Он чудный мальчик, Сара.
Ей хотелось знать, насколько у него заблудшая душа. «Скорее всего, не слишком», – подумала Сара. Она ощущала в нем внутреннее беспокойство и душевное смятение человека, еще не нашедшего свой путь в жизни. Может быть, это было чересчур самонадеянно или наивно с ее стороны, но иногда ей почему-то казалось, что она знает его лучше, чем он сам.
– О чем вы задумались?
Алекс немного отстранился, чтобы взглянуть на нее. Ее задумчивый взгляд был полон тайны, строгие прекрасные губы сказали ему только то, что он и раньше знал: что они созданы для поцелуя. Ему хотелось прикоснуться к ней губами, это было самое сокровенное его желание. Где угодно: поцеловать ее волосы, губы, шею… манящую нежную впадинку между грудей.
– Я думала…
– О чем?
– О том, что Майкл мастерит что-то вам в подарок. Это сюрприз.
Чувственный запах камелий у нее в волосах кружил ему голову.
– Что же это такое?
– Ну вы же понимаете, что этого я вам сказать не могу.
Теперь она ощущала его дыхание у себя на губах. Они танцевали, держась слишком близко друг к другу, да и танцем это вряд ли можно было назвать: они почти совсем перестали двигаться.
– Вы ему рассказывали о доме, в котором мечтали бы жить когда-нибудь?
Алекс вздохнул. Ему трудно было поддерживать разговор, хотя он прекрасно понимал, почему Сара так упорно его продолжает.
– Да, как-то раз. Неужели он строит для меня дом?
– Учтите, я этого не говорила. От меня вы этого не слышали.
Он перестал танцевать и обеими руками взял ее за талию.
– Сара.
Нет, это нечестно – отступать и уворачиваться от того, чего ей хотелось не меньше, чем ему, от того, чего она сама добивалась. Но у него был выбор, а у нее не было, и по какой-то таинственной причине именно в этот момент – запоздалый, но неизбежный – она вспомнила, что выбора у нее нет.
– Простите меня, – прошептала Сара и высвободилась из его объятий.
Он изумленно заморгал, протянув руки вперед, но тут же осознал, что вид у него донельзя глупый, и это помогло ему вернуть самообладание. Вспышка безумного гнева едва не толкнула Алекса на необдуманный поступок, но не успел он как следует разозлиться, как его захлестнуло сожаление.
– Хотите, чтобы я ушел?
– Да, – поспешно отозвалась Сара. – Вы должны уйти.
Вот теперь уж точно подступил гнев – чистый и ничем не сдерживаемый.
– Верно. Совершенно верно, я ухожу. Но только не будьте идиоткой и не думайте, что это…
Алекс замолчал, запоздало сообразив, что сам не знает, о чем говорит, и попытался начать еще раз:
– Извините, я ухожу. Но не надо… – Чего не надо? Он тихо выругался себе под нос и начал снова:
– Сара…
– Нет, вам лучше уйти. Прошу вас, давайте не будем больше разговаривать, только не сейчас. Я не знаю, как это случилось. От всей души прошу у вас прощения, но вы должны уйти.
Стараясь взять себя в руки, Алекс взглянул вверх, на темное ночное небо. Ему вспомнились его собственные недавно разработанные планы «стратегического отступления». Если бы он принимал свои намерения всерьез, ему бы следовало воспользоваться тем, чего удалось добиться нынешней ночью, так как все поставленные им цели были достигнуты за долю секунды. Вместо этого он услыхал как бы со стороны свой собственный голос, говоривший:
– Мне очень жаль, если я вас обидел, Сара. Даю вам слово, что мое сегодняшнее поведение не повторится. Вам нечего меня опасаться. Если вы теперь собираетесь меня избегать, уверяю вас, в этом нет необходимости.
Она судорожно стискивала руки и смотрела на него тревожным, мучительно напряженным взглядом. Алекс не знал, что еще ей пообещать, не выставив себя при этом законченным болваном. Он отвесил ей короткий формальный поклон и удалился.
11
– Таша? Это ты? Добрый день, это Сара.
– Миссис Кокрейн! Да, это Таша говорит. Как вы поживаете?
– Хорошо, а как ты?
– Спасибо, очень хорошо!
Сара отвела трубку подальше от уха: Наташа всегда очень громко говорила по телефону, считая, что иначе ее не услышат.
– У вас там идет дождь?
– Нет, светит солнце. Здесь очень жарко! А у вас дождь?
– Да, весь день. Как продвигается ремонт?
– Дела идут полным ходом. Водопроводчики свою работу закончили. Все в полном порядке.
