– Мэри сказала, что твоя лошадь во дворе, но я не поверила. Я думала, ты отправился в город. Мисс Ролингс? – Она прищурилась, вглядываясь в темный силуэт девушки, неподвижно стоявшей посреди гостиной. – Я Кетлин Бодин, а это Мэри Адамс. Мы хотели поздравить вас с новосельем и преподнести скромный подарок.
К Ребекке наконец вернулось самообладание. Страх начал исчезать, сердце забилось спокойнее. Вольф Бодин казался уже не злодеем, а просто большим, суровым и красивым человеком, глаза которого словно прожигали ее насквозь. Она старалась не смотреть на него, изучая Кетлин Бодин, пока Вольф представлял свою мать и ее спутницу. Постепенно лицо Ребекки оживало, теряя мертвенную бледность.
Видимо, Кетлин было уже за пятьдесят. Несмотря на свой рост, не выше пяти футов, эта маленькая женщина казалась волевой, даже неукротимой. Аккуратно одетая, с молочно-голубыми глазами на темном морщинистом лице, с тонким носом, похожим на птичий клюв, и решительным подбородком, свидетельствующим о твердости характера. Стоявшая рядом веснушчатая девочка лет четырнадцати с явным любопытством разглядывала Ребекку. Она держала плетеную корзину, накрытую красно-белой салфеткой, – подарок на новоселье.
– Здравствуйте, миссис Бодин, – произнесла Ребекка, скрывая удивление. – Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли навестить меня. Не входите, пожалуйста, я опрокинула ведро и залила весь пол. Разрешите мне сначала убраться, чтобы я смогла пригласить вас в дом.
– Мэри вам поможет, – ответила Кетлин. – Мы затем и пришли, чтобы сказать вам: «Добро пожаловать в Паудер-Крик» – и помочь устроиться. Мы ваши ближайшие соседи, мой сын уже говорил вам? Тут никто не жил Бог знает сколько времени, так что работы много, в одиночку молодой леди не справиться.
– Только не нашей мисс Ролингс. Она справится с чем угодно, – сухо заметил шериф, вспомнив о трупе на заднем дворе.
– Вольф, – сказала Кетлин, повернувшись лицом к сыну, – у тебя разве нет дел в городе?
– Есть.
– Тогда займись ими, – скомандовала мать. – Ты нам здесь не нужен, по крайней мере сегодня. Может, потом как-нибудь дров наколешь для мисс Ролингс, – добавила она, поразмыслив. – А сейчас тебе лучше всего уехать, чтобы мы спокойно занялись женскими делами.
Ребекка удивленно поглядывала на обоих. Трудно поверить, что мать Вольфа Бодина желала помочь ей устроиться в доме? Еще ни разу в жизни ее нигде не принимали радушно. Но эта женщина, кажется, не из тех, кто лжет, она внушает доверие. У нее была прямота и честность, которые Ребекка не могла не заметить, несмотря на свои сомнения.
– Очень признательна вам за помощь, миссис Бодин, – медленно произнесла она и показала Мэри, куда поставить корзину. Затем холодно взглянула на Вольфа, стараясь не думать об ощущении, которое испытала за миг до того, как ею овладела паника: – Что-нибудь еще, шериф?
– Ничего. Кроме одного пустяка на заднем дворе. Это не займет много времени.
Ребекка стремительно обогнула лужу на полу и пошла за ним к двери.
– Пожалуйста, закопайте его подальше от моего дома, – прошептала она. – Я не хочу каждый раз вспоминать о Фессе Джонсе, когда буду выходить из кухни.
– А вы говорили, что не боитесь ни привидений, ни мертвецов.
– Страх тут ни при чем.
Вольф смотрел в ее сверкающие фиалковые глаза, полные упрямства и гнева. Перед ним стояла та самая Ребекка Ролингс, которую он знал, а не перепуганная насмерть женщина, которой она была всего несколько минут назад. Он поднял руку, чтобы она не успела бросить какого-нибудь ядовитого упрека.
– Думайте, что говорите, мисс Ролингс. Я никого не собираюсь закапывать перед дверью вашей кухни. Тело Джонса будет отправлено к могильщику, а потом должным образом захоронено в Бут-Хилле. Вам не придется вспоминать ни о нем, ни о его могиле.
Она буквально заставила себя выдавить:
– Благодарю вас.
Вольф приложил руку к полям шляпы, глаза его блеснули.
– Видите, оказалось совсем не трудно, – очень тихо, чтобы не услышали остальные, сказал он. – С новосельем, мисс Ролингс.
