— Он прибыл с саквояжем, миледи, но я еще не отнес его саквояж наверх. — Большой нос Ходжеса, похожий на клюв, завораживал меня с самого детства, ибо всегда точно выражал его настроение. Сейчас дворецкий трепетал от негодования.
Джек часто гостил в Уэстоне. Единственный сын дяди Джералда, он был третьим — после Джайлза и Стивена — из предполагаемых наследников. Джек постоянно нуждался в деньгах и, каждый раз оказываясь на мели, приезжал в Уэстон. В этом не было ничего необычного, поэтому я не поняла, что так возмутило Ходжеса.
— Почему же вы не отнесли его саквояж наверх, Ходжес? — спросила я, снимая перчатки.
— Ему, как холостяку, не подобает останавливаться у нас в доме после того, как вы овдовели, мисс Аннабель. — То, что дворецкий употребил это давно уже забытое обращение, свидетельствовало о его беспокойстве.
— Ерунда, сэр Джек — член семьи Клюв дрогнул от негодования.
— Но это же неприлично, миледи. Его пребывание здесь даст пищу разным толкам.
Глядя на нос Ходжеса, я вдруг поняла: мне вовсе не хочется, чтобы Джек слонялся здесь с утра до вечера.
— Полагаю, ему лучше остановиться у мистера Адама.
Нос перестал подрагивать, и Ходжес даже улыбнулся.
— Я немедленно велю отослать саквояж мистера Джека в Дауэр-Хаус, миледи.
— Но сначала все же договоритесь с миссис Грэндвил.
— Конечно, миледи.
Я бросила перчатки на столик в стиле Людовика Четырнадцатого:
— Велите, пожалуйста, подать лимонад в библиотеку, Ходжес.
Теперь, добившись своего, дворецкий излучал любезность.
— Сейчас распоряжусь, миледи. — Он благожелательно улыбнулся. — Как приятно видеть румянец на ваших щеках!
Не устояв перед искушением, я оглядела огромный мраморный холл с колоннами и классическими статуями в бледно-зеленых нишах и с невинным видом спросила:
— А где же саквояж мистера Джека, Ходжес?
— Под лестницей, миледи.
Мы переглянулись. Я догадалась, и он понял это, что саквояж еще до моего возвращения был отослан в дом дяди Адама.
— Спасибо, что заботитесь обо мне, Ходжес.
Из деликатности дворецкий изобразил смущение.
Усмехнувшись, я пошла по сверкающему черно-белому мраморному полу и, миновав парадную лестницу, углубилась в коридор. Однако, не заглянув в гостиную, свернула налево, в ту часть дома, где размещались жилые комнаты. Дверь напротив лестницы, ведущей в спальню, была открыта, и я зашла в библиотеку, большую комнату, отделанную панелями из каштанового дерева, с высокими стеллажами и потолком, украшенным золотым узором. Над камином из бело-зеленого мрамора висел портрет первого графа Уэстона, одетого в пестрые одежды эпохи Реставрации и поражающего фамильным сходством с Джералдом. Хотя толстый турецкий ковер заглушал звук моих шагов, мужчина, стоявший у окна, тотчас обернулся. Когда солнце заиграло в его светлых волосах, мое сердце дрогнуло.
— Аннабель! — Джек быстро подошел ко мне и вдруг озабоченно нахмурился. — Что с тобой?
— Когда твои волосы заблестели в лучах солнца… мне показалось, будто ты Джералд.
— О, прости, дорогая. Присядь, пожалуйста, ты так побледнела!
— Ничего, все в порядке, — с вымученной улыбкой ответила я, позволив Джеку взять себя под руку и отвести к чиппендейлским креслам, расставленным вокруг огромного глобуса. Усевшись, я посмотрела на Джека. Светловолосый, голубоглазый и красивый, он очень напоминал Джералда. Однако сердечности моего покойного мужа у него не было и в помине. Линии рта у Джека жесткие, а лицо хищное.
— Позволь налить тебе бокал мадеры, — предложил он.
Я все еще ощущала дрожь в коленях.
— Спасибо.
Он подошел к поставцу в стиле шератон, где всегда стояли бутылки с вином и бокалы, молча налил мне вино и подал бокал. Сделав два глотка, я посмотрела на Джека и заметила, что он встревожен.
— Со мной все в порядке.
Он коснулся пальцем моей переносицы.
— Ты опять каталась без шляпы, у тебя высыпали веснушки. — Джек сел напротив меня. — Полагаешь, я приехал, потому что оказался на мели? — Он залпом осушил полбокала.
— Признаться, такая мысль мелькнула у меня. Он усмехнулся:
— На сей раз это не так, Аннабель. На прошлой неделе мне повезло, я выиграл довольно приличную сумму, и мне хватит денег на какое-то время.
