– Мне нужны имена и адреса твоей модистки, парикмахера и меховщика. Мне все время нужны будут деньги, много денег. Можешь либо давать мне наличные, либо я буду записывать все, что мне нужно, на твой счет. М-м-м… пожалуй, лучше пусть будет и то и другое. Ну? Что ж ты молчишь?
Если бы она на самом деле поверила, что совершила грех, полюбив Алекса, думала Сара, именно такого возмездия, несомненно, пожелал бы для нее его дед-изувер. Ей хотелось знать, существует ли в мире справедливость и что она собой представляет, если на обыкновенное проявление участия и доброты отвечают таким бессердечным предательством. Ее поражала собственная наивность. Как она могла ожидать дружеских чувств, возможно, даже благодарности от женщины, которая, по всей видимости, ненавидела ее всей душой? Вслух Сара спросила:
– И ты собираешься по-прежнему жить в этом доме?
– Да, еще какое-то время. Позже, когда я займу подобающее положение, у меня будет и собственный дом. В верхней части города, я полагаю.
– И давно ты все это задумала?
Наташа лишь подняла брови с невинным видом и ничего не ответила.
– Пойми, у тебя ничего не выйдет.
Губы Наташи растянулись в злобной улыбочке.
– А ты постарайся, чтобы вышло. Тебе же лучше будет, – угрожающе предупредила она.
Сара покачала головой. Но было бы бесполезно – да, пожалуй, и небезопасно – пытаться объяснить Наташе, что приехавшая в страну два года назад белошвейка цыганского происхождения не имеет ни малейшего шанса попасть в общество (даже в самые низшие его круги); и если она думает, что добьется успеха, заручившись покровительством бывшей леди Сары Лонгфорд, значит, ее ждет не менее жестокое разочарование, чем то, которое испытал Бен восемь лет назад. Сара могла бы, пожалуй, даже пожалеть Наташу (несмотря ни на что, ей иногда становилось жалко Бена), но Наташа использовала ее еще более беспощадным и расчетливым образом, чем ее муж. Нет, Сара не могла тратить на нее свое сочувствие.
Но еще одну вещь ей все-таки непременно надо было узнать.
– А тебя когда-нибудь вообще насиловали, Таша? Или все было ложью с самого начала?
Наташа потянулась, широко раскинув руки.
– Я так устала, глаза слипаются. Думаю, это все из-за сегодняшних переживаний.
– Да будет тебе, уж теперь-то ты можешь сознаться. Какая разница?
Кошачья непринужденность исчезла; в страшных, черных, как ночь, цыганских глазах полыхнула лютая злоба:
– Ничего я тебе не скажу. Ты теперь уже не такая важная дама, ведь правда? Ты ничто, также как и я. – Она оскалила зубы в зловещей ухмылке. – Или наоборот, обе мы – важные дамы, и я такая же, как ты. Подумай об этом, Сара. Может быть, мы еще можем остаться друзьями. Но чем бы мы ни были, одно я тебе обещаю: что будет со мной, то будет и с тобой.
Сара вздрогнула, словно от холода. Она с лихвой получила ответ на свой вопрос.
– А теперь давай спать, – предложила Наташа, протягивая ей руку. – Ты выглядишь очень усталой. Это был длинный день, да? Почему ты так рано вернулась со своей загородной вечеринки?
Сара не ответила и с отвращением отшатнулась от протянутой руки.
– Нет, погоди, давай все выясним. Мы же договорились? Ты согласна на все мои условия, да, Сара?
Ей было ненавистно то удовлетворение, которое должен был доставить Наташе ее ответ, поэтому она помедлила, хотя и не испытывала никаких сомнений.
– Даже если я и согласна, Бен не допустит всех тех перемен, которые ты предлагаешь.
– О, ты найдешь способ с ним управиться, я не сомневаюсь. А теперь скажи, ты принимаешь мой план? – А какой у нее был выбор?
– Хорошо. Но только при одном условии: ты будешь держаться подальше от моего сына.
– Что? В чем дело?
– Не будешь с ним разговаривать. Даже близко к нему не подойдешь.
– Ты не смеешь ставить мне условия!
– Тогда сделки не будет.
– Я тебе говорю…
– Если ты заговоришь с Майклом, что-то ему сделаешь или хоть подойдешь к его дверям, я тебя выдам.
– Зачем мне с ним разговаривать? Что у меня общего с этим сопляком?
– Значит, ты согласна?
– Тьфу! Ты только мне не указывай, что мне делать, а чего нет.
Вот оно что: Наташе тоже не нравилось идти на уступки. Как и ей самой. Почему-то это смехотворное соображение несколько утешило Сару.
