Шум ветра сразу утих, но ей казалось, что он лишь коварно где-то затаился.
Придя к себе в комнату, Паскаль, прежде чем лечь, долго прислушивалась к звукам и шорохам старого дома. Она была не из числа впечатлительных, поскольку долгие ночи проводила на дежурствах в пустынных клиниках, да и самостоятельные полеты хорошо способствовали тренировке самообладания, тем не менее сегодняшним вечером ей не удавалось справиться с беспокойством.
Забравшись под одеяло, она не стала выключать лампу у изголовья и, слушая шум дождя и завывание в каминной трубе, пыталась расслабиться.
– Я не хочу, чтобы мне было страшно в Пейроле… Я у себя дома, я в безопасности, – шепотом повторила она. Но лишь пару часов спустя, когда колеса машины Авроры зашуршали по гравию главной аллеи, Паскаль вздохнула с облегчением.
Глава 5
Бенжамену Монтагу недавно исполнилось семьдесят два года. У него была приятная внешность, элегантная манера держаться, и он охотно отвечал на вопросы Паскаль.
Когда она вошла в бар, где они условились встретиться, он сразу ее узнал и пошел ей навстречу. Спросив, что она хочет выпить, он повел ее к столику. Ему была в радость эта неожиданная встреча, позволившая познакомиться со своей племянницей.
– Ведь мой отец был вашим дедушкой! – хихикнув, произнес он.
Паскаль нашла адрес Бенжамена Монтага в ежегодном каталоге и была удивлена его искренней готовностью встретиться, но с первых же слов разговора поняла, что он ничем не сможет ей помочь.
– Эти семейные истории просто поразительны, не правда ли? Конечно, я хорошо помню Камиллу, поскольку в моем возрасте воспоминания юности – самые четкие. Если хотите, чтобы я рассказал о детстве Камиллы, то здесь не возникнет затруднений. Мне было двенадцать лет, когда мой отец вернулся из Ханоя с этим ребенком на руках. В доме долгое время царила драматическая атмосфера, как вы понимаете… Затем мой отец умер, а Камиллу отправили в пансион.
– Ваша мать не любила ее?
– Как она могла ее любить? Подумайте сами, она ждала мужа целых шесть лет, все глаза выплакала, и тут он возвращается с незаконнорожденным младенцем, которого зачал с какой-то вьетнамкой! Поверьте, шестьдесят лет назад людские пересуды имели огромное значение. С тех пор как Камиллу отправили в пансион, я ее никогда больше не видел. Сам я уехал на учебу в Лондр.
– Вы могли видеться во время каникул. Бенжамен Монтаг пожал плечами и улыбнулся.
– Я не торопился возвращаться. Моя мать была очень… строгой. У меня был старший брат, который также рано покинул дом, и истеричная сестра. К тому же я много путешествовал.
Видя, что Паскаль едва пригубила вино и явно была разочарована услышанным, он прошептал, наклонившись к ней:
– Бар «Навуходоносор», без сомнения, считается самым лучшим среди истинных ценителей. – Затем он вздохнул и добавил: – Я легко узнал вас, вы так похожи на Камиллу. По крайней мере, на тот ее образ, который остался в моей памяти. Вообще она была более хрупкой, чем вы. Ей жилось у нас плохо, и, закончив учебу в пансионе, она попросила разрешения уехать от нас. Моя мать сразу же согласилась, как вы понимаете. Она отвезла ее в Париж и оставила там одну, безо всяких видов на будущее. О Камилле долго не было новостей, и хотя говорить об этом довольно жестоко по отношению к вам, я все же скажу, что моя мать, законная опекунша Камиллы, попросту отделалась от нее.
Он рассказывал все это ровным, слегка печальным тоном, возможно думая о том, что мог бы что-то сделать для своей сестры, которой не досталось ни капельки любви. У Паскаль сжалось сердце, и она спросила:
– И вы никогда не говорили о ней? Но это же невозможно!
– Нет, очень даже возможно… Но она и сама не желала ничего сообщать о себе. Я думаю, что в то время у нее были серьезные трудности. Мать не посвящала меня в детали, я тогда был в Австрии и редко звонил домой. Помню, что Камилла вышла замуж, у нее родился ребенок, затем муж ее бросил. Мать торжествовала, видимо считая, что от такой девушки ничего другого и ожидать не приходилось.
