– Глупости, ты отлично справишься. В один прекрасный день ты сама станешь модельером и будешь создавать для мистера Локхарта платья, которые затмят все, что выпускается в этом городе. Предоставь действовать мне.
Сара похлопала Наташу по плечу, чтобы ее приободрить, и выпрямилась.
– Если я сию же минуту не уйду, то опоздаю на работу, и мистер Йелтелес будет дуться на меня весь день. Могу я передать всем привет от тебя?
– О да, передайте всем мои наилучшие пожелания. – Наташа откинулась в кресле и открыла книгу, пользуясь здоровой рукой.
* * *
Несколько дней спустя Сара укрылась в своем кабинете, чтобы набросать для поварихи меню в преддверии званого обеда, намеченного на пятницу. До торжественной даты оставалось еще три дня. Створчатое окно было открыто, теплый весенний ветерок шевелил бумаги у нее на столе. У себя за спиной Сара услышала, как Наташа ставит на блюдце кофейную чашку и переворачивает страницу «Вечерних новостей».
Ее настроение в последнее время несколько улучшилось. Правда, она была по-прежнему молчалива и сдержанна, но к ней понемногу стало возвращаться ее природное любопытство. Все подробности жизни в доме Кокрейнов живо занимали воображение Наташи. Простодушные расспросы девушки трогали и одновременно забавляли Сару. Если бы только Наташа могла избавиться от преследующего ее чувства вины да от утомительной привычки на каждом шагу извиняться за свое пребывание в доме и твердить, что она «обуза», ее можно было бы даже назвать счастливой. Да и Саре было бы легче с ней.
Глухой стук, донесшийся из вестибюля, заставил ее положить перо и прислушаться. Майкл лег спать уже час назад, кто бы это мог…
– Так-так, а вы кто же такая будете? – раздался громкий мужской голос.
Сара вскочила и поспешила в гостиную.
– Бен! Какой сюрприз! Я ждала тебя только через два дня.
Она улыбнулась, чтобы скрыть свое замешательство: нетрудно было предугадать, как он воспримет присутствие Наташи в своем доме. Ей хотелось поговорить с ним заранее, как-то подготовить его к знакомству с гостьей. Она подошла к мужу и подставила щеку для поцелуя. Никогда раньше Сара так не поступала и сделала это только ради Наташи: именно подобным жестом жене полагалось встречать супруга после двухнедельной отлучки.
– Таша, это мой муж, – самым светским тоном представила его Сара. – Бен, мне кажется, ты еще незнаком с моей подругой Наташей Эминеску. Я пригласила ее какое-то время пожить у нас в доме.
Они пожали друг другу руки.
– Я очень рада с вами познакомиться, – искренне проговорила Наташа. – У вас очень, очень красивый дом, мистер Кокрейн, а ваша жена добра, как сущий ангел. Для меня большая честь, что мне позволили остаться в вашем доме.
Бен нахмурился, чтобы скрыть свою растерянность.
– Что ж, приятно это слышать, – пробормотал он, не спуская с нее глаз.
Сара пристально наблюдала за ними, стараясь увидеть Наташу глазами Бена: ее настороженно замершее лицо, черные глаза, словно видящие все насквозь. Ее голос с пряным иностранным акцентом звучал тихо и томно. Наташа обладала удивительным даром оставаться неподвижной, сохраняя при этом непринужденность. Она напоминала ожившую статую.
– Ладно, дамы, – проворчал Бен, отпустив руку Наташи и возвращаясь к своей обычной бесцеремонной манере, – вы меня извините, у меня еще полно дел.
– Ты уже обедал? – спросила Сара. – Я могу позвонить…
– Я поел в поезде, – не оборачиваясь, ответил он на ходу.
Подойдя к дивану, Сара подобрала сброшенный Беном плащ, встряхнула его и перебросила через руку, пытаясь скрыть неловкость. Она остро ощущала на себе настороженный, пытливый взгляд Наташи. Должно быть, Таша считает их с Беном странной парой.
– Прошу меня извинить, – неестественно бодрым голосом проговорила Сара. – Мне нужно… я должна пойти посмотреть, как там Майкл. Я скоро вернусь.
Таша кивнула и проводила ее взглядом. Бена Сара нашла в его кабинете. Она старалась заглядывать туда как можно реже: эта комната, украшенная головами убитых животных с выпученными стеклянными глазами и холодным оружием, напоминавшим средневековые орудия пыток, наводила на нее тоску. Бен так гордился своей коллекцией, словно речь шла о великих произведениях искусства.