Это было странное утро. Мэри Адамс и Кетлин трудились бок о бок с Ребеккой: стирали занавески, вешали их сушить, выбивали старый ковер, носили воду из ручья и выливали в бочку. Кетлин могла выполнять лишь ту работу, которая не требовала хорошего зрения, и была неутомима и деятельна, ни на минуту не присела отдохнуть. В полдень Ребекка выставила на стол все, что гостьи принесли в корзине.
– А мое персиковое варенье уберите в кладовку, – сказала Кетлин, протягивая ей банку. – Это, можно сказать, дополнительный подарок на новоселье.
Ребекка с волнением прижала банку к груди. Никто, кроме Бэра, никогда ей ничего не дарил. А подарок старой женщины особенно дорог, ибо сделан он от чистого сердца. В горле у нее пересохло. Она, хозяйка, стоит в собственной, идеально чистой после уборки кухне, вдыхая пряные ароматы простой и сытной еды, а в окна веселым потоком врываются солнечные лучи, и синие горы вдали хранят благородное молчание. Соседки смотрели на нее с улыбкой, и в их доброте не надо было искать подвоха.
Ребекка вдруг осознала, что навсегда рассталась со школой мисс Райт, с Алтеей Оксфорд и Энели Карутерс.
– Спасибо вам за все, – тихо сказала она и, поставив варенье на стол, с благодарностью пожала руку Кетлин. – Вы так добры. Знаете, – она глубоко вздохнула, – я еще не встречала такого доброго человека, как вы.
Кетлин ответила на рукопожатие и обернулась к Мэри:
– Дорогая, вымой, пожалуйста, посуду. Нам уже пора возвращаться. Но прежде, мисс Ролингс…
– Ребекка.
– Прекрасно, Ребекка, давайте сядем и поговорим. Я хочу расспросить вас кое о чем.
Садясь рядом с ней на диван, Ребекка думала о том, что мать и сын Бодины мало чем похожи друг на друга. У Кетлин лицо маленькое, с тонкими мягкими чертами, у Вольфа же удлиненное, худое, с резко очерченными скулами. Вспомнив о нем, Ребекка ощутила тревогу и поспешила отогнать его образ, сосредоточившись на том, как непривычно сидеть рядом с этой удивительной маленькой женщиной, испытывая не обычные стеснение и неловкость, а странное тепло.
– Итак, – деловито начала Кетлин, – вы хотите занять место учительницы в нашей школе?
Ребекка изумленно уставилась на нее:
– Откуда вы знаете?
– На Западе, милая, слухи ветер разносит. Очевидно, кто-то из пассажиров дилижанса, на котором вы приехали, рассказал об этом в гостинице, и вот сегодня утром ко мне с новостью прибежала Миртль Ли Андерсон. Она была вне себя от восторга. Нам, знаете ли, позарез нужна учительница, а то уже почти год наши дети не ходят в школу. Последняя испугалась зимы, собрала вещи и уехала из Монтаны. У вас, кажется, характер покрепче.
– Такой же, как у всех. – Ребекка опустила глаза и принялась внимательно разглядывать свои руки, лежащие на коленях. – Хотя погода меня не пугает. Честно говоря, меня вообще мало что пугает. – Она столько раз повторяла это, что уже сама поверила, и ее слова прозвучали очень убедительно. – Но я не собиралась учить детей. Я приехала сюда заниматься ранчо. И хотя, как выяснилось, работы здесь немного больше, чем я ожидала, мне все же не хочется отказываться от своих планов. Боюсь, Паудер-Крику придется искать другую учительницу.
Ну вот. Сказала. Ребекке было неприятно лгать Кетлин, однако и принять сразу ее предложение она тоже не могла. Если в городе подумают, что ей необходимо это место, то, пожалуй, изменят решение. А она не хотела, чтобы все узнали, в каком отчаянном положении она находится, отказавшись от добытого чужой кровью наследства. Во-первых, ее дела никого не касаются и, кроме того, это было бы предательством по отношению к Бэру: открытое признание того, что ее отец – преступник. Она слишком многим ему обязана, хотя в душе осуждает его неправедные поступки. Ребекка сознавала, что для нее лучше всего казаться равнодушной. Тревожило ее и предостережение шерифа Бодина о том, как воспримут жители появление в городе дочери Бэра Ролингса. Появятся, конечно, яростные противники того, чтобы позволить ей учить детей. Будут, наверное, и защитники, но если она проявит излишнее рвение, их скорее всего заставят передумать. Пусть они сами придут к ней. Пусть уговорят.
Возможно, она требует слишком многого, тем не менее не следует давать этим людям, которых она даже никогда не видела, повод оскорбить ее.