Паскаль откинулась в кресле и пристально посмотрела на Бенжамена, который продолжал:
– Моя мать была несправедлива, ограниченна, надменна – все что хотите, я согласен! Но в те времена Камилла была позорным пятном на семье Монтаг. Тем не менее она ничего не требовала и, поссорившись с моей матерью окончательно, закрыла за собой дверь навсегда. Несмотря на внешнюю хрупкость, она обладала довольно сильным характером. Да вы, вероятно, и сами это знаете… Позже я узнал, что она вышла замуж за врача из Альби, и, уверяю вас, я был очень рад за нее.
– Рады за нее только потому, что это успокаивало вашу совесть?
Негодование Паскаль еще сильнее опечалило старого господина. Он опустил глаза.
– Я никогда не слышала ничего более циничного, чем то, что вы мне рассказываете. Это же была ваша сводная сестра, и, насколько я понимаю, никто из вас ни разу не защитил ее. Ваш отец в гробу бы перевернулся, узнав все это!
И хотя Паскаль говорила на повышенных тонах, Бенжамен удержался от того, чтобы взглянуть на реакцию окружающих. Каким же эгоистичным и равнодушным представлялся он ей, будучи молодым человеком!
– Я знаю, вас угнетает вся эта история, – пробормотал он. – Но поймите меня, я не горжусь ни своим прошлым, ни своей семьей. Мы поступили очень плохо, мой отец умер слишком рано. Он бы не позволил, чтобы все произошло именно так, хотя я не думаю, что он был уж очень привязан к Камилле. Он привез ее, повинуясь чувству долга, и наверняка предвидел трудности, которые ему предстояло пройти… Моя мать никогда не была щедрой женщиной, она также не простила ему неверности, предательства и, разумеется, незаконнорожденного младенца, и весь этот гнев обрушился на голову Камиллы. Впрочем, она никогда не поднимала на нее руку.
– Уже хорошо!
Чтобы окончательно не дать волю своему гневу, Паскаль осушила до дна стакан. Бенжамен тоже допил свой и дал знак официанту, чтобы тот еще налил им вина. Помолчав, Паскаль снова взглянула на человека, который был ее дядей.
– Моя мать вычеркнула из жизни всю вашу семью, – напряженно произнесла она. – Вы первый из Монтагов, с которым я познакомилась.
– Не утруждайте себя знакомством с остальными, мой брат и моя сестра, без всякого сомнения, и разговаривать с вами не станут. Они относились к Камилле как к незаслуженному позору и во всем поддерживали мать. Мне кажется, что они были еще хуже ее.
– А вы?
– Я был далеко и, как уже объяснил вам, ограничился собственным равнодушием, что, конечно, тоже не делает мне чести.
– А что стало с тем ребенком, которого Камилла родила в Париже?
– С ребенком?..
Он в растерянности смотрел на нее секунды три, не понимая смысла вопроса.
– Ну, он, кажется, умер еще совсем маленьким, разве не так? По крайней мере, я слышал что-то вроде этого… Вы же наверняка знаете больше меня!
– Нет, я не знаю. В этом и вся проблема, месье Монтаг. Юность моей матери была запретной темой для разговоров, и она никогда не упоминала ни о своем первом браке, ни о первом ребенке. Лишь по стечению обстоятельств я недавно кое-что узнала об этом.
– Но ваш отец должен быть в курсе, я думаю… Паскаль неизменно возвращалась к этому выводу: ей нужно расспросить отца. Почему ей не хотелось обращаться с этим к отцу? Она боялась его ответов или же того, что он станет ей лгать?
– Я могу быть еще вам чем-то полезен, Паскаль? – обратился к ней Бенжамен с печальной улыбкой.
– Нет, не думаю… Спасибо за то, что уделили мне время. Я немногое узнала от вас, но все же…
Она так надеялась на эту встречу и была разочарована тем, что этот пожилой месье почти ничего не смог ей сообщить, хоть и старался быть искренним. Он рассказал ей все, что знал сам. У нее не было никакого желания знакомиться с другими членами семьи Монтаг, поскольку она заранее знала, что эта встреча принесет ей боль.
– Да, жизнь скверно устроена, – вздохнул Бенжамен. – При других обстоятельствах мы были бы рады познакомиться с вами, не правда ли? Увы! Мы слишком плохо обращались с вашей матерью, и вы никогда не захотите считать нас вашими родственниками. Я сам уже начал забывать эту историю, что, конечно же, непростительно с моей стороны.
«Забывать». Как это страшно – предать Камиллу забвению.