— Поздравляю.
Джек откинулся на спинку кресла, обшитую розовым шелком.
— Меня привела сюда тревога за тебя, Аннабель.
Я повертела ножку бокала.
— Тебе незачем беспокоиться, Джек. У меня все хорошо.
— В Лондоне скучно без тебя, Аннабель. — Он посмотрел поверх бокала. — Даже тупица Байрон сочинил о тебе стихотворение «Прощай, сияющая красота» или что-то в этом роде.
— Ты полюбил поэзию, Джек? — изумилась я.
— Да нет, что ты. — Он широко улыбнулся.
Лакей принес кувшин с лимонадом и два стакана.
— Лимонад? — удивился Джек.
— Спасибо, Уильям, поставьте все на стол.
Лакей поставил лимонад на круглый, с резными краями столик возле моего кресла:
— Мистер Ходжес просил передать, что саквояж сэра Джека отправили в Дауэр-Хаус.
Ходжес, этот хитрый старый дьявол, явно хотел дать понять Джеку, что он нежеланный гость в нашем доме.
Мое «спасибо, Уильям» было заглушено громким восклицанием Джека:
— Какого дьявола вы отослали мой саквояж в дом Адама? Я не желаю, черт побери, жить у него!
Когда Уильям ретировался, я взглянула на Джека:
— Ходжес считает, что тебе не следует оставаться в этом доме, поскольку у меня нет компаньонки. Джек вспыхнул:
— Что за чушь, Аннабель! Как твой кузен, я могу жить в одном доме с тобой.
— Ты кузен Джералда, а он…
Гнев Джека быстро угас, и, наклонившись ко мне, он сжал мои пальцы в своей сильной руке.
— Прости, милая Аннабель. Ты же знаешь, я не стану ничем досаждать тебе.
Осторожно высвободив пальцы, я подумала: «Ходжес прав, мне не следует оставлять в доме Джека». Он очаровательно улыбнулся:
— Если хочешь, я навсегда поселюсь у Адама.
— Жить у Адама вовсе не наказание, Джек. — Вздохнув, я добавила:
— Он очень добр ко мне.
Джек вскочил и подошел к окну.
— Не могу понять, — признался он, — почему Джералд назначил опекуном Стивена, а не Адама. При одной мысли, что Стивену поручено воспитывать мальчика, меня бросает в дрожь.
— Говорят, он неплохо справлялся с делами эти пять лет на Ямайке.
— Я налила себе лимонада. — По словам Джералда, нашей плантации — одной из немногих — удалось избежать банкротства.
— Эта плантация принесла целое состояние моему деду. Но то время безвозвратно миновало. Запретив ввоз британских товаров в Европу, Наполеон нанес такой удар торговле сахаром, что она не в силах оправиться. Почему бы вам не объявить о банкротстве плантации и не избавиться от нее?
Я пригубила лимонад и промолчала.
— Не думаю, что смогу вынести больше двух дней общество тети Фанни, — мрачно заметил Джек.
— Почему? — удивилась я, зная, что жена Адама болтлива, но очень добра и ее дом всегда открыт для всех Грэндвилов. Тетя Фанни куда приятнее моей матери.
— Потому что она будет донимать меня рассказом о том, как Нелл вывозили в свет. Я слышал это не меньше трех раз.
— Нелл имела большой успех в Лондоне, Джек. Ей сделали четыре предложения, целых четыре!
— Мне это известно. Я даже знаю, какого цвета были глаза у каждого из претендентов. Я едва сдержала смех.
— Странно, почему Нелл не приняла предложение одного из столь завидных женихов.
— Возможно, никто из них ей не понравился.
— Она тебе ничего не сказала?
Я покачала головой.
— За этими предложениями, несомненно, последуют и другие, — сказал Джек. — В городе поговаривают, что Адам дает за ней богатое приданое.
Все это время собаки жалобно скулили за дверью, теперь они начали лаять, и я впустила их.
— Эти гончие ходят за тобой по пятам, — недовольно заметил Джек, когда собаки обнюхали его.
— Это не гончие, Джек, а спаниели.
— Кажется, они не успокоятся, пока не обслюнявят мои башмаки.
Я щелкнула пальцами, и собаки подбежали ко мне.
— Говорят, по просьбе Фанни ее дочери помогала какая-то древняя кузина?
— Да. — Я снова опустилась в кресло, и собаки улеглись у моих ног.
— Это Дороти Грэндвил, которая живет в Бате. — Я нагнулась и почесала за ухом у Порции. — Тетя Фанни почему-то отказалась от моей помощи.
Я затаила обиду. Ведь Нелл мне как младшая сестра, и я всегда полагала, что ее первый выезд в свет не обойдется без моего участия.
Бледно-голубые глаза Джека приняли насмешливое выражение.