Кетлин и глазом не моргнула, выслушав отказ Ребекки, и после короткой паузы, наполненной жужжанием пчел за окном да благоуханием вереска, заговорила снова:
– Жаль. Вы нам очень подходите. Но думаю, ваш отец оставил достаточно денег и вам не нужно заботиться о куске хлеба.
– Дело в том, миссис Бодин, что я не расположена преподавать, – ответила Ребекка, почти не солгав. – Мне не хочется брать на себя ответственность за чужих детей. – Она глубоко вздохнула. – Я искала покоя и уединения. Монтана – огромный край, прекрасный край, тут хватит места всем, тут можно просто жить. Я не хочу ни за кого отвечать, быть кому-то обязанной, еще чем-то связанной, кроме моего ранчо и своих планов. Конечно, – поспешила добавить Ребекка, заметив, как на лице Кетлин мелькнула тень разочарования, – вы были очень добры, и, надеюсь, мы останемся друзьями, но… Ваш сын прав, другие в Паудер-Крике не будут столь расположены ко мне, многие не согласятся, чтобы я учила их детей.
– Ах вот, значит, что вас беспокоит, – ухватилась Кетлин за ее последние слова. – Ну об этом мы позаботимся. Знаете, дорогая, хоть мои старые глаза почти не видят, в людях я разбираюсь получше иного зрячего. Может, вы и дочь преступника, Ребекка Ролингс, но вы не менее честны и порядочны, чем я. Сегодня утром мне пришла в голову одна мысль, по-моему, совсем неплохая. Хотите расскажу?
– Будьте добры.
– Устроим городское собрание. Придете? Встретитесь с людьми, расскажете о своем образовании, работе. Я слышала, вы несколько лет преподавали в какой-то респектабельной частной школе на востоке.
– В школе мисс Райт для молодых леди. – Ребекка поморщилась и сухо продолжала: – У меня хорошее образование, диплом учительницы, много превосходных книг. Еще, кстати, не распакованных, – прибавила она с улыбкой. – Только вряд ли у меня есть желание встречаться с жителями города и выставлять себя на их суд. Нет, спасибо, миссис Бодин.
– А если мы с Вольфом уговорим их отдать вам эту должность? Без вашего присутствия и выступления на собрании. Тогда вы согласитесь?
Ребекка очень сомневалась, что Вольф Бодин сумеет уговорить их на что-нибудь еще, кроме как вымазать ее дегтем и вывалять в перьях. Но она была уверена, что Кетлин со всей серьезностью выступит за нее, и испытывала к ней необычайно теплое чувство. И все же Ребекка колебалась. Деньги ей просто необходимы, без них она долго не продержится, однако нельзя забывать и о причинах отказа, которые она изложила Кетлин. Но победила все-таки практичность. «К тому же, – думала Ребекка в тот момент, когда вернулась Мэри и Кетлин встала, чтобы попрощаться, – дети в Паудер-Крике, может, не такие испорченные, как девчонки в школе мисс Райт. Может, я действительно смогу принести им какую-то пользу». Жизнь покажет.
– Поступайте, как сочтете нужным, – сказала она небрежным тоном. – Если будет сделано предложение, я его приму.
«Гордая девочка», – с одобрением подумала Кетлин, догадываясь, что Ребекка по каким-то своим причинам хочет казаться равнодушной.
Домой они с Мэри возвращались в молчании. Миссис Бодин вспоминала утро, проведенное на ранчо Ребекки. Ее ум и интуиция не притупились с годами, как зрение. Слушая приятный спокойный голос Ребекки, она решила, что это умная и образованная девушка. Кетлин также поняла, что она ранима и очень одинока.
Была ли она преступницей? Ни в коем случае.
Кетлин гнала от себя подобные подозрения, доверяя своей интуиции. Тогда зачем приходил к ней вчера Фесс Джонс?
Явно не с благими намерениями.
Похоже, у девочки какие-то серьезные неприятности, а она слишком горда, чтобы обратиться за помощью.
«Дело Вольфа – следить, чтобы с ней ничего не случилось, – решила Кетлин. – Я сама напомню ему об этом».
Ей очень понравилась Ребекка Ролингс, и, к своему удивлению, она ловила себя на мысли, что и Вольфу тоже. Хотя с уверенностью можно сказать только одно: девушка не оставила его равнодушным. В его голосе, когда он разговаривал с Ребеккой, она уловила интонации, которые не слышала уже много лет.
Мэри правила к дому, а Кетлин тихо сидела рядом и чему-то улыбалась.