Паскаль увидела, что Бенжамен учтиво положил банкноту на столик. Вставая, она внимательно смотрела на него, чтобы получше запечатлеть его образ в своей памяти.
Надин спустилась с кафедры; вокруг царило абсолютное молчание: ни один студент не осмеливался шелохнуться, пока она не скроется за маленькой дверью в конце помоста, – это уже стало традицией. Лекции, которые она читала в микрофон, всегда были одинаково успешны. Другие профессора старались вызвать интерес к своему предмету, поощряли смех и вопросы, пытались установить дружеский контакт с аудиторией, но Надин не беспокоилась об этом. Она не искала популярности, потому не передавала свои знания, а сурово проповедовала научные истины.
В этот день, как и обычно, она говорила в течение двух часов, и студенты благоговейно ее слушали. Но, покидая здание медицинского факультета, она почувствовала, как к ней возвращался гнев. Как этот идиот, ее брат, посмел встречаться с Паскаль Фонтанель? Что он там ей наговорил? Бенжамен всегда держался в стороне, постоянно где-то путешествовал и хуже всех знал Камиллу. Да, эта крошка Фонтанель вовсе не дура, она пытается завоевать расположение Монтагов. Нет, скорее всего, она наводит справки по поводу наследства. Но она ничего не узнает! Хотя Камилла и считалась наследницей имущества наравне с Надин и двумя ее братьями, нотариусу дали понять, что она от всего отказалась и не желала видеть никого из Монтагов. Она вышла замуж за Анри Фонтанеля и жила безбедно.
Надин остановилась, преодолевая одышку. Она шла слишком быстро, к тому же за последнее время сильно растолстела. Почему же она так много ест, хотя сама рекомендует своим пациентам не набирать лишний вес? Днем она питается в столовой клиники, а дома по вечерам жадно поедает бутерброды, уткнувшись носом в медицинский журнал, и периодически собирается купить себе фруктов и свежих овощей…
Несмотря на благие намерения, у нее не находилось времени на то, чтобы попасть на рынок. Вся ее жизнь была посвящена службе в пневмологическом отделении клиники Пюрпан. Если бы Абель Монтаг дожил до этих дней и увидел, чего сумела достичь Надин, он очень гордился бы ею. Она смогла бы показать ему, на что способна, и доказать, что она лучшая! А вот Камилла ни на что не была способна в своей жизни, кроме как забрюхатеть от первого встречного. И только второй брак спас ее от заурядного существования. Доброта тоже должна иметь свои границы. В детстве Надин не могла выносить нежных взглядов отца на Камиллу, кипела от ярости, когда он называл ее красивой. Надин чувствовала себя отвергнутой. Ну и красавица – желтая кожа, волосы жесткие, как палки, огромные черные глаза… Надин тысячу раз спрашивала свою мать, была ли эта девчонка красивой, и всякий раз та отвечала, что Камилла похожа на лимон. Что касалось Надин, то ее непритязательная внешность называлась «интересной»… Она рано поняла, что природа обошлась с ней скупо, поэтому искала другие способы снискать восхищение.
Отдышавшись, она направилась к своей машине. За последние годы она практически не вспоминала подробностей своего детства, но присутствие Паскаль Фонтанель в ее отделении постоянно возвращало ее к этим воспоминаниям.
Хорошо еще, что брат предупредил ее об этой встрече, и она потребовала, чтобы он не упоминал ее имени. Если Паскаль не будет знать о принадлежности профессора Надин Клеман к семье Монтаг, она, по крайней мере, не сможет сказать ей: «Ведь вы как-никак моя тетя!» Надо обязательно позвонить Бенжамену и узнать, о чем они говорили.
Боже, ей действительно нужно избавиться от этой женщины, пока не произошла катастрофа.
К середине недели погода изменилась. Вернулось солнце, но вместе с ним пришли настоящие холода. В борьбе, которую Паскаль вела с Люсьеном Лестрейдом, садовник явно пересиливал ее. Он вскапывал землю по своему усмотрению и сажал свои луковицы, где хотел. Однажды в субботу, в середине ноября, он объявил свою работу законченной, однако не пожелал вернуть ключ от маленькой двери, ссылаясь на то, что потерял его. Паскаль смирилась с тем, что весной он наверняка вернется, однако до этого времени она обретет в Пейроле покой.