– Прекрасно, я рада, что с этим покончено. Чем ты занимаешься?
Наташа ответила не сразу.
– Сегодня я ходила в церковь.
Сара улыбнулась.
– Мы с Майклом тоже с утра ходили в церковь. Я спрашиваю о другом: чем ты вообще занимаешься в последнее время?
– Чем я занимаюсь? Ах да. Я делаю уроки, читаю, а по вечерам шью. А маленькая киска – она не дает мне скучать!
У Сары мелькнула мысль, что жизнь Наташи не слишком богата событиями.
– Как ты думаешь, ты сможешь вернуться на работу? Как твоя рука?
На этот раз пауза заметно затянулась. Голос девушки упал почти до шепота.
– Миссис Кокрейн… Мне так стыдно.
– Что случилось?
– Даже не знаю, как сказать… Вы будете думать, что я ленивая и глупая.
– Вздор, – решительно прервала ее Сара. – Расскажи, что случилось. Я буду думать, что ты глупая, если ты мне не скажешь, в чем дело.
Наташа засмеялась, но голос у нее дрогнул.
– Я не знаю… Не могу… – Еще одна пауза. – Я не выхожу из дома. Я просто не могу. Все еще не могу.
Сара понимающе кивнула, хотя Наташа не могла ее видеть.
– Ты все еще боишься.
– Да. Я знаю, что это глупо, но…
– Я понимаю, поверь. Хотела бы я тебе помочь. Если бы ты могла приехать сюда…
Но когда она предложила это Бену, он ее высмеял.
– Послушай, Таша, я тебе уже говорила, ты можешь оставаться в доме, сколько захочешь. Мой муж тоже не возражает.
– Вы так добры ко мне. Когда-нибудь я вам отплачу, клянусь!
– Давай не будем об этом. Сейчас самое главное, чтобы ты поправилась. Я сказала Пэрину… мистеру Мэттьюзу, что ты осталась в доме одна, и он обещал, что будет иногда звонить, просто чтобы проверить, все ли у тебя в порядке.
Наташа опять начала благодарить, но Сара остановила ее. Они еще немного поговорили, потом Сара повесила трубку, но так и застыла, не отходя от телефона и уставившись в пространство. Что-то в этом разговоре ее смущало, но ей никак не удавалось определить, что именно. Она все еще пыталась понять причину какой-то натянутости, когда телефон зазвонил снова. Это была Дейзи.
– Что вы делаете?
Язык у Дейзи никогда не заплетался, но каким-то непостижимым образом Сара догадалась по этим трем словам, что ее собеседница уже под хмельком.
– Смотрю в окно на дождь, – легкомысленно ответила Сара, – и не знаю, что предпринять: дочитать книгу или прилечь вздремнуть.
– Какая скука! Приходите ко мне поболтать. Возьмите зонтик и приходите с черного хода. Вы даже башмаков не замочите. У меня есть отличная мадера, мы посидим на крылечке и немного…
– О нет, Дейзи, боюсь, что ничего не выйдет. У меня просто нет сил. К тому же Майкл играет во дворе, он, наверное, промок насквозь.
– Во дворе?
– Ну, понимаете, с утра было так тепло, что я ему разрешила. Он хотел поиграть со своим новым зонтиком.
– Ну и что? Ничего страшного. Переоденьте его и приведите с собой. Мы славно повеселимся.
Они еще немного поспорили, но Сара не поддалась на уговоры, и Дейзи в конце концов разочарованно положила трубку.
Сара отправилась в кухню. Дом как будто вымер: по воскресеньям после обеда все слуги расходились на выходной. В кухне было темновато, ей бы следовало зажечь свет, но водянистый полумрак как нельзя лучше отвечал ее настроению. Она налила стакан воды из крана и выпила его над раковиной, глядя в окно невидящим взглядом. Может быть, ей следовало принять приглашение Дейзи? Два дня она места себе не находила. С тех самых пор, как прогнала от себя Алекса.
Вчера она придумала какую-то отговорку, чтобы объяснить Майклу, почему их ежевечернюю прогулку по Горной тропе придется отменить; сегодня, к счастью, ничего придумывать не придется: идет дождь. Майкл, конечно, будет разочарован. Вчера он чуть было не позвонил мистеру Макуэйду по телефону: «Я всю неделю его не видел, мамочка, целую неделю! Я сделал для него модель дома, а он ее даже не видел!»
Его привязанность к Алексу, поначалу казавшаяся Саре такой безобидной и естественной, даже желательной, теперь стала ее тревожить. Теперь она сильно сомневалась, что сможет встречаться с Алексом так же свободно, как раньше, и поддерживать с ним прежние, непринужденно-дружеские отношения, не выходящие за рамки безобидного флирта. Верить, что все это может вернуться, было бы непростительной наивностью, нет, преступным легкомыслием, которого она не могла себе позволить.
