Но теперь мечты умерли, превратились в пыль… Она осела здесь, в Техасе, с новым мужем и семьей, с ребенком, который когда-нибудь станет членом этого общества. Она приехала сюда, чтобы остаться, и по этой причине чувствовала потребность, страстное желание быть принятой.
Мэгги поднялась и стала ходить взад и вперед по ковру.
– Я не буду перед ними кланяться!
– Это самое худшее, что вы можете сделать.
– Но что же мне делать?
– Ничего. Займитесь своей семьей и своими обязанностями. Будьте терпеливы. И они придут к вам, когда вы меньше всего будете ожидать этого.
Неожиданно наверху послышались возня, топот ног, детские крики и поток испанской речи.
– Я хочу пойти вниз, хочу увидеть леди! – громко умоляла трехлетняя Регина.
На лестницу вышла Тереса и в отчаянии развела руками:
– Сеньора, девочки…
Прежде чем она успела закончить, Абигейл и Регги проскочили мимо нее, сбежали по лестнице и ворвались в гостиную, крича одновременно.
– Я хочу на праздник! – воскликнула Регина, подбегая к Мэгги и дергая ее за юбку.
– А где все? – требовательным голосом спросила Абигейл. В замешательстве она оглядела гостиную, в которой никого не было, кроме Мэгги и Аннабел. Ее тонкое выразительное личико вытянулось.
– Планы насчет вечера изменились, – поспешила объяснить Мэгги. – Сегодня у нас только одна гостья, но это особая гостья. Девочки, вы ведь знаете миссис Граймс?
Они важно кивнули.
– Нам с миссис Граймс потребуется помощь в составлении узоров. Эбби, Регги, хотите помочь нам?
– А можно? – впервые Абигейл, обычно сдержанная, проявила интерес к тому, что сказала Мэгги. Ее глаза заблестели от радости.
– Да, да! Я тоже хочу помогать! – Регина возбужденно захлопала в ладоши.
Вечер прошел очень мило. Аннабел Граймс оказалась легкой в общении, хотя она не походила ни на кого, с кем Мэгги встречалась раньше. Она давала доброжелательные и полезные советы, но Мэгги сомневалась, что кому-нибудь удастся проникнуть в ее душу. Похоже, она была всем сердцем предана мужу. Мэгги окончательно поняла это, когда под вечер они сели пить кофе, а девочки, уставшие от составления узоров, убежали играть в сад.
– А как решился вопрос с тем овцеводом, насчет которого беспокоился Маркус? – спросила Мэгги, забывшая расспросить Сойера о том, как закончились его переговоры с Маркусом Граймсом.
Прежде чем ответить, Аннабел аккуратно отпила глоток кофе и поставила чашку на блюдце.
– Насколько я поняла, он ушел из долины.
– Так скоро? Как же это получилось? Фиалковые глаза Аннабел словно подернулись изморозью. Ее тон стал бесстрастным и официальным.
– Я не знаю подробностей. Впрочем, мне это совершенно безразлично. Самое главное, что имеет значение, – то, что Маркусу больше не нужно волноваться из-за этого.
– Да, конечно, – машинально произнесла Мэгги, но позже, сгорая от любопытства, она заговорила на эту же тему с Сойером, когда они ложились спать.
– Овцевод? – переспросил он, явно желая уклониться от разговора.
– Да, про которого Маркус Граймс говорил с таким негодованием на приеме.
– А, тот парень. – Сойер расстегнул рубашку и бросил ее на спинку стула. – Он ушел. Убрался восвояси вместе со своей отарой.
– Но почему? – Мэгги положила щетку для волос, прошла по холодному полу и юркнула под одеяло. Ребенок в ее чреве зашевелился. Она положила руку на живот, с радостью прислушиваясь к удивительным ощущениям, и посмотрела на Сойера, укладывавшегося рядом.
– Похоже, кто-то его напугал, – наконец ответил он. Ее пронзил озноб.
– Как?
– Кто-то зарезал около пятидесяти его овец, – пояснил Сойер, опуская голову на подушку, – и поджег его сарай.
– Не может быть!
– Я так слышал.
Мэгги села. Ее волосы рассыпались по плечам, а лицо стало таким же белым, как ее белоснежная батистовая ночная рубашка.
– Это ужасно, – прошептала она. – Кто-то специально выжил его из долины, и ты знаешь об этом!
Сойер привлек ее к себе.
– Не волнуйся ты об этом овцеводе, Мэгги, – успокоил он жену. – Он пошел дальше, вот и все. Найдет место более гостеприимное, чем Бакай, и будет выращивать своих проклятых овец.
