— Джайлз, нехорошо, что ты все время говоришь один, — ласково заметила мисс Стедхэм.
— О! — Джайлз смутился, но тут же великодушно сказал:
— Если вы хотите задать мистеру Грэндвилу вопрос, пожалуйста, задайте.
Стивен тихо засмеялся, и от этого смеха что-то сжалось у меня в груди. Солнце палило мою голову и плечи, лоб покрылся испариной.
— Прошу вас, мисс Стедхэм, — предложил Стивен, — спрашивайте.
— Признаться, мне очень хотелось бы узнать, как поживает мой брат. Я не видела его уже шесть лет.
— Что именно вы хотели бы знать? — спросил Стивен.
— Ну, например, не останется ли он в ближайшем будущем без работы. Его письма рисуют мрачную картину экономического упадка на Ямайке.
— Увы, экономика там не в лучшем состоянии, мисс Стедхэм, — подтвердил Стивен.
— Это я уже слышала. Но что значит «не в лучшем состоянии»?
По ее голосу я поняла, что она очень переживает за брата.
— Я приведу такой пример, — начал Стивен. — В конце семнадцатого столетия плантация приносила нашей семье двенадцать процентов прибыли. Когда же я пять лет назад приехал туда, ей грозило разорение. А ведь наша плантация была одной из самых прибыльных на острове.
Джаспер присвистнул и, обернувшись, спросил:
— В каком состоянии ты ее оставил, Стивен? В таком же? Или дела пошли еще хуже?
— Как помнишь, я вышел из дела, — ответил Стивен.
— Да, верно.
— Нам всем приходится труднее, чем прежде. Внезапно я почувствовала, что Джаспер смотрит на меня. Перехватив мой взгляд, он отвел глаза. Между тем Стивен продолжал:
— С начала столетия для погашения долгов на Ямайке были проданы более ста плантаций, а против ста пятнадцати других возбуждены судебные дела. — Помолчав, он мягко добавил:
— Боюсь, одна из этих плантаций принадлежит лорду Нортрэпу, мисс Стедхэм.
Этот мягкий голос был слишком хорошо мне знаком. Голова моя поникла.
— Этого-то я и опасалась, — тихо сказала мисс Стедхэм.
— Но, может, с окончанием войны дела плантаторов пойдут лучше? — спросил Джаспер. — После того как Наполеон потерпел поражение, весь континент опять стал открытым рынком.
— Да, у кубинских и бразильских плантаторов, которым бесперебойно поставляют рабов, дела пойдут, вероятно, лучше, — с горечью ответил Стивен. — Но едва ли улучшится положение ямайских плантаторов.
— Потому что Ямайка принадлежит Англии и ввоз рабов туда запрещен?
— Да.
Потеряв надежду завладеть вниманием Стивена, Джайлз подбежал ко мне и взял меня за руку. Рыба заплескалась в ведерке, и он заглянул в него.
Я бросила через плечо:
— Не беспокойтесь за брата, мисс Стедхэм. Если он лишится работы, Стивен поможет ему. Он никогда не оставляет друзей в беде. — Голос мой прозвучал так приторно-сладко, что все уставились на меня. Покраснев, я порадовалась, что мое лицо затенено широкими полями шляпы.
— Мы и в самом деле обсудили с Томом, за какую работу ему взяться, если плантация разорится, мисс Стедхэм. Полагаю, вам нечего опасаться за его будущее.
— Приятно слышать. — Мисс Стедхэм явно испытала облегчение. — Думаете, Том вернется домой, мистер Грэндвил?
— Он останется на Ямайке, пока не будет официально объявлено о банкротстве плантации. Но к Рождеству вы, вероятно, увидитесь с ним.
Обернувшись, я увидела сияющее лицо гувернантки. Стивен мило улыбался ей. Взглянув на Джаспера, я пробормотала что-то невнятное о погоде.
Он, благослови его Господь, поддержал эту тему, и всю дорогу до дома мы непринужденно болтали.
Глава 7
Ночью меня разбудила гроза.
«Хорошо, — подумала я, перекатываясь на спину. — Может, завтра не будет такого пекла».
Окна в спальне были распахнуты настежь, и в комнату врывался холодный ветер. Зевнув, я пошла проверить, не намокли ли шторы, но убедившись, что они сухие, вновь юркнула под одеяло, натянула его повыше и свернулась клубочком.
Сверкнула молния и прогремел гром.
Когда-то я боялась грозы, но теперь она доставляет мне удовольствие.
В спальне было свежо. Я зарылась головой в подушку, закрыла глаза, и разреженная грозовая атмосфера напомнила мне о том, что произошло много лет назад.
Мне девять лет, за окнами спальни оглушительно гремит гром, и я сжимаюсь от страха.