* * *
Ребекка стояла у окна, задумчиво глядя на бирюзовое небо в кружевной дымке облаков. Вспоминая разговор с Кетлин Бодин, она подумала о том, что та ни разу не упомянула о жене Вольфа или его семье.
Ветер принес в кухню душистую сладость диких цветов, но Ребекка была слишком занята своими мыслями, чтобы обращать внимание на запахи.
Она закрыла глаза, уперлась пальцами в нагретый солнцем подоконник. Почему она сама не спросила о Вольфе?
Ребекка снова открыла глаза и хлопнула себя по руке, словно стряхивая паутину неуместного любопытства. «А зачем?» – сердито вопросила она и откинула прядь черных волос со вспотевшего лба.
«Затем, что тебе до смерти хочется знать», – ответил ей внутренний голос. В ее душе все еще жили остатки глупой детской мечты, романтических фантазий о прекрасном ковбое с доброй улыбкой и пылким взором.
– Глупости! – пробормотала Ребекка, отворачиваясь от чарующего вида за окном. В доме и во дворе еще полно работы, нечего тратить время на дурацкие грезы о Вольфе Бодине.
Остаток утра и весь день Вольф был по горло занят разными делами. После того как он отвез тело Фесса Джонса могильщику для захоронения в Бут-Хилле, его вызвали в салун «Золотой слиток», чтобы прекратить кулачный бой, а оттуда он помчался к «Койоту», где тоже завязалась драка. Потом выступал свидетелем в суде Хелена, а вернувшись в Паудер-Крик, засел за бумажную работу – обременительную, но неизбежную обязанность. Потом ему пришлось арестовать пьяного ковбоя по имени Шорти Маккол с ранчо «Сломанное дерево», который устроил стрельбу в борделе «Шелковые шторки», перебив там все окна и зеркала.
Этот день ничем не выделялся из ряда ему подобных.
Вольф уже собирался закрыть контору и ехать домой, когда появился мэр Дюк и, протягивая на ходу пухлую руку с коротенькими пальцами, бросился к Вольфу, сидевшему за столом:
– Только одну минуту, шериф, не больше. Не сердитесь. Я просто хотел сообщить вам, что Миртль Ли Андерсон созвала общее городское собрание. Завтра вечером в гостинице. Дело касается молодой леди, которая вчера приехала в город. Это правда, что она дочь Бэра Ролингса?
– Ну а если да?
Мэр Дюк покачал седой головой:
– Миртль Ли будоражит народ. Все помнят, как шайка Бэра лет шесть-семь назад ограбила наш банк и как его бандиты убили кассира, а убегая, задавили на улице дочку Эда Мейсона. Люди не допустят, чтобы дочь головореза жила здесь, а тем более учила их детей. Ах да, – черные глаза Дюка не мигая смотрели на шерифа, – Миртль сказала, что у Кетлин есть свои мысли на этот счет. Но лучше отказаться от подобных затей, Вольф. Считайте, нам повезет, если эту маленькую мисс просто выгонят из города без дегтя и перьев.
– На моей территории ничего подобного никогда не произойдет. – Шериф встал из-за стола. В его взгляде, направленном на мэра, читалось спокойное, но жесткое предостережение. – Возьмите себя в руки, Эрнест. Не впадайте в истерику, как Миртль Ли.
– Ох-ох, если бы вы знали, как мне все это не нравится. Люди сердятся даже при одном упоминании имени Бэра Ролингса, не говоря уж о близком соседстве с его родственницей. В гостинице и «Койоте» толкуют, что этой барышне здесь не место, она, мол, замышляет ограбление банка с проходимцами вроде Фесса Джонса. Я слышал, вы пристрелили этого молодца у нее в доме. Что он там делал? Они были в сговоре?
– Эрнест, мисс Ролингс замышляет только навести порядок на ранчо Пистоуна. Других улик против нее нет. Бэр честно выиграл в карты этот участок у Амоса, и, может, это единственная собственность, доставшаяся ему без воровства и насилия. Мисс Ролингс имеет право жить там до тех пор, пока не причинит никому беспокойства. И точно так же никто не вправе беспокоить ее. Ясно?
Эрнест Дюк заморгал, не выдержав угрожающего взгляда холодных серых глаз Бодина. С этим человеком лучше не спорить, если вам дорог покой. Обычно Вольф добродушно-веселый, и беседовать с ним по большей части удовольствие, никто в городе не может упрекнуть его в недостатке обходительности. Но Эрнесту всегда казалось, что под всем этим тлеет гнев, который, прорвавшись наружу, будет подобен адскому пламени.
Эрнест Дюк не хотел раздувать это пламя.