Мэгги поняла, что Сойер не хочет продолжать разговор. Он поцеловал ее в шею, погладил по голове успокаивающим, волнующим движением. Но Мэгги отстранилась и схватила его за руку.
– Ты имеешь к этому отношение? – тихо и тревожно спросила она. – Пожалуйста, скажи, что ты не участвуешь в этой жестокости!
– Если хочешь знать, Мэгги, за всеми этими действиями стоит Маркус Граймс. И не смотри на меня так. Честно скажу, я ничем не обидел овцевода.
– Но ведь ты знал, что затевает Маркус?
– Не совсем. – Сойер с гримасой откинулся на подушку и уставился в потолок. – Я встретился с ним, так же как Билл и другие. Маркус был очень расстроен, и мы попытались успокоить его. Мне казалось глупым так выходить из себя из-за единственного овцевода, поселившегося в долине. Но Маркус… у него свои представления о том, что происходит. И это его право, Мэгги. Не мне давать советы, что ему предпринять и как защищать свой дом и свою семью.
– И об этом думал Маркус, уничтожая овец и поджигая сарай?
– Полагаю, что да. – Сойер повернулся к ней, и в свете луны, залившем комнату, было видно, что его обычно бесстрастное, спокойное лицо отражает сожаление. – Подобная тактика никогда не была мне по душе. Но Маркус сделал то, что считал правильным. Я не знаю, кто еще участвовал в налете, – я ушел раньше. Но и так ясно, что Маркус проделал это не в одиночку. И все же, – он взял руку Мэгги в свою мозолистую ладонь и начал нежно гладить большим пальцем ее тонкие пальчики, – все же Маркус хороший человек. Я его уважаю и надеюсь, что он останется моим другом. У нас общие интересы, как и у всех владельцев ранчо в долине. Мы должны держаться вместе, только тогда мы приумножим наши состояния.
Позже, лежа в его объятиях, Мэгги вспомнила, как Аннабел говорила сегодня о том, что Техас – дикий, нецивилизованный край и правила здесь устанавливают мужчины, особенно такие, как Маркус Граймс. Вдруг она осознала, что надо опасаться Маркуса, хотя на вечере он был очень милым и искренне приветствовал ее. А его жена Аннабел единственная в долине отнеслась к ней, как к другу. Как все непонятно… Впрочем, не стоит размышлять об этом в столь поздний час. За окном шумел ветер, принесший первые капли зимнего дождя. Мэгги крепче прижалась к мужу – он защитит ее!
Одно она знала точно: она обязана Сойеру Блейку нисколько не меньше, чем Аннабел Граймс обязана Маркусу. И она отплатит ему такой же преданностью. Если Колин Вентворт обманул ее и предал, то Сойер проявил доброту с самого начала. Она вдыхала его запах, наслаждаясь его крепким телом, силой и теплом, исходящими от него. «Мне повезло больше, чем Аннабел», – сонно думала Мэгги под звуки дождя, бившего по стеклу. Сойер славный, справедливый, он никогда не обидит кого-нибудь во имя своей выгоды. И если у нее родится мальчик, она постарается, чтобы он походил на человека, которого будет считать своим отцом.
Успокоившись, Мэгги погрузилась в сон. Неожиданно раздался испуганный крик Абигейл:
– Папа! Папа! Иди скорей сюда!
Мэгги вскочила раньше Сойера и по ледяному полу побежала через коридор. Сойер бежал следом за ней, бормоча: «Что, черт возьми…»
Мэгги задержалась в дверях большой желтой спальни лишь на секунду, задохнувшись от страха.
Эбби в ночной рубашке сидела рядом с Региной, по ее щекам бежали слезы. Она отчаянно трясла свою трехлетнюю сестренку за плечо. Но Регина, лежавшая в постели, не замечала ее – она металась и ворочалась, что-то невнятно бормоча. Ее маленькое личико было неестественно красным, дыхание – тяжелым и прерывистым. Она дрожала, хотя ее черные как смоль волосы были влажными от пота.
– Я услышала, как она плакала во сне, и проснулась, – всхлипнула Эбби. – И я увидела, что ей плохо. Папа, я хочу разбудить ее. Я не знаю, что делать… Папа, что с ней?
Через секунду Мэгги была уже возле постели. Она села на край и приложила ладонь к влажному пылающему лбу девочки.
– Мне нужна холодная вода из колодца и много полотенец. И принеси, пожалуйста, большой таз из кухни. Скорей привези сюда доктора Харви! Не хочу пугать тебя, Сойер, но нельзя терять ни минуты. Она вся горит.
