— Но ведь ты никогда не принимала помощи от своего отца, верно?
— Ты ничего об этом не знаешь.
— Нет, знаю, — спокойно возразил Этан. — Джей Мак сказал, что скорее ты дала бы правую руку на отсечение, чем попросила бы его о чем-нибудь. Но я видел, как он способен воспользоваться своим влиянием и властью. Он предложил десять тысяч долларов за то, чтобы свадьба твоей сестры не состоялась. Полагаю, подобные поступки твой отец совершал уже не раз.
Мишель промолчала, прижавшись лбом к холодному стеклу. Слезы застилали глаза, разноцветные фигуры пешеходов на бульваре приобретали расплывчатые очертания. Досадуя на себя, Мишель вытерла глаза.
— Всю жизнь, — подтвердила она и покачала головой медленно и печально. — Но как мог Джей Мак так посту пить с Ренни?
— Он боялся, что твоя сестра совершит худшую в жизни ошибку.
— Другие люди имеют право учиться на своих ошибках, — горько произнесла Мишель, — а дочери Джей Мака должны бороться за это право. — Ее смех был кратким и безрадостным. — Когда он выяснил, что я хочу быть репортером, он устроил меня в «Геральд». Я объяснила ему, что не стану работать в «Геральде», тем более редактором.
— Я сама добилась места в «Кроникл». — Она помедлила и тихо добавила: — По крайней мере мне так кажется. С таким отцом, как Джей Мак, трудно узнать, чего ты добилась сама, а что совершилось без твоего ведома.
— Потому что он любит тебя.
Мишель кивнула.
— И поэтому тоже. Но, кроме того, он чувствует себя виноватым. Пятеро незаконнорожденных дочерей — это обуза даже для такого богатого и влиятельного человека, как Джей Мак. Он пытается облегчить собственную совесть. — Мишель повернулась к Этану. — Ренни не станет благодарить его за сегодняшний поступок. Не важно, что она действительно совершала ошибку. Я тоже беспокоилась за нее, как и все мы. Но мы уважали ее право строить свою жизнь самой и не осмеливались вмешиваться.
— Когда я вошел, вы уговаривали ее отказаться от свадьбы.
— Конечно, — просто ответила Мишель. — Но это не все равно что предлагать… плату за то, чтобы свадьба не состоялась. Только Джей Мак способен на такой возмутительный поступок. У Ренни своя голова на плечах. Пусть бы решала сама.
— Как ты?
Мишель пожала плечами и отвернулась.
— Да, как я.
— Почему ты никогда не говорила мне, что вы с Ренни близнецы?
Мишель невольно провела ладонью по округлившемуся животу.
— Вначале — не знаю, может, по привычке. Нам с Ренни нравилось наблюдать, как изумляются люди, впервые увидев нас рядом. И Ренни, и я всегда избегали рассказывать о том, что у каждой из нас есть сестра-близнец. А потом, когда я лучше узнала тебя, просто не могла признаться.
— Не могла?
Мишель перестала поглаживать живот.
— Не могла, — повторила она. — Мне хотелось остаться для тебя единственной. — В тот же момент Мишель поняла, что наговорила лишнего. Отвернувшись, она досадливо сжала губы. Между бровями появилась тревожная морщинка. По ее мнению, тему следовало немедленно закрыть.
Мнение Этана оказалось иным.
— Ты и в самом деле единственная, Мишель, второй такой, как ты, не может быть. Ренни совсем другая. — Он помедлил и тихо добавил: — По крайней мере для меня.
Он наблюдал за ней, ожидая ответа, но так и не дождался. Мишель не то чтобы пренебрегла им, но ясно дала понять, как мало значат его слова. Вздохнув, Этан отвернулся и тоже выглянул в окно.
Отель «Святой Марк» оказался впечатляющим мраморным зданием на Бродвее. Несмотря на то, что служащие отеля старались никогда не называть своих клиентов «жильцами» — только «гостями» и относиться к ним соответственно, две трети клиентов постоянно жили в отеле. «Святой Марк» считался престижным, славился просторными номерами и уютом. Здесь были столовые и библиотеки для посетителей, но, кроме того, имелись уединенные помещения, предназначенные только для гостей.
Этану не нужно было видеть свое отражение в зеркальной двери, чтобы понять: здесь ему не место. Недоуменные взгляды со всех сторон подкрепили его предположение. Перейдя широкий вестибюль с полированными ореховыми панелями стен и хрустальными люстрами, Этан проследовал за Мишель к стойке портье. Мишель попросила ключ от своей комнаты и выжидательно взглянула на Этана. Он не понял, чего Мишель ждет от него.