Бояться гроз я начала после смерти отца, хотя до этого, кажется, почти не замечала их. В Уэстоне мой страх усилился, поскольку вблизи залива грозы неистовствуют с особой силой.
Я замирала, слыша отдаленные раскаты грома, однако днем, когда меня окружали люди, мне было легче. По ночам же, в одиночестве, я трепетала от ужаса при первых звуках грозы.
Итак, удар грома разбудил меня. Яркая молния осветила мою детскую, большой комод с зеркалом, мои любимые картины с изображением лошадей, книжные полки.
Я нырнула с головой под одеяло, вся дрожа.
Однако даже под одеялом я увидела еще одну вспышку молнии и захныкала.
— Аннабель! Аннабель! — Он дважды повторил мое имя, прежде чем я откликнулась. — Не бойся, Аннабель, гроза скоро кончится.
Высунув голову из-под одеяла, я увидела при вспышке молнии, что он стоит возле моей кровати — взъерошенный и озабоченный.
— Я б-боюсь г-гроз, Стивен.
— Знаю. Но здесь, дома, ничто тебе не угрожает. Ты в полной безопасности.
Он догадался, что я не поверила ему. Гром загрохотал так, что я подпрыгнула.
— Может, остаться с тобой, пока гроза не кончится?
— Да.
— Тогда подвинься.
Я перекатилась к стенке, и полуобнаженный Стивен нырнул под одеяло. Однако я успела заметить, как блестит его гладкая кожа. Положив голову на одну из моих подушек, он повернулся ко мне спиной и тут же уснул.
Я коснулась ладонью его теплой спины.
Гремел гром, сверкали молнии, но худая спина мальчика, казалось, вселяла в меня чувство защищенности. Вскоре я тоже заснула.
Когда вновь разразилась ночная гроза, я не стала дожидаться Стивена, а, взяв подушку, бросилась в его спальню. Он крепко спал, раскинувшись на кровати. Я потрясла его за плечо, и мальчик открыл глаза.
— Опять гроза, Стивен. Можно я побуду у тебя, пока она не кончится?
Удивленно поморгав, он подвинулся, и я устроилась рядом с ним.
Через пять минут мы оба спали.
Пока мне не исполнилось шестнадцать лет, кроме меня и Стивена, в детской бывала только моя гувернантка мисс Арчер. Наши со Стивеном спальни располагались рядом в конце коридора. Спальня Джералда была тоже поблизости, а гувернантки — в конце коридора, между комнатой для игр и классной.
Позднее я часто думала, как неблагоразумно поступила мать, позволив нам со Стивеном занимать примыкающее к детской крыло. А между тем она вынашивала план выдать меня замуж за Джералда.
Ей и в голову не приходило, что я могу предпочесть младшего сына графа.
Сейчас мне было двадцать три года, я уже не боялась гроз и лежала впотьмах, предаваясь воспоминаниям, пока раскаты грома не стихли вдали. Моя душа была в смятении. Когда-то я очень любила Стивена, но он не оправдал моих надежд, в сущности, предал меня. Я не простила ему этого, и, возможно, никогда не прощу. Но мое сердце обливалось кровью, когда я вспоминала о том, кем мы были когда-то друг для друга.
О, если бы те времена вернулись! Увы, это невозможно.
***
Завтрак у нас всегда подавали в столовой с семи тридцати до десяти. Поэтому, войдя на следующее утро в столовую, я не удивилась, что вся семья уже сидит за столом. Налив себе кофе, я расположилась рядом с Нелл.
Положив вилку, Стивен объявил, что на несколько дней уезжает погостить в Кент к своему дяде Фрэнсису.
Это сообщение явно огорчило Нелл, а мне доставило облегчение.
— Конечно, тебе следует туда поехать, — сказала тетя Фанни. — Мистер Патнам твой крестный отец и всегда очень любил тебя. Представляю, как он обрадуется!
— Торнхилл — небольшое, но хорошее поместье, — заметил дядя Адам.
— Когда-нибудь ты унаследуешь его, Стивен. Так что тебе не мешает поинтересоваться им.
Замечу кстати, что Стивен, в отличие от других младших сыновей, имел недурные перспективы. Мать оставила ему пятьдесят тысяч фунтов, а ее брат Фрэнсис Патнам, бездетный вдовец, завещал племяннику все свое состояние.
— Пока я был на Ямайке, дядя Фрэнсис писал мне каждый месяц. Можно ли такое забыть?
— Мне хорошо известно, что ты любишь своего дядю, — проговорил Адам.
— Конечно, сэр. — Стивен улыбнулся.
— Надолго ты едешь? — осведомилась я.
Стивен сидел рядом с Адамом и Фанни, напротив Нелл. Когда наши глаза встретились, мне показалось, что мы с ним одни в комнате.