– На мой счет не беспокойтесь, шериф, – быстрая ответил мэр, спеша отвести от себя подозрения. – Я только передаю вам, о чем спорят в городе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
К Ребекке наконец вернулось самообладание. Страх начал исчезать, сердце забилось спокойнее. Вольф Бодин казался уже не злодеем, а просто большим, суровым и красивым человеком, глаза которого словно прожигали ее насквозь. Она старалась не смотреть на него, изучая Кетлин Бодин, пока Вольф представлял свою мать и ее спутницу. Постепенно лицо Ребекки оживало, теряя мертвенную бледность.
Видимо, Кетлин было уже за пятьдесят. Несмотря на свой рост, не выше пяти футов, эта маленькая женщина казалась волевой, даже неукротимой. Аккуратно одетая, с молочно-голубыми глазами на темном морщинистом лице, с тонким носом, похожим на птичий клюв, и решительным подбородком, свидетельствующим о твердости характера. Стоявшая рядом веснушчатая девочка лет четырнадцати с явным любопытством разглядывала Ребекку. Она держала плетеную корзину, накрытую красно-белой салфеткой, – подарок на новоселье.
– Здравствуйте, миссис Бодин, – произнесла Ребекка, скрывая удивление. – Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли навестить меня. Не входите, пожалуйста, я опрокинула ведро и залила весь пол. Разрешите мне сначала убраться, чтобы я смогла пригласить вас в дом.
– Мэри вам поможет, – ответила Кетлин. – Мы затем и пришли, чтобы сказать вам: «Добро пожаловать в Паудер-Крик» – и помочь устроиться. Мы ваши ближайшие соседи, мой сын уже говорил вам? Тут никто не жил Бог знает сколько времени, так что работы много, в одиночку молодой леди не справиться.
– Только не нашей мисс Ролингс. Она справится с чем угодно, – сухо заметил шериф, вспомнив о трупе на заднем дворе.
– Вольф, – сказала Кетлин, повернувшись лицом к сыну, – у тебя разве нет дел в городе?
– Есть.
– Тогда займись ими, – скомандовала мать. – Ты нам здесь не нужен, по крайней мере сегодня. Может, потом как-нибудь дров наколешь для мисс Ролингс, – добавила она, поразмыслив. – А сейчас тебе лучше всего уехать, чтобы мы спокойно занялись женскими делами.
Ребекка удивленно поглядывала на обоих. Трудно поверить, что мать Вольфа Бодина желала помочь ей устроиться в доме? Еще ни разу в жизни ее нигде не принимали радушно. Но эта женщина, кажется, не из тех, кто лжет, она внушает доверие. У нее была прямота и честность, которые Ребекка не могла не заметить, несмотря на свои сомнения.
– Очень признательна вам за помощь, миссис Бодин, – медленно произнесла она и показала Мэри, куда поставить корзину. Затем холодно взглянула на Вольфа, стараясь не думать об ощущении, которое испытала за миг до того, как ею овладела паника: – Что-нибудь еще, шериф?
– Ничего. Кроме одного пустяка на заднем дворе. Это не займет много времени.
Ребекка стремительно обогнула лужу на полу и пошла за ним к двери.
– Пожалуйста, закопайте его подальше от моего дома, – прошептала она. – Я не хочу каждый раз вспоминать о Фессе Джонсе, когда буду выходить из кухни.
– А вы говорили, что не боитесь ни привидений, ни мертвецов.
– Страх тут ни при чем.
Вольф смотрел в ее сверкающие фиалковые глаза, полные упрямства и гнева. Перед ним стояла та самая Ребекка Ролингс, которую он знал, а не перепуганная насмерть женщина, которой она была всего несколько минут назад. Он поднял руку, чтобы она не успела бросить какого-нибудь ядовитого упрека.
– Думайте, что говорите, мисс Ролингс. Я никого не собираюсь закапывать перед дверью вашей кухни. Тело Джонса будет отправлено к могильщику, а потом должным образом захоронено в Бут-Хилле. Вам не придется вспоминать ни о нем, ни о его могиле.
Она буквально заставила себя выдавить:
– Благодарю вас.
Вольф приложил руку к полям шляпы, глаза его блеснули.
– Видите, оказалось совсем не трудно, – очень тихо, чтобы не услышали остальные, сказал он. – С новосельем, мисс Ролингс.
Это было странное утро. Мэри Адамс и Кетлин трудились бок о бок с Ребеккой: стирали занавески, вешали их сушить, выбивали старый ковер, носили воду из ручья и выливали в бочку. Кетлин могла выполнять лишь ту работу, которая не требовала хорошего зрения, и была неутомима и деятельна, ни на минуту не присела отдохнуть. В полдень Ребекка выставила на стол все, что гостьи принесли в корзине.