Он был уже весь в делах, говорил с кем-то по телефону, кричал в трубку на кого-то из своих подчиненных. Речь шла о биржевых котировках, об акциях, которые требовалось купить или продать завтра с утра пораньше.
Вид у него был усталый. Он нуждался в стрижке, веки покраснели и воспалились от переутомления, глаза запали. Толстые короткие пальцы бессмысленно барабанили по столу, пока он говорил по телефону. Сара успела подумать о том, как ей ненавистны его руки, но тут он резко бросил трубку и посмотрел на нее.
– Чего тебе?
– Я хочу поговорить с тобой о Наташе.
– Кто она такая?
– Я хочу, чтобы она пожила у нас какое-то время, Бен. Она попала в беду, с ней… произошел несчастный случай. Ей нужна наша помощь.
– Я спрашиваю, кто она такая?
– Это моя знакомая. В настоящий момент у нее нет работы, но я уже говорила о ней с мистером Локхартом – он очень влиятельный модельер на Пятой авеню, и хотя сейчас у него нет свободного места, он говорит, что через месяц или два…
– Значит, это одна из твоих подопечных? – возмущенно воскликнул Бен, словно не веря своим ушам. – Чертово эмигрантское отродье! Ну уж нет, будь я проклят!
– Она иностранка, это верно, но…
– Ей не место в моем доме. Пусть убирается отсюда!
Руки Сары невольно сжались в кулаки.
– Но почему? Ей некуда идти. А здесь она никому не мешает…
– Я не намерен держать у себя в доме иностранку. К тому же она, наверное, еврейка?
– Понятия не имею. Я никогда…
– Я не хочу ее здесь видеть. Дай ей денег, но избавься от нее, и поскорее.
Сара с трудом заставила себя говорить спокойно.
– Послушай меня: никто не знает, что она здесь. Ей нужно нечто вроде тихой пристани, чтобы отдохнуть и прийти в себя…
– У меня нет времени все это выслушивать, – грозно предупредил Бен, снова принимаясь барабанить пальцами по столу.
– Она аристократка.
Он мгновенно вскинул голову, и хотя в его глазах явственно читалось сомнение, Сара поняла, что вдохновение ей послано свыше.
– Она родом из королевской семьи в Европе, ее отец был графом.
Не было смысла уточнять, что мать Таши была цыганкой, а граф (если он вообще существовал) никогда не был на ней женат. Сара видела, что известие о графе и королевской крови произвело впечатление на Бена. Его колебания показались ей настолько комичными, что она чуть не рассмеялась вслух, однако ее презрение к нему было слишком велико и пересилило смех.
– Аристократка? Голубая кровь… гм-гм. Да, но что за кровь? Голубая еврейская кровь?
Она пожала плечами:
– Голубая румынская кровь.
Бен потянулся за кипой бумаг и разложил их перед собой на столе.
– Румынская? Ладно, оставь меня в покое. Я подумаю об этом на досуге.
Сара не двинулась с места. Можно было считать, что она одержала победу, хотя особого торжества почему-то не испытывала. Было время, когда любая, пусть даже самая пустячная победа на домашнем фронте, одержанная над мужем, приводила ее в восторг, но с тех пор много воды утекло.
– У Майкла болел живот, но ему уже лучше, – сказала она тихо. – Хотя вряд ли тебя это беспокоит.
– Я же тебе говорил по телефону: это чепуха!
– Верно, ты так и сказал. Ну что ж, не буду тебе мешать, занимайся своими делами.
Сара вышла, затылком ощущая его враждебный взгляд. По крайней мере ей удалось вывести его из себя. И на том спасибо.
7
– Держите, Макуэйд, пропустите стаканчик.
– Спасибо.
Алекс чуть было не добавил: «Мне это не помешает», но решил придержать язык. Его слова могли быть восприняты как намек на то, что второй обход претенциозного, нелепого и гнетущего музея ужасов, который Бен Кокрейн называл своим домом, покажется ему еще более тоскливым, чем первый. Так и получилось: ведь на этот раз ему пришлось выслушивать нудную и полную самодовольства историю каждой попадавшейся им на глаза египетской плошки, японской вазы, тюрингской чашки или французской шкатулки, украшенной перегородчатой эмалью «клуазоне».