— Тебе надо снять номер, — объяснила Мишель. Этан хотел было ответить, что намерен жить вместе с ней, но тут же передумал. Вряд ли такой разговор был уместен в вестибюле «Святого Марка». Этан получил номер этажом выше и попросил доставить его вещи с вокзала. Считая вопрос решенным, Этан повернулся к Мишель, но она не сдвинулась с места.
— Что еще? — нетерпеливо осведомился Этан.
— Револьвер, — шепотом подсказала Мишель. — Оставь его внизу.
— Какого черта!
Мишель повернулась к клерку:
— Все в порядке, мистер Дентон. Он маршал.
— Маршалл? — клерк нервна улыбнулся. — О, это меняет дело. В отеле «Святой Марк» по-особому откосятся к Маршаллам — с тех пор как человек с такой фамилией стал архитектором этого здания. Вероятно, мы могли бы… — Клерк осекся, увидев, как Этан невозмутимо взял Мишель под руку и повел к лестнице.
Они поднимались в молчании, пока Мишель не остановилась на площадке третьего этажа.
— Мой номер находится здесь, прямо по коридору.
— Знаю, триста пятый. Я видел твой ключ. Мишель остановилась в замешательстве, ожидая, что Этан поднимется к себе. Он остался на месте.
— Твой номер этажом выше. Он кивнул:
— Это мне тоже известно.
— В чем же дело? — Мишель нетерпеливо огляделась. — Чего ты ждешь?
— Жду тебя.
— Я иду к себе.
— Тогда я пойду с тобой. Мишель нахмурилась:
— Еще чего!
Этан справился с затруднением просто: подхватил Мишель на руки и понес по коридору. Поставил ее перед дверью с номером 305 и протянул руку за ключом.
— Тебе нельзя сюда, Этан. — Не обращая внимания на его протянутую руку, Мишель сама открыла дверь, быстро переступила порог, повернулась и загородила дверь. Несмотря на то, что щеки ее горели густым гневным румянцем, она добавила спокойным и ровным тоном: — Это не салун Келли, а ты — не мой муж, — и захлопнула дверь перед его носом.
Оцепенев, как после гулкого взрыва, Этан уставился на дверь. Он не знал, сколько простоял так — секунду или несколько минут, но дверь опять открылась. На этот раз Мишель выставила из номера стул.
— Если ты собрался переночевать в коридоре, это тебе пригодятся.
— Мишель… — Он не успел договорить. Мишель заперла дверь. Этан взглянул на стул, состроил гримасу и раздраженно пнул дверь ногой. Дверь не поддалась. — Черт бы ее побрал, — выругался Этан. Он поставил стул к стене, сел и вытянул вперед ноги, скрестив руки на груди и надвинув на лоб запыленную шляпу. — И меня тоже.
Неожиданно для себя он вскоре задремал. Его будили шаги проходящих по коридору людей. Они странно посматривали на Этана, но воздерживались от замечаний. Этан приколол маршальскую звезду на куртку, надеясь избавиться таким образом от неприятностей. Это подействовало — никто его не беспокоил. Этан видел, как носильщик отеля пронес его сумки на следующий этаж, но не сдвинулся с места. Он надеялся, что стоит лишь подождать, и Мишель одумается, впустит его, и они поговорят. Этан мечтал о горячей ванне, обильном ужине и мягкой кровати — не важно, в каком порядке. Он немного поразмышлял, стоит ли открыть замок отмычкой, но вскоре отказался от своего плана, поняв, что тогда Мишель попросту вызовет полицию. В тюрьме от Этана было бы слишком мало пользы для Мишель.
Эта мысль потянула за собой другую.
— Я нигде ей не нужен, — пробормотал он со вздохом. Узор на обоях навевал на него сон, глаза скользили по венкам из листьев, шипов и темно-красных лепестков роз. Наконец веки отяжелели и сомкнулись. Этан еще дважды просыпался, прежде чем усталость всецело завладела им.
Глава 14
Его разбудил аромат запеченной ветчины. Рот наполнился слюной, словно он ощутил на языке солоноватое нежное мясо. Запах теплых булочек с маслом искушал его. Этан нехотя открыл глаза, опасаясь, что видит сон, и обнаружил источник восхитительных запахов. Рядом с ним, на полу, прямо напротив двери Мишель, стоял поднос с прикрытыми тарелками. Из-под серебряных крышек вырывались струйки пара. Этан глубоко вдохнул, и желудок отозвался голодным урчанием.
Он дважды постучал в дверь, и через минуту она слегка приоткрылась.
— Твой ужин прибыл.