– А мое персиковое варенье уберите в кладовку, – сказала Кетлин, протягивая ей банку. – Это, можно сказать, дополнительный подарок на новоселье.
Ребекка с волнением прижала банку к груди. Никто, кроме Бэра, никогда ей ничего не дарил. А подарок старой женщины особенно дорог, ибо сделан он от чистого сердца. В горле у нее пересохло. Она, хозяйка, стоит в собственной, идеально чистой после уборки кухне, вдыхая пряные ароматы простой и сытной еды, а в окна веселым потоком врываются солнечные лучи, и синие горы вдали хранят благородное молчание. Соседки смотрели на нее с улыбкой, и в их доброте не надо было искать подвоха.
Ребекка вдруг осознала, что навсегда рассталась со школой мисс Райт, с Алтеей Оксфорд и Энели Карутерс.
– Спасибо вам за все, – тихо сказала она и, поставив варенье на стол, с благодарностью пожала руку Кетлин. – Вы так добры. Знаете, – она глубоко вздохнула, – я еще не встречала такого доброго человека, как вы.
Кетлин ответила на рукопожатие и обернулась к Мэри:
– Дорогая, вымой, пожалуйста, посуду. Нам уже пора возвращаться. Но прежде, мисс Ролингс…
– Ребекка.
– Прекрасно, Ребекка, давайте сядем и поговорим. Я хочу расспросить вас кое о чем.
Садясь рядом с ней на диван, Ребекка думала о том, что мать и сын Бодины мало чем похожи друг на друга. У Кетлин лицо маленькое, с тонкими мягкими чертами, у Вольфа же удлиненное, худое, с резко очерченными скулами. Вспомнив о нем, Ребекка ощутила тревогу и поспешила отогнать его образ, сосредоточившись на том, как непривычно сидеть рядом с этой удивительной маленькой женщиной, испытывая не обычные стеснение и неловкость, а странное тепло.
– Итак, – деловито начала Кетлин, – вы хотите занять место учительницы в нашей школе?
Ребекка изумленно уставилась на нее:
– Откуда вы знаете?
– На Западе, милая, слухи ветер разносит. Очевидно, кто-то из пассажиров дилижанса, на котором вы приехали, рассказал об этом в гостинице, и вот сегодня утром ко мне с новостью прибежала Миртль Ли Андерсон. Она была вне себя от восторга. Нам, знаете ли, позарез нужна учительница, а то уже почти год наши дети не ходят в школу. Последняя испугалась зимы, собрала вещи и уехала из Монтаны. У вас, кажется, характер покрепче.
– Такой же, как у всех. – Ребекка опустила глаза и принялась внимательно разглядывать свои руки, лежащие на коленях. – Хотя погода меня не пугает. Честно говоря, меня вообще мало что пугает. – Она столько раз повторяла это, что уже сама поверила, и ее слова прозвучали очень убедительно. – Но я не собиралась учить детей. Я приехала сюда заниматься ранчо. И хотя, как выяснилось, работы здесь немного больше, чем я ожидала, мне все же не хочется отказываться от своих планов. Боюсь, Паудер-Крику придется искать другую учительницу.
Ну вот. Сказала. Ребекке было неприятно лгать Кетлин, однако и принять сразу ее предложение она тоже не могла. Если в городе подумают, что ей необходимо это место, то, пожалуй, изменят решение. А она не хотела, чтобы все узнали, в каком отчаянном положении она находится, отказавшись от добытого чужой кровью наследства. Во-первых, ее дела никого не касаются и, кроме того, это было бы предательством по отношению к Бэру: открытое признание того, что ее отец – преступник. Она слишком многим ему обязана, хотя в душе осуждает его неправедные поступки. Ребекка сознавала, что для нее лучше всего казаться равнодушной. Тревожило ее и предостережение шерифа Бодина о том, как воспримут жители появление в городе дочери Бэра Ролингса. Появятся, конечно, яростные противники того, чтобы позволить ей учить детей. Будут, наверное, и защитники, но если она проявит излишнее рвение, их скорее всего заставят передумать. Пусть они сами придут к ней. Пусть уговорят.
Возможно, она требует слишком многого, тем не менее не следует давать этим людям, которых она даже никогда не видела, повод оскорбить ее.