Глава 10
Фургон казался сначала маленькой точкой на горизонте, а потом становился все больше и больше, по мере того как постепенно приближался, полз по усыпанной цветами равнине, как маленький черный жучок. Под сапфирово-голубым небом земля казалась живой от полевых цветов – они начали появляться еще в феврале, а теперь был март, самый сезон расцвета. Маргаритки, астры и хризантемы расцвели под нежным весенним солнцем, но больше всего было колокольчиков, которые ковром покрыли прерию, зеленые холмы и склоны долины. Пахучие и нежные, они походили на море из драгоценных камней, радовали взор и волновали душу. Наблюдая, как фургон проплывает по этому сверкающему голубому морю, Мэгги чувствовала, как жизнь и надежда наполняют ее сердце, и не только оттого, что она была счастлива видеть приближающуюся гостью. Природа, способная на проливные дожди, мучительную летнюю жару и суровые зимние метели, сегодня смилостивилась и словно одобряла ее желание наслаждаться жизнью, мечтать и с надеждой смотреть в будущее.
Мэгги отошла от окна и неуклюже пошла через гостиную к двери встречать фургон, остановившийся у дома. Ее тело стало огромным и тяжелым. Она чувствовала себя такой же толстой и неповоротливой, как кастрированные быки, которых Сойер и его помощники выращивали на самых дальних лугах. Зато Дотти Мей совершенно не изменилась – это Мэгги отметила сразу, как только вышла на веранду, заслонив рукой глаза от слепящего солнца: такая же стройная и хрупкая. Она застенчиво улыбнулась Сэму Холкомбу, когда он помог ей выйти из фургона, и побежала к Мэгги.
– О, Мэгги, ты только взгляни на себя! Ты выглядишь такой… такой домашней! И довольной! – засмеялась Дотти Мей. – Скажи, как ты себя чувствуешь? Тебе нужно уйти с солнца. Не могу поверить, что ты серьезно хотела, чтобы именно я составила тебе компанию, пока Сойер в отъезде. Я совершенно ничего не знаю о том, как рожают детей! Боюсь, я буду помехой, вместо того чтобы помочь тебе! Но я буду стараться, клянусь, Мэгги, очень буду стараться!
Мэгги заметила лукавое выражение на лице Сэма Холкомба, когда он принес на веранду чемодан Дотти Мей.
– Заходи, болтушка, – сказала она, взяв подругу за руку.
В доме она снова взглянула на Дотти Мей, отметив ее аккуратное муслиновое платье бледно-лавандового цвета и шляпку с цветами на светлых кудряшках. Никто бы не догадался, что она работала в салуне в Уэйко, – скромная и приличная, она… скорее походила на учительницу, а не на девушку из салуна.
– Не бойся, – успокоила ее Мэгги, провожая в гостиную. – Когда придет время, мы пошлем за доктором Харви; кроме того, Тереса тоже поможет. От тебя мне нужна только твоя компания, мне так недоставало тебя, а сейчас самое лучшее время для визита. Когда Сойер вернется домой после отправки скота в Канзас, ребенку будет уже несколько месяцев, а мне захочется показать его, или ее, кому-нибудь раньше!
Мэгги подала лимонад и стала молча выслушивать восторженные восклицания Дотти Мей о том, какой у нее очаровательный дом, в какой красивой местности расположено ранчо и как ей повезло, что она вышла замуж и хорошо устроилась.
– А дети… дети Сойера, где же они? – спросила наконец подруга, оглядев просторную гостиную. В доме было тихо, слышалось только гудение насекомых в звенящей полуденной тишине на улице да тихий шелест занавесок на окнах.
– Они пошли гулять к ручью. Там есть одно местечко, где им очень нравится играть. Регина собирает для меня цветы и валяется в траве. Приходит домой вся чумазая. А Абигейл, хотя ей всего шесть лет, ведет себя не по возрасту спокойно – берет с собой бумагу и карандаши и делает наброски деревьев, кактусов и цветов. – Дотти Мей вопросительно посмотрела на Мэгги, услышав в ее голосе напряженные нотки. – Абигейл очень артистична, – продолжила Мэгги как ни в чем не бывало, – думаю, у нее настоящий талант. Попроси ее как-нибудь сыграть для тебя на клавесине.
– А теперь рассказывай, что скрываешь.
Мэгги уставилась на цветастый ковер.