— Это не мой, — ответила Мишель. — Я спускалась к ужину в общий зал, а это заказала для тебя. — Она стала закрывать дверь, но на этот раз он не медлил. Поняв его намерения, Мишель навалилась на дверь всем телом, но сделала это недостаточно проворно. Этан оказался сильнее, и дверь постепенно приоткрылась. Поднос с едой был отодвинут в сторону, стул перевернулся, и Мишель не надо было смотреть в холодные глаза Этана, чтобы понять, как он разъярен. Не собираясь мериться с ним силой, Мишель быстро оценила положение и отступила в сторону. Ее движение было таким неожиданным, что Этану пришлось схватиться за косяк, чтобы не ввалиться в комнату.
Под гневным взглядом Этана Мишель обошла его и забрала из коридора поднос. Нырнув под рукой Этана, она поставила поднос на стол.
— Можешь перекусить здесь, — разрешила она, — а затем уйдешь. — Она шагнула в сторону и немедленно была остановлена рукой Этана, вцепившейся ей в запястье. Мишель обернулась и вскинула голову, в ее взгляде не было вызова, только боль и обида. — Мне больно!
Этан взглянул на собственную руку — пальцы побелели от натуги. Слегка разжав их, он снова перевел взгляд на лицо Мишель.
— Я хочу причинить тебе боль, — хрипло произнес он. — Хочу встряхнуть тебя, и посильнее. Почему ты ведешь себя так, словно тебе ничто не угрожает? Ни за что не поверю, что ты глупа, Мишель. Разве тебе безразлична собственная участь?
Мишель попыталась высвободить руку, но Этан лишь немного ослабил захват.
— Не понимаю, о чем ты.
Этан не просто отпустил Мишель — он отбросил ее, словно был не в силах выдержать прикосновение еще минуту. Мишель побледнела, поспешно отступая и растирая запястье.
Закрыв за собой дверь, Этан прислонился к ней.
— По-моему, ты просто решила проучить меня, — заметил он. — Надеюсь, это был твой единственный глупый поступок. Ты понимаешь, какую угрозу представляют для тебя Хьюстон и Детра? Тебе приходило в голову, какой опасности ты подвергаешься, оставляя меня спать здесь, в коридоре, и в одиночестве отправляясь вниз? Или тебе так не терпится выставить меня на посмешище, что ради этого ты готова рискнуть жизнью?
В раздражении Этан провел ладонью по волосам.
— А как же ребенок, Мишель? Разве стоит рисковать жизнью ребенка, чтобы поставить меня на место, только из-за ненависти ко мне?
Мишель вздохнула и невольно дотронулась обеими руками до живота. Она не думала, что ее поступок может причинить кому-нибудь вред.
— Как ты смеешь так говорить! Ты злишься, потому что я ускользнула у тебя прямо из-под носа. Дело в твоем уязвленном самолюбии, только и всего, И потом, я сделала это не нарочно, я хотела есть. Как у тебя вообще хватило наглости явиться сюда? Ты вломился в мою жизнь, словно имел на это право, словно не исчезал прежде на целых семь месяцев! — Мишель повысила голос, ее дыхание участилось. Зеленые глаза засверкали в порыве негодования. — А что касается твоего беспокойства обо мне, — она пренебрежительно щелкнула пальцами, — с целью поимки Хьюстона и Детры, то оно просто предосудительно. Даже после всего, что ты сделал, я не могла поверить, что ты способен на такую низость, — до сегодняшнего дня. Но сегодня ты доказал, что начисто лишен совести. — Мишель указала на стоящий на столе поднос. — Забирай свой ужин и уходи отсюда. Убирайся совсем, Этан. Не хочу, чтобы ты торчал в коридоре. Если бы я могла, я бы вышвырнула тебя из отеля.
Она повернулась на каблуках и направилась к двери в соседнюю комнату. Не оглядываясь, уверенная, что ее приказ будет выполнен, Мишель скрылась в спальне и захлопнула за собой дверь.
Этан вздохнул и отошел от двери, размышляя, что будет, когда Мишель выйдет и обнаружит, что у него нет ни малейшего намерения уходить отсюда. Он сел на мягкий диван и поставил поднос на колени, снимая крышки с блюд и кладя их на стол. Еда еще не остыла, но уже не вызывала аппетита. Этан ел лишь по необходимости. Покончив с ужином, он выставил поднос в коридор и занес в комнату стул. Закрыл дверь, повернул ключ в замке и оглядел номер.