– Да или нет? Ты должна мне это обещать, или сделки не будет.
– Тьфу, – повторила Наташа. – Что мне за дело в конце концов?
– Ты согласна?
– Да! Я же сказала!
Сара кивнула и двинулась к дверям. Наташа бросилась ей наперерез так стремительно, что Сара удивленно остановилась, ожидая нападения. Но оказалось, что цыганская графиня просто желает первая пройти в дверь. Это можно было назвать почти смешным. Почти, но не совсем, потому что нелепое происшествие кое-что приоткрыло Саре. У нее пропала охота смеяться, когда она поняла, во что превратится ее жизнь, что за домашняя идиллия ее ожидает в обозримом будущем.
* * *
– Повторите, что вы сказали, Алекс. Я, должно быть, ослышался.
– Я сказал, что подаю заявление об уходе. Я увольняюсь.
Седые брови Джона Огдена полезли так высоко на лоб, что пенсне соскользнуло у него с носа и упало ему на колени.
– Что? Но почему?
Поскольку Огден был слишком сильно потрясен и даже забыл предложить ему стул, Алекс взял на себя смелость присесть на краешек его письменного стола, скрестив руки на груди.
– Мне жаль, что приходится так внезапно обрушивать эту новость вам на голову, Джон. Возможно, мое решение представляется вам поспешным.
– Поспешным? Это еще мягко сказано! Господи помилуй, Алекс, о чем вы говорите? Мы же только что сделали вас партнером!
– Прошу прощения, мне не следовало принимать это предложение. Поверьте, решение далось мне нелегко, но я долго его вынашивал. Пожалуй, я шел к нему даже дольше, чем мне самому казалось.
Алекс понимал, что все получается не очень складно. Огден заслуживал более уважительного отношения.
– Я возвращаюсь обратно в Калифорнию, Джон, – объяснил он. – Хочу попытаться открыть собственное дело.
Огден никак не мог оправиться от потрясения.
– Другими словами, вы хотите сломать свою карьеру? Давайте называть вещи своими именами. Вы этого хотите?
– Я смотрю на это иначе.
– Алекс, я же вас хорошо знаю. Самостоятельно сколотить себе состояние в Калифорнии вам не удастся, а это значит, что вы будете несчастны.
Пропустить такое оскорбление мимо ушей было невозможно, но Алекс решил, что заслужил этот упрек.
– В моей жизни грядут большие перемены, уж это точно, – мягко согласился он.
– Чего вы добиваетесь? – подозрительно прищурился Огден. – Вам нужно больше денег? Достаточно было только попросить. Вы же знаете, это было бы…
– Деньги здесь совершенно ни при чем. Честное слово, я не прикидываюсь и не набиваю себе цену. Я ухожу.
Джон Огден откинулся в своем вращающемся кресле и беспомощно развел руками.
– Но почему? Что вас туда манит? Все, что вы будете делать там, можно делать и, здесь, причем в престижных условиях и за хорошие деньги. Если вы отправитесь в Калифорнию, вам придется начинать с нуля, словно последних шести лет просто не было.
– В том, что касается моей репутации, вы, скорее всего, правы. Но в том, что касается моих способностей и моего опыта, я не могу с вами согласиться. Я дорожу каждой минутой из последних шести лет: если бы не они, я не смог бы прийти к своему сегодняшнему решению. С самого начала моей работы в вашей фирме отношение ко мне было справедливым и, я бы сказал, более чем щедрым. Я всегда буду вам за это благодарен. Но фирма заслуживает большей отдачи с моей стороны, а это как раз то, чего я не могу ей дать.
– Но почему?
Алекс встал.
– Это трудно объяснить. Я все больше и больше ощущаю себя каким-то ходячим пережитком прошлого. У меня такое чувство, словно я отказался от архитектуры и занялся археологией. Я с этим покончил, Джон, я больше не в силах этим заниматься.
И опять Огден всплеснул руками.
– Я не понимаю.
Алекс помедлил, напряженно хмурясь.
– У вас найдется свободная минутка? Зайдите ко мне в кабинет, я вам кое-что покажу.
Его кабинет, отделенный от кабинета Огдена длинным коридором, был обставлен скромно, по-деловому и никак не мог считаться роскошным, но от шумной и вечно переполненной людьми чертежной мастерской отличался как небо от земли. Алекс подошел к столу и вытащил из нижнего ящика стопку рисунков.
– Присядьте, – пригласил он гостя, отодвигая от стола свой собственный стул.
Огден сел, взял у него рисунки и вновь водрузил на нос пенсне.