В Пюрпане ей досаждали постоянные нападки Надин Клеман, дома предстояли хлопоты по устройству рождественского праздника. Она пригласила к себе на Рождество отца и брата, но еще не получила от них определенного ответа; их словно пугала перспектива провести в Пейроле целых два дня. Встречное предложение собраться вместе в Сен-Жермен Паскаль напрочь отвергла. Она хотела встречать Рождество в настоящем доме, с камином, покрытой снегом лужайкой, а не просидеть его в городской квартире. Кроме того, ей хотелось воспользоваться присутствием отца, чтобы вызвать его на разговор, который невозможно было вести по телефону. Иногда по вечерам, перед тем как лечь спать, она повторяла про себя список вопросов к отцу. Она формулировала их тактично, однако в итоге смысл их сводился к одному: «Почему ты мне солгал?»
С наступлением зимы и коротких дней путь в Тулузу и обратно приходилось совершать в темноте. Паскаль и Аврора старались совместить свои рабочие графики, но это не всегда удавалось. И ездить, и оставаться в доме им часто приходилось в одиночестве. Проблемы накапливались, утомляли, и Паскаль невольно задавалась вопросом: разумно ли каждый день преодолевать столько километров, чтобы работать у такой начальницы, как Надин?
В редкие свободные минуты Паскаль безрезультатно искала Рауля Косте. Люди по фамилии Косте, с которыми она связывалась, не знали никакого Рауля. Она огорчалась, теряла надежду, но по-прежнему не отступала от своей цели, теша себя уверенностью, что однажды она сможет узнать правду о беззаботной Юлии.
Когда утром в первую пятницу декабря Паскаль приехала на работу, секретарь передала ей записку, подписанную Лораном, в которой учтиво говорилось о вызове к директору.
– Вийнев вызывает меня к себе в одиннадцать часов, – шепнула она Авроре, когда выдалась свободная минутка. – Как ты думаешь, это плохой признак?
– Не исключено, что наша корова в очередной раз что-то замыслила против тебя!
Паскаль, после обхода своих пациентов, не отказалась от привычки зайти в ординаторскую, чтобы выпить с Авророй чашечку кофе. Подруга тщательно прикрыла дверь и с сияющим видом объявила:
– Сегодня вечером я обедаю вместе с Жоржем.
– Опять? Отлично!
– Мы еще не дошли до серьезных отношений, но я обожаю его компанию. Он замечательный, редкий человек.
– Редкий? К счастью, замечательных людей не так уж и мало.
– Мне до него не встречались. Я об этом никому не рассказываю, ты же знаешь, какие у нас злые языки…
Чтобы не давать повода для сплетен, здесь лучше было никого не посвящать в подробности своей личной жизни.
– Надеюсь, и твое свидание пройдет хорошо, – добавила Аврора, оглядывая Паскаль с головы до ног.
Они несколько раз обсуждали в своих разговорах Лорана Вийнева, и Паскаль не скрывала, что испытывает к нему интерес.
– Предпочла бы встречаться с ним в аэроклубе, а в кабинете он действует на меня как-то удручающе! – сказала она, смеясь.
– Думаю, что ты оказываешь на него противоположное впечатление, – заметила Аврора, – но не забывай, с кем имеешь дело.
– Ни в коем случае.
Паскаль понимающе улыбнулась и направилась в служебную раздевалку, где оставила стетоскоп, сняла халат и надела поверх черного пуловера парку. Администрация располагалась в другом помещении, а на улице было очень холодно.
В коридоре она встретила одного из своих пациентов, который проходил тест на определение интенсивности дыхания. В течение десяти минут ему требовалось ходить в определенном режиме, и Жорж Матеи покорно сопровождал его, фиксируя данные специальным аппаратом.
– Желаю приятной прогулки! – дружески подмигнула им Паскаль.
Она была не единственным врачом, использующим новейшие диагностические методы. То, что Надин Клеман предпочитала старые и опиралась лишь на свою собственную диагностику, нисколько не смущало Паскаль, ведь она принадлежала к другому поколению.
По-прежнему гадая о причине вызова, Паскаль обратилась к секретарше Лорана Вийнева, но та лишь ответила:
– Месье директор ожидает вас.
Чувствуя себя немного напряженно, Паскаль прошла в большой светлый кабинет. Здесь было тепло, по стенам располагались книжные стеллажи черного дерева, уютно смотрелись кресла, обитые светло-коричневой кожей. Лоран сидел за столом, но сразу поднялся навстречу Паскаль.