Гостиная отделана в малиновых и кремовых тонах, обставлена мебелью темного дерева. Пол устлан пушистым ковром. Зеркало над каминной доской отражало газовые светильники в матово-белых абажурах по обеим сторонам камина. В изящной фарфоровой вазе на камине свежие розы.
Этан снял шляпу, бросил ее на диван и скорчил гримасу, изучая собственное отражение в зеркале. Едва ли можно было обвинять клерка отеля «Святой Марк» за нежелание иметь такого человека в числе гостей. Этан понял, что ему необходимо побриться, выкупаться и проспать не меньше двенадцати часов, чтобы избавиться от теней под глазами. Он выругался, обнаружив еще несколько седых волосков на висках. Потерев подбородок ладонью, Этан отвернулся. Сбросив куртку, он отправил ее вслед за шляпой на диван и расстегнул пояс с кобурой. Положил пояс на стол и продолжил осмотр.
Напротив спальни была еще одна комната. Мишель превратила ее в кабинет. Книги были разбросаны по столу, лежали стопками на полу, завалили подоконник. На большом пухлом кресле тоже лежали книги. Стол и пол вокруг него были усеяны смятыми листами бумаги — как предположил Этан, неудавшиеся куски статей. Он подошел к столу и стал перебирать бумаги и книги, нашел очки Мишель и ее неизменные карандаши. Взяв один из них. Этан задумчиво покатал его между пальцами. Он представил себе карандаш торчащим за ухом Мишель и улыбнулся.
Отложив карандаш, Этан заметил блокнот — до боли знакомый кожаный переплет, потрепанный и поцарапанный. Этан взял блокнот, провел пальцами по корешку и помедлил мгновение, прежде чем открыть его. Присел на край стола и начал читать.
Выразительная проза Мишель вернула Этана к прошлому. Он увидел Мэдисон так ясно, словно вновь стоял перед салуном Келли — пожалуй, даже наяву Этан не видел его так отчетливо. Мишель заставила его вспомнить людей, которых описывала, вспомнить, с какой надеждой они обсуждали поиски богатой жилы, как гордились своим умением орудовать кирками и бурами. Мишель писала, с каким трогательным смущением Ральф Хупер пригласил ее танцевать, вспоминала о том, как Китти относилась к своей работе — с философским спокойствием.
Этан листал страницы, торопясь найти записи тех дней, когда они прибыли в Стилуотер. Но записей о том, что случилось а туннеле или об аресте банды в блокноте не оказалось. Тут не было ни слова о суде и возвращении на восток. Ни слова о самом Этане. Испытав разочарование и не зная, что он ожидал найти и какую надежду обрести, Этан отложил блокнот в сторону. Ноготь большого пальца задел страницы, и дневник раскрылся — в самом конце, где среди чистых страниц была сделана единственная запись.
Этан снова взял блокнот и прочел:
«Я беременна… У меня будет ребенок… Я жду ребенка… Эти слова невозможно произнести так, чтобы смягчить удар. Я с трудом делаю такое признание самой себе. Как я скажу маме? А Мэри-Фрэнсис? Мама с ума сойдет, Мэри-Фрэнсис расстроится. Ренни, конечно, поддержит, но не поймет. Вряд ли я решусь смотреть в лицо Мэгги и Скай — теперь, когда я опозорила свою семью.
Как это больно — знать, что я причиню им страдания! Пожалуй, боль сейчас мне не помешает. Я так давно не испытывала никаких чувств — ни боли, ни гнева, ни тоски, ни страха. Такое оцепенение поначалу кажется блаженством, способом проживать очередной день, притворяясь уверенной и сильной, но все-таки хорошо, что это полное бесчувствие уже позади. Вряд ли можно исцелиться, не заботясь о ране. Никто не поможет мне, если я сама не признаю существование этой раны.
Она существует. Она жжет мне душу.
Я должна обо всем рассказать Джей Маку — лучше всего завтра. Нет, сегодня. Прежде всего — ему, чтобы он смог поддержать маму. Конечно, он захочет разыскать Этана и заставить его жениться на мне. Мне придется выдержать его горе и гнев, отговорить от замыслов и как можно мягче напомнить ему, что в его положении, не следует метать молнии — ведь моя фамилия не Уорт, а Деннехи! Папа вспылит, услышав такую дерзость, и будет прав, но теперь никто из нас не в силах что-нибудь изменить. И никто из нас этого не хочет.
У меня никогда не было повода усомниться в любви отца.
Мой ребенок будет лишен такой уверенности».
Последний абзац был подчеркнут чернилами. На бумаге виднелось пятно — там, где на нее упала и была поспешно стерта слеза: слеза не Мишель — Этана. Моргая и тяжело дыша, он закрыл блокнот и отложил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Ты ничего об этом не знаешь.