Алекс в ожидании отошел к окну и стал смотреть на дождевые струи на стекле. Проделанный им путь наверх – от чертежной мастерской к собственному кабинету – совершился так стремительно, что он еще не успел привыкнуть к виду на Юнион-Сквер, открывающемуся с Шестнадцатой улицы, и любовался им при любой погоде. Октябрьский день был мрачен и дождлив, но благодаря бесконечной круговерти трамваев, пролеток, карет и сотен раскрытых зонтиков городской пейзаж казался почти веселым. Во всяком случае, если смотреть с высоты.
Еще полгода назад он ни за что не смог бы со всем этим расстаться. По правде говоря, тот прежний Алекс, не довольствуясь тем, что есть, уже захотел бы большего: ему требовалось больше восхищения, больше власти, больше собственности, больше побед над женщинами. Именно так он в то время определял себя, оценивал свою собственную значимость – прикидывая, сколько денег ему удалось заработать и сколько женских сердец покорить. Теперь ему была нужна только одна женщина, а контора Огдена, Дрейпера и Сноу превратилась всего лишь в здание на Бродвее, куда он ходил на работу.
– Боже праведный!
Он резко повернулся кругом.
– Неужели все так плохо?
– Господи, Алекс, неужели вы не понимаете, что никто не купит дом, который так выглядит!
– Вы слишком долго не покидали Нью-Йорка. Уверяю вас, Джон, это уже близкое будущее…
– Но не при моей жизни.
Алекс лишь усмехнулся в ответ.
– Ну что же, по крайней мере, партнеры будут рады узнать, что с вашим отъездом отсюда клиентов у нас не убавится, – добавил Огден.
– Это вы верно подметили, – легко согласился Алекс.
Огден встал и подошел к нему, протягивая руку. – Желаю вам удачи. Видит бог, она вам понадобится.
– Спасибо.
Но Алексу показалось, что он различает во внешне невозмутимом лице Огдена невольное восхищение. Это было нечто новенькое. Раньше Огден восхищался его работой, но был невысокого мнения о нем самом; теперь, похоже, его предпочтения поменялись местами. Мысль об этом польстила Алексу.
– Я от души надеюсь, что вы будете держать с нами связь, Алекс. Ваша карьера меня очень интересует, и я намерен пристально следить за ней.
– Да, сэр, я буду посылать вам весточки.
– Когда вы собираетесь уехать?
– Я думал – недельки через две, если у вас нет возражений.
– Да нет, срок меня устраивает. Повезло вам, что проект Кокрейна сорвался.
Алекс не ответил.
– Ну что ж… увидимся.
– Да, сэр. Увидимся.
Когда Огден ушел, Алекс сел на освободившееся место. Его рука машинально потянулась к стопке рисунков на столе. Ему очень хотелось надеяться, что он не ошибся в своих расчетах.
От его прежней эйфории не осталось и следа. Теперь ему предстояло известить о своем отъезде еще одного человека. Алекс бросил взгляд на телефон. Если он попросит о встрече, она скорее всего откажет. Но он не мог прощаться с Сарой по телефону. И ему непременно хотелось увидеть лицо Майкла, когда он отдаст ему свой прощальный подарок.
Алекс встал и вышел из кабинета, нахлобучивая шляпу прямо на ходу.
* * *
– Сара? О, пардон, я тебя разбудила?
Сара торопливо села, откидывая волосы с лица.
– Что тебе нужно?
Наташа переступила через порог ее спальни и сразу же направилась к зеркалу над туалетным столиком.
– Как ты думаешь, шляпа подходит к этому платью? Мадам Бижу уверяла, что подходит, но я что-то начала сомневаться.
– Я спросила, что тебе нужно.
Наташа повернулась к ней лицом, удивленно подняв брови.
– Я пришла сказать, что мистер Кокрейн звонил и просил передать, что он не будет обедать дома. И поэтому сегодня, Сара, ты поведешь меня в отель «Уолдорф», где я так давно мечтала пообедать. Сейчас я собираюсь к Пакену на вторую примерку, но вернусь рано. Будь готова к восьми, будь любезна.
Сара ничего не ответила.
– Да, чуть было не забыла! К тебе посетитель.
– Я никого не принимаю.
– Ах, как жаль. Мистер Макуэйд будет очень разочарован.
Сара вскочила на ноги.
– Боже мой! Ты… ты ему звонила?
– Я? – засмеялась Наташа. – Ну конечно же, нет. Он ждет в «голубой гостиной», Сара. Я велела подать чаю и сказала ему, чтобы подождал тебя. Он сегодня прекрасно выглядит – настоящий красавец. И при деньгах. Похоже, у него целая куча «зеленых», как сказал бы твой муж.