Кетлин и глазом не моргнула, выслушав отказ Ребекки, и после короткой паузы, наполненной жужжанием пчел за окном да благоуханием вереска, заговорила снова:
– Жаль. Вы нам очень подходите. Но думаю, ваш отец оставил достаточно денег и вам не нужно заботиться о куске хлеба.
– Дело в том, миссис Бодин, что я не расположена преподавать, – ответила Ребекка, почти не солгав. – Мне не хочется брать на себя ответственность за чужих детей. – Она глубоко вздохнула. – Я искала покоя и уединения. Монтана – огромный край, прекрасный край, тут хватит места всем, тут можно просто жить. Я не хочу ни за кого отвечать, быть кому-то обязанной, еще чем-то связанной, кроме моего ранчо и своих планов. Конечно, – поспешила добавить Ребекка, заметив, как на лице Кетлин мелькнула тень разочарования, – вы были очень добры, и, надеюсь, мы останемся друзьями, но… Ваш сын прав, другие в Паудер-Крике не будут столь расположены ко мне, многие не согласятся, чтобы я учила их детей.
– Ах вот, значит, что вас беспокоит, – ухватилась Кетлин за ее последние слова. – Ну об этом мы позаботимся. Знаете, дорогая, хоть мои старые глаза почти не видят, в людях я разбираюсь получше иного зрячего. Может, вы и дочь преступника, Ребекка Ролингс, но вы не менее честны и порядочны, чем я. Сегодня утром мне пришла в голову одна мысль, по-моему, совсем неплохая. Хотите расскажу?
– Будьте добры.
– Устроим городское собрание. Придете? Встретитесь с людьми, расскажете о своем образовании, работе. Я слышала, вы несколько лет преподавали в какой-то респектабельной частной школе на востоке.
– В школе мисс Райт для молодых леди. – Ребекка поморщилась и сухо продолжала: – У меня хорошее образование, диплом учительницы, много превосходных книг. Еще, кстати, не распакованных, – прибавила она с улыбкой. – Только вряд ли у меня есть желание встречаться с жителями города и выставлять себя на их суд. Нет, спасибо, миссис Бодин.
– А если мы с Вольфом уговорим их отдать вам эту должность? Без вашего присутствия и выступления на собрании. Тогда вы согласитесь?
Ребекка очень сомневалась, что Вольф Бодин сумеет уговорить их на что-нибудь еще, кроме как вымазать ее дегтем и вывалять в перьях. Но она была уверена, что Кетлин со всей серьезностью выступит за нее, и испытывала к ней необычайно теплое чувство. И все же Ребекка колебалась. Деньги ей просто необходимы, без них она долго не продержится, однако нельзя забывать и о причинах отказа, которые она изложила Кетлин. Но победила все-таки практичность. «К тому же, – думала Ребекка в тот момент, когда вернулась Мэри и Кетлин встала, чтобы попрощаться, – дети в Паудер-Крике, может, не такие испорченные, как девчонки в школе мисс Райт. Может, я действительно смогу принести им какую-то пользу». Жизнь покажет.
– Поступайте, как сочтете нужным, – сказала она небрежным тоном. – Если будет сделано предложение, я его приму.
«Гордая девочка», – с одобрением подумала Кетлин, догадываясь, что Ребекка по каким-то своим причинам хочет казаться равнодушной.
Домой они с Мэри возвращались в молчании. Миссис Бодин вспоминала утро, проведенное на ранчо Ребекки. Ее ум и интуиция не притупились с годами, как зрение. Слушая приятный спокойный голос Ребекки, она решила, что это умная и образованная девушка. Кетлин также поняла, что она ранима и очень одинока.
Была ли она преступницей? Ни в коем случае.
Кетлин гнала от себя подобные подозрения, доверяя своей интуиции. Тогда зачем приходил к ней вчера Фесс Джонс?
Явно не с благими намерениями.
Похоже, у девочки какие-то серьезные неприятности, а она слишком горда, чтобы обратиться за помощью.
«Дело Вольфа – следить, чтобы с ней ничего не случилось, – решила Кетлин. – Я сама напомню ему об этом».
Ей очень понравилась Ребекка Ролингс, и, к своему удивлению, она ловила себя на мысли, что и Вольфу тоже. Хотя с уверенностью можно сказать только одно: девушка не оставила его равнодушным. В его голосе, когда он разговаривал с Ребеккой, она уловила интонации, которые не слышала уже много лет.
Мэри правила к дому, а Кетлин тихо сидела рядом и чему-то улыбалась.
* * *
Ребекка стояла у окна, задумчиво глядя на бирюзовое небо в кружевной дымке облаков. Вспоминая разговор с Кетлин Бодин, она подумала о том, что та ни разу не упомянула о жене Вольфа или его семье.