— Нет, знаю, — спокойно возразил Этан. — Джей Мак сказал, что скорее ты дала бы правую руку на отсечение, чем попросила бы его о чем-нибудь. Но я видел, как он способен воспользоваться своим влиянием и властью. Он предложил десять тысяч долларов за то, чтобы свадьба твоей сестры не состоялась. Полагаю, подобные поступки твой отец совершал уже не раз.
Мишель промолчала, прижавшись лбом к холодному стеклу. Слезы застилали глаза, разноцветные фигуры пешеходов на бульваре приобретали расплывчатые очертания. Досадуя на себя, Мишель вытерла глаза.
— Всю жизнь, — подтвердила она и покачала головой медленно и печально. — Но как мог Джей Мак так посту пить с Ренни?
— Он боялся, что твоя сестра совершит худшую в жизни ошибку.
— Другие люди имеют право учиться на своих ошибках, — горько произнесла Мишель, — а дочери Джей Мака должны бороться за это право. — Ее смех был кратким и безрадостным. — Когда он выяснил, что я хочу быть репортером, он устроил меня в «Геральд». Я объяснила ему, что не стану работать в «Геральде», тем более редактором.
— Я сама добилась места в «Кроникл». — Она помедлила и тихо добавила: — По крайней мере мне так кажется. С таким отцом, как Джей Мак, трудно узнать, чего ты добилась сама, а что совершилось без твоего ведома.
— Потому что он любит тебя.
Мишель кивнула.
— И поэтому тоже. Но, кроме того, он чувствует себя виноватым. Пятеро незаконнорожденных дочерей — это обуза даже для такого богатого и влиятельного человека, как Джей Мак. Он пытается облегчить собственную совесть. — Мишель повернулась к Этану. — Ренни не станет благодарить его за сегодняшний поступок. Не важно, что она действительно совершала ошибку. Я тоже беспокоилась за нее, как и все мы. Но мы уважали ее право строить свою жизнь самой и не осмеливались вмешиваться.
— Когда я вошел, вы уговаривали ее отказаться от свадьбы.
— Конечно, — просто ответила Мишель. — Но это не все равно что предлагать… плату за то, чтобы свадьба не состоялась. Только Джей Мак способен на такой возмутительный поступок. У Ренни своя голова на плечах. Пусть бы решала сама.
— Как ты?
Мишель пожала плечами и отвернулась.
— Да, как я.
— Почему ты никогда не говорила мне, что вы с Ренни близнецы?
Мишель невольно провела ладонью по округлившемуся животу.
— Вначале — не знаю, может, по привычке. Нам с Ренни нравилось наблюдать, как изумляются люди, впервые увидев нас рядом. И Ренни, и я всегда избегали рассказывать о том, что у каждой из нас есть сестра-близнец. А потом, когда я лучше узнала тебя, просто не могла признаться.
— Не могла?
Мишель перестала поглаживать живот.
— Не могла, — повторила она. — Мне хотелось остаться для тебя единственной. — В тот же момент Мишель поняла, что наговорила лишнего. Отвернувшись, она досадливо сжала губы. Между бровями появилась тревожная морщинка. По ее мнению, тему следовало немедленно закрыть.
Мнение Этана оказалось иным.
— Ты и в самом деле единственная, Мишель, второй такой, как ты, не может быть. Ренни совсем другая. — Он помедлил и тихо добавил: — По крайней мере для меня.
Он наблюдал за ней, ожидая ответа, но так и не дождался. Мишель не то чтобы пренебрегла им, но ясно дала понять, как мало значат его слова. Вздохнув, Этан отвернулся и тоже выглянул в окно.
Отель «Святой Марк» оказался впечатляющим мраморным зданием на Бродвее. Несмотря на то, что служащие отеля старались никогда не называть своих клиентов «жильцами» — только «гостями» и относиться к ним соответственно, две трети клиентов постоянно жили в отеле. «Святой Марк» считался престижным, славился просторными номерами и уютом. Здесь были столовые и библиотеки для посетителей, но, кроме того, имелись уединенные помещения, предназначенные только для гостей.
Этану не нужно было видеть свое отражение в зеркальной двери, чтобы понять: здесь ему не место. Недоуменные взгляды со всех сторон подкрепили его предположение. Перейдя широкий вестибюль с полированными ореховыми панелями стен и хрустальными люстрами, Этан проследовал за Мишель к стойке портье. Мишель попросила ключ от своей комнаты и выжидательно взглянула на Этана. Он не понял, чего Мишель ждет от него.