— Дорогая, ни одна здравомыслящая мамаша не позволит дочери выйти в свет с тобой, поскольку именно ты станешь центром внимания.
Мерлин ткнулся носом в мою руку, и я занялась его ушами.
— Может, пригласишь Дороти Грэндвил пожить с тобой в Уэстон-Холле?
— спросил Джек.
— Это еще зачем? — удивилась я.
— Как зачем? Она стала бы твоей компаньонкой. Тогда мне не пришлось бы останавливаться у Адама. Тетя Фанни быстро сведет меня с ума.
— Не ожидала, что ты будешь наезжать так часто, Джек, — едко заметила я. — Ведь охотничий сезон уже закончился.
— Но Стивен-то наверняка поселится здесь.
— Я даже не знаю, вернется ли он.
— Конечно, да.
— Полагаю, ему придется вернуться, раз он назначен опекуном Джайлза.
— Рано или поздно это произошло бы, Аннабель, ты же знаешь.
Я насторожилась:
— Уэстон — родной дом Стивена. Где же еще ему жить?
— Твоей матери не понравится, если он поселится под одной крышей с тобой. Джек прав, мама этого не хотела.
— Мне двадцать три года, — с горечью заметила я. — У меня четырехлетний сын, и не прошло еще и месяца после смерти моего мужа. Я ведь не девица, едва начавшая выезжать в свет!
— С твоим умом, Аннабель, ты должна понимать, что многие мужчины были бы счастливы занять место Джералда.
У меня застучало в висках. Я поднялась:
— Прости, Джек, но я обещала зайти в классную комнату к Джайлзу и пообедать с ним.
— Хорошо, — смирился Джек, — я отправлюсь, как мне велено, в Дауэр-Хаус. — Он удрученно посмотрел на меня. — Неужели я должен и ужинать там?
Я через силу улыбнулась:
— Нет. Ужинать приходи сюда. Погоди минутку, я напишу тете Фанни записку и попрошу ее, Адама и Нелл присоединиться к нам.
Джек, скорчив кислую мину, терпеливо ждал, пока я напишу приглашение. Выйдя из библиотеки, мы столкнулись с Джайлзом и мисс Стедхэм, которые, как выяснилось, гуляли перед обедом в саду.
— Мисс Стедхэм, позвольте представить вам моего кузена мистера Грэндвила, — сказала я.
Заметив, как заблестели глаза Джека, я поняла, что он оценил прекрасные золотисто-рыжие волосы и свежую, как цветы магнолии, кожу Юджинии Стедхэм. Восхищение Джека не укрылось и от внимания гувернантки. На ее щеках заиграл легкий румянец.
— Счастливо, Джек, — насмешливо бросила я. Уходя, он шепнул:
— Пригласи на ужин и мисс Стедхэм, Аннабель.
Решив, что это неплохая мысль, я так и поступила.
Моя горничная Марианна подала мне вечернее платье из простого черного бомбазина, одно из тех, что мама заказала для меня после смерти Джералда. Я их почти не надевала, ибо обычно ужинала с Джайлзом в его классной комнате.
— Какая тусклая ткань, — заметила Марианна.
— Через месяц я смогу носить платья из черного шелка.
Горничная кивнула, не сомневаясь, что в Лондоне я буду носить яркие платья. Молодая горничная обожала красивые наряды, а я предпочитала ходить дома в простой одежде.
— Ты, верно, скучаешь по Лондону? — спросила я, ибо светский сезон, длящийся с мая по июль, мы почти всегда проводили в столице.
— Жизнь в Лондоне такая волнующая, миледи! За день вы меняете там столько туалетов! Балы, приемы, собрания… — Она вдруг прикусила язык. — Извините, миледи, мне не следовало говорить о светских удовольствиях, ведь милорд совсем еще недавно… — Помолчав, Марианна серьезно добавила:
— Я знаю, вам сейчас не до приемов, миледи.
Вообще-то я никогда не интересовалась светскими развлечениями. Лондон любил Джералд, а я с большим удовольствием проводила бы лето здесь, окруженная дивной природой.
Закончив одеваться, я пошла в гостиную чуть раньше назначенного срока, ибо дядя Адам отличался особой пунктуальностью.
В Уэстон-Холле, построенном в середине прошлого столетия, жилые комнаты располагались в западной части дома, тогда как все остальные — в восточной. Семья пользовалась библиотекой, спальней, примыкающими к. ней будуарами, туалетными комнатами для графа и графини, а также той, где теперь помещался мой кабинет. Гостиную, длинную галерею и столовую мы посещали реже.
Большая, хорошо меблированная гостиная с высоким сводчатым потолком и четырьмя окнами выходила на террасу, откуда открывался прелестный вид на лужайку с мраморными статуями и цветочными клумбами.