Ветер принес в кухню душистую сладость диких цветов, но Ребекка была слишком занята своими мыслями, чтобы обращать внимание на запахи.
Она закрыла глаза, уперлась пальцами в нагретый солнцем подоконник. Почему она сама не спросила о Вольфе?
Ребекка снова открыла глаза и хлопнула себя по руке, словно стряхивая паутину неуместного любопытства. «А зачем?» – сердито вопросила она и откинула прядь черных волос со вспотевшего лба.
«Затем, что тебе до смерти хочется знать», – ответил ей внутренний голос. В ее душе все еще жили остатки глупой детской мечты, романтических фантазий о прекрасном ковбое с доброй улыбкой и пылким взором.
– Глупости! – пробормотала Ребекка, отворачиваясь от чарующего вида за окном. В доме и во дворе еще полно работы, нечего тратить время на дурацкие грезы о Вольфе Бодине.
Остаток утра и весь день Вольф был по горло занят разными делами. После того как он отвез тело Фесса Джонса могильщику для захоронения в Бут-Хилле, его вызвали в салун «Золотой слиток», чтобы прекратить кулачный бой, а оттуда он помчался к «Койоту», где тоже завязалась драка. Потом выступал свидетелем в суде Хелена, а вернувшись в Паудер-Крик, засел за бумажную работу – обременительную, но неизбежную обязанность. Потом ему пришлось арестовать пьяного ковбоя по имени Шорти Маккол с ранчо «Сломанное дерево», который устроил стрельбу в борделе «Шелковые шторки», перебив там все окна и зеркала.
Этот день ничем не выделялся из ряда ему подобных.
Вольф уже собирался закрыть контору и ехать домой, когда появился мэр Дюк и, протягивая на ходу пухлую руку с коротенькими пальцами, бросился к Вольфу, сидевшему за столом:
– Только одну минуту, шериф, не больше. Не сердитесь. Я просто хотел сообщить вам, что Миртль Ли Андерсон созвала общее городское собрание. Завтра вечером в гостинице. Дело касается молодой леди, которая вчера приехала в город. Это правда, что она дочь Бэра Ролингса?
– Ну а если да?
Мэр Дюк покачал седой головой:
– Миртль Ли будоражит народ. Все помнят, как шайка Бэра лет шесть-семь назад ограбила наш банк и как его бандиты убили кассира, а убегая, задавили на улице дочку Эда Мейсона. Люди не допустят, чтобы дочь головореза жила здесь, а тем более учила их детей. Ах да, – черные глаза Дюка не мигая смотрели на шерифа, – Миртль сказала, что у Кетлин есть свои мысли на этот счет. Но лучше отказаться от подобных затей, Вольф. Считайте, нам повезет, если эту маленькую мисс просто выгонят из города без дегтя и перьев.
– На моей территории ничего подобного никогда не произойдет. – Шериф встал из-за стола. В его взгляде, направленном на мэра, читалось спокойное, но жесткое предостережение. – Возьмите себя в руки, Эрнест. Не впадайте в истерику, как Миртль Ли.
– Ох-ох, если бы вы знали, как мне все это не нравится. Люди сердятся даже при одном упоминании имени Бэра Ролингса, не говоря уж о близком соседстве с его родственницей. В гостинице и «Койоте» толкуют, что этой барышне здесь не место, она, мол, замышляет ограбление банка с проходимцами вроде Фесса Джонса. Я слышал, вы пристрелили этого молодца у нее в доме. Что он там делал? Они были в сговоре?
– Эрнест, мисс Ролингс замышляет только навести порядок на ранчо Пистоуна. Других улик против нее нет. Бэр честно выиграл в карты этот участок у Амоса, и, может, это единственная собственность, доставшаяся ему без воровства и насилия. Мисс Ролингс имеет право жить там до тех пор, пока не причинит никому беспокойства. И точно так же никто не вправе беспокоить ее. Ясно?
Эрнест Дюк заморгал, не выдержав угрожающего взгляда холодных серых глаз Бодина. С этим человеком лучше не спорить, если вам дорог покой. Обычно Вольф добродушно-веселый, и беседовать с ним по большей части удовольствие, никто в городе не может упрекнуть его в недостатке обходительности. Но Эрнесту всегда казалось, что под всем этим тлеет гнев, который, прорвавшись наружу, будет подобен адскому пламени.
Эрнест Дюк не хотел раздувать это пламя.
– На мой счет не беспокойтесь, шериф, – быстрая ответил мэр, спеша отвести от себя подозрения. – Я только передаю вам, о чем спорят в городе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30