— Тебе надо снять номер, — объяснила Мишель. Этан хотел было ответить, что намерен жить вместе с ней, но тут же передумал. Вряд ли такой разговор был уместен в вестибюле «Святого Марка». Этан получил номер этажом выше и попросил доставить его вещи с вокзала. Считая вопрос решенным, Этан повернулся к Мишель, но она не сдвинулась с места.
— Что еще? — нетерпеливо осведомился Этан.
— Револьвер, — шепотом подсказала Мишель. — Оставь его внизу.
— Какого черта!
Мишель повернулась к клерку:
— Все в порядке, мистер Дентон. Он маршал.
— Маршалл? — клерк нервна улыбнулся. — О, это меняет дело. В отеле «Святой Марк» по-особому откосятся к Маршаллам — с тех пор как человек с такой фамилией стал архитектором этого здания. Вероятно, мы могли бы… — Клерк осекся, увидев, как Этан невозмутимо взял Мишель под руку и повел к лестнице.
Они поднимались в молчании, пока Мишель не остановилась на площадке третьего этажа.
— Мой номер находится здесь, прямо по коридору.
— Знаю, триста пятый. Я видел твой ключ. Мишель остановилась в замешательстве, ожидая, что Этан поднимется к себе. Он остался на месте.
— Твой номер этажом выше. Он кивнул:
— Это мне тоже известно.
— В чем же дело? — Мишель нетерпеливо огляделась. — Чего ты ждешь?
— Жду тебя.
— Я иду к себе.
— Тогда я пойду с тобой. Мишель нахмурилась:
— Еще чего!
Этан справился с затруднением просто: подхватил Мишель на руки и понес по коридору. Поставил ее перед дверью с номером 305 и протянул руку за ключом.
— Тебе нельзя сюда, Этан. — Не обращая внимания на его протянутую руку, Мишель сама открыла дверь, быстро переступила порог, повернулась и загородила дверь. Несмотря на то, что щеки ее горели густым гневным румянцем, она добавила спокойным и ровным тоном: — Это не салун Келли, а ты — не мой муж, — и захлопнула дверь перед его носом.
Оцепенев, как после гулкого взрыва, Этан уставился на дверь. Он не знал, сколько простоял так — секунду или несколько минут, но дверь опять открылась. На этот раз Мишель выставила из номера стул.
— Если ты собрался переночевать в коридоре, это тебе пригодятся.
— Мишель… — Он не успел договорить. Мишель заперла дверь. Этан взглянул на стул, состроил гримасу и раздраженно пнул дверь ногой. Дверь не поддалась. — Черт бы ее побрал, — выругался Этан. Он поставил стул к стене, сел и вытянул вперед ноги, скрестив руки на груди и надвинув на лоб запыленную шляпу. — И меня тоже.
Неожиданно для себя он вскоре задремал. Его будили шаги проходящих по коридору людей. Они странно посматривали на Этана, но воздерживались от замечаний. Этан приколол маршальскую звезду на куртку, надеясь избавиться таким образом от неприятностей. Это подействовало — никто его не беспокоил. Этан видел, как носильщик отеля пронес его сумки на следующий этаж, но не сдвинулся с места. Он надеялся, что стоит лишь подождать, и Мишель одумается, впустит его, и они поговорят. Этан мечтал о горячей ванне, обильном ужине и мягкой кровати — не важно, в каком порядке. Он немного поразмышлял, стоит ли открыть замок отмычкой, но вскоре отказался от своего плана, поняв, что тогда Мишель попросту вызовет полицию. В тюрьме от Этана было бы слишком мало пользы для Мишель.
Эта мысль потянула за собой другую.
— Я нигде ей не нужен, — пробормотал он со вздохом. Узор на обоях навевал на него сон, глаза скользили по венкам из листьев, шипов и темно-красных лепестков роз. Наконец веки отяжелели и сомкнулись. Этан еще дважды просыпался, прежде чем усталость всецело завладела им.
Глава 14
Его разбудил аромат запеченной ветчины. Рот наполнился слюной, словно он ощутил на языке солоноватое нежное мясо. Запах теплых булочек с маслом искушал его. Этан нехотя открыл глаза, опасаясь, что видит сон, и обнаружил источник восхитительных запахов. Рядом с ним, на полу, прямо напротив двери Мишель, стоял поднос с прикрытыми тарелками. Из-под серебряных крышек вырывались струйки пара. Этан глубоко вдохнул, и желудок отозвался голодным урчанием.
Он дважды постучал в дверь, и через минуту она слегка приоткрылась.
— Твой ужин прибыл.