– Я не могу сдружиться с Абигейл. Она меня ненавидит! – Тут она взглянула на Дотти Мей, и слова полились безудержным потоком. – Иногда меня пугает, что я никак не могу проникнуть сквозь барьер, которым она себя окружила, сколько бы я ни старалась. Она отдалилась даже от Сойера… и от Регины. Она такая невозмутимая и такая… далекая. Я вижу, как она сооружает вокруг себя стену, кирпич за кирпичом. И все идет хуже и хуже. Я знаю, что это такое, потому что росла, чувствуя себя совершенно одинокой, ненужной… Мне… мне очень хочется помочь ей, только я не знаю как!
Дотти Мей заморгала, явно озадаченная. В письмах, которыми они с Мэгги обменивались в последние месяцы, не содержалось и намека на эти сложности. У Дотти Мей сложилось впечатление, что Мэгги отлично ладила со своими приемными дочерьми. Когда она высказала свое недоумение вслух, Мэгги поднялась и подошла к окну.
– Не хотела жаловаться, кроме того, я все время думала, что все образуется само собой, как это случилось с Региной. Она заболела, как ты знаешь, и я выходила ее. Высокая температура держалась целых пять дней. Одно время мы даже боялись, что можем ее потерять, и я проводила у ее постели дни и ночи.
Ее глаза затуманились от воспоминаний. Как она боялась, и как трудно приходилось Сойеру! Он был сам не свой, беспокойно ходил из угла в угол и пытался заглушить боль спиртным. Он уже потерял жену, и мысль о том, что теперь может потерять дочь – свою младшую любимицу, – приводила его в полное отчаяние. Но, слава Богу, Регина выздоровела. И в те беспокойные дни, когда Мэгги непрерывно ухаживала за ней, между ними что-то произошло. Когда Регина впервые пришла в сознание, она была очень слабенькой и захотела пить. Мэгги покормила ее бульоном, держала ее за руку и сидела с ней, пока она снова не погрузилась в сон – на этот раз спокойный. И каждый раз, когда Регина просыпалась, Мэгги была рядом. Только после того, как доктор Харви сказал, что кризис прошел и что Регина пошла на поправку, Мэгги легла отдохнуть, заручившись словом Тересы, что та проведет ночь в комнате малышек. Почти теряя сознание от истощения, Мэгги рухнула в постель и провалилась в долгожданный сон. Среди ночи ее разбудили отчаянные крики.
– Мама, мама! – кричала Регина.
Когда Мэгги на заплетающихся ногах добралась до детской, она застала там Тересу, которая безуспешно пыталась успокоить плачущего ребенка, но, как только Регина увидела Мэгги, она с облегчением вздохнула.
– Мама, – пролепетала она, подняв свое бледное личико к Мэгги. – Я хочу, чтобы ты была со мной.
С этого момента они стали мамой и дочкой. Регина как хвостик следовала за ней, пока Мэгги возилась по хозяйству, забиралась к ней на колени, когда она садилась передохнуть, и каждый вечер желала ей спокойной ночи, осыпая поцелуями. Мэгги понимала, что Регина, совсем еще маленькая, уже забыла свою настоящую мать, кроме разве смутного образа, сохранившегося в глубине ее сознания, образа, который таял с каждым днем… С Абигейл все обстояло совсем по-другому: она наблюдала, как Мэгги возится с ее младшей сестрой, и Мэгги читала на ее лице неприязнь. Она сердилась на сестру за то, что та приняла Мэгги, негодовала на их близость, которая с каждым днем становилась все сильнее. Она замыкалась в себе каждый раз, когда Регги называла Мэгги мамой. Абигейл стала молчаливой даже с Сойером, все глубже и глубже погружаясь в свой маленький внутренний мир.
– Я не знаю, что делать. – Мэгги нахмурилась, вспомнив каменное выражение лица своей приемной дочери – слишком злое и несчастное для такой маленькой девочки. – Я пыталась поговорить с ней…
– И?..
– Все равно что разговаривать с кактусом.
– Ну что ж, тебе остается только быть доброй к ней и надеяться, что когда-нибудь она смягчится. – Дотти Мей отпила лимонад и аккуратно поставила стакан. – А что думает Сойер?
– Он уже дошел до того, что начал сердиться на дочь. Он видит, как мы подружились с Региной, и считает, что Абигейл просто упрямится.
– Так и есть, – резонно заметила Дотти Мей. Мэгги подошла к клавесину и машинально провела пальцем по клавишам. Сегодня даже ребенок, росший в ней, вел себя спокойно. Вокруг царила атмосфера мира и спокойствия, которая никак не соответствовала мучившим ее сомнениям. Мысль о том, что она была сама так несчастна в доме тети Виллоны, что кто-то чувствует себя одиноким и заброшенным, не давала ей покоя.