Констанция на каждом шагу охала и ахала от восторга, но она была куда лучше, чем Алекс, искушена в светских уловках, и ему не терпелось услышать от нее после вечеринки, что она на самом деле думает о доме Кокрейна. Донованы – Гарри и Летиция – были просто сражены наповал. Они очень скоро исчерпали все известные им выражения восторга и оставшуюся часть тура по дому провели в молчаливом и – по всей видимости – неподдельном восхищении.
Теперь, когда все они опять вернулись в «алую гостиную», названную так Беном из-за обитых кроваво-красным сафьяном стен и мексиканских попон, служивших шторами на окнах (сам Алекс мысленно окрестил ее «ареной для боя быков»), ему захотелось узнать, куда, черт побери, подевалась хозяйка дома. Алекс был рад, что ей хватило ума отлучиться, пока Кокрейн демонстрировал гостям свое жилище: ни один разумный человек не стал бы ее этим попрекать. Но он две недели думал о ней, не переставая, и сейчас ему хотелось поскорее ее увидеть.
Его терпение было на исходе. Он чуть было не спросил напрямую, где миссис Кокрейн, но решил промолчать, опасаясь выдать свой интерес. Это само по себе казалось невероятным: ведь Алекс в совершенстве овладел искусством прикидываться невинной овечкой ради усыпления бдительности ревнивых мужей и сам скромно считал себя гроссмейстером в этом деле.
– Ну что, Макуэйд, как идут дела в Ньюпорте?
– Дела идут хорошо, Бен. Мы разработали график поставок оборудования и материалов на весь срок строительства, а подрядчик готов приступить к работе в июне. Я подготовил временную рабочую контору в…
– Я хочу, чтобы закладка первого камня прошла третьего июня.
– Третьего июня? Ну что ж, я…
– Это суббота. Я даю прием, все важные ньюпортские шишки уже приглашены, и это будет третьего. Готовы вы или нет, значения не имеет: мы можем воткнуть лопату в землю – вот и вся церемония. А сам прием состоится в казино.
– Да, я понимаю. Что ж, никаких затруднений.
– Вы там будете, разумеется, и Огден мне обещал приехать. Это хорошая реклама для его компании, разве нет? Я ему так и сказал.
Алекс молча кивнул, пытаясь вообразить, с каким лицом его начальник выслушал сообщение о том, что компания Дрейпера, Сноу и Огдена нуждается в «рекламе» со стороны Беннета Кокрейна.
– Да, я там буду. На мой взгляд…
– Слушайте, Гарри, что это за история насчет проверки моих скотобоен на предмет соблюдения кошерных правил при забое скота? Какой еще кошерности им не хватает? Вы что, парни, с ума посходили? Вы тоже голосовали за посылку инспекторов? Какого черта?
Алекс скрипнул зубами и еще крепче стиснул в руке стакан с выпивкой, когда Кокрейн, повернувшись к нему спиной, обратился к Доновану, сидевшему рядом со своей толстой женой. Донован был членом городского совета; ходили слухи, что он, как и другие городские бонзы, ведавшие недвижимостью, с удобством устроился в кармане у Кокрейна.
– У нас не было другого выхода, Бен. Мясники в Ист-Сайде…
– Что значит «не было другого выхода»? Это дело касается только евреев, вот пусть раввины и следят, чтоб все было чисто.
Бен заговорил громче: это означало, что он хочет, чтобы Констанция и жена Донована перестали разговаривать и прислушались к его словам. Очевидно, ему даже в голову не приходило, что его рассказ не вполне подходит для дамских ушей.
– Они нанимают специального парня для этого дела. Он втыкает нож бычку в горло, и тот истекает кровью. Но если парень не сделает все по правилам, например, перережет ненароком дыхательное горло или пищевод, дежурный раввин, который сидит и за всем наблюдает, говорит, что мясо не кошерное, и они выбрасывают всю тушу. После этого она годится только для таких, как мы.
– Но поступают жалобы, Бен, – возразил Донован. – Люди утверждают, что мясо не всегда было кошерным, даже несмотря на…
– О господи, Гарри, да кому какая разница? Думаете, кого-нибудь из жидов, поедающих в кошерном ресторане свой сочный бифштекс, интересует, истек ли бычок кровью, как положено, или ему просто размозжили голову? Просто правительство любит всюду совать свой нос. Пусть покупатель сам о себе позаботится: так в этой стране… Нет, вы посмотрите, кто соизволил к нам пожаловать!
– Добрый вечер. Прошу прощения, мне очень жаль, что я опоздала. С моей стороны это ужасно невежливо, но Майкл закапризничал и не хотел отпускать меня. Миссис Донован, очень рада снова вас видеть. И вас, мистер Донован. А вы, должно быть, миссис Чейни? Как поживаете? Я Сара Кокрейн.