— Это не мой, — ответила Мишель. — Я спускалась к ужину в общий зал, а это заказала для тебя. — Она стала закрывать дверь, но на этот раз он не медлил. Поняв его намерения, Мишель навалилась на дверь всем телом, но сделала это недостаточно проворно. Этан оказался сильнее, и дверь постепенно приоткрылась. Поднос с едой был отодвинут в сторону, стул перевернулся, и Мишель не надо было смотреть в холодные глаза Этана, чтобы понять, как он разъярен. Не собираясь мериться с ним силой, Мишель быстро оценила положение и отступила в сторону. Ее движение было таким неожиданным, что Этану пришлось схватиться за косяк, чтобы не ввалиться в комнату.
Под гневным взглядом Этана Мишель обошла его и забрала из коридора поднос. Нырнув под рукой Этана, она поставила поднос на стол.
— Можешь перекусить здесь, — разрешила она, — а затем уйдешь. — Она шагнула в сторону и немедленно была остановлена рукой Этана, вцепившейся ей в запястье. Мишель обернулась и вскинула голову, в ее взгляде не было вызова, только боль и обида. — Мне больно!
Этан взглянул на собственную руку — пальцы побелели от натуги. Слегка разжав их, он снова перевел взгляд на лицо Мишель.
— Я хочу причинить тебе боль, — хрипло произнес он. — Хочу встряхнуть тебя, и посильнее. Почему ты ведешь себя так, словно тебе ничто не угрожает? Ни за что не поверю, что ты глупа, Мишель. Разве тебе безразлична собственная участь?
Мишель попыталась высвободить руку, но Этан лишь немного ослабил захват.
— Не понимаю, о чем ты.
Этан не просто отпустил Мишель — он отбросил ее, словно был не в силах выдержать прикосновение еще минуту. Мишель побледнела, поспешно отступая и растирая запястье.
Закрыв за собой дверь, Этан прислонился к ней.
— По-моему, ты просто решила проучить меня, — заметил он. — Надеюсь, это был твой единственный глупый поступок. Ты понимаешь, какую угрозу представляют для тебя Хьюстон и Детра? Тебе приходило в голову, какой опасности ты подвергаешься, оставляя меня спать здесь, в коридоре, и в одиночестве отправляясь вниз? Или тебе так не терпится выставить меня на посмешище, что ради этого ты готова рискнуть жизнью?
В раздражении Этан провел ладонью по волосам.
— А как же ребенок, Мишель? Разве стоит рисковать жизнью ребенка, чтобы поставить меня на место, только из-за ненависти ко мне?
Мишель вздохнула и невольно дотронулась обеими руками до живота. Она не думала, что ее поступок может причинить кому-нибудь вред.
— Как ты смеешь так говорить! Ты злишься, потому что я ускользнула у тебя прямо из-под носа. Дело в твоем уязвленном самолюбии, только и всего, И потом, я сделала это не нарочно, я хотела есть. Как у тебя вообще хватило наглости явиться сюда? Ты вломился в мою жизнь, словно имел на это право, словно не исчезал прежде на целых семь месяцев! — Мишель повысила голос, ее дыхание участилось. Зеленые глаза засверкали в порыве негодования. — А что касается твоего беспокойства обо мне, — она пренебрежительно щелкнула пальцами, — с целью поимки Хьюстона и Детры, то оно просто предосудительно. Даже после всего, что ты сделал, я не могла поверить, что ты способен на такую низость, — до сегодняшнего дня. Но сегодня ты доказал, что начисто лишен совести. — Мишель указала на стоящий на столе поднос. — Забирай свой ужин и уходи отсюда. Убирайся совсем, Этан. Не хочу, чтобы ты торчал в коридоре. Если бы я могла, я бы вышвырнула тебя из отеля.
Она повернулась на каблуках и направилась к двери в соседнюю комнату. Не оглядываясь, уверенная, что ее приказ будет выполнен, Мишель скрылась в спальне и захлопнула за собой дверь.
Этан вздохнул и отошел от двери, размышляя, что будет, когда Мишель выйдет и обнаружит, что у него нет ни малейшего намерения уходить отсюда. Он сел на мягкий диван и поставил поднос на колени, снимая крышки с блюд и кладя их на стол. Еда еще не остыла, но уже не вызывала аппетита. Этан ел лишь по необходимости. Покончив с ужином, он выставил поднос в коридор и занес в комнату стул. Закрыл дверь, повернул ключ в замке и оглядел номер.
Гостиная отделана в малиновых и кремовых тонах, обставлена мебелью темного дерева. Пол устлан пушистым ковром. Зеркало над каминной доской отражало газовые светильники в матово-белых абажурах по обеим сторонам камина. В изящной фарфоровой вазе на камине свежие розы.