Я почувствовала знакомое стеснение в груди. Ни у кого на свете нет таких глаз, как у Стивена, — голубых и вместе с тем темных.
— Точно не знаю. Мы поедем вместе с дядей в Лондон кое с кем повидаться. Я сообщу тебе.
— В Лондон? — удивилась тетя Фанни. — Но в августе Лондон пуст: все уезжают в Брайтон или в загородные поместья.
— Там состоится собрание аболиционистов, и я хочу принять участие в нем, — объяснил Стивен.
Покончив с телячьей котлетой, Адам поднял глаза:
— Аболиционист — это сторонник освобождения рабов?
— Да, — ответил Стивен. — Теперь, после завершения войны, распространились слухи о том, будто французы собираются возобновить работорговлю. Весь мир должен бороться за отмену рабства. Повсюду возрождаются аболиционистские комитеты и собирают информацию о том, как повлияла отмена рабства Англией на положение рабов на островах. Об этом хотят расспросить и меня.
— На днях в «Таймс» было опубликовано письмо в поддержку аболиционистов, — заметил Джаспер. — Именно британцы должны ратовать за полное искоренение работорговли.
— Это не так-то легко осуществить, — сказал Адам.
— Не легко, — согласился Стивен. — Томас Кларксон отправляется на венский конгресс, и есть надежда, что ему удастся оказать моральное давление на сильных мира сего и добиться заключения международного соглашения о запрещении работорговли.
— А ты хорошо осведомлен обо всем этом, Стивен, — проговорил Джаспер.
— Я поддерживал связь с Кларксоном с первого же года моего пребывания на Ямайке.
Несколько минут мы молча размышляли над его словами.
Затем Джаспер сказал:
— Пусть весь мир знает, что Стивен борется за правое дело!
— Ты испытывал бы такие же чувства, Джаспер, если бы видел то, что я.
Воспользовавшись тем, что все взгляды обратились на Стивена, я украдкой посмотрела на него. Тогдашняя мода требовала, чтобы волосы слегка прикрывали лоб мужчины, но Стивен зачесывал их назад. Чтобы подавить воспоминания о прикосновениях к этим шелковистым волосам, я сжала пальцы так сильно, что ногти вонзились мне в ладони.
— Каких только ужасов не видел я в Испании, — сказал Джаспер. — Но я не такой идеалист, как ты, Стивен, и хочу только мира.
Нас всех удивила боль, прозвучавшая в голосе Джаспера.
Я поднялась.
— Аннабель, дорогая, ты не съела свою булочку, — заметила тетя Фанни.
— Я не голодна.
— Ты в конюшню? — спросил Джаспер.
— Да.
— Если не возражаешь, я пойду с тобой.
Я кивнула, и он тоже поднялся.
— Покажи ему лошадей, которых ты продаешь, Аннабель, — сказал Адам. — Ему надо купить не меньше двух для охотничьего сезона.
— Джасперу незачем покупать у меня лошадей, дядя Адам. Я рада поделиться с ним всем, что требуется для охоты.
— Спасибо тебе за доброту и великодушие, но я хочу сам приобрести лошадей для сына, — возразил Адам.
Джаспер бросил на отца пытливый взгляд.
— Если ты не хочешь продать лошадей, нам придется поискать в другом месте, — продолжал Адам.
— В другом месте вы не купите таких хороших лошадей, — заметила я.
— Все знают, что уэстонские охотничьи лошади самые лучшие, — улыбнулся Адам. — Поэтому я и предпочел бы купить их у тебя.
Его слова польстили мне, хотя спрос на моих лошадей неизменно превышал предложение. Продавая своих любимцев, я всегда проявляла разборчивость и осмотрительность.
— Вы получите их при условии, что они останутся здесь, — сказала я, зная, что в Дауэр-Хаус конюшни нет.
— Твое условие слишком обременительно, дорогая, — заметил Адам.
Лакей принес кофейник и блюдо с булочками.
— Я и не знал, что Аннабель торгует лошадьми, — удивился Стивен.
— Это вовсе не торговля, — поспешила мне на помощь тетя Фанни. — Просто Аннабель отбирает хороших лошадей, приучает их к охоте, а затем продает друзьям.
— Ты получаешь от этого какую-то прибыль? — поинтересовался Стивен, взглянув на меня.
— Да.
Он перевел взгляд на тетю Фанни:
— Значит, это торговля.
Та смутилась. Еще бы! Ведь светской леди не подобает заниматься такими делами.
Признаться, я выручила много денег от продажи охотничьих лошадей. А иметь собственные деньги весьма приятно.
Конечно, Джералд оставил мне хорошие средства, но это — совсем другое.