– Абигейл очень чувствительная девочка, – тихо проронила Мэгги. – Она совсем не такая, как Регина, которая любит шумные игры и веселые песенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Мэгги поднялась и стала ходить взад и вперед по ковру.
– Я не буду перед ними кланяться!
– Это самое худшее, что вы можете сделать.
– Но что же мне делать?
– Ничего. Займитесь своей семьей и своими обязанностями. Будьте терпеливы. И они придут к вам, когда вы меньше всего будете ожидать этого.
Неожиданно наверху послышались возня, топот ног, детские крики и поток испанской речи.
– Я хочу пойти вниз, хочу увидеть леди! – громко умоляла трехлетняя Регина.
На лестницу вышла Тереса и в отчаянии развела руками:
– Сеньора, девочки…
Прежде чем она успела закончить, Абигейл и Регги проскочили мимо нее, сбежали по лестнице и ворвались в гостиную, крича одновременно.
– Я хочу на праздник! – воскликнула Регина, подбегая к Мэгги и дергая ее за юбку.
– А где все? – требовательным голосом спросила Абигейл. В замешательстве она оглядела гостиную, в которой никого не было, кроме Мэгги и Аннабел. Ее тонкое выразительное личико вытянулось.
– Планы насчет вечера изменились, – поспешила объяснить Мэгги. – Сегодня у нас только одна гостья, но это особая гостья. Девочки, вы ведь знаете миссис Граймс?
Они важно кивнули.
– Нам с миссис Граймс потребуется помощь в составлении узоров. Эбби, Регги, хотите помочь нам?
– А можно? – впервые Абигейл, обычно сдержанная, проявила интерес к тому, что сказала Мэгги. Ее глаза заблестели от радости.
– Да, да! Я тоже хочу помогать! – Регина возбужденно захлопала в ладоши.
Вечер прошел очень мило. Аннабел Граймс оказалась легкой в общении, хотя она не походила ни на кого, с кем Мэгги встречалась раньше. Она давала доброжелательные и полезные советы, но Мэгги сомневалась, что кому-нибудь удастся проникнуть в ее душу. Похоже, она была всем сердцем предана мужу. Мэгги окончательно поняла это, когда под вечер они сели пить кофе, а девочки, уставшие от составления узоров, убежали играть в сад.
– А как решился вопрос с тем овцеводом, насчет которого беспокоился Маркус? – спросила Мэгги, забывшая расспросить Сойера о том, как закончились его переговоры с Маркусом Граймсом.
Прежде чем ответить, Аннабел аккуратно отпила глоток кофе и поставила чашку на блюдце.
– Насколько я поняла, он ушел из долины.
– Так скоро? Как же это получилось? Фиалковые глаза Аннабел словно подернулись изморозью. Ее тон стал бесстрастным и официальным.
– Я не знаю подробностей. Впрочем, мне это совершенно безразлично. Самое главное, что имеет значение, – то, что Маркусу больше не нужно волноваться из-за этого.
– Да, конечно, – машинально произнесла Мэгги, но позже, сгорая от любопытства, она заговорила на эту же тему с Сойером, когда они ложились спать.
– Овцевод? – переспросил он, явно желая уклониться от разговора.
– Да, про которого Маркус Граймс говорил с таким негодованием на приеме.
– А, тот парень. – Сойер расстегнул рубашку и бросил ее на спинку стула. – Он ушел. Убрался восвояси вместе со своей отарой.
– Но почему? – Мэгги положила щетку для волос, прошла по холодному полу и юркнула под одеяло. Ребенок в ее чреве зашевелился. Она положила руку на живот, с радостью прислушиваясь к удивительным ощущениям, и посмотрела на Сойера, укладывавшегося рядом.
– Похоже, кто-то его напугал, – наконец ответил он. Ее пронзил озноб.
– Как?
– Кто-то зарезал около пятидесяти его овец, – пояснил Сойер, опуская голову на подушку, – и поджег его сарай.
– Не может быть!
– Я так слышал.
Мэгги села. Ее волосы рассыпались по плечам, а лицо стало таким же белым, как ее белоснежная батистовая ночная рубашка.
– Это ужасно, – прошептала она. – Кто-то специально выжил его из долины, и ты знаешь об этом!
Сойер привлек ее к себе.
– Не волнуйся ты об этом овцеводе, Мэгги, – успокоил он жену. – Он пошел дальше, вот и все. Найдет место более гостеприимное, чем Бакай, и будет выращивать своих проклятых овец.
Мэгги поняла, что Сойер не хочет продолжать разговор. Он поцеловал ее в шею, погладил по голове успокаивающим, волнующим движением. Но Мэгги отстранилась и схватила его за руку.