Алекс поставил свой стакан и подошел к ней. Какой-то инстинкт толкал его встать между нею и Кокрейном. Господи, как она была прекрасна – стройная и элегантная в эффектном шелковом наряде цвета полуночной синевы, с высокой прической в неоклассическом стиле, которой он никогда раньше не видел. Но в ее лице, пока она с улыбкой приветствовала гостей, ощущалось напряжение, какая-то нервозность, которой не было две недели назад, когда он встречался с ней наедине.
Не меньше десяти раз за это время Алекс порывался позвонить ей под каким-нибудь надуманным предлогом, но так и не решился. Вспоминала ли она о нем? Догадаться по лицу было невозможно, оно ничего не выражало, кроме обычного дружелюбия, когда она протянула ему руку для приветствия.
Ее муж вручил ей бокал шерри и осведомился приглушенным (как ему самому казалось) голосом, что, черт подери, ее так задержало. Сара проговорила в ответ что-то такое, чего Алекс не расслышал. Он лишь увидел, что Бену ее слова не понравились. Она отошла от мужа и обратилась к дамам.
Прислонившись к вычурной каминной полке красного мрамора и для вида прислушиваясь к разговору Кокрейна с Донованом о капиталовложениях в муниципальные акции, Алекс начал мысленно сравнивать Констанцию с Сарой. Какой поразительный контраст! Одна темноволосая, другая светлая. Одна приземленная, другая воздушная. Одна грубоватая, другая утонченная…
Нет, это несправедливо, одернул себя Алекс, на самом деле Констанцию никак нельзя было назвать грубой. Во всяком случае, в сравнении с любой другой женщиной. У него сердце не лежало приводить ее с собой сегодня, но, услыхав о том, что свой первый вечер в городе после двухнедельного отсутствия он собирается провести без нее, она закатила ему такой скандал, что выбора у него не осталось.
Он и самому себе не смог бы объяснить, почему ему так не хочется приводить Констанцию в этот дом. Ее не стыдно было пригласить на обед и познакомить с кем угодно: ведь она была привлекательной и, безусловно, респектабельной молодой вдовой. Покойный мистер Чейни, адвокат по уголовным делам, скончавшийся в городском апелляционном суде прямо во время прений сторон, оставил ее вполне обеспеченной.
Алекс полагал, что именно Констанция свела его в могилу своим неуемным темпераментом. Черт возьми, она соблазнила его самого всего два часа назад перед самым походом в гости! Отослала горничную и заставила его обслужить себя прямо на парчовом диване в своей гостиной, оправдываясь тем, что разлука была слишком долгой и она сильно стосковалась. В постели она была пылкой, ненасытной, несдержанной и лишенной каких-либо комплексов. Как раз то, что нужно мужчине.
В эту минуту Сара засмеялась каким-то словам Констанции. Ее искренний смех взволновал Алекса и вызвал у него на губах улыбку. Он страстно желал ее, ему не терпелось разрешить ее загадку. С другими женщинами это не представляло труда: достаточно было уложить их в постель. Но он чувствовал, что к Саре подобная тактика неприменима. Загадка могла так и остаться неразрешенной, Даже если бы ему удалось одержать победу. И все же с чего-то надо начинать! Какой она будет? Холодной и молчаливой? Молчаливой – да, пожалуй, но он почему-то не думал, что она окажется холодной.
Вот она повернулась кругом, и Алекс, проследив за ее взглядом, увидел Майкла, стоявшего в дверях. Малыш был в клетчатом халатике поверх пижамы и держал за руку грозную миссис Драм.
– Заходи, дорогой, пожелай всем спокойной ночи.
Мальчик робко переступил через порог гостиной и направился прямиком к матери. Со всех сторон послышались возгласы и вздохи умиления, лишь усилившие его смущение; подойдя к Саре, он наклонил свою светлую кудрявую головку и уцепился за ее руку. Она что-то шепнула ему на ухо, и Майкл выпрямился, повернувшись к гостям. Констанция пожелала узнать, сколько ему лет. Он ответил застенчиво, но с достоинством настоящего маленького джентльмена, назвав ее, по материнской подсказке, «миссис Чейни».
Миссис Донован сказала, что у нее дома остался сын почти того же возраста и что Майкл должен как-нибудь прийти в гости, чтобы с ним поиграть. Мальчик вежливо поблагодарил ее за приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38