– Сожалею, что мне пришлось вызвать вас таким образом, однако это единственная причина для Надин Клеман позволить вам покинуть рабочее место!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Придя к себе в комнату, Паскаль, прежде чем лечь, долго прислушивалась к звукам и шорохам старого дома. Она была не из числа впечатлительных, поскольку долгие ночи проводила на дежурствах в пустынных клиниках, да и самостоятельные полеты хорошо способствовали тренировке самообладания, тем не менее сегодняшним вечером ей не удавалось справиться с беспокойством.
Забравшись под одеяло, она не стала выключать лампу у изголовья и, слушая шум дождя и завывание в каминной трубе, пыталась расслабиться.
– Я не хочу, чтобы мне было страшно в Пейроле… Я у себя дома, я в безопасности, – шепотом повторила она. Но лишь пару часов спустя, когда колеса машины Авроры зашуршали по гравию главной аллеи, Паскаль вздохнула с облегчением.
Глава 5
Бенжамену Монтагу недавно исполнилось семьдесят два года. У него была приятная внешность, элегантная манера держаться, и он охотно отвечал на вопросы Паскаль.
Когда она вошла в бар, где они условились встретиться, он сразу ее узнал и пошел ей навстречу. Спросив, что она хочет выпить, он повел ее к столику. Ему была в радость эта неожиданная встреча, позволившая познакомиться со своей племянницей.
– Ведь мой отец был вашим дедушкой! – хихикнув, произнес он.
Паскаль нашла адрес Бенжамена Монтага в ежегодном каталоге и была удивлена его искренней готовностью встретиться, но с первых же слов разговора поняла, что он ничем не сможет ей помочь.
– Эти семейные истории просто поразительны, не правда ли? Конечно, я хорошо помню Камиллу, поскольку в моем возрасте воспоминания юности – самые четкие. Если хотите, чтобы я рассказал о детстве Камиллы, то здесь не возникнет затруднений. Мне было двенадцать лет, когда мой отец вернулся из Ханоя с этим ребенком на руках. В доме долгое время царила драматическая атмосфера, как вы понимаете… Затем мой отец умер, а Камиллу отправили в пансион.
– Ваша мать не любила ее?
– Как она могла ее любить? Подумайте сами, она ждала мужа целых шесть лет, все глаза выплакала, и тут он возвращается с незаконнорожденным младенцем, которого зачал с какой-то вьетнамкой! Поверьте, шестьдесят лет назад людские пересуды имели огромное значение. С тех пор как Камиллу отправили в пансион, я ее никогда больше не видел. Сам я уехал на учебу в Лондр.
– Вы могли видеться во время каникул. Бенжамен Монтаг пожал плечами и улыбнулся.
– Я не торопился возвращаться. Моя мать была очень… строгой. У меня был старший брат, который также рано покинул дом, и истеричная сестра. К тому же я много путешествовал.
Видя, что Паскаль едва пригубила вино и явно была разочарована услышанным, он прошептал, наклонившись к ней:
– Бар «Навуходоносор», без сомнения, считается самым лучшим среди истинных ценителей. – Затем он вздохнул и добавил: – Я легко узнал вас, вы так похожи на Камиллу. По крайней мере, на тот ее образ, который остался в моей памяти. Вообще она была более хрупкой, чем вы. Ей жилось у нас плохо, и, закончив учебу в пансионе, она попросила разрешения уехать от нас. Моя мать сразу же согласилась, как вы понимаете. Она отвезла ее в Париж и оставила там одну, безо всяких видов на будущее. О Камилле долго не было новостей, и хотя говорить об этом довольно жестоко по отношению к вам, я все же скажу, что моя мать, законная опекунша Камиллы, попросту отделалась от нее.
Он рассказывал все это ровным, слегка печальным тоном, возможно думая о том, что мог бы что-то сделать для своей сестры, которой не досталось ни капельки любви. У Паскаль сжалось сердце, и она спросила:
– И вы никогда не говорили о ней? Но это же невозможно!
– Нет, очень даже возможно… Но она и сама не желала ничего сообщать о себе. Я думаю, что в то время у нее были серьезные трудности. Мать не посвящала меня в детали, я тогда был в Австрии и редко звонил домой. Помню, что Камилла вышла замуж, у нее родился ребенок, затем муж ее бросил. Мать торжествовала, видимо считая, что от такой девушки ничего другого и ожидать не приходилось.