– Ты имеешь к этому отношение? – тихо и тревожно спросила она. – Пожалуйста, скажи, что ты не участвуешь в этой жестокости!
– Если хочешь знать, Мэгги, за всеми этими действиями стоит Маркус Граймс. И не смотри на меня так. Честно скажу, я ничем не обидел овцевода.
– Но ведь ты знал, что затевает Маркус?
– Не совсем. – Сойер с гримасой откинулся на подушку и уставился в потолок. – Я встретился с ним, так же как Билл и другие. Маркус был очень расстроен, и мы попытались успокоить его. Мне казалось глупым так выходить из себя из-за единственного овцевода, поселившегося в долине. Но Маркус… у него свои представления о том, что происходит. И это его право, Мэгги. Не мне давать советы, что ему предпринять и как защищать свой дом и свою семью.
– И об этом думал Маркус, уничтожая овец и поджигая сарай?
– Полагаю, что да. – Сойер повернулся к ней, и в свете луны, залившем комнату, было видно, что его обычно бесстрастное, спокойное лицо отражает сожаление. – Подобная тактика никогда не была мне по душе. Но Маркус сделал то, что считал правильным. Я не знаю, кто еще участвовал в налете, – я ушел раньше. Но и так ясно, что Маркус проделал это не в одиночку. И все же, – он взял руку Мэгги в свою мозолистую ладонь и начал нежно гладить большим пальцем ее тонкие пальчики, – все же Маркус хороший человек. Я его уважаю и надеюсь, что он останется моим другом. У нас общие интересы, как и у всех владельцев ранчо в долине. Мы должны держаться вместе, только тогда мы приумножим наши состояния.
Позже, лежа в его объятиях, Мэгги вспомнила, как Аннабел говорила сегодня о том, что Техас – дикий, нецивилизованный край и правила здесь устанавливают мужчины, особенно такие, как Маркус Граймс. Вдруг она осознала, что надо опасаться Маркуса, хотя на вечере он был очень милым и искренне приветствовал ее. А его жена Аннабел единственная в долине отнеслась к ней, как к другу. Как все непонятно… Впрочем, не стоит размышлять об этом в столь поздний час. За окном шумел ветер, принесший первые капли зимнего дождя. Мэгги крепче прижалась к мужу – он защитит ее!
Одно она знала точно: она обязана Сойеру Блейку нисколько не меньше, чем Аннабел Граймс обязана Маркусу. И она отплатит ему такой же преданностью. Если Колин Вентворт обманул ее и предал, то Сойер проявил доброту с самого начала. Она вдыхала его запах, наслаждаясь его крепким телом, силой и теплом, исходящими от него. «Мне повезло больше, чем Аннабел», – сонно думала Мэгги под звуки дождя, бившего по стеклу. Сойер славный, справедливый, он никогда не обидит кого-нибудь во имя своей выгоды. И если у нее родится мальчик, она постарается, чтобы он походил на человека, которого будет считать своим отцом.
Успокоившись, Мэгги погрузилась в сон. Неожиданно раздался испуганный крик Абигейл:
– Папа! Папа! Иди скорей сюда!
Мэгги вскочила раньше Сойера и по ледяному полу побежала через коридор. Сойер бежал следом за ней, бормоча: «Что, черт возьми…»
Мэгги задержалась в дверях большой желтой спальни лишь на секунду, задохнувшись от страха.
Эбби в ночной рубашке сидела рядом с Региной, по ее щекам бежали слезы. Она отчаянно трясла свою трехлетнюю сестренку за плечо. Но Регина, лежавшая в постели, не замечала ее – она металась и ворочалась, что-то невнятно бормоча. Ее маленькое личико было неестественно красным, дыхание – тяжелым и прерывистым. Она дрожала, хотя ее черные как смоль волосы были влажными от пота.
– Я услышала, как она плакала во сне, и проснулась, – всхлипнула Эбби. – И я увидела, что ей плохо. Папа, я хочу разбудить ее. Я не знаю, что делать… Папа, что с ней?
Через секунду Мэгги была уже возле постели. Она села на край и приложила ладонь к влажному пылающему лбу девочки.
– Мне нужна холодная вода из колодца и много полотенец. И принеси, пожалуйста, большой таз из кухни. Скорей привези сюда доктора Харви! Не хочу пугать тебя, Сойер, но нельзя терять ни минуты. Она вся горит.