В ожидании гостей я опустилась в позолоченное мягкое белое кресло. Ровно в шесть тридцать появились тетя Фанни, дядя Адам, Джек и Нелл.
— Аннабель, дорогая! — Тетя Фанни говорила очень мягко и с придыханием. — Как мило, что ты пригласила всех нас на ужин. Конечно, я понимаю, что в этом большом доме тебе сейчас одиноко. Пожалуйста, без церемоний приходи к нам. А если хочешь, зови меня. Ты знаешь, как я люблю тебя…
Тетя Фанни продолжала бы тираду еще минут десять, но, к счастью, ее прервал муж:
— Позволь и нам поздороваться с Аннабель; Фанни. — Когда его жена отошла, дядя Адам поцеловал меня. — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Спасибо тебе за приглашение.
Я встретила спокойный мудрый взгляд Адама. Ему уже под шестьдесят, его светлые волосы тронула седина, но выражение доброго крупного лица свидетельствует о том, что он доволен жизнью и своим умением преодолевать трудности.
Джералд и Стивен всегда называли Адама дядей, хотя он кузен, а не брат их отца. Последние двадцать лет Адам управлял уэстонским поместьем — сначала при отце Джералда, потом при нем самом. Он и его семья жили в Дауэр-Хаус, на восточном краю уэстонского парка.
Помня его неизменную доброту ко мне, я сердечно улыбнулась ему:
— Всегда рада видеть вас, дядя Адам.
Его девятнадцатилетняя дочь Нелл, невысокая девушка с белокурыми волосами, как у всех Грэндвилов, и с необычными для них чуть раскосыми карими глазами, чем-то напоминает мне эльфа. Мы с ней по-родственному поцеловались.
— Неужели мы будем ужинать без собак? — осмотревшись, пошутил Джек.
Я метнула на него раздраженный взгляд.
— Многих благородных леди сопровождают пажи в ливреях, — заметил Адам. — Аннабель же предпочитает собак.
Все рассмеялись. Заметив в дверях смущенную мисс Стедхэм, я пригласила ее войти. Вся семья дружески приветствовала гувернантку. На ней было серое вечернее платье, отделанное черной каймой. Золотистые волосы она собрала в пучок на затылке, как делала и я, оставаясь ужинать дома.
Вскоре появился Ходжес и объявил, что ужин готов. В столовую меня сопровождал Адам, тетю Фанни — Джек, а замыкали шествие Нелл и мисс Стедхэм. Наконец мы все сели за стол красного дерева.
Сидя здесь впервые после похорон, я то и дело поднимала глаза, словно надеялась увидеть напротив себя Джералда.
Муж всегда блистал в обществе и в семейном кругу, ибо отличался непринужденностью и большим обаянием. Джек не без зависти называл его «дитя солнца». Да, Джералду трудно было не завидовать.
К действительности меня вернул голос Адама:
— Сегодня я говорил с Мэтью Стэнхоупом. Оказывается, отныне ежегодный взнос в охотничий клуб возрастет до тысячи фунтов.
— Немалое повышение, — заметил Джек.
Адам рассказал о потоптанном кустарнике Сьюзен Фентон и о моем предложении.
— Нельзя же запретить гостям принимать участие в охоте, Аннабель,
— резко бросил Джек. — Неужели вы лишите и меня этой возможности?
Джек, заядлый охотник, частенько составлял нам компанию. Это обходилось ему недорого, поскольку он всегда мог взять лошадь в нашей конюшне.
— Боюсь, тебе придется вступить в наш клуб, Джек, если захочешь охотиться здесь в будущем году, — проговорила я.
В его глазах вдруг вспыхнул гнев, и он стукнул кулаком по столу с такой силой, что зазвенела посуда.
— Я не могу выложить тысячу фунтов за охоту, и ты прекрасно это знаешь, Аннабель!
Тетя Фанни что-то встревоженно пробормотала, а лакей поспешил вытереть со стола пролившееся вино.
— Если не научишься сдерживаться, Джек, попадешь в беду, — предостерег его дядя Адам. — Аннабель права. Сын Фентонов чудом не пострадал.
— Невелика потеря, — бросил Джек, — больше или меньше одним фермерским щенком — какая разница?
Глаза Нелл выразили ужас.
— Надеюсь, вы говорите не всерьез, мистер Грэндвил? — спокойно спросила мисс Стедхэм.
Джек бросил на нее быстрый взгляд. Тонко поджатые губы предвещали взрыв, но он взял себя в руки.
— Может, и не всерьез, — ответил он.
— Уверена, это глупая шутка. — Я задумчиво постучала пальцами по лежавшей у меня на коленях салфетке. Конечно, Джека нельзя лишить возможности охотиться. Тем более что он помогает присматривать за лошадьми. Впрочем, выход есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26