Паскаль откинулась в кресле и пристально посмотрела на Бенжамена, который продолжал:
– Моя мать была несправедлива, ограниченна, надменна – все что хотите, я согласен! Но в те времена Камилла была позорным пятном на семье Монтаг. Тем не менее она ничего не требовала и, поссорившись с моей матерью окончательно, закрыла за собой дверь навсегда. Несмотря на внешнюю хрупкость, она обладала довольно сильным характером. Да вы, вероятно, и сами это знаете… Позже я узнал, что она вышла замуж за врача из Альби, и, уверяю вас, я был очень рад за нее.
– Рады за нее только потому, что это успокаивало вашу совесть?
Негодование Паскаль еще сильнее опечалило старого господина. Он опустил глаза.
– Я никогда не слышала ничего более циничного, чем то, что вы мне рассказываете. Это же была ваша сводная сестра, и, насколько я понимаю, никто из вас ни разу не защитил ее. Ваш отец в гробу бы перевернулся, узнав все это!
И хотя Паскаль говорила на повышенных тонах, Бенжамен удержался от того, чтобы взглянуть на реакцию окружающих. Каким же эгоистичным и равнодушным представлялся он ей, будучи молодым человеком!
– Я знаю, вас угнетает вся эта история, – пробормотал он. – Но поймите меня, я не горжусь ни своим прошлым, ни своей семьей. Мы поступили очень плохо, мой отец умер слишком рано. Он бы не позволил, чтобы все произошло именно так, хотя я не думаю, что он был уж очень привязан к Камилле. Он привез ее, повинуясь чувству долга, и наверняка предвидел трудности, которые ему предстояло пройти… Моя мать никогда не была щедрой женщиной, она также не простила ему неверности, предательства и, разумеется, незаконнорожденного младенца, и весь этот гнев обрушился на голову Камиллы. Впрочем, она никогда не поднимала на нее руку.
– Уже хорошо!
Чтобы окончательно не дать волю своему гневу, Паскаль осушила до дна стакан. Бенжамен тоже допил свой и дал знак официанту, чтобы тот еще налил им вина. Помолчав, Паскаль снова взглянула на человека, который был ее дядей.
– Моя мать вычеркнула из жизни всю вашу семью, – напряженно произнесла она. – Вы первый из Монтагов, с которым я познакомилась.
– Не утруждайте себя знакомством с остальными, мой брат и моя сестра, без всякого сомнения, и разговаривать с вами не станут. Они относились к Камилле как к незаслуженному позору и во всем поддерживали мать. Мне кажется, что они были еще хуже ее.
– А вы?
– Я был далеко и, как уже объяснил вам, ограничился собственным равнодушием, что, конечно, тоже не делает мне чести.
– А что стало с тем ребенком, которого Камилла родила в Париже?
– С ребенком?..
Он в растерянности смотрел на нее секунды три, не понимая смысла вопроса.
– Ну, он, кажется, умер еще совсем маленьким, разве не так? По крайней мере, я слышал что-то вроде этого… Вы же наверняка знаете больше меня!
– Нет, я не знаю. В этом и вся проблема, месье Монтаг. Юность моей матери была запретной темой для разговоров, и она никогда не упоминала ни о своем первом браке, ни о первом ребенке. Лишь по стечению обстоятельств я недавно кое-что узнала об этом.
– Но ваш отец должен быть в курсе, я думаю… Паскаль неизменно возвращалась к этому выводу: ей нужно расспросить отца. Почему ей не хотелось обращаться с этим к отцу? Она боялась его ответов или же того, что он станет ей лгать?
– Я могу быть еще вам чем-то полезен, Паскаль? – обратился к ней Бенжамен с печальной улыбкой.
– Нет, не думаю… Спасибо за то, что уделили мне время. Я немногое узнала от вас, но все же…
Она так надеялась на эту встречу и была разочарована тем, что этот пожилой месье почти ничего не смог ей сообщить, хоть и старался быть искренним. Он рассказал ей все, что знал сам. У нее не было никакого желания знакомиться с другими членами семьи Монтаг, поскольку она заранее знала, что эта встреча принесет ей боль.
– Да, жизнь скверно устроена, – вздохнул Бенжамен. – При других обстоятельствах мы были бы рады познакомиться с вами, не правда ли? Увы! Мы слишком плохо обращались с вашей матерью, и вы никогда не захотите считать нас вашими родственниками. Я сам уже начал забывать эту историю, что, конечно же, непростительно с моей стороны.
«Забывать». Как это страшно – предать Камиллу забвению.