— Пойдем, Джаспер. — Я направилась к двери. — Сейчас ты увидишь лошадей.
***
Парк, разбитый к югу от дома, прорезали длинные дорожки, окаймленные тисами и грабами. Одна из них вела к конюшне, другая — к лесистым холмам.
Уэстонскую конюшню окружала буковая роща, а перед ней красовались клумбы с астрами, петуниями, флоксами и львиным зевом. Летом, когда деревья стоят в зеленом убранстве, особенно приятно увидеть сквозь густую листву серые каменные постройки и огороженные выпасы. Мерлин и Порция бежали впереди. Едва мы перешли по мосту через речку, собаки устремились к поилке.
Не выспавшись из-за грозы в это утро, я встала позже обычного, и Граймз, наш конюший, уже с нетерпением поджидал меня.
— Наконец-то, мисс Аннабель! — с укором воскликнул он, когда мы вошли во двор.
Для Граймза, обучавшего меня верховой езде и очень гордившегося моими успехами, я навсегда останусь «мисс Аннабель».
Заметив Джаспера, он приветливо добавил:
— Доброе утро, капитан.
Старый грум, обучивший езде и его, был в восторге от того, что Джаспер служил в кавалерии, и величал его не иначе как капитаном.
Джаспер поздоровался с Граймзом и перекинулся с ним несколькими словами.
Проходивший мимо с двумя ведрами колодезной воды конюх улыбнулся и кивнул мне.
— Доброе утро, Фрэнк, — сказала я.
— Доброе утро, миледи.
Гроза очистила воздух, и небо сверкало голубизной. Сегодня солнце ласкало, а не палило, как накануне.
— Капитан Грэндвил хочет купить охотничьих лошадей, Граймз, и я обещала мистеру Адаму продать ему пару.
— Пару? — смутился грум. Его узкое обветренное лицо выразило недоумение. — Но мы уже договорились о продаже каждой лошади!
— Может, и договорились, однако пока ни одну не продали. — Я никогда не продавала лошадей, прежде чем начинался сезон охоты на лис.
— Полагаю, у капитана Грэндвила есть преимущества перед другими покупателями, верно, Граймз?
Старый грум усмехнулся.
— А у тебя, оказывается, дело поставлено на широкую ногу, — удивился Джаспер.
Невысокий и тощий Граймз гордо вскинул голову:
— Все, кто держит гончих для охоты на лис, мечтают об уэстонских лошадях.
— Поразительно. — Джаспер взглянул на меня. — Ты часто писала мне в Испанию, Аннабель, но даже не упомянула, что занимаешься этим.
Мы поздоровались с конюхом, толкавшим перед собой полную навоза тачку.
— Вообще-то я не развожу лошадей, а покупаю не слишком преуспевших на бегах чистокровок и приучаю их к охоте.
— Чистокровок? — Джаспер внимательно обвел взглядом выпасы, где паслись великолепные лошади.
— Сейчас охотники предпочитают лошадей, способных не только быстро скакать, но и преодолевать препятствия, а чистокровки обладают этими способностями.
— Но они нервные и пугливые животные, — заметил Джаспер, переводя взгляд на меня. — Обычно мы покупали скрещенные породы.
— Займись сбруей, Томми, — велел Граймз молодому конюху, и тот побежал рысцой к сараю, где хранилось все необходимое. Старый грум вернулся к разговору:
— Мисс Аннабель умеет хорошо их отбирать, капитан. Она выезжает лошадей в течение сезона и прививает им определенные навыки. Сесть на такую лошадь — одно удовольствие.
Направляясь сюда, я перебрала в памяти всех своих лошадей и теперь сказала Граймзу:
— Пойдем взглянем на Снэпа. Думаю, он подойдет капитану Грэндвилу.
Задумчиво посмотрев на Джаспера, старик кивнул:
— Конь на втором выпасе.
Мы втроем вышли за ворота и повернули на запад, к выпасам.
На первом паслись две кобылы. Фея, завидев меня, подбежала к изгороди.
— Доброе утро, красотка, — сказала я.
Собаки обнюхали лошадь.
Фея запрядала ушами. В лучах утреннего солнца гнедая кобыла отливала медью.
Вторая лошадь тоже подбежала ко мне. Я купила ее еще весной, рассчитывая приучить к охоте с наступлением сезона.
Обе кобылы последовали за нами вдоль изгороди, а мы подошли к другому загону, где паслись два коня.
— Снэп — тот, что рыжей масти, — сказала я Джасперу. Вторым был Топпер.
Мы оперлись на изгородь, и кони тотчас устремились к нам.
— Ты магически воздействуешь на лошадей, — заметил Джаспер, наблюдая, как я ласкаю Топпера. — Помню, твой пони ходил за тобой как собака.
— Баунс, — вздохнула я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26