Настало время признаться самой себе, что она увлеклась опасной игрой, о последствиях которой страшно было даже подумать. Если Бен хоть на минуту заподозрит, что она проявляет интерес к другому мужчине, он найдет самый изощренный способ ее наказать. Но что бы он ни придумал, это непременно затронет Майкла.
Итак, она получила жестокий урок, и за это ей следует благодарить бога. Вот и хорошо. Давно пора. Два дня она пыталась увидеть вещи именно в таком свете, но безуспешно. Приглашение Дейзи вдруг показалось ей особенно соблазнительным. Как легко и просто было бы избавиться от боли, которую она носила в себе все это время! Закупоренная бутылка коньяка, стоявшая на полке над ледником, вся покрылась пылью. Вот прилечь бы на софе в гостиной с рюмочкой коньяку и кипой газет или легкомысленным романом, и пусть дождливый день течет мимо и исчезает в пьяной дымке… Заманчивая картина.
Сара запросто могла бы это сделать. Она тысячу раз видела, как это делается. Правда, Алексу она об этом рассказывать не стала, но в детстве в ее домашние обязанности (когда она была не в школе) входило попечение о матери. Герцогиню Сомервилл надо было беречь, чтобы она, не дай бог, не споткнулась, не упала и не расшиблась; надо было хоть время от времени заставлять ее что-нибудь съесть, а главное – надо было всеми силами и средствами утаивать страшную правду от окружающего мира.
Сара соблюдала конспирацию, ни о чем не спрашивая: ей и в голову не приходило, что у нее есть какой-то иной выбор. Действуя с бессознательной хитростью, свойственной алкоголикам, мать превратила ее в свою сообщницу. Переложив ответственность на плечи дочери, она могла позволить себе со спокойной душой делать все, что пожелает. А желала она только одного: продолжать пить.
Именно воспоминание о матери – опустившейся, неряшливой, с всклокоченными, немытыми волосами, храпящей в кресле или на диване в испещренном винными пятнами халате – решительно отвадило Сару от соблазнительных мыслей о бутылке и забвении. Уж лучше быть несчастной, чем выбрать маршрут, конечный пункт которого был ей столь хорошо известен. Даже если бы ей была безразлична ее собственная судьба, Сара никогда не поступила бы с Майклом так, как ее мать поступила с ней самой.
Вспомнив о Майкле, она спросила себя, где он. Ему было велено оставаться на заднем дворе, но если он и был там, со своего места Сара его не видела. Она решила приготовить ему его любимый ужин: бутерброды с холодным цыпленком на деревенском хлебе из муки грубого помола. Вчера миссис Годби научила ее готовить майонез. Просто невероятно: оказалось, что в нем всего три компонента! Она сделает майонез и приготовит кувшин лимонада. Немного моркови и черешков сельдерея… Эх, если бы только как-нибудь заставить его их съесть!
Сара начала мыть руки. Дождевая вода затуманила оконное стекло: она протерла его посудным полотенцем и убедилась, что двор пуст. Может быть, Майкл пошел к Дейзи навестить Гэджета? Какое-то движение в верхних ветвях ивы привлекло ее внимание. Что-то ярко-красное… его новый зонтик! Сара похолодела, замерла на две секунды, потом сквозь полуоткрытое окно закричала:
– Майкл!
В этот самый момент он сорвался, и ее крик смешался с его собственным. Его тело ударилось о нижний сук, зацепилось на миг, соскользнуло и рухнуло на землю. Никакого звука не было слышно, но Саре показалось, что все кругом содрогнулось от удара. Ее как будто прошибло электрическим током.
Она не заметила, как оказалась во дворе. Она ослепла. Струи дождя, хлеставшие по лицу, заставили ее очнуться от столбняка. Не слыша своего крика сквозь гул в ушах, Сара бросилась на колени в мокрой траве рядом с его неподвижным, безжизненным телом. Холодные и мокрые руки Майкла казались резиновыми, лицо стало землистым. Сара крепко прижала его к груди и стала звать на помощь, запрокинув голову в бездумной панике, захлебываясь криком, слезами и дождевой водой.
Время как будто остановилось; она так и не узнала, сколько часов спустя Дейзи ее нашла. Просто вдруг, откуда ни возьмись, Дейзи оказалась рядом – опустилась на колени, схватила ее за плечо, встряхнула и что-то закричала ей в ухо. Потом Сара вновь осталась одна. Постепенно до нее, как сквозь воду, дошел смысл слов Дейзи: она собиралась позвать доктора.