Этан снял шляпу, бросил ее на диван и скорчил гримасу, изучая собственное отражение в зеркале. Едва ли можно было обвинять клерка отеля «Святой Марк» за нежелание иметь такого человека в числе гостей. Этан понял, что ему необходимо побриться, выкупаться и проспать не меньше двенадцати часов, чтобы избавиться от теней под глазами. Он выругался, обнаружив еще несколько седых волосков на висках. Потерев подбородок ладонью, Этан отвернулся. Сбросив куртку, он отправил ее вслед за шляпой на диван и расстегнул пояс с кобурой. Положил пояс на стол и продолжил осмотр.
Напротив спальни была еще одна комната. Мишель превратила ее в кабинет. Книги были разбросаны по столу, лежали стопками на полу, завалили подоконник. На большом пухлом кресле тоже лежали книги. Стол и пол вокруг него были усеяны смятыми листами бумаги — как предположил Этан, неудавшиеся куски статей. Он подошел к столу и стал перебирать бумаги и книги, нашел очки Мишель и ее неизменные карандаши. Взяв один из них. Этан задумчиво покатал его между пальцами. Он представил себе карандаш торчащим за ухом Мишель и улыбнулся.
Отложив карандаш, Этан заметил блокнот — до боли знакомый кожаный переплет, потрепанный и поцарапанный. Этан взял блокнот, провел пальцами по корешку и помедлил мгновение, прежде чем открыть его. Присел на край стола и начал читать.
Выразительная проза Мишель вернула Этана к прошлому. Он увидел Мэдисон так ясно, словно вновь стоял перед салуном Келли — пожалуй, даже наяву Этан не видел его так отчетливо. Мишель заставила его вспомнить людей, которых описывала, вспомнить, с какой надеждой они обсуждали поиски богатой жилы, как гордились своим умением орудовать кирками и бурами. Мишель писала, с каким трогательным смущением Ральф Хупер пригласил ее танцевать, вспоминала о том, как Китти относилась к своей работе — с философским спокойствием.
Этан листал страницы, торопясь найти записи тех дней, когда они прибыли в Стилуотер. Но записей о том, что случилось а туннеле или об аресте банды в блокноте не оказалось. Тут не было ни слова о суде и возвращении на восток. Ни слова о самом Этане. Испытав разочарование и не зная, что он ожидал найти и какую надежду обрести, Этан отложил блокнот в сторону. Ноготь большого пальца задел страницы, и дневник раскрылся — в самом конце, где среди чистых страниц была сделана единственная запись.
Этан снова взял блокнот и прочел:
«Я беременна… У меня будет ребенок… Я жду ребенка… Эти слова невозможно произнести так, чтобы смягчить удар. Я с трудом делаю такое признание самой себе. Как я скажу маме? А Мэри-Фрэнсис? Мама с ума сойдет, Мэри-Фрэнсис расстроится. Ренни, конечно, поддержит, но не поймет. Вряд ли я решусь смотреть в лицо Мэгги и Скай — теперь, когда я опозорила свою семью.
Как это больно — знать, что я причиню им страдания! Пожалуй, боль сейчас мне не помешает. Я так давно не испытывала никаких чувств — ни боли, ни гнева, ни тоски, ни страха. Такое оцепенение поначалу кажется блаженством, способом проживать очередной день, притворяясь уверенной и сильной, но все-таки хорошо, что это полное бесчувствие уже позади. Вряд ли можно исцелиться, не заботясь о ране. Никто не поможет мне, если я сама не признаю существование этой раны.
Она существует. Она жжет мне душу.
Я должна обо всем рассказать Джей Маку — лучше всего завтра. Нет, сегодня. Прежде всего — ему, чтобы он смог поддержать маму. Конечно, он захочет разыскать Этана и заставить его жениться на мне. Мне придется выдержать его горе и гнев, отговорить от замыслов и как можно мягче напомнить ему, что в его положении, не следует метать молнии — ведь моя фамилия не Уорт, а Деннехи! Папа вспылит, услышав такую дерзость, и будет прав, но теперь никто из нас не в силах что-нибудь изменить. И никто из нас этого не хочет.
У меня никогда не было повода усомниться в любви отца.
Мой ребенок будет лишен такой уверенности».
Последний абзац был подчеркнут чернилами. На бумаге виднелось пятно — там, где на нее упала и была поспешно стерта слеза: слеза не Мишель — Этана. Моргая и тяжело дыша, он закрыл блокнот и отложил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43