Паскаль увидела, что Бенжамен учтиво положил банкноту на столик. Вставая, она внимательно смотрела на него, чтобы получше запечатлеть его образ в своей памяти.
Надин спустилась с кафедры; вокруг царило абсолютное молчание: ни один студент не осмеливался шелохнуться, пока она не скроется за маленькой дверью в конце помоста, – это уже стало традицией. Лекции, которые она читала в микрофон, всегда были одинаково успешны. Другие профессора старались вызвать интерес к своему предмету, поощряли смех и вопросы, пытались установить дружеский контакт с аудиторией, но Надин не беспокоилась об этом. Она не искала популярности, потому не передавала свои знания, а сурово проповедовала научные истины.
В этот день, как и обычно, она говорила в течение двух часов, и студенты благоговейно ее слушали. Но, покидая здание медицинского факультета, она почувствовала, как к ней возвращался гнев. Как этот идиот, ее брат, посмел встречаться с Паскаль Фонтанель? Что он там ей наговорил? Бенжамен всегда держался в стороне, постоянно где-то путешествовал и хуже всех знал Камиллу. Да, эта крошка Фонтанель вовсе не дура, она пытается завоевать расположение Монтагов. Нет, скорее всего, она наводит справки по поводу наследства. Но она ничего не узнает! Хотя Камилла и считалась наследницей имущества наравне с Надин и двумя ее братьями, нотариусу дали понять, что она от всего отказалась и не желала видеть никого из Монтагов. Она вышла замуж за Анри Фонтанеля и жила безбедно.
Надин остановилась, преодолевая одышку. Она шла слишком быстро, к тому же за последнее время сильно растолстела. Почему же она так много ест, хотя сама рекомендует своим пациентам не набирать лишний вес? Днем она питается в столовой клиники, а дома по вечерам жадно поедает бутерброды, уткнувшись носом в медицинский журнал, и периодически собирается купить себе фруктов и свежих овощей…
Несмотря на благие намерения, у нее не находилось времени на то, чтобы попасть на рынок. Вся ее жизнь была посвящена службе в пневмологическом отделении клиники Пюрпан. Если бы Абель Монтаг дожил до этих дней и увидел, чего сумела достичь Надин, он очень гордился бы ею. Она смогла бы показать ему, на что способна, и доказать, что она лучшая! А вот Камилла ни на что не была способна в своей жизни, кроме как забрюхатеть от первого встречного. И только второй брак спас ее от заурядного существования. Доброта тоже должна иметь свои границы. В детстве Надин не могла выносить нежных взглядов отца на Камиллу, кипела от ярости, когда он называл ее красивой. Надин чувствовала себя отвергнутой. Ну и красавица – желтая кожа, волосы жесткие, как палки, огромные черные глаза… Надин тысячу раз спрашивала свою мать, была ли эта девчонка красивой, и всякий раз та отвечала, что Камилла похожа на лимон. Что касалось Надин, то ее непритязательная внешность называлась «интересной»… Она рано поняла, что природа обошлась с ней скупо, поэтому искала другие способы снискать восхищение.
Отдышавшись, она направилась к своей машине. За последние годы она практически не вспоминала подробностей своего детства, но присутствие Паскаль Фонтанель в ее отделении постоянно возвращало ее к этим воспоминаниям.
Хорошо еще, что брат предупредил ее об этой встрече, и она потребовала, чтобы он не упоминал ее имени. Если Паскаль не будет знать о принадлежности профессора Надин Клеман к семье Монтаг, она, по крайней мере, не сможет сказать ей: «Ведь вы как-никак моя тетя!» Надо обязательно позвонить Бенжамену и узнать, о чем они говорили.
Боже, ей действительно нужно избавиться от этой женщины, пока не произошла катастрофа.
К середине недели погода изменилась. Вернулось солнце, но вместе с ним пришли настоящие холода. В борьбе, которую Паскаль вела с Люсьеном Лестрейдом, садовник явно пересиливал ее. Он вскапывал землю по своему усмотрению и сажал свои луковицы, где хотел. Однажды в субботу, в середине ноября, он объявил свою работу законченной, однако не пожелал вернуть ключ от маленькой двери, ссылаясь на то, что потерял его. Паскаль смирилась с тем, что весной он наверняка вернется, однако до этого времени она обретет в Пейроле покой.