Глава 10
Фургон казался сначала маленькой точкой на горизонте, а потом становился все больше и больше, по мере того как постепенно приближался, полз по усыпанной цветами равнине, как маленький черный жучок. Под сапфирово-голубым небом земля казалась живой от полевых цветов – они начали появляться еще в феврале, а теперь был март, самый сезон расцвета. Маргаритки, астры и хризантемы расцвели под нежным весенним солнцем, но больше всего было колокольчиков, которые ковром покрыли прерию, зеленые холмы и склоны долины. Пахучие и нежные, они походили на море из драгоценных камней, радовали взор и волновали душу. Наблюдая, как фургон проплывает по этому сверкающему голубому морю, Мэгги чувствовала, как жизнь и надежда наполняют ее сердце, и не только оттого, что она была счастлива видеть приближающуюся гостью. Природа, способная на проливные дожди, мучительную летнюю жару и суровые зимние метели, сегодня смилостивилась и словно одобряла ее желание наслаждаться жизнью, мечтать и с надеждой смотреть в будущее.
Мэгги отошла от окна и неуклюже пошла через гостиную к двери встречать фургон, остановившийся у дома. Ее тело стало огромным и тяжелым. Она чувствовала себя такой же толстой и неповоротливой, как кастрированные быки, которых Сойер и его помощники выращивали на самых дальних лугах. Зато Дотти Мей совершенно не изменилась – это Мэгги отметила сразу, как только вышла на веранду, заслонив рукой глаза от слепящего солнца: такая же стройная и хрупкая. Она застенчиво улыбнулась Сэму Холкомбу, когда он помог ей выйти из фургона, и побежала к Мэгги.
– О, Мэгги, ты только взгляни на себя! Ты выглядишь такой… такой домашней! И довольной! – засмеялась Дотти Мей. – Скажи, как ты себя чувствуешь? Тебе нужно уйти с солнца. Не могу поверить, что ты серьезно хотела, чтобы именно я составила тебе компанию, пока Сойер в отъезде. Я совершенно ничего не знаю о том, как рожают детей! Боюсь, я буду помехой, вместо того чтобы помочь тебе! Но я буду стараться, клянусь, Мэгги, очень буду стараться!
Мэгги заметила лукавое выражение на лице Сэма Холкомба, когда он принес на веранду чемодан Дотти Мей.
– Заходи, болтушка, – сказала она, взяв подругу за руку.
В доме она снова взглянула на Дотти Мей, отметив ее аккуратное муслиновое платье бледно-лавандового цвета и шляпку с цветами на светлых кудряшках. Никто бы не догадался, что она работала в салуне в Уэйко, – скромная и приличная, она… скорее походила на учительницу, а не на девушку из салуна.
– Не бойся, – успокоила ее Мэгги, провожая в гостиную. – Когда придет время, мы пошлем за доктором Харви; кроме того, Тереса тоже поможет. От тебя мне нужна только твоя компания, мне так недоставало тебя, а сейчас самое лучшее время для визита. Когда Сойер вернется домой после отправки скота в Канзас, ребенку будет уже несколько месяцев, а мне захочется показать его, или ее, кому-нибудь раньше!
Мэгги подала лимонад и стала молча выслушивать восторженные восклицания Дотти Мей о том, какой у нее очаровательный дом, в какой красивой местности расположено ранчо и как ей повезло, что она вышла замуж и хорошо устроилась.
– А дети… дети Сойера, где же они? – спросила наконец подруга, оглядев просторную гостиную. В доме было тихо, слышалось только гудение насекомых в звенящей полуденной тишине на улице да тихий шелест занавесок на окнах.
– Они пошли гулять к ручью. Там есть одно местечко, где им очень нравится играть. Регина собирает для меня цветы и валяется в траве. Приходит домой вся чумазая. А Абигейл, хотя ей всего шесть лет, ведет себя не по возрасту спокойно – берет с собой бумагу и карандаши и делает наброски деревьев, кактусов и цветов. – Дотти Мей вопросительно посмотрела на Мэгги, услышав в ее голосе напряженные нотки. – Абигейл очень артистична, – продолжила Мэгги как ни в чем не бывало, – думаю, у нее настоящий талант. Попроси ее как-нибудь сыграть для тебя на клавесине.
– А теперь рассказывай, что скрываешь.
Мэгги уставилась на цветастый ковер.
– Я не могу сдружиться с Абигейл. Она меня ненавидит! – Тут она взглянула на Дотти Мей, и слова полились безудержным потоком. – Иногда меня пугает, что я никак не могу проникнуть сквозь барьер, которым она себя окружила, сколько бы я ни старалась. Она отдалилась даже от Сойера… и от Регины. Она такая невозмутимая и такая… далекая. Я вижу, как она сооружает вокруг себя стену, кирпич за кирпичом. И все идет хуже и хуже. Я знаю, что это такое, потому что росла, чувствуя себя совершенно одинокой, ненужной… Мне… мне очень хочется помочь ей, только я не знаю как!