Мысль об этом вернула ее к жизни. Сара подняла на руки отяжелевшее непослушное тело Майкла, по-прежнему не подающее признаков жизни, с трудом распрямилась и побрела к дому. Дейзи встретила ее на пороге, подхватила ноги мальчика – тонкие, как прутики, с ободранной в кровь левой коленкой. Они общими усилиями дотащили его до гостиной и уложили на кушетку.
– Доктор сейчас будет, он сказал, что уже выходит. Он сильно ушибся?
Сара этого не знала. Она начала плакать. Дейзи остановила ее беспомощные метания над телом Майкла и осмотрела его сама.
– Руки не сломаны, – изрекла она, сгибая и разгибая их. – Ноги тоже целы.
– Почему он не приходит в себя? – рыдала Сара. Она погладила его мокрые спутанные волосы и нащупала шишку величиной с теннисный мячик на левой стороне головы.
– О мой бог! – простонала она в ужасе.
– Я думаю, все не так уж плохо, – поспешила успокоить ее Дейзи.
Стянув со спинки кушетки вязаный шерстяной плед, она укрыла Майкла.
– А теперь сядьте, Сара, и успокойтесь. Как бы вам самой не заболеть! Делать больше нечего, остается только ждать. Честное слово, я уверена, что все не так уж и страшно!
Но Сара так и осталась на месте – застыла на коленях рядом с Майклом, держа его за руки. Его лицо казалось пепельно-серым, губы побелели. Все ее внимание было сосредоточено на его узкой груди, едва заметно приподнимающейся и опадающей при каждом неглубоком вдохе.
– Дорогой… – шептала она, а потом принималась бессмысленно повторять: – Господи, господи, господи помилуй!
Пришел доктор. Его имени Сара не расслышала. Он вежливо попросил ее отойти в сторону, и она отползла вбок на несколько дюймов. Доктор подтянул стул поближе к кушетке и сел. Он был крупным, дородным, седовласым, внушительным господином, и Сара вздрагивала всякий раз, как его огромные руки с короткими туповатыми пальцами прикасались к телу Майкла.
– Ого, какая шишка! – проворчал он, осторожно ощупывая шишку на виске у Майкла кончиками пальцев. – Ни дать, ни взять гусиное яйцо. Пожалуй, голова у него немного поболит с таким украшением.
Сара до крови искусала костяшки пальцев; она не могла задать прямой вопрос, потому что боялась услышать ответ.
– Рвота была?
Она в ответ замотала головой.
– Вот и хорошо, это добрый знак. Так-так, а это что такое?
– Где? – прохрипела она.
– Вот, смотрите. Он сломал ключицу, видите? Ну-ну, не надо отчаиваться. Это дело поправимое, до свадьбы заживет.
Врач оглянулся на Дейзи и многозначительно взглянул на нее. Она подошла к Саре и обняла ее за плечи.
– С ним все будет в порядке, милая, доктор говорит, что он поправится. Ну постарайтесь взять себя в руки и хоть немного успокоиться.
Сара собрала все свое мужество. Ее голос дрожал, но она все-таки сумела выговорить, что хотела.
– Почему он не приходит в себя? Прошу вас, умоляю, скажите мне правду!
– Тихо, Сара, дайте доктору послушать Майкла.
Доктор прижимал стетоскоп к узкой груди мальчика. Потом он оттянул веко и начал вглядываться в зрачок. Осмотрел зубы, осторожно подвигал челюсть, потом повернул голову из стороны в сторону, ощупал позвонки на шее.
– Так о чем это вы? – рассеянно переспросил он, закончив осмотр, и взглянул на нее, спустив очки на кончик носа. – Почему малыш не приходит в себя? Всему свое время. Скоро он очнется, вы не волнуйтесь. А теперь отойдите немного, я собираюсь вправить эту кость.
Именно эта манипуляция доктора заставила Майкла очнуться и завопить от боли. Его пронзительный крик едва не вызвал у Сары новый приступ истерики. Она стряхнула с плеча руку Дейзи и бросилась к сыну, не обращая внимания на ворчанье доктора.
– Ну-ну, не надо так нервничать. Ладно, я здесь больше не нужен.
Ее слезы высохли сами собой при виде слез Майкла. Сара осушила их пальцами и поцелуями, потом улыбнулась сыну.
– Как ты себя чувствуешь, солнышко? Ты помнишь, что случилось?
– Упал с дерева.
– Точно. Между прочим, это было довольно глупо, правда?
Он кивнул и тут же поморщился.
– Голова болит, мам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38