В Пюрпане ей досаждали постоянные нападки Надин Клеман, дома предстояли хлопоты по устройству рождественского праздника. Она пригласила к себе на Рождество отца и брата, но еще не получила от них определенного ответа; их словно пугала перспектива провести в Пейроле целых два дня. Встречное предложение собраться вместе в Сен-Жермен Паскаль напрочь отвергла. Она хотела встречать Рождество в настоящем доме, с камином, покрытой снегом лужайкой, а не просидеть его в городской квартире. Кроме того, ей хотелось воспользоваться присутствием отца, чтобы вызвать его на разговор, который невозможно было вести по телефону. Иногда по вечерам, перед тем как лечь спать, она повторяла про себя список вопросов к отцу. Она формулировала их тактично, однако в итоге смысл их сводился к одному: «Почему ты мне солгал?»
С наступлением зимы и коротких дней путь в Тулузу и обратно приходилось совершать в темноте. Паскаль и Аврора старались совместить свои рабочие графики, но это не всегда удавалось. И ездить, и оставаться в доме им часто приходилось в одиночестве. Проблемы накапливались, утомляли, и Паскаль невольно задавалась вопросом: разумно ли каждый день преодолевать столько километров, чтобы работать у такой начальницы, как Надин?
В редкие свободные минуты Паскаль безрезультатно искала Рауля Косте. Люди по фамилии Косте, с которыми она связывалась, не знали никакого Рауля. Она огорчалась, теряла надежду, но по-прежнему не отступала от своей цели, теша себя уверенностью, что однажды она сможет узнать правду о беззаботной Юлии.
Когда утром в первую пятницу декабря Паскаль приехала на работу, секретарь передала ей записку, подписанную Лораном, в которой учтиво говорилось о вызове к директору.
– Вийнев вызывает меня к себе в одиннадцать часов, – шепнула она Авроре, когда выдалась свободная минутка. – Как ты думаешь, это плохой признак?
– Не исключено, что наша корова в очередной раз что-то замыслила против тебя!
Паскаль, после обхода своих пациентов, не отказалась от привычки зайти в ординаторскую, чтобы выпить с Авророй чашечку кофе. Подруга тщательно прикрыла дверь и с сияющим видом объявила:
– Сегодня вечером я обедаю вместе с Жоржем.
– Опять? Отлично!
– Мы еще не дошли до серьезных отношений, но я обожаю его компанию. Он замечательный, редкий человек.
– Редкий? К счастью, замечательных людей не так уж и мало.
– Мне до него не встречались. Я об этом никому не рассказываю, ты же знаешь, какие у нас злые языки…
Чтобы не давать повода для сплетен, здесь лучше было никого не посвящать в подробности своей личной жизни.
– Надеюсь, и твое свидание пройдет хорошо, – добавила Аврора, оглядывая Паскаль с головы до ног.
Они несколько раз обсуждали в своих разговорах Лорана Вийнева, и Паскаль не скрывала, что испытывает к нему интерес.
– Предпочла бы встречаться с ним в аэроклубе, а в кабинете он действует на меня как-то удручающе! – сказала она, смеясь.
– Думаю, что ты оказываешь на него противоположное впечатление, – заметила Аврора, – но не забывай, с кем имеешь дело.
– Ни в коем случае.
Паскаль понимающе улыбнулась и направилась в служебную раздевалку, где оставила стетоскоп, сняла халат и надела поверх черного пуловера парку. Администрация располагалась в другом помещении, а на улице было очень холодно.
В коридоре она встретила одного из своих пациентов, который проходил тест на определение интенсивности дыхания. В течение десяти минут ему требовалось ходить в определенном режиме, и Жорж Матеи покорно сопровождал его, фиксируя данные специальным аппаратом.
– Желаю приятной прогулки! – дружески подмигнула им Паскаль.
Она была не единственным врачом, использующим новейшие диагностические методы. То, что Надин Клеман предпочитала старые и опиралась лишь на свою собственную диагностику, нисколько не смущало Паскаль, ведь она принадлежала к другому поколению.
По-прежнему гадая о причине вызова, Паскаль обратилась к секретарше Лорана Вийнева, но та лишь ответила:
– Месье директор ожидает вас.
Чувствуя себя немного напряженно, Паскаль прошла в большой светлый кабинет. Здесь было тепло, по стенам располагались книжные стеллажи черного дерева, уютно смотрелись кресла, обитые светло-коричневой кожей. Лоран сидел за столом, но сразу поднялся навстречу Паскаль.
– Сожалею, что мне пришлось вызвать вас таким образом, однако это единственная причина для Надин Клеман позволить вам покинуть рабочее место!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30