились от ужаса.
— Он принадлежит мне, — тихо сказала Сторм, чуть надавливая на нож, но не рассекая великолепную белую кожу Софии.
София ахнула:
— Вы с ума сошли!
— Вам известно, что делают апачи с неверными женами? — непринужденным тоном спросила Сторм. Ответа не последовало, да она и не рассчитывала на него. — Они отрезают им нос.
Из горла Софии вырвался сдавленный звук.
— А вы знаете, почему они выбирают именно такое наказание? — спокойно продолжала Сторм, глядя в полные ужаса глаза Софии. — Знаете?
— Нет… прошу вас.
Сторм снова улыбнулась:
— Потому что ни один мужчина не захочет иметь дело с уродиной. — Она помолчала, давая Софии возможность осознать сказанное, и надавила на нож немного сильнее, так что на коже выступила капелька крови.
София тоненько заскулила:
— Не надо, прошу вас! Не надо! Я никогда…
— Если вы еще раз приблизитесь к нему, — заявила Сторм, — если вы хотя бы раз взглянете на него, я так и сделаю — во мне вполне достаточно крови апачей. И ничто — слышите, ничто — не могло бы доставить мне большего наслаждения.
Она убрала нож, с мрачным удовлетворением глядя на Софию, без сил рухнувшую на стул. Она сомневалась в том, что теперь Софии так уж захочется снова заигрывать с Бреттом.
Сторм нашла Бретта нетерпеливо расхаживающим взад-вперед по комнате, одетым в темно-синий халат с небрежно завязанным поясом. Увидев его, Сторм ощутила прилив любви.
— Где ты была? — требовательно спросил он.
— Давала урок Софии, — честно призналась она, бросаясь в его объятия. Он был озадачен.
— Сторм, что…
Заглянув ему в глаза, она прервала его.
— Я люблю тебя, Бретт
Он изумился, потом его взгляд потеплел, и он обхватил ее лицо ладонями.
— Да, chere, конечно да. — Его рот нашел ее губы.
Сторм приоткрыла губы, упиваясь им. Ее переполненное счастьем сердце готово было вырваться из груди.
— Я люблю тебя, — прошептала она в его склоненные к ней губы. — Я люблю тебя, — повторила она, поглаживая ладонями его широкую спину.
Он крепко, до боли, прижал ее к себе и уткнулся лицом в ее волосы. Она чувствовала бешеное биение его сердца.
— О, Сторм, — простонал он. Он держал ее лицо в ладонях, испытующе глядя ей в глаза. — Скажи мне! О, прошу тебя, говори мне это снова и снова.
— Я люблю тебя. — Ее голос дрогнул. Бретт вновь отчаянно сжал ее в объятиях, сгорая от страсти. Он опустился на пол, увлекая ее за собой.
— Я одержим тобой, — заговорил он сбивчиво. — Никакая другая женщина тебя мне не заменит, тебе это известно?
Его руки почти до боли сжали ее плечи. Ей было ясно, что в нем бушует внутренняя борьба.
— Нет, — негромко сказала она, — не известно.
— С того самого дня, как я впервые тебя увидел, ты перевернула всю мою жизнь. Я не переставая думал о тебе, стараясь убедить себя, что это всего лишь похоть. Что я не нуждаюсь в тебе. — Он посмотрел на нее, глубоко вздохнул и скользнул ниже вдоль нее, так что она ощутила полноту его возбужденной плоти, прижатой к ее лону. Он потянулся к застежке бриджей, больше не в силах ждать.
— Heт. — Она решительно остановила его руку. Их дыхание смешалось. — Сначала закончи.
— Что закончить? — не понимая, переспросил он, потом неуверенно рассмеялся: — Да, chere, именно это я и пытаюсь сделать, только позволь мне расстегнуть брюки. Закончить то, что мы начали.
— Ты знаешь, Бретт, что я не это имела в виду.
— Чего же тебе еще нужно? — воскликнул он, сильнее сжимая ее плечи.
Она взяла в ладони его лицо с уже пробивающейся щетиной,
— Проклятие, — дрожащим голосом произнес он. Он прижал ее к себе так крепко, что кости се хрустнули. — Как будто ты не знаешь, что я полюбил тебя…
— Ты любишь меня, — выдохнула она. — Правда?
— Да, — прошептал он. — Скажи мне еще раз… что любишь меня.
— Я люблю тебя. — Она внезапно поняла, как нужна ему. Его лицо озарилось торжеством.
— Докажи мне! Докажи это прямо сейчас.
Она уже было собралась поцеловать его и показать и ртом, и руками, и телом, как сильно она его любит, но что-то остановило ее, какая-то женская интуиция.
— Нет, — улыбнулась она. Глаза ее призывно заблестели. — Это ты докажи мне.
У него раздувались ноздри.
— С радостью, — воскликнул он. Его черные глаза не отрывались от ее глаз, и в них, наконец-то утративших бремя прежних горестей, она увидела то, что было гораздо выразительнее слов.
Губы его медленно опустились, и она приоткрыла свои им навстречу. Через некоторое время он прошептал, не отрывая губ от ее рта:
— Всю оставшуюся мне жизнь я буду доказывать, как сильно я люблю тебя, Сторм
— Да. — сказала она. — Конечно, да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36