Дотти Мей заморгала, явно озадаченная. В письмах, которыми они с Мэгги обменивались в последние месяцы, не содержалось и намека на эти сложности. У Дотти Мей сложилось впечатление, что Мэгги отлично ладила со своими приемными дочерьми. Когда она высказала свое недоумение вслух, Мэгги поднялась и подошла к окну.
– Не хотела жаловаться, кроме того, я все время думала, что все образуется само собой, как это случилось с Региной. Она заболела, как ты знаешь, и я выходила ее. Высокая температура держалась целых пять дней. Одно время мы даже боялись, что можем ее потерять, и я проводила у ее постели дни и ночи.
Ее глаза затуманились от воспоминаний. Как она боялась, и как трудно приходилось Сойеру! Он был сам не свой, беспокойно ходил из угла в угол и пытался заглушить боль спиртным. Он уже потерял жену, и мысль о том, что теперь может потерять дочь – свою младшую любимицу, – приводила его в полное отчаяние. Но, слава Богу, Регина выздоровела. И в те беспокойные дни, когда Мэгги непрерывно ухаживала за ней, между ними что-то произошло. Когда Регина впервые пришла в сознание, она была очень слабенькой и захотела пить. Мэгги покормила ее бульоном, держала ее за руку и сидела с ней, пока она снова не погрузилась в сон – на этот раз спокойный. И каждый раз, когда Регина просыпалась, Мэгги была рядом. Только после того, как доктор Харви сказал, что кризис прошел и что Регина пошла на поправку, Мэгги легла отдохнуть, заручившись словом Тересы, что та проведет ночь в комнате малышек. Почти теряя сознание от истощения, Мэгги рухнула в постель и провалилась в долгожданный сон. Среди ночи ее разбудили отчаянные крики.
– Мама, мама! – кричала Регина.
Когда Мэгги на заплетающихся ногах добралась до детской, она застала там Тересу, которая безуспешно пыталась успокоить плачущего ребенка, но, как только Регина увидела Мэгги, она с облегчением вздохнула.
– Мама, – пролепетала она, подняв свое бледное личико к Мэгги. – Я хочу, чтобы ты была со мной.
С этого момента они стали мамой и дочкой. Регина как хвостик следовала за ней, пока Мэгги возилась по хозяйству, забиралась к ней на колени, когда она садилась передохнуть, и каждый вечер желала ей спокойной ночи, осыпая поцелуями. Мэгги понимала, что Регина, совсем еще маленькая, уже забыла свою настоящую мать, кроме разве смутного образа, сохранившегося в глубине ее сознания, образа, который таял с каждым днем… С Абигейл все обстояло совсем по-другому: она наблюдала, как Мэгги возится с ее младшей сестрой, и Мэгги читала на ее лице неприязнь. Она сердилась на сестру за то, что та приняла Мэгги, негодовала на их близость, которая с каждым днем становилась все сильнее. Она замыкалась в себе каждый раз, когда Регги называла Мэгги мамой. Абигейл стала молчаливой даже с Сойером, все глубже и глубже погружаясь в свой маленький внутренний мир.
– Я не знаю, что делать. – Мэгги нахмурилась, вспомнив каменное выражение лица своей приемной дочери – слишком злое и несчастное для такой маленькой девочки. – Я пыталась поговорить с ней…
– И?..
– Все равно что разговаривать с кактусом.
– Ну что ж, тебе остается только быть доброй к ней и надеяться, что когда-нибудь она смягчится. – Дотти Мей отпила лимонад и аккуратно поставила стакан. – А что думает Сойер?
– Он уже дошел до того, что начал сердиться на дочь. Он видит, как мы подружились с Региной, и считает, что Абигейл просто упрямится.
– Так и есть, – резонно заметила Дотти Мей. Мэгги подошла к клавесину и машинально провела пальцем по клавишам. Сегодня даже ребенок, росший в ней, вел себя спокойно. Вокруг царила атмосфера мира и спокойствия, которая никак не соответствовала мучившим ее сомнениям. Мысль о том, что она была сама так несчастна в доме тети Виллоны, что кто-то чувствует себя одиноким и заброшенным, не давала ей покоя.
– Абигейл очень чувствительная девочка, – тихо проронила Мэгги. – Она совсем не такая, как Регина, которая любит шумные игры и веселые песенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40