Таша двинулась обратно к дверям, шелестя дорогими шелковыми юбками, и уже на пороге бросила через плечо своим грудным, мурлычущим голосом:
– Желаю вам обоим приятно провести время.
* * *
В первую минуту Алекс подумал, что Сара нездорова. Она стояла в дверях гостиной, судорожно сжимая и разжимая руки. Ее приветливая улыбка показалась ему такой вымученной, что больно было смотреть.
– Сара? Что с тобой? Ты не заболела?
Она не могла отвести от него глаз. Его присутствие казалось ей чудом. И ей было все равно, что именно привело его сюда.
– Нет-нет, со мной все в порядке. Я чувствую себя прекрасно. – Но выглядела она далеко не прекрасно. Она попыталась припудрить темные круги под глазами, но должного эффекта это не дало. Губы Сары были бледны, лицо – еще бледнее, даже тщательно причесанные волосы потеряли тот волшебный золотистый отлив, которым он всегда восхищался. Чтобы прервать мучительно затянувшееся тревожное молчание, он сказал первое, что пришло в голову:
– Я едва узнал Ташу. Что с ней произошло?
– Что ты имеешь в виду?
– Она выглядит совершенно по-другому. И она мне показалась… не знаю, как сказать… более уверенной в себе, что ли.
К тому же Наташа при встрече наградила его странным пронизывающим взглядом, как будто ей был известен некий секрет.
– Она ведь ничего не говорила о нас, Сара? Или говорила?
Искушение рассказать ему правду чуть было не взяло верх над разумом. Но Сара оказалась в такой грязи, ей было до того стыдно, что она даже слов не находила, чтобы рассказать ему, как ее шантажирует эта мерзавка, обвиняя в супружеской измене. Более того, Сара отчетливо представляла себе, как поступит Алекс: придет в ярость и с чисто мужским азартом бросится на ее защиту. Увы, возможность защитить ее была утеряна безвозвратно, и если бы Алекс попытался что-то предпринять, стало бы только хуже.
– Нет-нет, конечно, нет! Да и что бы она могла сказать? Она же ничего не знает. Между прочим, она тоже заметила, что ты изменился, – заторопилась Сара, выжимая из себя улыбку. – Она сказала, что у тебя вид богатого человека.
Улыбка Алекса оказалась не менее фальшивой, чем ее собственная.
– Надо же! А я как раз собираюсь сильно обеднеть. Вот об этом я и пришел тебе сказать.
Он помолчал. Смягчить такой удар невозможно. Надо просто выложить все начистоту.
– Сара, я уезжаю.
Отчаяние просквозило в ее лице, прежде чем она успела отвернуться. Сара попятилась и без сил опустилась на ближайшее сиденье, оказавшееся диванным валиком. И все же, хотя у нее было такое чувство, будто ее срубили под корень и сровняли с землей, она ощутила в душе неистовую решимость не подавать виду, чтобы он ни о чем не догадался. Поэтому она задала самый дурацкий вопрос, который только можно было придумать:
– А как же «Эдем»?
Это его потрясло.
– Неужели ты ничего не знаешь? Бен приказал приостановить работы на неопределенное время.
– Нет, я не знала. Когда он это сделал? – спросила Сара, хотя ей было все равно.
– Две недели назад. На следующий день после того, как мы встретились в «Ректоре».
– Мне ничуть не жаль. Я этот дом терпеть не могла. Ой, извини…
– За что? Я тоже его терпеть не мог.
Сара глубоко вздохнула, собираясь с силами.
– Куда же ты едешь?
– В Калифорнию. Хочу попытаться наладить свое собственное дело в Сан-Франциско.
– Алекс, это же замечательно! Я так рада за тебя! Мне кажется, это правильный поступок, – искренне призналась Сара, – и я уверена, что тебя ждет успех.
Но она не владела собой; ее щеки пылали, голос не слушался, ей пришлось замолчать, чтобы себя не выдать. Услыхав шаги горничной, вкатившей в гостиную сервировочный столик с чаем, она вскочила и подошла к окну, повернувшись спиной к комнате.
Расстроенный и беспомощный, Алекс молча стоял, а горничная между тем возилась с чашками, раскладывала салфетки, снимала крышку с блюда с бутербродами.
– Будут еще какие-нибудь распоряжения, мадам?
– Нет, ничего.
Бросив любопытный взгляд на Алекса, девушка удалилась.
Надо повернуться к нему, разлить чай по чашкам, заговорить с ним… Нельзя, нельзя допустить, чтобы он о чем-то догадался, это было бы катастрофой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38